Валькирии исчезли. И только камни остались стоять посреди вересковой пустоши. Фрейдис сидела на валуне и дрожала всем телом. Замерзшая до костей Тола стояла, уставившись на чудовище, которое поднялось из трясины.

Это был волк — крепкий, плотного сложения волк, стоящий вертикально; шерсть на крупной голове росла клочьями, руки были человеческими, но длинными и со страшными когтями. В одной руке он держал чью-то голову и смотрел на нее так, будто собирался допросить ее.

Тола увидела, что в воде вокруг нее отражается небо и черные тучи, горящие огнем закатного солнца. У ее ног лежало обезглавленное тело Жируа.

Боковым зрением она уловила какое-то движение. Сначала Тола подумала, что это оборотень, но уже в следующий миг поняла, что ошиблась. Это был кто-то, похожий на оборотня. Гилфа.

— Это он? — спросил мальчик. — Это Господин Луис?

Он держал перед собой волчий камень, как будто хотел отгородиться от большого волка.

— Луис?

Существо медленно повернуло голову и взглянуло на нее.

— Луис? — опять проговорила она.

Внезапно со стороны болота, переливающегося красным светом, появилась Фрейдис с глубокой раной на боку.

— Это те самые ворота, — сказала она. — Здесь я и найду свою госпожу.

— Бойся меня! — воскликнуло существо. — Я — волк.

— Волк не станет говорить, что он волк, — спокойно произнесла Тола. — Он видит себя — мясо, которое есть он сам, и видит землю, которая не есть он сам. Человек создан из земли, так учат священники. Ты не можешь стать волком. Вот, приложи камень к коже.

Она указала на камень в руке у Гилфы.

— Не буду. Я упиваюсь этой битвой. Все люди — мясо, все, которые находятся во мне. Я слышу их шепот: Lei werreurs de Normadie son mor. Sur le table de Dieu. — Он оскалился.

Фрейдис встала рядом с Гилфой. Она взяла у него камень и сжала в левой руке.

— Страшный волк, — обратилась она к нему, — стань опять человеком. Я отправлюсь в Хель, чтобы выкупить жизнь моей госпожи. Я нянчила детей и знаю, что они примут лекарство с удовольствием, если дать потом конфетку.

Она прыгнула на чудовище, но оно было слишком быстрым, слишком сильным для нее. Оно оторвало Фрейдис от земли и схватило ее за горло, собираясь сомкнуть на нем челюсти, но женщина выбросила вперед руку, в которой был зажат камень, и ударила волка в зубы. Чудовище раскрыло пасть, обнажив клыки, и впилось в руку, разрывая плоть и кроша кость зубами, мотая Фрейдис из стороны в сторону. Воительница кричала и била волка свободной рукой, но от тряски и ударов рука оторвалась, и волк швырнул Фрейдис в болото.

Он с жадностью сожрал руку и запрокинул голову, чтобы проглотить разгрызенную кость.

Руны, словно чайки, с пронзительным криком бросились за ней с высоты в воду, подняв тучи брызг. Волк нырнул в болото и там, щелкая челюстями, стал хватать их, как собака, гоняющаяся за мухами. Потом он поднял из воды тело норманна и держал его в руке, как человек держит куриную ножку, готовясь ее разломать.

Пару мгновений волк колебался, глядя на тело, будто не понимал, что это. Потом выпустил труп из руки, и тот упал в воду. Затем волк сел. Тола наблюдала за волком. Гилфа стоял как громом пораженный, боясь пошевелиться.

Солнце взошло, и в его лучах вода стала цвета серого камня, следы кипящей крови исчезли.

Она подумала, что нужно уходить отсюда. Но куда ей было идти? Это место, с шепчущимися камнями, с воспоминаниями об умершей любви, о друзьях и врагах, было отправной точкой, с которой началось путешествие в это безумие. Были ли эти ворота между мирами? Она чувствовала, что это место являлось чем-то большим — местом, где фрагменты истории о смерти, рассказанной сумасшедшим богом, все еще гудят в камнях и на склонах холмов. Она была частью этой истории, и, если она уйдет, ей придется найти следующую часть, восстановить порядок и здравомыслие, а может, и мир. В противном случае все дороги приведут обратно, сюда. Холм был водоворотом в потоке, всегда затягивающим ее назад.

Она подошла к волку. Он наблюдал за ней.

— В тебе есть острая руна. Ты можешь разрезать нить судьбы. Ты же знаешь это.

— Что я ищу?

— Смерть. Место, где ты умрешь.

— Я пыталась жить.

— Ты разрежешь нить собственной судьбы. Я — тот, кто может разорвать и сожрать тебя на этом холме в один миг, но обещаю, что ты не умрешь. Я тот, кто спасал и защищал тебя, и я обещаю, что ты не умрешь.

— А если ты больше не хозяин себе?

— Камень внутри меня. Если он выйдет, я найду его и буду носить.

— Мне нужно согреться, — сказала она.

Тола выбралась из болота, насквозь мокрая и дрожащая от холода. Она развела костер из одежды павших, из их копий и топоров. Она смотрела на огонь, от ее одежды шел пар, и ей стало немного теплей.

Волк сел рядом с ней. Гилфа тоже подошел к ним.

— Как давно я тебя знаю?

— Двадцать человеческих жизней, — ответил волк. — И ты останешься здесь или в месте, подобном этому, еще на две сотни жизней, если мы не завершим историю так, как она должна завершиться.

— Как?

— Когда придем на место — узнаешь.

Он протянул ей руку, но Тола отшатнулась.

— Я только хотел согреть, — сказал он.

Тола прижалась к волку, и он обнял ее. Гилфа отошел, чтобы подбросить веток в огонь. Он не уйдет. Даже он чувствовал притяжение судьбы.

— Я вернулась к тебе, — сказала она.

— Да.

— Ты станешь опять человеком.

— Если буду держать камень при себе.

— Тогда идем отсюда. Нам нужно найти убежище, где мы сможем дожить наши дни.

— Мои дни бесчисленны. И нет для нас убежища, только временное пристанище. Избавься от меня, Тола.

— Назови мои имена.

— Ты была Беатрис, Элис, Адисла… Или они играли твою роль в истории.

Она засыпала, убаюканная его животным теплом.

Над холмами ветер нес песню женщины, возлюбленной двоих мужчин, один из которых убил другого, а затем умер сам, чтобы угодить богу.

Утром она проснулась.

— Смерть на востоке, — сказала Тола. — За морем. Глубоко в земле поют без слов кости бога, и их песня нашла своего певца.