Луис решил, что применит двойной подход, и первой состав­ляющей будет страх.

Он начал с допроса чиновников из почтовой службы, с подчиненных Исайи. Он рисковал вызвать неудовольствие главы тайного сыска — что весьма чревато, — однако не же­лал больше терпеть от других. В Константинополе, понял он, либо ты толкаешь, либо толкают тебя.

Работа изматывала его. Он допросил множество людей, начиная с обычных курьеров и заканчивая закаленными ма­стерами шпионажа, которые в основном улыбались и, не стесняясь, пили его вино, пока он говорил. Допросы шли через пень-колоду, их полагалось вести, строго следуя двор­цовому протоколу. Луис, по совету своего слуги-евнуха, за­казал опахало своей официи и выучил пятиминутное офи­циальное приветствие. Его посетителям тоже полагалось приносить опахала, соответствующие их рангу и положению, и в комнате стояло четыре кресла: для него, для посетителя ниже рангом и для посетителя выше рангом. Самое роскош­ное кресло, стоявшее рядом с ним, не занимал никто. Оно предназначалось для императора и без слов говорило посе­тителям, что следствие ведется в интересах правителя.

Поначалу никто ни в чем не признавался, и Луис утешал себя тем, что весь этот процесс затеян исключительно для то­го, чтобы, так сказать, обозначить свою территорию, пока­зать двору, что он человек, с которым следует считаться. За­тем, после месяца утомительных встреч, он вызвал к себе одного из дворцовых остиариев, церемониальных приврат­ников, которым вручался список допущенных во дворец лиц, им же полагалось следить за верным соблюдением церемо­нии приветствия и представления.

Этот остиарий напоминал Луису богато расшитую поду­шку, такой он был жирный и пестро одетый.

— Знаешь ли ты или знал когда-нибудь кого-то, кто заклю­чает сделки с дьяволами, демонами и прочими злобными си­лами? — начал Луис.

— Никого не знаю, — ответил остиарий. И улыбнулся са­мой жизнерадостной улыбкой.

— Знаешь ли ты или знал когда-нибудь кого-то, кто зани­мается изготовлением магических амулетов, оберегов, со­ставлением заклинаний? — продолжал Луис.

— Никого не знаю, — ответил остиарий, улыбаясь. — Ес­ли ты надеешься обвинить меня, у тебя ничего не получится.

Луис поглядел в свои заметки и написал на листе «запира­ется». Затем перевел взгляд на остиария.

— С чего бы мне обвинять тебя? Ведь если ты ничего не скрываешь, то и обвинять тебя не в чем.

— Да, все именно так, но какая разница. Ты же знаешь. По­добного рода расспросы не ведут ни к чему хорошему. Одно неверное слово, и все.

— Одно неверное слово о чем?

У привратника вырвалось громкое «гм!».

— Ну, не знаю. Я просто хотел сказать, что с неверными словами никогда не знаешь наверняка. Ты не поймешь, что слово неверное, пока не произнесешь его.

Луис пристально поглядел на привратника.

— Ты когда-нибудь молился за здоровье императора?

— О, да. И часто.

— Ты когда-нибудь целовал изображение императора и просил у него благословения?

Остиарий как будто не знал, что на это отвечать. Несколь­ко секунд он сидел и хватал ртом воздух, словно жаба, кото­рая никак не может понять, проглотила ли она сейчас муху или осу.

— Я покажусь неверным слугой императора, если скажу нет.

Луис переплел пальцы рук и подался к нему, упираясь лок­тями в стол.

— Ты сознаешь, что это равносильно магическому обряду?

— Ну, о чем ты говоришь! Все так делают!

— Правда? — удивился Луис. — А ты не назовешь мне име­на этих «всех»?

— Нет, я...

— Так ты не желаешь открыть мне своих сообщников?

— Но это же смешно! С тем же успехом ты можешь зая­вить, что все, кто просят святую на городской стене благо­словить императора, творят заклинания. Люди вырезают изображения звезды и полумесяца, и все мы знаем, что это повелось еще тогда, когда имена святых были неизвестны.

Луис смотрел на остиария суровым взглядом. На самом деле ему было жаль этого толстяка. Он поклонялся дьяволу не больше самого Луиса. Он был наивен, несколько заблуж­дался по поводу собственного хитроумия, но в целом безо­биден. Однако Луису необходимо создать себе репутацию при дворе, снискать славу человека, которого лучше не сер­дить.

— А ты сам проделывал все это?

— Нет, я не...

— Если я прикажу прямо сейчас обыскать твое жилище, найду ли я там свидетельства идолопоклонничества или то­му подобного?

Остиарий покраснел.

— Мы простые люди, — проговорил он, — и нас очень пу­гает то, что происходит с небом. Иногда мы обращаемся к старым богам, но не для того чтобы навредить императору или городу. Тысячи людей вырезают у себя на стенах изобра­жения звезды и полумесяца. Это для защиты нас и импера­тора. Что в том дурного, это же символ города!

— Но ты только что признался, что вырезал этот символ, желая творить чары. Ты подвергаешь опасности свою душу. Ты знаком с проповедью Андрея Юродивого?

— Я не слушаю проповедей дураков, — заявил привратник, пытаясь обрести прежнее достоинство.

— Он был мудрец, — продолжал Луис, — который прики­нулся безумным и навлекал на себя насмешки других Христа ради. Он рассказывал историю Вигриноса, чародея, которого одна женщина попросила прочитать заклинание, чтобы ее блудливый муж любил только ее.

— Меня не интересуют глупые бабы.

Луис тонко улыбнулся.

— Тут все не так просто. Чародей прочитал заклинание, муж стал верным. Однако во снах женщину начали преследовать де­моны — черный пес ласкал ее, словно любовник, целовал пря­мо в губы, ей являлся эфиоп, распаленный страстью, и прочие ужасы. Она постилась и молилась, и на нее снизошло открове­ние: чтобы заклинание подействовало, чародей замарал свя­щенные иконы дерьмом, заправил волшебную лампу, которую отдал ей, собачьей мочой, вырезал на дне лампы имя Антихри­ста и слова «Жертвоприношение Сатане». Вот какую цену за­платила она, чтобы вернуть мужа. Расплатилась своей душой. Святой Андрей говорит, демоны часто используют магию как бы для изначально благого дела, чтобы ничего не подозреваю­щий человек подпал под их влияние. Неужели и с тобой случи­лось то же самое? Неужели ты стал жертвой демонов?

— Ты обладаешь великими познаниями, господин, однако же, нет. Я не... Нет!

Луис снова нацарапал что-то в своих бумагах. На самом де­ле, полную ерунду. Он всего лишь хотел запугать привратни­ка, хотя подозревал, что у него не очень-то получается. Он представил, будто человек перед ним мышь, а сам он — кот, следящий за ней. При этой мысли он усмехнулся, а приврат­ник, который как раз пытался заговорить, издал нечленораз­дельное мычанье.

— Тебя еще вызовут отвечать на вопросы, — пообещал Луис.

— Когда?

— Не могу сказать. Тебе придется подождать.

— Я не якшаюсь с дьяволами.

— Это уж мне решать, — заявил Луис. — Мне поручено вы­яснить причину неестественной погоды, причину появления огненного шара и прочих феноменов, которые тебя не каса­ются. Посему, пока я не отыщу настоящих поклонников дья­вола, я буду считать, что самых малых свидетельств достаточ­но для возбуждения подозрения. И я ожидаю, что ты и всякий, кто хочет отвести от себя подозрения, будет изо всех сил ста­раться и сообщать мне обо всем необычном, что может при­нести пользу расследованию.

— Да в пятидесяти шагах от дворца ты найдешь тысячу ча­родеев и предсказателей!

— Это люди темные, они не смогли бы сотворить магию, способную повлиять на цвет неба. Мы ищем кого-то, кто жи­вет при дворе, в том нет никаких сомнений.

— Я буду глядеть в оба, — пообещал привратник.

— Прекрасно, — сказал Луис. — Можешь не сомневаться, что уже скоро мы встретимся с тобой снова. Не исключено также, что мне придется на некоторое время препроводить те­бя в Нумеру. — Луис не собирался делать ничего подобного, но хотел хотя бы пригрозить.

— Господин...

— Да?

— У меня семья.

— Так постарайся сохранить ее, — посоветовал Луис.

Привратник несколько мгновений сидел, рассматривая свои

башмаки.

— А ты не хотел бы допросить кого-нибудь из узников Ну­меры? — спросил он.

— С чего бы?

— С политической точки зрения, было бы разумно начать с известных преступников и врагов государства.

— Тебе что-то известно, остиарий?

— Нет, — поспешно ответил он. — Ничего. Я просто по­думал, что список заключенных в Нумере был бы неплох для начала. Там уж наверняка сидят чародеи. Начальник священ­ных покоев всего несколько дней назад препроводил туда од­ного из них, одного араба, захваченного при Абидосе прямо в палатке императора, как я слышал.

— Какого еще араба?

— Я не знаю. Я просто слышал, как об этом поговаривали за бокалом вина.

— Кто поговаривал?

— Э... — Жирный привратник вдруг испугался называть имена. Луис сидел молча, предоставив остиарию заполнять паузу собственными страхами. — Стражник Мелетиос дол­жен знать.

Луис нисколько не удивился, что чародей попал в тюрьму, чародеи и еретики рано или поздно обязательно оказывают­ся под замком. Однако же остиарий счел нужным упомянуть об этом. До сих пор никто не заговаривал ни о каком чародее. Что само по себе было странно. Идиот Луис. Жизнь двора складывается из отдельных группок, загадок и тайных тече­ний, о которых он ничего не знает. Не исключено, что о суще­ствовании чародея известно далеко не всем. Может, не всем полагается знать, что дикарь, напавший на императора, был магом. Луису очень хотелось расспросить привратника попод­робнее. Но он понимал, что сейчас, выражаясь фигурально, пишет на тонком пергаменте. И очень просто прорвать его пе­ром и совершенно испортить всю работу. Лучше попридер­жать коней. Кроме того, до него доходило столько слухов, что их хватило бы выстроить мост до самой Нейстрии.

— Благодарю тебя за совет.

Привратник поклонился, и Луис опустил свое опахало, по­давая знак, что тот свободен. Когда он ушел, Луис написал за­писку Мелетиосу, сообщая, что он был назван свидетелем по делу о чародействе, поэтому через неделю обязан явиться для разговора. После чего Луис откинулся на спинку кресла и уста­вился в потолок. Беатрис, которая скрывалась за ширмой в дальней комнате, вышла к нему. Живот у нее заметно раз­росся, теперь ее положение было очевидно каждому.

— Ты прекрасно провел беседу.

— На самом деле нечестно так пугать людей.

— Для любого придворного жить в постоянной тревоге нормально. Ты просто говоришь с ними на том языке, кото­рый они понимают и уважают. Это принесет плоды гораздо быстрее, чем если бы ты прочитал все книги на свете.

Луис взял ее за руку.

— Я понимаю. Но мне все равно неловко.

— Да, однако же ты вынужден так поступать. Иначе нам не выжить. Мы добьемся для себя такого положения, что сможем благоденствовать здесь или хотя бы жить спокойно. Когда препозит ждет твоего отчета?

— Через два месяца. А когда появится ребенок?

— Доктор говорит, через месяц.

— Отлично, — сказал он.

— Почему?

— Потому что я все равно не разрешу этой загадки, и, ес­ли Господь пошлет нам мальчика, мы сможем вернуться к твоему отцу раньше, чем я встречусь с начальником.

— Ты разрешишь эту загадку, Луис. Я верю в тебя.

Он понизил голос и привлек ее к себе.

— А что, если решение приведет меня на самый верх?

Она поняла, что он имеет в виду — виновным может ока­заться начальник священных покоев. Стилиана сама намека­ла на это.

— Тогда тебе останется только знать это. Если наши дру­зья на поверку окажутся врагами, тогда, возможно, кто-то из врагов окажется другом. Об этом она упоминала.

— Это опасная игра.

— Куда опаснее ошибаться по незнанию. Неужели из до­просов ничего не прояснилось?

— Все слишком умны и слишком испуганы, чтобы на­звать имя, если, конечно, он действительно стоит за этим. Я же слишком умен и слишком испуган, чтобы спрашивать напрямую.

— Однако очень важно собрать все сведения, какие толь­ко возможно. Может, у тебя найдется предлог, чтобы рас­спросить людей о прошлом начальника священных покоев? И Стилианы тоже?

— Думаешь, она может быть замешана?

— Конечно, нет. Однако же полководец изучает местность, прежде чем двинуть свои войска. И тебе надо сделать то же самое.

Она шептала ему на ухо едва слышно.

Допрашивать придворных ему до смерти надоело, это уж точно. Конечно, допросы помогали ему запугивать их. Но он хотел больше знать о своем начальнике, который так или иначе и сам был напрямую связан с магией — пусть даже из­учал ее только для того, чтобы искоренить. И почему это на­чальник священных покоев не сказал ему, что посадил под замок колдуна?

Беатрис права. Наверное, подумал он, стоит совершить вылазку за городские стены. Исайе понравится, если он со­средоточит свое внимание на варягах, ну а сам он тем време­нем покопается в прошлом препозита.

— Завтра с утра и займусь, — сказал он.