Луис, потрясенный всем увиденным, помогал Аземару под­ниматься по лестницам Нумеры.

— Из жалости, — все повторял Аземар, — помоги кому-нибудь еще. У тебя есть власть, спаси их от темноты.

— Выводить из тюрьмы тебя уже довольно опасно, — ска­зал Луис. — Я не могу рисковать, выручая кого-то еще.

— Господь не заглядывает сюда, — сказал Аземар. — Он не видит. Он слепец, спотыкающийся в ночи. Разве ты не чув­ствуешь его запах? Он здесь. Я чую его, я слышу, как он дышит в тех коридорах.

Луис ничего не отвечал, помогая другу идти. Он не сомне­вался, что Аземар повредился в уме от непосильных испы­таний. Его необходимо отвести туда, где спокойно и чисто. Дворец идеальное убежище, однако Луиса напугали убийцы в тоннелях. Кто их подослал? Начальник священных покоев? Стилиана? «Варварская официя»? Кто знает?

Он ощущал себя таким уязвимым. Луис узнал о существо­вании человека-волка, и события ускорили ход. До сих пор ему только угрожали, однако не покушались на его жизнь. Луис не сомневался, что волк-чародей и есть ключ к разгадке того, что происходит вокруг. Беатрис во дворце, отдых и еда для Азема­ра там же. Ему придется вернуться в логово своих врагов.

Что же делать? Тщательного расследования потребовал им­ператор. Это он начал следствие, значит, он хотел бы, чтобы оно было проведено успешно, тщательно и аккуратно. Он един­ственный союзник Луиса, только ему никак не встретиться с ним. Луис не может просто так сбежать из дворца, найти им­ператора на поле боя и выложить ему все свои подозрения. Луис не сомневался, что его расследование затрагивает больших людей, союзников императора. Доказательства должны быть неопровержимыми, прежде чем он сможет действовать.

Аземар оглядывал подземелья Нумеры с ужасом.

— Он здесь, — сказал он.

— Кто здесь, Аземар?

— Рыжий с бледным лицом, который толкнул меня на путь греха.

— Идем, идем быстрее.

Луис уже подводил Аземара к первой двери. Два стражни­ка уставились на них, один вскинул руку.

— И куда это вы собрались? — спросил другой, рослый во­ин с косматой черной бородой.

— На улицу, — ответил Луис.

— Кто это?

— Узник начальника священных покоев. Я слуга началь­ника священных покоев, и я забираю его.

Луис сглотнул комок в горле. Мелетиос погиб, один из убийц добрался до него. Но шума здесь никто не слышал, его заглушили крики и стоны заключенных.

— Ваш Мелетиос проходит по делу, которое расследует официя начальника священных покоев. Этот человек нужен для следствия. Хотите, чтобы я доложил, как вы мешаете на­чальнику священных покоев исполнять дело государствен­ной важности?

— Но он не может выйти без официального приказа.

— Что тут у тебя такое?

Луис указала на простенький оберег, сделанный из моне­ты, который висел на шее стражника.

— Обычное украшение.

— Для чего ты носишь его?

Стражник отступил на шаг назад.

— Просто так, господин.

— Лично мне эта штуковина кажется подозрительно по­хожей на амулет, солдат. Сдается мне, что ты сам просверлил дырочку, бормоча при этом заклинания, чтобы защитить се­бя от черного неба.

— Но людям нужна какая-то защита, — сказал стражник.

— Это от дьявола! А я специально назначен, чтобы иско­ренять дьявольщину в этом городе. Мы вернем вам заклю­ченного.

— Нет! — вскрикнул Аземар.

— Мы вернем заключенного, ну а ты явишься ко мне для допроса завтра, в мои покои во дворце. Как тебя зовут?

Стражник побледнел.

— Пусть он уходит, — сказал второй. — Это квестор, на­значенный начальником священных покоев. У него большие полномочия.

Бородатый стражник отвел взгляд.

— Ладно, проходите, — пробормотал он.

— Нет, — сказал Луис, — ты пойдешь с нами. Поможешь нам выйти.

— Если надо...

— Надо!

Они прошли через все здание. Присутствие стражника из­бавило их от дальнейших расспросов, и вскоре в конце од­ного коридора забрезжил слабый дневной свет. Свобода!

— Вам придется подождать, чтобы уладить все формаль­ности, — сказал стражник, подходя к двери каморки в кон­це коридора.

— Сам все уладишь, — бросил Луис и повел Аземара в тю­ремный двор.

Стражники у ворот дважды взглянули на его испачканное казенное платье и смущенно застыли.

— Открывайте, — велел Луис. — Живо.

Стражники исполнили приказ, Луис взял Аземара за руку и вывел его из тюрьмы. Два дворцовых телохранителя кину­лись к Луису с видимым облегчением.

Аземар остановился, с изумлением поглядел на черный не­босвод.

— Весь мир тюрьма, — сказал он, — внутри которой дру­гие тюрьмы. Кубы темноты, вставленные друг в друга.

— Пошли.

Они пошли во дворец обходным путем, вдоль задней сте­ны, где имелась дверь для придворных, чтобы не проходить через предназначенный для публики Зал Девятнадцати Ди­ванов.

Луис прекрасно сознавал, какое грязное у него платье, как ужасно выглядит Аземар. Он закутал друга в свой плащ, бро­сив стражнику, спросившему, что за нищий идет с ним, что это не его ума дело. Стражник стушевался от такого ответа и тут же пропустил их.

Луис достиг своей цели — снискал репутацию страшного человека и добился уважения. Он ненавидел себя такого: лающего, рычащего пса, который не доверяет даже своему хозяину.

Они прошли по дворцовым коридорам до комнат Луиса. Он вошел первым.

— Слуга, неси еду и питье для нашего гостя. Сейчас же!

Только теперь он заметил, кто находится в комнате. Здесь был слуга, была Беатрис, пила что-то из чашки, а напротив нее на диване, предназначенном для гостей, сидел довольно странный посетитель. Мальчик, но не совсем мальчик. Кожа у него была гладкая, мышцы без всякого рельефа. Но при этом он был в железном нагруднике, на поясе болтались пу­стые ножны. Очень странно. Проносить оружие во дворец было запрещено, и почти все посетители отдавали свои ме­чи вместе с ножнами. Только не этот парень. Кажется, он очень хотел подчеркнуть, что обычно носит меч.

— Луис, что случилось? Кто это с тобой? — Беатрис пере­полняло беспокойство.

— Друг, — ответил он, — мой друг Аземар, из наших краев.

— Что с ним случилось?

— Не обращай внимания. Слуга, принеси ему воды, воды.

Слуга кинулся наливать воду из чаши, а взгляд Аземара блуждал по комнате.

— Здесь повсюду змеи, — сказал он.

— Это всего лишь картины, мой друг, это на картинах. — Луис не мог отвести глаз от мальчика на диване.

— Кто это? — спросил он.

— Кто-то из слуг императора, — сказала Беатрис. Аземар жадно глотал воду.

Змееглаз встал и поклонился.

— Я имею честь говорить с ученым Луисом?

— Сейчас не самое подходящее время, — сказал Луис, ука­зывая на Аземара.

— У меня очень важное дело. — Мальчик показал медаль, данную ему императором.

— Хватит с меня амулетов на сегодня, — сказал Луис.

— Это знак доверенного лица императора. Он дает его только тем, кому особо доверяет.

— Что ж, рад за тебя, — сказал Луис, — однако... — Ему в голову пришла одна мысль. Он же думал над тем, как ему попасть к императору. Этот мальчик может ему пригодиться.

— Я буду счастлив принять тебя позже, завтра, — сказал Луис, — просто в данный момент... — Он указал на свою грязную одежду, затем на Аземара.

— Ты примешь меня сейчас, — возразил Змееглаз.

Луис за время жизни во дворце сталкивался с разными не­ожиданностями, но этот мальчик вел себя поистине стран­но. Он даже смахивал на умалишенного. Аземар рухнул пря­мо на пол, Беатрис со слугой склонились над ним, однако мальчик вел себя так, будто все это было самым обычным де­лом. Он стоял, застыв в официальном поклоне, дожидаясь ответа Луиса.

— Положите Аземара на кровать, — велел Луис.

Аземара подняли и повлекли через всю комнату в спаль­ню в глубине покоев, а мальчик так и стоял, глядя на Луиса с величайшим вниманием. Он смотрел так пристально, что Луису стало не по себе.

— Но госпожа должна покинуть комнату, прежде чем мы начнем раздевать его, господин, — сказал слуга.

— Не валяй дурака, — отрезал Луис. — Еще поколение на­зад наши предки жили в общих домах. Неужели ты думаешь, что она никогда не видела голого мужчину?

— Люди будут болтать.

— Не будут, если ты не будешь. Сними с него эти обноски. И сходи за врачом, разве не видишь, что он ранен?

Слуга поклонился и вышел из комнаты, а Луис сам при­нялся стягивать с друга грязную одежду, Беатрис вышла, что­бы принести чистой воды и полотенце и обтереть его. Луис бросил одежду на пол, и она упала с влажным шлепком — настолько каждая ниточка пропиталась кровью. Все тело Аземара тоже было покрыто красными пятнами, однако он не был ранен. Луис так и не нашел ни одной царапины.

— Когда же я могу рассчитывать на аудиенцию? — спро­сил Змееглаз. — Я с удовольствием расскажу императору о твоих умениях и твоей славе.

Луис ощупал грудь и руки Аземара, затем ноги, выиски­вая раны. Ничего. Телесно его друг совершенно невредим.

— Или мне рассказать императору, как грубо приняли его доверенного слугу? Волкодлака в палатке императора и то встретили приветливее, чем меня во дворце.

Теперь уже Луис уставился на него.

— Ты знаешь о человеке-волке?

— Я был там, когда он ворвался в палатку императора. Я защищал императора, в отличие от слабаков греков.

Беатрис вернулась со слугой и дворцовым доктором. Она не стала подходить к постели, чтобы не оскорбить чувства изнеженных греков.

— Вы пока займитесь им сами, — сказал Луис. — Мне не­обходимо поговорить с этим юношей.

— Хорошо, Луис, — отозвалась Беатрис. — Но что проис­ходит?

— Это Аземар. Ты знаешь, я рассказывал тебе о нем. Мой друг из монастыря. Он прекрасный человек, насколько я по­нимаю, он сильно рисковал, чтобы прийти сюда. Мы обяза­ны помочь ему всем, чем сможем.

— Я побуду с ним.

— Я вернусь как можно скорее. — Луис повернулся к Змее­глазу. — Мы с тобой прогуляемся, — сказал он.

— Как пожелаешь, — отозвался Змееглаз.

Они вышли из комнаты и прошли по коридору до окна, выходящего в сад. Окно было закрыто ставнями по причи­не внеурочной зимы.

— Ты не боишься холода? — спросил Луис. После душной темницы ему хотелось на свежий воздух.

— Я могучий воин, я могу вытерпеть все, что угодно, — за­явил Змееглаз.

Луис окончательно уверился, что имеет дело с ненормаль­ным или по меньшей мере приверженцем совершенно чуж­дой ему культуры. Но мальчик говорил по-гречески с грубо­ватым северным акцентом. Он точно викинг, как и отец самого Луиса.

— Отлично, в таком случае прогуляемся по саду.

Они вышли в закрытый дворик со статуей сатира. Моро­сил мелкий дождик, и казалось, что сатир пытается убежать от него. Луис мысленно посмеялся, решив, что шансов сбе­жать у сатира не больше, чем у него самого.

— Ты северянин? — спросил Луис на языке скандинавов.

— Да, я викинг, — ответил Змееглаз. — Мы славимся сво­ей неукротимостью.

— Воистину так, — согласился Луис. — Я хотел бы задать тебе несколько вопросов, но раз уж ты пришел ко мне, то яв­но сам хочешь что-то спросить.

— Ты ведь известный мастер снимать проклятия?

— Да. — Луис решил, что не стоит его поправлять. Репу­тация при дворе это все, а слова «известный» и «мастер» до­рогого стоят.

— На императоре лежит проклятие.

— Говорить так — государственная измена, — предосте­рег Луис.

— Нет, это правда, — сказал Змееглаз. — Это его собствен­ные слова.

— Что же он говорил?

— Что он проклят. Демоны пытаются одурачить его.

— И человек-волк был одним из них?

— Наверное. Уж он точно пытался одурачить императора.

— Как это?

— Он дал ему меч и просил убить его.

— Зачем он так сделал?

— Дикие народы много знают о богах. Он сказал, по следу императора идет волк. Это часть великого магического об­ряда. Мне кажется, он сам мог быть тем волком, он грозил, что убьет императора, если император не убьет его.

— Он хотел умереть?

— Он сказал, это единственный способ предотвратить то, что надвигается.

— А что надвигается?

— Славная гибель. — Змееглаз широко улыбнулся, как нормальный человек может улыбнуться, услышав, что на обед подадут его любимое кушанье.

— И что же сделал император?

— Он велел заключить его под стражу и допросить. Он при­казал начальнику священных покоев собрать лучших ученых, чтобы они допросили волкодлака, выяснили, что именно про­исходит. Я лично отвозил ему сообщение.

Луис сглотнул комок в горле. Он в Магнавре был новичок, чужестранец, неопытный, мало знающий. Вовсе не великий ученый, хотя ректор выставил его именно таким. Начальник священных покоев исполнил приказ императора.

— А ты поверил словам волкодлака?

— У нас много разных легенд. Некоторые правдивы, дру­гие — нет. У нас в семье рассказывали столько разных исто­рий. Все они об одном и том же. Может, человек-волк слиш­ком сильно в них поверил. Святые люди проводят так много времени в одиночестве, что у них мозги киснут.

— А что за истории?

— Я рассказываю свою историю только в надежде на на­граду.

— Какой награды ты хочешь?

— Услуги от тебя.

— Я всегда к услугам доверенного лица императора.

— Тогда я расскажу тебе свою историю.

И Змееглаз рассказал ему ту легенду, которую он переска­зывал на ступенях Святой Софии, ту самую, за которую ди­ковинный чужеземец заплатил ему волчьей шкурой, когда он шел с армией варягов из Киева. Он рассказал о рабыне, у которой было два сына, вовлеченных в замыслы богов, ра­быня прятала своих детей, однако женщина, которая несла в себе воющую руну, неизменно призывала их, всегда при­зывала, потому что должна.

Юноши возвращались, чтобы убить и умереть, один ста­новился волком, другой — пищей для волка, он давал брату силу, необходимую, чтобы уничтожить старого бога Одина в его человеческом воплощении. Бог Один рад такой судьбе, он показывает норнам — греки называют их мойрами — предсказанную ими смерть, умирает в мире людей, чтобы жить вечно в своем мире. Юноши становятся жертвой, веч­ной жертвой, частью истории, которая разыгрывается на протяжении всего существования человечества и будет ра­зыгрываться снова и снова, пока не наступит Рагнарёк, су­мерки богов. Тогда юноши спасутся от своей судьбы: брат не убьет брата, чудовищный волк Фенрир, плененный и связан­ный богами, вырвется на свободу, и старые боги погибнут от его клыков.

— Один человек сказал, что эта история принесет мне уда­чу, — сказал Змееглаз.

— И как, принесла?

— Благодаря ей я познакомился с другим полезным чело­веком.

— Но это обычная северная легенда.

— Только часть. Северяне знают, что их богам суждено умереть. Но вот о рабыне и ее сыновьях рассказывают толь­ко в нашей семье. Легенда, как я понимаю, пошла от моего деда.

Луис мысленно сделал заметку. Волкодлак, возможно, явил­ся к императору, твердо веря в правдивость этой легенды, ве­ря, что он каким-то образом причастен к ней. Один тот факт, что начальник священных покоев не рассказал ему о челове- ке-волке, говорит о важности последнего.

Но как же черное небо, как же смерть мятежника? Какое отношение это имеет к легенде? Как же ему хочется погово­рить с этим человеком-волком.

— А этот волкодлак, он разговаривать умеет?

— Да. Он варяг, только не из нашей армии.

— Мне бы хотелось его найти.

— Разве он не в тюрьме?

— Он сбежал в нижние подземелья.

— Его можно найти, — заверил Змееглаз.

— Каким образом?

— Тебе необходимо взять хороших следопытов. Наши ви­кинги знатные охотники на волков. Можешь нанять несколь­ко человек и отправиться туда. Они быстро его выследят.

— Возможно.

— Если захочешь, пошли за мной в лагерь варягов. Я на­вожу страх на своих врагов, и я охотно отправлюсь вместе с тобой в подземелья. У меня есть воины, которые пойдут за мной. Один из них настоящий богатырь, Рагнар с дальнего севера. Он только что пришел в лагерь, это он сражался с Арнульфом на хольмганге. Он точно найдет тебе волка.

— Я запомню, — сказал Луис.

— Я оказал тебе услугу, — сказал Змееглаз. — Чем отпла­тишь за нее?

— Чего ты хочешь?

— Как ты снимаешь проклятие... — Он не смог подобрать нужное слово.

— Чего? Полового бессилия? — Луис едва не засмеялся. Мальчишка покраснел до кончиков ушей.

— Ну, примерно. Не оно, но похоже.

— Так что же именно?

Мальчик раскачивался взад-вперед, глядя на статую сати­ра, как будто она могла объяснить все вместо него.

— Мне не стоит говорить об этом вслух.

— Но какое действие производит заклятие?

— Это оковы битвы, как говорил мой отец, которые нало­жил Один. Он насылает их прямо в разгар сражения на са­мых сильных и храбрых воинов, которых хочет видеть в сво­их чертогах, и они не могут сдвинуться с места, не могут себя защитить. Это и есть оковы битвы. На мне лежат такие оковы.

Луис улыбнулся.

— Не все в этой жизни от заклятий. Того, кого Господь со­творил мягкосердечным, нельзя переделать, перековать.

— Я вовсе не мягкосердечный, — проговорил Змееглаз так убежденно, что Луис тут же поверил, хотя и слегка содрог­нувшись. — Внутри меня живет волк, только он никак не мо­жет вырваться на свободу.

— Может быть, ему больше нравится там, где он сейчас?

Змееглаз сжал руку в кулак, и Луису на миг показалось, что мальчик хочет ударить его.

Луис вскинул руки, признавая свое поражение.

— Я не могу тебе помочь. Я никогда раньше не слышал о такой напасти.

— Но как же тогда все остальное? Как ты снимаешь про­клятие, вызывающее сыпь или невезение?

— Спасение от всех невзгод идет через Христа, — пояснил Луис. — Если ты вмешиваешься в дела дьяволов, дьяволы вмешиваются в твои. Что это ты носишь на шее?

— Подарок отца, а ему он достался от его отца. Это вол­шебный камень.

— Какое волшебство в нем заключено?

— Он приносит удачу и защищает от ведьм.

— Верить в такое — значит верить в демонов, — заявил Луис.

— Это подарок. Для первенца. Я не могу отказаться от него.

— В таком случае ты получил от меня совет, но отверг его, — сказал Луис. — Когда ты обратишься к Христу, то уви­дишь, что все заклятия спали с тебя. Магия, истинная магия, ничто против истинной веры.

— Но как же тогда император, — спросил Змееглаз, — и все те могущественные люди, которые боятся черного неба? Как насчет города, на который пало проклятие черных небес? Здесь построен самый большой дом твоего бога на целом све­те, и все равно проклятие действует. Фимбулвинтер, как на­зывают это у нас. Фимбулвинтер!

— Что такое Фимбулвинтер?

— Мороз и голод, которые предшествуют Рагнарёку, су­меркам богов. Говорят, боги погибнут здесь, а когда это про­изойдет, город рухнет.

Луис надолго задумался. Слова мальчика произвели на не­го сильное впечатление. Заклятие не должно влиять на лю­дей истинной веры. Христос изгоняет бесов. Но ведь импе­ратор пострадал, начальник священных покоев дал понять, что и сам находится под действием какого-то проклятия. Лу­ис старался вспомнить из истории, осаждали ли демоны на­стоящих святых. Вот Иов, Господь же допустил, чтобы Сата­на ополчился на него? Однако бесы всегда бегут от Бога. Говорит же Иаков в своем послании: «Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут».

Он вспомнил о медали, которая подтверждала близость мальчика к императору. Этот странный юноша может по­служить полезным источником информации. К тому же не повредит, если пройдет слух, что Луис на короткой ноге с доверенным лицом императора, хотя на самом деле это до­веренное лицо настоящий язычник. Но императору можно, потому что ему никто не станет задавать вопросов. А вот Лу­ис сильно рискует. Если он обратит язычника в христиан­ство, для него это будет большая победа. Он знал, как взы­вать к чувствам подобных людей. Северяне ведь ехали в Ру­ан не за знаниями, не за мудростью, а за золотом, оружием и красивыми домами.

— У тебя серьезная и очень странная болезнь, — начал Лу­ис. — Плохо, когда воин подвержен такой напасти. Вот что я тебе скажу, мальчик. Пока ты веришь в идолов, ты не исцелишься. Посмотри на своих сородичей, которые живут в ла­чугах и под навесами. Даже ваши великие вожди живут ку­да хуже обычных торговцев со здешней Средней улицы. Посмотри на собор Святой Софии. Разве Одину когда-ни­будь возводили такие величественные храмы? Подумай о том, какие богатства есть у императора и священников, ка­кие победы одерживает их армия. Когда мятежник пал под Абидосом, его поразил Господь, потому что Господь ненави­дит мятежников — неповиновение есть грех Люцифера. От­ринь своих идолов, чтобы прийти к Христу.

— Болли Болисон со своей армией живет неплохо, покло­няясь Одину.

— Их никогда не пустят в этот город, никогда не позволят служить императору так, как они могут, если они будут упор­ствовать в идолопоклонничестве. Ты человек с амбициями. Сними камень, и всем твоим бедам конец.

Змееглаз поднес руку к подвеске. Он попытался снять ее, точнее, рука потянулась к амулету, а потом снова упала.

— Я никогда его не снимал, — сказал он, — только если сгнивал кожаный ремешок или рвалась веревка. Мне кажется, не к добру снимать камень. Его дважды снимали у меня с шеи в детстве, но ненадолго. Это же защита от магии, так все мои родственники говорили.

— Но ты же считаешь, что тебя поразило проклятие.

Змееглаз опустил голову. Свет в саду угасал, серое небо стремительно темнело. Луис обернулся на дворец. Ему пора идти к Аземару.

— Я срежу его, если хочешь, — сказал Луис.

Мальчик ничего не ответил, так и стоял со склоненной го­ловой.

Луис вынул из-за пояса мальчика нож.

— Вот, — сказал он, — сейчас я освобожу тебя.

Змееглаз на мгновение съежился, как будто сопротив­ляясь.

— Я устал, — сказал Змееглаз. — Устал от насмешек, от собственной трусости. Я устал от того, что я не мужчина. По­чему другим достается слава и честь, а я стою, оцепеневший под градом насмешек, не в силах показать, на что способен? Если Иисус даст мне избавление, если сможет превратить ме­ня в убийцу, я стану его слугой.

Луис тоже устал. Неважно, как этот мальчик понимает Христа, главное, чтобы почитал его. Смысл Библии пусть разъясняют ему те, у кого больше терпения и больше свобод­ного времени.

— Ты должен принять крещение, — прибавил Луис. — И не забудь сказать императору, что это я привел тебя к Бо­гу. Вот, теперь ты свободен. — Он перерезал ремешок на шее мальчика и снял камешек.

Змееглаз распрямился и потянулся, словно человек, кото­рый слишком долго сидел.

— Я не ощущаю разницы, — сказал он.

— Тогда ступай в собор и молись, — посоветовал Луис. — Проси прощения за то, что был язычником. Попроси, чтобы тебя крестили. — Луис уже хотел уйти, но Змееглаз взял его за руку.

— Что такое крещение?

— С тебя смоют все твои грехи, смоют все проклятия. Только тогда ты узнаешь, был ли ты жертвой магии или же...

Змееглаз указал на грязные тучи.

— Ты должен смыть грязь с неба, — сказал он.

— Если бы я только мог.

— Я вымою улицы кровью, — заявил Змееглаз.

— Возможно, когда ты станешь мужчиной, тебе захочется совсем другого, — сказал Луис.

Змееглаз пристально поглядел на него.

— Когда я стану мужчиной, я сделаю именно это, — ска­зал он.

Луис вдруг испугался этого странного юноши.

— Я должен вернуться к друзьям.

— Отдай мне мой камешек.

— Ты же отрекся от язычества, так брось и камень, — ска­зал Луис. — Не иди к Христу, оглядываясь на Сатану.

Змееглаз немного покачался взад-вперед.

— Я обязательно отблагодарю тебя, ученый. Если прокля­тье спадет, сможешь просить у меня что угодно.

— Возможно, попрошу, — сказал Луис.

— Приходи в лагерь варягов. Меня зовут Змееглаз. Там ме­ня все знают. Я найду для тебя следопытов.

Мальчик привалился к садовой ограде. Казалось, он вот- вот упадет без чувств.

— Тебе нехорошо?

— Я как-то странно себя чувствую, — признался Змее­глаз. — В саду есть птицы?

— Птиц здесь нет.

— Но кто-то же летает надо мной. Ты ошибаешься, уче­ный, это птицы. Тебе иногда надо отрывать взгляд от книг и смотреть на мир вокруг.

— Я пока покину тебя, — сказал Луис, — меня ждет рабо­та на благо императора.

Змееглаз как будто не слышал его.

В другое время Луис, наверное, посмеялся бы над стран­ным поведением мальчика, а вернувшись к Беатрис, непре­менно рассказал бы ей, что император берет на службу сума­сшедших. Но сейчас его слишком заботила судьба Аземара. Он поспешил прочь из сада. Когда он был уже у выхода, маль­чик окликнул его.

— Я иду в церковь!

— Да, обязательно пойди.

Оказалось, что доктор уже ушел, Аземар спит, а Беатрис сидит на диванчике, глядя на него. Луис положил амулет на свой стол. На нем была грубо нацарапана голова волка. Эти северяне просто одержимы волками.

— Как он?

— Он попил, но есть ничего не стал.

Беатрис закусила губу, явно взволнованная. Луис обнял ее. Он не стал спрашивать, что ее беспокоит — вид Аземара мог взволновать кого угодно.

— Да, он пережил настоящий кошмар. Наверное, ему не­обходимо как следует отдохнуть.

— Да. А тебе необходимо помыться. И снять эту одежду. — Беатрис разговаривала с Луисом, но не сводила глаз с Аземара.

— Но мне не во что переодеться.

— Я немедленно пошлю за новым платьем, — проговорил слуга.

— Это было бы кстати, — сказал Луис.

Что-то заставило его внимательнее посмотреть на слугу. До сих пор он как-то не сознавал, до чего странный этот че­ловек — чрезвычайно высокий, с кожей оттенка слоновой кости, с копной рыжих волос. Нет, он и раньше замечал все это, только почему-то не придавал значения. И вот сейчас ему бросилась в глаза странная внешность слуги.

Но ощущение тут же покинуло его; слуга вышел из ком­наты, Беатрис была рядом.

Луис подошел к другу. Конечно, он настрадался. Он изго­лодался в Нумере так, что кожа как будто усохла, исхудавшее лицо казалось обескровленным. Во сне он оскаливал зубы, очень белые и крупные.

— Как же он изменился, — сказал Луис. — Невыносимо видеть его таким. Он мне как брат. Ты — моя единственная тайна, которую я скрыл от него.

— Почему?

— Он посоветовал бы мне не рисковать всем ради прихоти.

— Разве я прихоть?

— Нет. Ты все для меня, это остальной мир чья-то прихоть.

— Я знаю его, — проговорила Беатрис.

— Очень может быть. Он часто работал в поле рядом с замком твоего отца. Хотя он ученый. В поле он работал по собственному желанию, это не входило в его послушание.

— Благородные дамы не смотрят на таких людей. — Она улыбнулась, пытаясь обратить все в шутку. — Во всяком слу­чае, так учила меня франкская камеристка, которую нанял отец.

— Знаю по опыту, что смотрят.

— Ну, конечно же, смотрят. Только я видела его не там.

— Где же тогда ты его видела?

— Не знаю, — сказала Беатрис, но в действительности она знала.

Там, где лунный свет превращает реку в серебристую до­рогу, на кромке леса, где возятся и сопят неведомые твари, где на невысокой стене стоят крошечные лампы, огоньки ко­торых очень легко задуть, потому их надо оберегать и защи­щать. Она видела его в своих кошмарах.