Варяги ворвались во дворец. Двери здесь не были рассчита­ны на осаду — если уж враг сумеет миновать стену Феодо­сия и пройти через остатки стены Константина в самом го­роде, то его не остановят никакие крепкие двери. Дворцовые двери были сделаны для обычных людей, а не против захват­нической армии, и варяги в итоге разбили их топорами и бо­евыми молотами.

Аземар покончил с трапезой и поднялся. Он чувствовал себя объевшимся, вялым, ему хотелось поспать. Кровавая приливная волна, затопившая его разум, когда он убивал стражников, понемногу отступала. До него дошло, что тела на полу, кровавые ошметки разорванных торсов, конечно­сти с сорванным мясом, недавно принадлежали людям. Он знал, что подобное зрелище должно вызывать слезы скорби, однако плакать не хотелось. Это его больше не интересова­ло, ведь он не был голоден.

Госпожа Беатрис. Он должен ее отыскать.

Он вышел из комнаты. Из опасения, что захватчики под­дадутся искушению поджечь дворец, все лампы были выне­сены из коридоров, и стояла кромешная тьма. Для Аземара это не было помехой.

Звуки битвы раздавались где-то очень близко. Он ощущал запах пота, выступающего от страха, запахи слюны, мочи и кала, которые выделяет человеческое тело в состоянии стресса. Они почти не будоражили его. Он уже насытился.

Он снова вдохнул и ощутил запах Беатрис, явственно раз­личимый сложный аромат, состоявший из розовой воды, по­та и шелка. Воспоминания расцвели в его сознании. Запах воска незажженных свечей в церкви, когда он впервые уви­дел ее; запах мяты, которую растирала в кухне ее мать, когда он впервые увидел ее; запах нагретой солнцем спелой пше­ницы, которую он срезал серпом, когда впервые увидел ее. Его поразило, до чего странные шалости памяти. Не мог же он трижды увидеть ее впервые.

Аземар двигался, словно пьяный, забывший, к какой це­ли направлялся изначально, но уверенный, что если будет просто переставлять ноги, то вспомнит, куда шел. Он следо­вал за ее запахом по коридорам дворца. Впереди снова раз­дались крики.

Два викинга. Они заприметили богатый наряд, который одолжил ему Луис.

— Давай-ка, снимай сам, приятель. А то еще попортим ткань, когда будем тебя убивать.

— Колле, он весь в крови.

— Ну, это легко отстирать.

Аземар вовсе не понимал их слов. Точнее, он понимал их как-то по-новому. Он ощущал исходившую от людей враж­дебность, их самоуверенность. Он знал, причем это знание нельзя было выразить никакими словами, что при виде него все жизненные процессы в их телах замедлились.

— Я ищу женщину. — Аземар вспомнил несколько слов из языка предков.

— Все мы ищем.

— Я прожил без нее целую вечность.

— Все мы прожили без женщин целую вечность.

— Ты сегодня днем ходил к шлюхе, — заметил один из ви­кингов своему товарищу.

— Ну, по мне, с тех пор прошла целая вечность. Скидывай одежду. Мы сюда не болтать пришли.

О чем они вообще говорят?

Они не понимали, как важно ему отыскать Беатрис, в этом-то и заключалась проблема.

— Мне нужно... У меня голова кружится. — Аземар си­лился собраться с мыслями. Он вспомнил урок, который да­вал в Руане один великий ученый-монах с востока.

— Меня учили понимать мир через Древо Порфирия, — проговорил Аземар. Он уже не пытался вспоминать сканди­навский. В языке предков не было слов, которые были ему нужны, и он перешел на греческий.

— Что ты там болтаешь? Говори по-нашему, а не то я по­говорю с тобой на том языке, который понимают все.

— Древо, через которое мы учимся мыслить логично. Гла­венствующим родом является субстанция, с этим согласит­ся любой ученый, — продолжал по-гречески Аземар.

— Раздень его. Это сумасшедший.

— Дифференциация здесь — «телесное» и «бестелесное». Это признаки видов «тело» и «бестелесная субстанция». Они суть верхние части ствола дерева.

Варяги двинулись к нему.

— Если спуститься по стволу, то дойдешь до вида «жи­вотное». Остальную часть учения мы не можем принять, ибо она языческая ложь, которая противоречит учению церкви.

Один из викингов вцепился в него и принялся сдирать одежду.

— Клянусь сиськами валькирии, он воин. Сильный как конь. Наверное, какой-нибудь их берсеркер. Потому и бол­тает какую-то чепуху.

Викинг попятился.

— Дифференциация для вида «животное» — «разумное» и «неразумное». В число животных разумных входит и вид «человек». Как вид разумной твари. Я не могу...

По всему дворцу разносились звуки битвы. Второй варяг отпихнул своего товарища.

— Да плевать мне, пусть он сильный как Слепой Хёд. Я хо­чу его одежду.

— Субстанция, телесная и бестелесная; тело, одушевлен­ное и неодушевленное; животное, разумное и неразумное. Человек. Самый последний вид, объединяющий индивиды. Где же Бог? Где во всем этом Бог?

Викинг сорвал с Аземара одежду.

Аземар окинул себя взглядом. На нем остались только лег­кие подштанники и больше ничего.

— И это тоже заберу, — заявил викинг. — Снимай, и я, мо­жет, сохраню тебе жизнь.

— Вот Он, Бог. «Кто сказал тебе, что ты наг? Не ел ли ты от древа, с которого Я запретил тебе есть?».

Во дворце что-то горело.

В голове у Аземара на миг прояснилось. Ему показалось ужасно нелепым то, что он стоит полураздетый посреди та­кого великолепного дворца. Он ощутил запах дыма, увидел топор у варяга с рыжей бородой, кинжал в руке того, кто его раздевал. Во всем этом по-прежнему было нечто, чего он не понимал до конца. Он перешел на язык предков:

— Я не могу ходить голым. Древо познания научило нас стыду. Мы знаем. Теперь мы знаем.

— Узнай вот это! — Викинг замахнулся кинжалом.

Аземар только мигом позже осознал, что случилось. Оба

викинга лежали теперь на полу. Он не понял, почему они там. И содрогнулся. Откуда-то несся звериный рык, и он понял, что это его собственный голос. Он ворчал, сидя на мертвом теле и держа вырванную из сустава руку. Второе тело валялось в нескольких шагах от него. Он припомнил, что этот человек пытался бежать, но сейчас он лежал, со­гнутый пополам самым неестественным образом.

В коридоре люди орали и дрались. Один грек упал, проткну­тый насквозь копьем. На Аземара, завывая, несся огромный воин с всклокоченной светлой бородой. Аземар поднялся. Где же Беатрис? Эти люди мешают ему пройти. Они не соби­раются ему помогать. Враждебность затопила его, словно раскаленная лава.

Громадный викинг не успел даже замахнуться на него то­пором, как Аземар опрокинул его на пол. Прошел дальше, встречая того, кто бежал следующим. Он оторвал противни­ка от земли и ударил головой о стену. «Кровожадная тварь, убийца бога, порабощенный истребитель». Слова пронес­лись через сознание подобно кометам по черному небу. У не­го было имя, он точно знает, вот только какое?

Еще несколько человек погибли, изломанные и ободран­ные, покалеченные, лишенные рук и ног. В него чем-то швы­ряли, какими-то острыми палками, только они летели слиш­ком медленно. Он был таким сильным. Он выбрался из толпы и побежал. Когда он вырвался из дворца на улицу, ему в лицо ударил холодный ночной ветер. Во рту и в носу засад­нило, он понял по вкусу, что это за крупные белые хлопья кружатся в воздухе. Зола.

Аземар услышал в липком тумане какой-то звук. Не че­ловеческий голос, не животный крик, а нечто, отдавшееся эхом в глубине его души, скорее эманация чего-то более древнего, чем звук. Оно взывало к нему. Ему представилась руна: зазубренная вертикальная черта, пересеченная посередине другой чертой. По коже пошли мурашки, когда он услышал вой этого символа. Он понимал его, знал, что он хочет сказать.

«Я здесь, а ты где?» Это была госпожа, это она звала его, точнее, нечто, живущее в ее сердце.

Он оглянулся на дворец, но затем отвернулся от него, не­смотря на все эти вкусные запахи смерти и сражения. Его призывали, и он не мог противиться зову.

Аземар запрокинул голову и прокричал:

— Я здесь? А ты где?