— Мы собрались втроем.

— Будущее, настоящее и прошлое. Дева, мать и старуха.

— Норны у источника, что прядут нити судьбы людей и богов.

— Норны у источника судьбы. Как долго я искала своих сестер, чтобы привести сюда. Какой дорогой ценой.

Кто это говорит? Женщины. Мертвая девоч'ка? Она одна из них.

— Волк приближается.

— И бог почти пришел.

— Что нужно?

— Что всегда нужно?

— Смерть самого дорогого существа.

— Смерть самого дорогого существа.

— Вы не получите моего ребенка! — Беатрис обхватила живот. — Луис? — Он двинулся к ней, с опаской проско­чив мимо Може, который, кажется, не сознавал его при­сутствия.

— Мудрость источника стоит дорого.

— Один отдал глаз, что отдашь ты?

— Что отдашь, чтобы услышать голос оракула?

У входа в пещеру послышался грохот и стон, и мальчик по имени Змееглаз затопал вниз. Меч по-прежнему торчал из его тела, но в руке он сжимал голову Болли Болисона.

Он, извиваясь, сполз к источнику и уселся на каменный уступ недалеко от Беатрис.

— Вот что интересно, — начал он. — Неужели ты не ви­дишь, как руны стремятся ко мне? Посмотри, вот они кру­жат по своим орбитам, восемь и восемь. Правда, еще восьми не хватает. Ну, разумеется, они же в воде. Как же они могут прийти ко мне?

На другой стороне озера, на каменном уступе, обхватив колени руками, сидела девочка. Она была совсем юная, блед­ная в призрачном свете. Рядом с ней сидел старик, одногла­зый, с темными пятнами на коже, борода и волосы свисают грязными седыми космами, на шее туго затянута веревка. Он тоже смотрел в воду: один его глаз горел безумным огонь­ком, а вместо второго была черная дыра. В руке он сжимал копье — закопченный, обгорелый обломок палки, однако опасно заостренный, — он держал его как будто сильно со­средоточившись на чем-то, словно рыбак, поджидающий до­бычу. В лесу под Руаном Беатрис однажды видела мертвое тело, выкопанное из болота резчиками торфа. И этот старик напомнил ей того мертвеца. При виде него у нее леденело сердце.

Снова вой, ближе и громче.

Старик шевельнулся. Ей показалось, он не видит того, что видит она, он вообще едва замечает ее. Движения его были медленными, слегка заторможенными, и она вспомнила, ка­кой сама была на крыше маяка. Да здесь ли он на самом де­ле? Или же он какой-то призрак, вроде этой девочки?

Девочка знает, что делать, она укажет путь.

Луис выбрался из воды, все его тело содрогалось от холода. Он подошел к Беатрис, и она раскрыла ему объятия. Он креп­ко прижал ее к себе, силясь произнести трясущимися губами какие-то слова утешения. Внутри нее что-то стонало и завы­вало. Этот символ, который называется «волчий крюк».

Что-то тяжелое соскользнуло по камням у нее за спиной, и этот кошмарный мальчишка, этот полумужчина, Змееглаз, отодвинулся от края источника и заговорил с ней. Ее онемев­ший от холода разум с трудом воспринимал слова. Смерть, смерть, он толковал что-то о смерти. Он протянул к Луису руку и подул в его сторону. Луис не обратил на это ни малей­шего внимания, а на лице Змееглаза отразилось недоумение.

Вой зазвучал у входа в тоннель, и Беатрис обернулась, что­бы увидеть волка.

Это был Аземар, хотя с ним произошли чудовищные пе­ремены: его глаза горели в свете ламп зелеными изумруда­ми, тело стало каким-то перекошенным и бесформенным, напоминая собой выкопанный из земли корень, мышцы на­лились, налились так, что выпирали, искажая силуэт. Одно плечо у него было выше другого, на руках когти, челюсти вы­тянулись, а зубы больше походили на кабаньи клыки, и язык торчал из пасти, почерневший от крови.

Глаза Змееглаза широко раскрылись от ужаса.

— Я не желаю вести никакие переговоры с этой тварью, — заявил он и спрыгнул в воду. Этот плеск, по-видимому, при­вел в чувства Може. Он уставился на свой меч, будто пыта­ясь понять, для чего нужна подобная штуковина.

Аземар — точнее, существо, в которое он обратился, — за­говорил:

— Что со мной происходит? Я пришел за тобой. На протя­жении многих жизней я шел за тобой, не отвергай меня те­перь. Элис, Адисла, Беатрис, не отвергай меня.

— Я не принадлежу тебе, Аземар.

— Неужели ты не помнишь свет на горах? Неужели не пом­нишь, в чем мы поклялись друг другу среди холмов? Я твой, я вернулся. Я весь твой.

— Я помню, — сказала Беатрис. — Я помню боль, и стра­дания, и любовь, которая умирает от клыков волка.

— Я не хочу этого, — ответил Аземар, — но и покинуть те­бя я не в силах. Мной правит нечто, чему я не могу противо­стоять. Я ел. И меня поглотило что-то. Глаз волка следит за мной. — Казалось, слова мучают его, он перепрыгнул через водоем и вжался в стену пещеры, вцепившись в скалу огром­ными когтями.

— Не подпускайте ко мне эту тварь! — выкрикнул Змее­глаз. — Он точно чего-то хочет от меня!

«Истории, которую ты рассказывал бледнокожему богу. Расскажи ее теперь».

В голове Луиса звучал голос девочки.

Ответил Змееглаз:

— Какую еще историю?

«О боге, который умирает, чтобы ублажить судьбу».

— Я знаю тебя, девочка. — В глазах Змееглаза сквозил не­прикрытый страх.

«Ты всегда меня знал».

Змееглаз лепетал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Здесь так мало тех, кого нужно убить. Я не могу по­дойти к стене, пока он стоит передо мной. — Он указал на Аземара.

«Волк Фенрир стоит перед тобой, истребитель богов, ры­чащий и воющий от голода. И кое-кто еще лежит на поро­ге, как это заведено у богини. Ее судьба не видна и не реше­на. Ее нить еще не спрядена, узел ее смерти еще не развязан».

«Норна Верданди здесь, повелительница настоящего, при­зывающая волка, носительница воющей руны, мать. Волк убьет ее. Ее судьба предрешена. Норна Скульд здесь, буду­щее, ее пальцы сплетают невидимые течения, смерть и даже бессмертие. И старая норна здесь. Урд. Прошлое, бессмерт­ное, вечное. Она правит землями, куда попадают герои. Лю­ди называют ее Памятью, и еще ее зовут Хель. Нас трое, и он три в одном».

— Кто? — Змееглаз озирался вокруг, отчаянно силясь оты­скать источник звука.

«Он ждет, бестелесный, в воде, три его восьмерки. Боги и люди сведены вместе норнами, чтобы каждый сыграл свою роль».

— А что будет с Луисом? — спросила Беатрис.

«Один человек все равно умрет». Это произнесла призрач­ная девочка.

— Только не он, потому что я его не вижу, — сказал Змее­глаз. — Те, кого можно убить, будут убиты.

«Он прячется от судьбы, как прячешься ты».

— Какая у него судьба? — спросила Беатрис.

«Умереть, чтобы ты смогла освободиться от вечных муче­ний. Клубок смотан, нити судьбы опутали его».

— Я лучше сама погибну тысячу раз, чем позволю причи­нить ему зло! — воскликнула Беатрис.

«Он должен умереть. Источник ясно показал. Нить буду­щего вот-вот размотается».

Когда призрачная девочка снова заговорила, седовласый воин вдруг вспомнил, для чего нужен меч. Он кинулся к Лу­ису по воде, однако Аземар спрыгнул со скалы и выбил ору­жие из его рук.

— Как бы там ни было, он мой друг, — проговорил он, вы­совывая жуткий язык из усеянной зубами пасти.

Откуда-то донесся еще один голос, выкрикивающий рит­мичные слова. На этот раз говорила не девочка. Голос был необычный, гортанный. Сначала Луис подумал, что он исхо­дит прямо из кроваво-красных вод источника, однако понял, что это говорит человек-волк, только голос его изменился, стал иным.

Громадные зубы Аземара замерли у уха седого воина, с языка на шею Може закапала слюна.

— Я положил конец убийствам, — проговорил Аземар, и его голос проскрежетал, словно разбухшая дверь по камен­ному полу. — Я служу церкви и ищу лишь покоя. Не вынуж­дай меня.

Може сделал то, чему его учили с младенчества. Он взмах­нул клинком и отсек от бока волка большой кусок плоти. Зверь испустил жуткий вопль, когда изогнутый меч по­лоснул его по телу, он вцепился в руку Може, вырвал ее из сустава и швырнул конечность, все еще сжимавшую меч, в поток.

Оставшейся рукой Може тянулся к ране в волчьем боку, чтобы расширить ее, однако движения его были слабы и за­медленны. Волк схватил воина и ударил о камни. А затем прыгнул сверху и начал рвать его тело на куски.

Луис ощутил на пальцах что-то теплое. Он поднял руку. Кровь. Но не его. Беатрис тяжело привалилась к нему. Азе­мар, отбрасывая руку с мечом, попал прямо в нее, и теперь она была серьезно ранена.

— Помогите ей! Помогите!

Элиф заговорил, как будто в трансе:

— Мы боролись напрасно. Неужели колесо повернется снова? И мертвый бог придет, предложит свою жертву, и нор­нам придется принять ее?

— Нет! — прокричал Луис. — Нет!

— Снова и снова будет она страдать и гибнуть? Ей будет вечно отказано в нежности, ее жизнь будет вечно омывать кровавый прилив? — Глаза Элифа были пусты, он удержи­вал под водой тело матери, и казалось, что слова, которые он произносит, принадлежат не ему.

— Я не допущу, чтобы такое случилось! — Луис пытался зажать рану Беатрис, но кровотечение не прекращалось.

Аземар рвал и глотал мясо, лицо его гротескно кривилось, волчьи глаза горели изумрудами в свете ламп.

А Элиф пытался и дальше творить свой обряд, бормотал и шептал что-то, держа валу под водой.

Аземар оторвался от своей трапезы — его тело напомина­ло восковую копию Элифа, которую бросили таять на солн­це. Глаза его сузились, когда он заметил волкодлака.

Элиф издал отчаянный крик и выпустил мертвое тело, которое прижимал к себе. Он кинулся к Луису, схватил его за ногу.

— Если хочешь спасти ее, сними камень! — проговорил он. — Сними камень! Источник показал мне. Сними ка­мень!

— Для чего?

— Чтобы умереть. Бог приближается.

Руки Луиса были испачканы кровью Беатрис.

Она заговорила, прижимаясь ртом к его уху:

— Не надо умирать ради меня. Не слушай, что он говорит. Беги отсюда. Уходи! Я все видела, Луис. Мы принадлежим смерти. А ты — нет, ты сможешь жить.

Аземар поднялся в полный рост. Он был огромен, на го­лову выше любого самого рослого воина, невероятно му­скулистый, голова была как будто сшита из кусков челове­ческой кожи и шерсти, однако в ней безошибочно узнавалась голова волка. И он продолжал пожирать тело, придержи­вая торс покойника одной рукой и откусывая, будто от кра­юхи хлеба.

Разум Луиса похолодел от ужаса при виде этого волкопо­добного существа, при виде Беатрис, раненой, истекающей кровью.

— Сними камень, — повторил Элиф.

— Что ты хочешь сделать?

— Перевести тебя по мосту из света.

— Почему меня?

— Потому что тебе нет места в истории богов. Ты не бог, ты не проклят, ты не чудовище. Ты человек, и твоя нить все еще прядется.

Беатрис умирала, и Луис не мог представить свою жизнь без нее. Луис снял с шеи камень, и Элиф затащил его под воду.