Мы связаны путем одним. Сквозь боль и мрак, сквозь дождь и дым Идем назад в Иерусалим. Из дальних стран и областей, Скитаний, скорби и страстей Господь зовет своих детей. Для всех заблудших и слепых В дороге знаки и столбы — Принятие своей судьбы. Нам крыша храма – небосвод. Звезда высокая ведет, Вновь собирается народ. Через страданья темных лет Сияет возвращенный свет, — Так исполняется Завет. В разлуке долгой уцелев, Призванье различив во мгле, Мы все идем к Святой земле.

Мгновенье затишья творчества, Вдруг все вдохновенье замерло. Но Храма бессмертно зодчество, И мир создается заново. Любовью твоей наполнена, Смотрю, как повсюду светится Твой город, рожденный подлинно Над звездами и над месяцем.

Именам не стереться. Даже в черной пустыне — Пламенеет свеча. У меня через сердце Льются слезы Хатыни, И чужие младенцы В моем чреве кричат… Обгоревшие кости Жаждут поминовенья! Их мольба леденит. Горький дым Холокоста — Всем набат от забвенья: Это очень непросто — Оставаться людьми.

К ответу наше поколенье требуют Все узники, чьи души высоки: Мне разрывают сердце трубы Треблинки, Освенцима свинцовые тиски! О, сколько вас, доныне неоплаканных, Лежащих в рвах, пропавших в лагерях! Иду за вами – темными бараками, Где безнадежность, отчужденье, страх. Спускаюсь в бездну ужаса кромешную — И рассыпаюсь пеплом из печи. – Скажите миру правду безутешную, Чтоб не рождались снова палачи. Вновь крик летит из душегубки газовой. – До повторенья Катастрофы – шаг… Предупреждают те, кому обязаны Мы радостной возможностью дышать. – Не допустите повторенья, правнуки! Мы отвечаем строгому суду И каждый миг стоим на вахте памяти, Предотвращая новую беду.

В нас прошлое живет непредсказуемо: Однажды отзываются в сердцах Все войны, испытания, безумия, Вновь пробуждая первобытный страх. Чужие всхлипы горькою оскоминой Застыли в глотке, не дают уснуть. Читаю в судьбах древнюю историю И прохожу с другими трудный путь. Мне эта правда ночью не мерещится, Воспоминанья предков бьют в набат. Так состраданье – подвиг человечности — Предотвращает новый всплеск утрат.

Так предначертано заранее Небесной книжною судьбой: Когда стреляют по Израилю, То попадают в нас с тобой. И наши города разрушены, И наша льется кровь везде — Не оставайтесь равнодушными К сегодняшней чужой беде! Тот, кто ракетами не брезгует, Готовит смерть для остальных. Горящие дома еврейские Предупреждают всех живых, Что перед Богом мы ответчики За маленький и хрупкий мир. Стреляют вновь – по человечеству, Очнитесь, будьте же людьми!

Под сенью старого Толедо, Откуда мы давно пришли, Слышна молитва меламеда, Повозки тянутся в пыли. Из разоренной синагоги Еще несется женский плач… Как мы печальны и убоги В плену разлук и неудач. Храня ключи, как талисманы, Теряли память на пути. В чужие языки и страны Пришлось мучительно врасти. Но может, разогнутся спины, И через сотни долгих лет Певуче зазвучит ладино Там, где молился меламед.

Мне голос слышится поющий, Летит Земля вокруг оси. Четыре дара в праздник Кущей В мое жилище принеси. Пускай сквозь сны тысячелетий Мерещится пейзаж пустынь, Мы все блуждаем по планете В извечных поисках святынь. Сегодня будут – горечь, сладость Любовь и мир в моей душе. Вновь обретаемая радость Единства с Богом – в шалаше.

Звучит молитвенный псалом, И голос твой во мне и всюду. Я сердцем открываюсь чуду, Тепло и свет приходят в дом. Бог женщину благословил, И я, твоим огнем объята, Сияю в ночь свечой Шаббата В великом таинстве любви!

Твои невыразимые черты В панно любви я столько лет вплетала, Я вышивала звуков покрывало И добивалась высшей чистоты. Тебя на всех устах благодарю, Молитвою и песней прославляю. Прикосновенье к Вечному Царю: В Твоей любви горю и не сгораю!

Подходит время узнаванья, И светлость твоего лица — Как отблеск дальнего сиянья Небесной милости Творца. Пусть на земле мы будем парой До перехода в мир иной… Живем по заповедям старым И помним крылья за спиной.

Зимой смертелен холод звезд И замирает жизнь в природе. Никто не знает, сколько слез Мной выплакано – о свободе От леденящей нелюбви, — Хватило бы очистить землю И мир счастливый сотворить, Стирая память о паденье. Как трудно было отрыдать Боль сердца! Горы соли смоет Прощенья горькая вода И разольется Мертвым морем. Для всех измученных – черед Душой застывшей пробуждаться До чувства солнечных высот, Любви сверкающих вибраций.

Все откровенья неслучайно Свершались, глубину тая. Мы трудно с самого начала Читали книгу Бытия. Глумясь над праведником Ноем, Не понимали – чьи сыны. И стыли глыбой соляною, Врастали в темноту стены… Рубили корни, рвались к мести, Служили идолу, тельцу, Нигде не находили места, Роптали, торопясь к концу… Когда разрушены печати, Выносят приговор суды, Вдруг брезжит память о зачатье И оживает луч звезды. Наш древний род исполнен солнца, С землею космос он связал. Так через поколенья вьется Божественной Любви лоза.

Для рассеянных в изгнанье — Путь надежды в оправданье. Память предков, Божья милость, Что бы дальше ни случилось, Мы любимы и хранимы — С нами свет Иерусалима. Что еще познать придется — Пламень сердца, силу солнца… Щит – высокая десница, А разлука просто снится.

Сжигая опыт разделений, В любви смягчаются сердца. Стремленье новых поколений — К истокам истины Творца. В преумножении усилий Нас в небо долгий путь ведет. …А твой талит похож на крылья, Которые сложил народ.

Мы помним время разрушений, Судов мирских и черной лжи. От страшных жертвоприношений Земля уставшая дрожит. В картине мира искаженной Сложился образ: все верней Идет народ преображенный К признанию своих корней. Есть в каждой жизни свой Египет, Кровавые приметы вех, Беспамятство, блужданье, гибель… И путь из рабства, шаг наверх! Нас всех Господь сегодня сводит, Рассеянных на сотни лет, Чтобы вернуться вновь к свободе И счастью, что хранит Завет.

Раскаяньем последний снят заслон: Стою в твоей распахнутой ладони! Взошла к любви, вернулась на Сион… Зажглась звезда в высоком небосклоне. Она теперь всегда над головой, Указывает путь среди скитаний. Еврейской болью многовековой Пронизанная, я слезами таю. Скажи теперь, измученный в борьбе, Как перед дальним миром оправдаться? Я от рожденья помню о Тебе, По миллиметру выходя из рабства. Чужие сны и тяжкий плен оков Рассыпались. Свиданье неохватно. – Сион, я плачу! Сколько сил и слов, Чтобы проделать долгий путь обратно.

Над синим бархатным простором Беззвучное дрожанье струн. Сияет снежная менора — Семь дальних отраженных лун. Лучей серебряных скольженье Ласкает нежностью сердца… Как невесомое движенье Руки Небесного Отца.

Над декабрьской улицей снежной Фонари и созвездия в ряд. У меня на окне безмятежно Ханукальные свечи горят. Связь с сознаньем тысячелетий: Так однажды поруганный Храм Возродился в дарованном свете, Передал Откровение – нам. Маяки в налетевшем буране — Возвращенные огоньки. Христианин и мусульманин Изначальному Слову близки. Свет любви над промозглой Москвою. Все мы разные – с корнем одним… Верой сердца, как ветвью живою, Прорастаем в Иерусалим.

Из каких божественных наречий К нам пришел великий алфавит? Чьей рукой впервые был начерчен, Кем озвучен – солнечный иврит? Он вместил стихии, звуки, числа: Строен ряд великого письма! Только душу дай от слез очистить — И она заговорит сама.

Твоя любовь – невидимый оплот Среди скорбей и перепутий мира. Нас осеняет мудростью Высот Великая небесная порфира. Над временами вознесенный трон — Сверкающая огненная сфера. Сильнее власти всех земных корон Твоя любовь – единственная мера.

Огонь внутри – достигни дна, В кристалле заблестят прожилки. Твое творенье, Адонай, — Шестиконечная снежинка. Замерзший пробуждая сад, Божественной любви не скрою: Нас озаряют небеса Шестиконечною звездою.

Вода внизу, вода без края Над небесами. Отзовись! От века тянется живая Душа непостижимо – ввысь, Где солнца радостны просторы В движенье творческих идей. И льется радужная Тора, Взывая к истине людей.