Приметы Времени

Лайдинен Наталья Валерьевна

Кочевники

 

 

«Вы все у меня уместились внутри…»

Вы все у меня уместились внутри, Спасенные, точно в Ноевой лодке, Вне времени и телекамер, витрин, Бесценные жизненные находки. Один подарил мне шальную волну, Разбитую об иерусалимские камни, Другой – вечный воин, в незримом плену, Мечтатель, за дерзость отпущенный кармой… Все – россыпи звезд и божественных искр, Упавшие на одинокую землю. О каждом молюсь, шлю послания ввысь, Осколки души, пусть любовь вас объемлет!

 

«Душа твоя – божественные снасти…»

Душа твоя – божественные снасти, Рыбак с небес! Во сне была немою… На расстоянье тихо дарит счастье Седой старик, навек влюбленный в море. Среди моллюсков, раковин, кораллов Горит улов, подарок ночи южной, — Забытый образ, женское начало, Одна из звезд, растерянных жемчужин! Снимаешь нежно водоросли, пену, Распахиваешь своды перламутра… Пробуждена, пою благословенно. Ты вдохновляешь, медленно и мудро.

 

«Причала нет ни там, ни здесь…»

Причала нет ни там, ни здесь: Кругом моря, ветра и бури. Прошу тебя, пошли мне весть, Что дальше с капитаном будет. Где обрету покой и дом? Уже недолго жить осталось. Я на волнах держусь с трудом, И время разорвало парус. Тревожат штормовые дни, Но сердцем продолжаю верить: Раз нас Господь соединил, Он даст мне шанс сойти на берег.

 

«Остров! Прямо в сердце остро…»

Остров! Прямо в сердце остро Наконечниками стрелы. Если перекинуть мостик, Можно выйти за пределы Ощущений и желаний, Во Вселенной станет пусто — Изощренность наказаний За отвергнутое чувство. В миге – сотни измерений, Путь к восстанию из праха. После тысячи падений — Исцеление от страха. Месяц перевернут лодкой, К небу – сила тяготенья. Устремись к своим истокам От распада, от забвенья. Среди волн и эволюций Умудрись собой остаться, Частью в целое вернуться От земных скорбей и странствий.

 

«Страсть гнала через лимбы, ямбы…»

Страсть гнала через лимбы, ямбы, Частоколы предательств, бед, Разрушая границы, дамбы — К роковому броску в судьбе. Ни молвы, ни знаменья рядом, Путь из бездн – по зарубкам жил. Я устала сгорать и падать… Не раскалывай – поддержи. Вновь почувствовав равновесье, Брошу якорь в родном порту, Принесу всем благие вести, — Рваться больше невмоготу.

 

«Еще во власти облачного кайфа…»

Еще во власти облачного кайфа Спускаюсь с гор и задыхаюсь тьмою. На берегах, где сладостная Хайфа Ласкает душу Средиземным морем, Явилось мне счастливое виденье: Нас отпускают силы преисподней. Сошел огонь с небес во искупленье И продолженье милости Господней.

 

«Такие видела закаты…»

Такие видела закаты, Дотронься – руку обожгут! Я, пламенем любви объята, Сгорала в несколько минут. Страсть в небо горной Гватемалы Из жерла извергал вулкан, А мне хотелось краской алой Залить зеленый Атитлан. И до сих пор в душе зарницы Горят – на новом вираже. В воспоминаньях живы лица Всех тех, кто отсверкал уже.

 

«Врата к Ольхону – острая граница…»

Врата к Ольхону – острая граница По линии обрывов и столбов. И выбор твой: куда теперь стремиться, К стихийным духам – или в дом богов. Срединный мир – удел для человека, Но равновесье трудно обрести, Когда кругом распахнуты от века Творения и таинства пути.

 

«Ты знал о распредмечиванье мира…»

Ты знал о распредмечиванье мира, Искал истоки в космосе идей, Не сотворил ни дома, ни кумира, Мятежным словом пробуждал людей. Взглянул в глаза – огнем с небес коснулся: Пророк ветхозаветный – и чудак. Спазм содроганий, оторопь конвульсий: Ты говорил, писал и думал так. Жизнь – только путь, но в ней сокрыто диво, Твой дух избрал безвестных судеб рой… Благодарю, что истово, ревниво И за меня молился ты порой.

 

«Все могло совершиться иначе…»

Все могло совершиться иначе. Ты на небо глядишь, уходя. Дни, когда Пенсильвания плачет, Отражаются в струях дождя. Расставанье объятием влажным К обретенью свободы зовет. Боль скользит самолетом бумажным, Исчезает за горизонт. Карнавальные сброшены маски, Театральная сцена пуста. Расплываются осени краски Акварелью на крыльях зонта. Ты о прошлом взгрустнешь еле-еле И о будущем вспомнишь легко. Под окошком качаются ели, На прощание машут рукой. Пусть ветра пожелают удачи, Старой жизни захлопнут планшет. Дни, когда Пенсильвания плачет О твоей отчужденной душе.

 

«Припомнишь ты еще не раз…»

Припомнишь ты еще не раз, В другой неведомой вселенной, Единственный закатный час, Глоток любви самозабвенной. Когда в пылающих горах Творили чудеса, как боги, И Млечный Путь вставал в стихах Прологом огненной дороги.

 

«…Тебя придумал я в осенних снах…»

…Тебя придумал я в осенних снах, Бессонный пленник серебристой лодки. Дыханье жизни в нескольких мирах, Знакомый взгляд, волшебный образкроткий. …Я различила древние следы, Подняв покров, на зов спустилась дальний Сквозь звездный свет и глубину воды — В земную нежность солнечных свиданий.

 

«Тебя я знаю с лучшей стороны…»

Тебя я знаю с лучшей стороны, И нет мне дела до суда мирского, Без горечи, без боли, без войны — Веселого романтика морского. И пусть в предсмертной маске из морщин Совсем другим предстанешь перед всеми, Тебя я вспомню лучшим из мужчин, Лукаво улыбаясь через время.

 

«Я к тебе приеду скоро…»

Я к тебе приеду скоро И нырну в объятья прямо. Даже если скоро сорок, Ближе всех на свете мама. Связи тонкой и незримой В сердце заплетаешь нити, Купиной неопалимой Позовешь назад в обитель, Где для крыльев и короны Есть любовь, прощенье, милость. Помнишь высшие законы, Возвращаешь справедливость. Ждешь меня из бездны синей, Обращаешь в нежность пламя. К небу тысяча усилий, Потому, что с Богом – мама.

 

«Хранитель искры из Грааля…»

Хранитель искры из Грааля Молчал за тусклой пеленой. Вдруг черное крыло рояля Сверкнуло за его спиной, И вырвались на волю звуки, Переполняя грудь ветрил. Рыдала музыка в разлуке С тем, кто ее не воплотил. Отказ от творчества страшнее Паденья в глубину пустот. В судьбе остался чародеем, Разбившимся на брызги нот.

 

«Ты – раковинаСкрыл меня от мира…»

Ты – раковина. Скрыл меня от мира, В объятьях створок, за решеткой рук. Волшбой прохладной, мастерством факира Заставил спать, смертельный сняв испуг. И я плыла, качаясь в колыбели, По волнам сна, в голубизне морей… Но отступили воды, обмелели, Чтоб разбудить сознанье поскорей. Тот день настал – и кораблекрушенья Не удалось чудесно миновать. Вдруг все вокруг опять пришло в движенье, Настало время – сердце открывать. Ворвался в жизнь соленый свежий ветер, Покров небес упал к моим ногам. И я ушла, как вдруг уходят дети Из теплых спален – к дальним берегам.

 

«Твоя судьба – как остров в океане…»

Твоя судьба – как остров в океане, Сквозь облака струится свет дневной… Пусть прошлое на сонном Роатане, И будущее – точно не со мной, Негаданно пересеклись маршруты, Ты мне доверил компас и штурвал. Теперь грусти о краткости минуты, Когда меня ты в шторм поцеловал.

 

«Сто дорог прошел упорно – все же…»

Сто дорог прошел упорно – все же Мудрость не принес назад в мешке. Говорят, путь пилигрима сложен И загадка – вечно вдалеке. Видел сотни вознесенных храмов, Требовал ответов у владык. Только веры не обрел упрямо, От блужданий бесполезных сник. Кольца власти и мечи закона — Колдовских иллюзий череда. Ты прозрел, и зацвела Сиона В самом сердце синяя звезда. Отворилось вещее наследство, Дар любви, лекарство от скорбей. Ты признал, что бесполезно бегство От познанья истины в себе. С той поры глядишь кругом спокойно, Наблюдаешь мир со стороны. И молчишь, заговоренный воин, О путях, что людям не видны.

 

«По тропе буддийских монахов…»

По тропе буддийских монахов, Берегам скалистым Меконга, Я брожу без боли и страха, В древних ритмах медного гонга, Что звучит из сумрачных джунглей, Точно песня связанных молний. Тлеют страсти солнечной угли, Где плескалось древнее море. Дети смуглые, новое племя, Не гадают, ты пламенный ангел Иль светил поверженных пленник… …Тает время в Луанг Пробанге.

 

«Вернуться сразу в февраль, в тебя…»

Вернуться сразу в февраль, в тебя, Без сокрушенных страданьем лет. Движенье времени торопя, Купить обратно один билет. Свободной, сильной, сгоревшей в смоль, До страсти нужно – тебя обнять! Под сердцем радостный ля-бемоль Мажором жизни звучит опять.

 

«Разливы крови королевской…»

Разливы крови королевской: Извивы жил, изгибы рек. Небесные истоки блеска, Забытые в железный век. Кто слышит тайные теченья, Свиданий замыкает круг, И глубина предназначенья Становится понятной вдруг.

 

«Разбив молчанья оковы…»

Разбив молчанья оковы, Блаженство – песней увлечься. Сияньем тихого слова Раскрасить смутную вечность, Свечение в буквах продлится, Сплетеньях сердца и слога. Прохладный вечер дымится Над сизой дельтой Меконга. Миры сомкнутся, как мифы Под кисточкой каллиграфа… Спят в иероглифах рифмы — Богатство книжного шкафа. Но вдруг незримый оркестр Рождает к жизни созвучья. Взмывает речь в поднебесье Волной певучей, тягучей.

 

«Я запомню тебя навсегда вдохновенным и молодым…»

Я запомню тебя навсегда вдохновенным и молодым, Как еще далеко до штормов и бразильских закатов… Над полями туман, над руинами прошлого – дым, Мы стоим на земле, нас любившей когда-то. Что на сердце – не знаю, но звякнула горечь и жесть. Не тревожь меня! В наших мечтах остаюсь настоящей. Ты уходишь назад, обрываясь в крутом вираже, И, наверное, будешь мерещиться в зеркале чаще. Через толщу времен ты со мною дыши, говори, Нам открыты врата, я внимаю мольбе безрассудной. Пусть мои сновиденья взрывают тебя изнутри, Не давая забыть, кто ты есть и откуда.

 

«Ловлю твой след на зеркалах разлуки…»

Ловлю твой след на зеркалах разлуки Хвостом кометы в сфере удаленной. Из фортепиано извлекаю звуки, Прислушиваясь к эху удивленно. Другой язык! Он до рожденья слова В себя вместил и голоса, и разум. Качаюсь на звучащих нотах, словно Со мною ты на всех высотах связан. Я познаю тебя на вкус и запах, Сквозь расстоянье впитываю кожей, Несу любви горящий отпечаток, Осознаю во всех различьях – схожесть. До срока воле высшей не покорна, Теперь сама бешусь от промедленья. Ты прорастил во мне молитвы зерна, Их возвращаю – мощью вдохновенья.

 

«Здесь облака отбрасывают тени…»

Здесь облака отбрасывают тени На тихие задумчивые горы. Я поднимаюсь к небу по ступеням, Внизу оставив задремавший город, Одетый в соль и пожелтевший камень, Венецианских судеб отголосок. Моя душа развеяна веками, Ее следы на каждом из утесов. Пленительна стремительная Тара, И памяти незримы переходы, Пронзительны приметы жизни старой В явлениях изменчивой природы.

 

«По валунам – как по лежбищу черепах…»

По валунам – как по лежбищу черепах — Иду, глубинный превозмогая страх, И чувствую в отпечатках стоп Былое время: пожар, потоп, Лес, что уже в семенах засох, Восход и гибель чужих эпох, Носящийся над Вселенной дух, Всех тех, кого собирал пастух, И возвращал вместе с миром – в прах… По валунам – как по лежбищу черепах.

 

«Никогда не сдавалась невзгодам…»

Никогда не сдавалась невзгодам, Не спускала божественный парус, В море чистых эмоций купалась, Наслаждалась дыханьем свободы. Над мирами парила на крыльях, Прославляя земные просторы, Стать мечтала душою простою, Чтобы все обо мне позабыли! Я дремала бы радужной каплей На раскинутых лотоса листьях, И с растеньями корни сплелись бы, Позабывшие звездные карты… Нет! В объятьях восточного ветра, Полнозвучной зари златокудрой, Принимаю прохладное утро — Вдохновенную волю завета.

 

«Не погасит вершина земная…»

Не погасит вершина земная Обжигающий ветра полет. Я всплакну, о тебе вспоминая, Точно в сердце расколется лед. Померещится голос подводный, Всколыхнувшийся полог глубин… Дух бродяг, штормовой и свободный, Как меня безоглядно любил! Я тоскую по страсти соленой, Необузданной власти морской, Где твой призрак, грозой опаленный, На блаженство и бешенство скор.

 

«Маршрут от Москвы до Таллина…»

Маршрут от Москвы до Таллина, Где молодость в дымке таяла. Зигзаги судьбы, истории, Рыданье ветров расстроенных, Обрывки симфоний Вагнера Над плахою зоны лагерной. Касанье закатов ласковых, Блужданье страстей довлатовских… Балтийского моря клавиши И холмик на старом кладбище.

 

«Ей чудится – дней ее призрачен счет…»

Ей чудится – дней ее призрачен счет, И жизнь в чужом теле с рожденья течет, Но каждый попутчик ей странно знаком: Как будто владеет она тайником. У сердца есть к разным сознаньям ключи, И помнит она о судьбе, но молчит. В последней попытке исправить удел Идет по земле среди песен и стрел, И следом за ней шелестит череда Всех тех, кто был рядом в иные года, Как эхо в пещере, хорал в синеве — Они вечный гул у нее в голове.

 

«За ангельским пением…»

За ангельским пением — К звездам идти по приметам, Распознавая бродяг и волхвов за версту. Быть юным гением Проще, чем зрелым поэтом, Что огненным словом на сердце долбит мерзлоту.

 

«С его уходом небо стало выше…»

С его уходом небо стало выше, Раздвинулся диапазон частот. Мучительно я научилась слышать Всех тех, кто в разных временах живет. Перестрадав последствия паденья, В своей судьбе почти достигнув дна, Я стала вновь планетою отдельной, От притяженья освобождена. Как мне измерить глубину прилива Раскаянья, соленых слез земли… Все голоса, что ждали терпеливо, Теперь в стихах оливами взошли.

 

«Как хочется нырнуть в пещеры…»

Как хочется нырнуть в пещеры Подземные, там затаиться. В пространстве первородной сферы Невидимой волной струиться. Спать в раковине сном жемчужин, Осознавать происхожденье, В широтах северных и южных Творить свое предназначенье. Вместить объем сокровищ, таинств, Пронзить собой тысячелетья, Укрыться от кровавой стаи В спокойной глубине бессмертья. Пусть горы сберегают память, Хранят исток молчанья реки. Вновь подниматься, а не падать Мечтает искра в человеке.

 

«С Большого Каменного моста…»

С Большого Каменного моста — Стена Кремлевская, храм Христа — Всегда изменчива и права, Встречает блудных детей Москва. На шумных улицах не зевай, Здесь право сильных, вороний грай, Услышал выстрел – пригнись, молчи, У них к свободе твоей ключи. Сквозь холод царских темниц, палат — Лубянка, Пресня, Охотный ряд. Над кровью жертвенной благодать: Отсюда правды не увидать. В просторах кладбищ и площадей Блуждают тени времен, людей, Живой покорнее мертвеца: Ни у кого своего лица! Под сенью стертых имен, слобод Смутьяна быстро судьба найдет: Лихая скатится голова… – До смерти любит тебя Москва!

 

«Как будто я другою стала…»

Как будто я другою стала, Со стороны на все гляжу. По коридорам Арсенала Вслед за тобою прохожу. Кругом очнувшиеся тени О чем-то шепчутся, галдят. Следы измен и преступлений Ступени гулкие хранят. Я плачу у Кутафьей башни, К булыжникам ожившим льну, Перечисляя бывших, павших, Всех тех, кто до сих пор в плену, Кому могущество и мщенье В аду покоя не дает… Отмаливаю возвращенье Из бреда и чужих тенет. Дан ключ мне от железной двери, Куда чужим проход закрыт. Высокий покидаю терем, Пусть прошлое спокойно спит.

 

«Эта чертова разница между Москвой и Нью-Йорком…»

Эта чертова разница между Москвой и Нью-Йорком… Над океаном и временем не перепрыгнешь. Вид на Гудзон, мрак высотной каморки. Где ты, в какой каменистой пустыне? Голос надтреснутый глуше, тоскливей с годами, Все дальше от острова, ближе к безмолвной молитве. В чужих отраженьях дожди – отголоски рыданий. От тщетных блужданий усталое сердце болит ли? Но все-таки слышишь меня, искрами на подкорке Мгновенная связь – общей памяти призма. Нет времени, разницы между Москвой и Нью-Йорком. Я тебя соберу по осколкам, по мыслям.

 

«По тополям рассыпан пепел…»

По тополям рассыпан пепел, Рыжеет, раскаляясь, степь. Цикады звон и знойный ветер, Дорог изорванная сеть. Освобождаюсь от тревоги, Подняв покровы суеты, И вижу дальний шлем двурогий, Сражений канувших следы. Здесь по холмам, как по могилам, Брожу и возвращаю дань Всем, кто не стал мне близким, милым, И выбрал не любовь, а брань. Скрывая лики пораженья, Предчувствую плоды побед, Веков незримое скольженье И твой уход, и мой рассвет.

 

«Киммерийские желтые степи…»

Киммерийские желтые степи, Кочевых облаков караван… Сердце все осознает и стерпит, Поздним вечером ляжет туман. Пусть над нашим потерянным прошлым Обреченно шуршат ковыли. Но летит твоя белая лошадь К золотым небесам от земли. Не страшит торжество тяготенья Тех, кто помнит о силе корней. Пробиваются к солнцу растенья, Чтобы стать в поколеньях сильней. Где-то мы растеряли таланты, Но грядущему миру верны… Воплощенные боги, атланты, Дети всеми забытой страны.

 

«Как будто Пушкин только что…»

Как будто Пушкин только что Две розы огненные в чаше Воспламенил. Гудит чертог, Смуглянка по гарему пляшет, Позвякивая ниткой бус На гибком ласковом запястье. Шептавшая тебе: вернусь! Спит до сих пор в твоем объятье И рассыпается слезой, В которой благодарность, сила… Фонтан любви! Бессмертный зов Через столетья – к юной, милой… …Вдруг утешается дитя, От восхищенья обмирая, Таинственной тропой пройдя По древности Бахчисарая…

 

«Я возвращаю память городам…»

Я возвращаю память городам, Где спит звезды немеркнущая сила. Иду по сердцу, точно по следам, Куда бы жизнь меня ни заносила, Стремлюсь в благословенные места, Где только нам знакомые приметы Свидетельствуют, что земля чиста, И прошлого разрушены запреты. Я закрываю входы в глубину — Там смутный хаос пробуждает атом. Закончив дело, в небеса взгляну: К забытым войнам больше нет возврата.

 

«Меня пленяли с детства приключенья…»

Меня пленяли с детства приключенья, Порывы чувств и взрыв адреналина. Теперь судьбы устойчиво теченье, Благоуханна радости долина, Где мы цветы сажаем и деревья, Многоголосью птичьему внимая. Нет ни разлук, ни страхов, ни кочевья, — Чудесный мир придумала сама я.