Шутов и граций толкотня, Плеск вееров, павлиньих перьев, Пресыщенных вождей возня — Предтеча гибели империй. Бой барабанов, масок блеск, Язык льстецов отравлен ядом. Все только сон, гипноз, бурлеск Эпохи фальши и распада.

Скажи, с тобой все то же было? Февральский бред, игра теней, Вдруг проступившие чернила На белизне бездонных дней, Лукавые ночные гости, Чужие песни, голоса, Огней потусторонних гроздья, Горящие из тьмы глаза… Век девятнадцатый, двадцатый И неизвестный – всплеск во мгле. Мы оживаем, как цитаты, На вьюжной облачной земле. Расписаны шаги и роли, Заранее озвучен текст. Свободен выстрадавший волю В пространстве устаревших пьес.

В чужой душе я не ищу следа И не спешу откинуть покрывала. Гримаса первородного стыда — Искусственные чувства карнавала. Раздвинутые пропасти глазниц — Свидетели чужого преступленья. Печати фараоновых гробниц На узниках другого поколенья. Стигмация монарха ли, раба — Иллюзия сродни горячке белой. Пространство расшифрованного лба — Чертежная доска для корабела. Как архитектор сумрачных времен, Ты возвращаешь в будущее ссуду. Твой древний след – размножен, разожжен, И в судьбах узнаешь себя повсюду.

Вдруг распались козни иллюзий, Разошлись покровы тумана, Путь наверх извилист и узок, От кипящего океана — В тишину. Вернулась как будто Из обмана, бреда и бунта, Чтобы стать неузнанной музой, Разорвав границы экрана.

Птицы на проводах – как ноты На разлинованном горизонте. Кто-то в чужие плывет широты, Чтоб оказаться в бездушной зоне И отравиться азотом скуки, В угаре страсти искать паденья. …Вдруг поднимают и кружат звуки, Если меняется угол зренья.

Пусть меленка намелет нам метель, Мы медленно научимся молчать. Змеится прялка, мчится карусель, Из царства мертвых тянется печаль. Ты псалмопевец, хоть и на мели, Мудрец с бездонной мерой мастерства. И над Землей – огонь моих молитв: Твоей мечтой во всех мирах жива.

Твой дом на сваях, на слезах. Я не хочу туда возврата, Где нет любви, лишь боль и страх В тревожных сполохах заката. Болотный вкус стоячих вод, Заросший камышами берег… Никто уже не разберет, Когда ты разучился верить. Трудись же, легкое весло, Нам долго плыть за облаками. Кто вывел, что меня спасло?… …Я лотосы возьму на память.

Сам выбрал масть, обманный путь игры, Чужой судьбы удачливый сценарий. К ногам ложились творчества дары, Ты их транжирил в призрачном угаре. В актерстве достигая мастерства, Жил в нескольких ролях одновременно. Меняя судьбы, образы, слова, Над зрителем глумясь самозабвенно. Зато сейчас, в предчувствии кулис, С иллюзиями страшно расставаться! Душа пуста – измятый белый лист — Среди фальшивых чувств и декораций.

Так ты сидел под ливнями на пляже И в колебанье массы безграничной Искал давно растаявшую личность — Итог судьбы для постиженья важен. Непросто запоздало признаваться, Что разум слит с загадочным безмолвьем, Где чья-то мысль искрит, зигзагом молний Выхватывая строчки из пространства.

Зароюсь в пламя, точно в рыжий мех, Взовьется к небу огненная грива. Ты от Земли сегодня дальше всех, Но ты даешь мне право быть счастливой. Пусть откровенье с каждым днем острей И расстоянье импульсами ранит. Пою, танцую в ветреном костре Твоих предчувствий и воспоминаний.

Стирает время адреса друзей В московских картах. Снова опоздала! Я открываю памяти музей, Там место есть для маленького зала. Все живы в измерении другом И ждут меня, волнуясь неустанно… Где был родной пятиэтажный дом — Зияющая пропасть котлована.

Парижская память. Стрела через сердце. Свиданьем взволнованные бульвары. Отжившей любви не судьба разгореться, Но в сердце – ее сумасшедший огарок. Язычница-ночь зажигает каштаны, Рассвет в золотистых волнах не замечен. Танцуют и к небу взлетают фонтаны… Зарубка в бессмертии. Долгая встреча.

На меня смотрел изумленно, Щедрым был на долгие ласки, Только я узнала зеленый Холодящий хвост аяваски. От печали спрятала сердце: Новой боли, знаю, не будет! Ты шаманил, чтобы согреться, Кипятил отвары в сосуде. Говорил, что вечность измерил, Размышлял с бессмертными рядом… Ты ужален огненным змеем И отравлен гибельным ядом. От тебя сбежала украдкой, Уплыла на солнечной лодке, Навсегда оставшись загадкой, Перуанской древней находкой.

Воистину не ведал, что творил: Жизнь подменял, душил неторопливо Мои мечты и песни о любви, Блаженные надежды стать счастливой. Учил в страданьях не искать огня, Пропитывая сладковатым ядом… И вот уже на свете нет меня — Есть женщина с потухшим нервным взглядом. Когда внезапно расступился плен, Открылось мне, что ждет судьба другая, Всем сердцем захотела перемен, Ушла из дома – нищая, нагая. И никогда обратно не вернусь, Какая радость – трудный путь исхода! Я оставляю горечь, ложь, вину, Стремлюсь туда, где радость и свобода.

Только слезы, страдания, стоны, — Вот такое оставил наследство Тот, чей голос из ямы бездонной Заморочил властным соседством. Ухожу от бесславной неволи, Многолетнего трудного рабства, И сверкает звездой огневою Путь любви, милосердия, братства.

Жизни разудалой морок — Перебор страстей цыганских. Ты, самоуверен, молод, Закружился в пьяном танце; Будешь властным, знаменитым, — Искушает бес лукавый. Но разбитое корыто — Результат короткой славы. Мир в рулетку проиграли, Разложили в схемы, сметы… И уже на хрупкой грани Между старостью и смертью Видишь, как в хмельном угаре Гибнут голоса и судьбы. Вспомнив о забытом даре, Ты рыдаешь – только всуе. Не вернется в гости муза, Ангельское стихло пенье, И на сердце тяжким грузом Проданной жар-птицы перья.

Я судьбы новые пишу, Пока не кончится бумага. Душа, бессонная бродяга, Вверяет жизнь карандашу. Упасть в забвенье не спешу. Сжигая желтые листы, Стихами наполняю ветры — Пускай несут тебе приветы Через незримые мосты. Я верю, их услышишь ты. Век новый – только зыбкий фон, На свете нет любви дороже. В нас врежет память всех дорожек Пространства старый патефон. …Через Аид, через Цафон…

Сняв искажений паутину, Ты видишь мир в соцветьях гамм. Души ночную половину Развей по лунным берегам. Пускай заветное молчанье К прозрачным родникам вернет, Храни исконное звучанье Сияющих небесных нот.

Когда к небесам поднимается ангел, Отпущенный Богом, отныне свободный, Повсюду прощанья великого знаки, — Его провожают вершины и воды. Приподнимаются древние плиты, Из недр вырывается вихрь ураганный. Бесславно уходит твой пленник забытый, В стихию безмолвия, в дождь покаянный.

Что ты знал обо мне и тогда, Когда рядом рыдала и пела, Согревая других в холода Мятежом неспокойного тела. Времена для чего ворошить? Я тебе признаюсь откровенно, Что искала спасенья души И того, чья любовь незабвенна. Сберегала сиянье внутри И в печалях жила его светом. В мое прошлое дверь затвори, Ничего ты не знаешь об этом.

Я не сама прервала эту связь: Так захотел, наверно, сам Всевышний, Вдруг из меня бесцветный призрак вышел, Исчезла боль и растворилась страсть. Во мгле чужой, забвении и муках Готовился души моей подъем. И рада я, что долгий плен вдвоем Развеяла нежданная разлука. Небес весенних сны, полутона, Холодное звучанье камертона. Объединяя всех, я вновь одна Под звездной сенью вечного закона.