М не сутки одиночества — Кастальских вод глоток! Необходим для творчества Укромный уголок. Чтоб мысли все растаяли И стала даль – звонка, Слетятся строфы стаями Неспешно свысока. Легко коснутся крыльями Доверчивых страниц… Расслышу без усилия Легенды вещих птиц! Из вечного молчания Седых первооснов Является звучание Простых и ясных слов. В них кто-то жить останется, Бесплотный – до стиха… Душе открыто таинство, Когда она тиха.

Писать стихи на билетах, Салфетках, рваных клочках, В автобусе, за обедом — До искр темных в зрачках. Нестись за судьбой стрелою, Всегда боясь – не успеть, Терять сознанье порою, Душой предчувствовать смерть. Стремиться снова расслышать В ушах знакомый звонок… – Вся жизнь тому, кто запишет Всего лишь несколько строк!

Строчки нижутся, как бисер. Сумерки. Смотрю в окно. Кто-то дальний бросил в выси Бархатное полотно. Ветер потревожил струнки, Звуков расплелась канва, В небе звездные рисунки Засверкали, как слова, Подчиняясь вечной власти Во вселенском вечеру, Точно одинокий Мастер Начал с бисером игру, Заплетая в тихом трансе Смысл слов и звездный свет… Так и дышат в резонансе И Создатель, и Поэт.

Магистр на маскараде Меня к служенью призвал: Начало новой тетради — Торжественный ритуал! Что дальше грядет – не знаю, Глаза прикрыла ладонь, Как будто я зажигаю В субботу дивный огонь.

В кровь брызнутый адреналин Кипит, раскрепощая разум, И ты опять бредешь один По чьим-то мыслям и рассказам. – Как больно обжигает свет! Все на пути – немного боги, И каждый оставляет след На ослепительной дороге.

Я сто жизней чужих сочинила, В путь отправила легкой рукой, Выцветают в тетрадях чернила, Значит, песням пора на покой. На часах время тусклое тает, Исчезает, как сизый дымок, Собираются месяцы в стаи И, курлыча, летят на восток. Все спешат к своему назначенью, Так и я, спрятав пламя в сосуд, Незаметно плыву по теченью На изменчивой вечности суд.

Привычная траектория: Диван, тротуар, траттория И там за бокалом кьянти Рассказ о большом таланте. Непризнанные кумиры Азартно тасуют лиры: Один бы снимал картины, Покруче, чем Тарантино, Другой превзошел бы Данте, А третий стал музыкантом… Но критики сплошь – кретины, А члены семьи – вампиры, И бисер метать не нужно. А те, кто сейчас заслужен, Все бездари и мутанты. До ночи трещат у столика Три сморщенных алкоголика. Диван, тротуар, траттория — Банальнейшая история.

Поверь, я многое знаю И даже в чем-то права, Но только я заклинаю: Не надо к нему ревновать! Любовники? Нет, это пошло, Любовь не имеет границ: Мы связаны памятным прошлым И тысячей общих страниц. Он только мое Alter ego, Души отраженье в стекле, Он космос, куда я с разбега Могу улететь на земле. Так много придуманных истин, Закон соблюдаемый строг… Гляди, я рассыплюсь, как листья, Причудливым золотом строк.

Как будто свет, вглядишься – тьма, Свершеньям не дано отсрочки! Меня еще сведут с ума Мои же собственные строчки. Уходят в бездны корабли, На ликах проступают пятна, А время на часах Дали Течет туда… Течет обратно…

Дурманны поздние прогулки, Исканья счастья до утра! Как жизни, вьются переулки, Ночные носятся ветра. Ни старый друг, ни дома пристань, Где обеспеченный уют, Душе, изломанной и мглистой, Успокоенья не дают. Давно тревожит вдохновенье — Неизлечимая болезнь, Сознанье неусыпным бденьем, Раскрывшимся объятьям бездн. С ним игры, как с огнем, опасны: Всегда на грани, на краю… – Но как восторженно и страстно Я сердце слову отдаю!

Быть лебедью, лететь без следа, Пленять бесстрастностью сердца Людей, богов… Рожать, как Леда, От Зевса, но из яйца, Не вить гнезда, не знать привычек, Свободной красотою – зля!.. Но женщине с душою птичьей Чужою кажется земля. Ей печься о насущном хлебе — Лишиться легкого пера: Певучая тоска о небе Звучит в нем звонче серебра. Сурова дань, чтоб жить крылатой, Не знать соблазнов и оков: Век биться, раненой, распятой В прорехе между двух миров.

На земле не удержишь взгляда: – Бездны неба к себе зовут! А рассеянные Плеяды, Точно птицы, в ночи плывут. Голубиная стая! Мимо! Год от года привычный путь! Мне б звездою, для глаз незримой, По безмолвной волне скользнуть И тихонечко влиться в стаю, Просиять, где туман и мгла… Я страницы сейчас листаю — Точно слушаю взмах крыла.

Пустышка иллюзорной славы, И снова бездорожье, дым… Как будто полевые травы — Противоядье от беды. Сбежать от всех и вспомнить радость, Раскрыться солнцу – как цветы! И большей не просить награды, Чем оградить от суеты.

В сонном мареве плавится дом, Словно страсть все вокруг истомила: – Я сегодня тебе со стихом Роковым, как она! – изменила. Древней выдержки: сладок, певуч, Знойно выплетен, тайно-застенчив! Сердце трепетно трогает луч Бывших рядом – и брошенных женщин. Как вакханки, огни в зеркалах Пляшут ярко, дразня и волнуя… Стройных строф восхитительный лад Обжигает – и ждет поцелуя. Смех двойняшки Сафо – молодой, Безмятежной, ревнивой голубки! И томление розы седой, Слишком мудрой, печальной и хрупкой.

Выводит хор: благословенна в женах! А я тебя тихонько помяну: Мерцающий насквозь и в глубину Далекий свет, стократно отраженный. За ним иду я, как по волоску, Извилистым путем меня уводит Знакомая тропинка в небосводе В твою мечту и давнюю тоску. Горит звезда волшебным фонарем, И льются звуки, все они из детства! Им суждено в мгновенье разлететься, Но просиять еще над алтарем… Все вобрала, ко всем ты прикоснулась, Растаяла, как праздничный псалом, Поворожив о дальнем и былом, Так никогда от грез и не очнулась И до сих пор блуждаешь по земле — Осеннее, рассеянное пламя! Стихами и тенями, голосами И бликами случайными в стекле…

Платье синее со стразами, Смех – муранского стекла! Девочка зеленоглазая Слишком многих увлекла. По стихам порхнула бабочкой, Муза – и сама поэт, Трепетанью крыльев бантичных Вечно – восемнадцать лет! От восторга вздрогнув, ахнула: – Он! Живое божество! В веерах ресниц распахнутых — Острый ум и озорство. Всюду – море вдохновения, Праздник легкого пера! Встречи с мэтром, откровения И баллады до утра. В танцах искра электричества! – Быть в аду! – Сто раз права. Прилежанью ученичества Близок демон мастерства! Память воплотится книгами, Смерть – лишь старый шифоньер… Ты, в воспоминаньях прыгая, Радостно картавишь «р». Звонкая, рыжеволосая, Беспокойною листвой Разметавшаяся осенью Между Сеной и Невой. Растворилась в тьме сиреневой, В тайнах, в прошлом волшебстве, Словно том, закрыв Серебряный И непостижимый – век…