ДЖОН ЛАЙДОН: Некоторые представляют себе эру Pistols в черно-белых тонах. Но на самом деле цвета, которые вижу я, ближе к неоновым или армейским зеленым с флуоресцентным розовым – короче все, что бесит. Может быть, я в конце концов интеллектуал, но я всегда считал, что цвета, как и слова, и интонации, оказывают влияние на людей.

БОБ ГРУЭН: Был период, когда они все выкрашивали в розовый, зеленый и желтый. Мне казалось, что это так радостно и по-детски. Это были цвета, которые любили маленькие дети. Вопреки распространенному убеждению, Pistols практически не использовали черных и темных цветов. В Англии звукозаписывающие компании охотно велись на яркий арт.

ДЖОН ЛАЙДОН:Не существует такой вещи, как абсолютно оригинальная мысль. Это невозможно. Так или иначе, но вы вымучиваете то, что уже было. Мы взяли все, что было актуально в восьмидесятые, и довели до максимума.

Это было бесплатно и доступно всем и до сих пор таковым является. Некоторые из нас одевались отстойно, но воспринималось это как вершина стиля. Мы никогда не надевали рубашки с галстуками или одежду Levi's. Это был такой молодежный прикид в стиле нуарных фильмов, но цветной. Нам было по шестнадцать или семнадцать лет, мы пытались выглядеть оригинально и при этом претенциозно. Что бы ни надел Кэри Грант, это будет здорово. Если ты, соединив свой прикид с пластиковыми сандалиями, выглядишь круто, то ничего другого не нужно. Мне никогда не нравилось носить деним. У меня была одна пара джинс, которую я одолжил у Пола Кука, когда мои брюки разошлись по швам. Мне пришлось носить джинсы целую неделю, и это был кошмар. У меня были лишь одни джинсы прямого кроя, вызывавшие массовое глумление и насмешки в нашем муниципальном жилье. Тогда, видите ли, были модными брюки-клеш.

ГОВАРД ТОМПСОН: Люди ходили в мусорных мешках с булавками и шприцами, свисавшими с эполетов, кругом были изображения обнаженных ковбоев, фотографии женских грудей на футболках. Все это было абсолютно ново тогда! Это считалось подстрекательским и сразу же вызвало обратную реакцию. Либо посадите меня в тюрьму либо идите куда подальше. Музыка и мода стали настоящим вызовом всему обществу.

ДЖОН ЛАЙДОН: Если вы посмотрите видеозапись любого концерта Pistols, то увидите, что визуально мы выглядели шокирующе. Это был прикид от и до провокационный. Повязки, бондажи, ремни, разорванные костюмы. Порванные мохеровые джемперы. Все прочие бенды были одеты в футболки, голубой деним и играли на акустических гитарах. Sex Pistols же были воплощением эпатажа. Музыкальным водевилем. Бурлеском злобы.

КЭРОЛАЙН КУН: Мне удалось объективно взглянуть на всю происходившее, потому что я не из Школы журналистики Тома Вулфа, которая в центр любой статьи ставит личность. Какое-то время я могла наблюдать Джона как молодого художника за работой. Интересным аспектом его личности был чистый талант, противопоставляемый отсутствию практики и тренировок, как, например, у профессионального танцора. Без техники и тренировки талант будет действовать тебе на нервы. Мне кажется, выступления Джона были настоящим героическим поступком.

У него был запал молодого исполнителя без технических навыков, ему просто было что сказать. Я вовсе не хочу преуменьшать заслуг Джона, я прекрасно понимаю, что он был харизматичной фигурой, и я уверена, что все, что делал Джон, было хорошо продумано. Я восхищалась тем, какой стиль он себе создавал, его ходом мыслей и тем, как он выражал свою личность в работе.

Я любила его за талант к писательству, нервный, амбициозный. Ему девятнадцать, он пишет стихи. Это то, за что мы называем человека творческим. Это то, что двигает тебя вперед. В нем невероятное исполнение, динамика, искры, вспыхивающие между отвагой, которая требуется для того, чтобы выйти на сцену, и изучением техник. Наблюдать за этим очень интересно. Это эмоции. Pistols удалось доказать, что для выступлений тебе не нужно быть крутым и владеть техникой, тебе всего лишь нужно уметь играть несколько аккордов. И я думаю, Джон четко себе представлял, каким именно он хочет быть.

ДЖОН ЛАЙДОН: Мрачная, угрюмая графика букв нашего логотипа на флаерах, концертных плакатах и обложках синглов реально пугала людей. Мы использовали все подручные средства. Тогда было много новостей о похищении детей террористами.

Мы использовали новостные заголовки газет для дизайна. Этим занимались Малкольм, Джульен Темпл и Джейми Рид.

Стив, Пол и Глен не проявляли к этому никакого интереса.

Я хотел принимать участие в создании дизайна, но скажу честно, это была комбинация усилий. Никто из этих людей не оставил за собой последнего слова в области того, как именно должна выглядеть графика нашей группы. Мне казалось, что презентация важна не меньше, чем содержание. Я всегда настаивал на той точке зрения, которая расходилась с представлениями Малкольма. Джейми Рид и Берни Родс к этому отношения не имели.

БОБ ГРЮЕН: Я находил визуал Sex Pistols интересным, поразительным и совершенно иным, чем все, что мы видели до этого.

В этих киднэппинговых дизайнах было что-то пугающее. В то время было страшновато видеть название группы, написанное так, как если бы это было угрожающее письмо, пришпиленное булавками. Я вырос в еврейской общине и был восприимчив к свастикам. Они выглядели жутко и были запрещены. Поэтому мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что Pistols используют их для создания страха, который должен начаться с символов нацистского движения, или, возможно, они насмехались, так как они, вероятно, ненавидели нацистов так же, как ненавидели всех остальных. А может быть, они просто пытались поднять волну провокации среди фанатов.

ДЖОН ЛАЙДОН: Джейми и Берни были достаточно талантливы в искусстве, и если кто-то и ввел меня в искусство, так это был Берни Родс. Он был важен для меня во многих отношениях, когда я впервые начал выступать в Pistols. Берни часто отводил меня в сторону и говорил: «Делай так! Честно, это будет здорово! Ты получишь то, что тебе нужно!» Он часто показывал мне, где именно могут возникнуть проблемы с Pistols в будущем. Он сеял семя, а затем ждал, когда оно взойдет, чтобы посмотреть, смогу ли я пожинать плоды. После первой пары репетиций он сказал: «Теперь вы должны начать думать о том, как вы будете представлены миру, кто будет вас фотографировать, а также об обложках альбомов!» Это было еще до того, как мы в принципе приблизились к сцене вместе с Pistols. Но благодаря Берни я научился вовлекаться во все эти процессы.

КРИССИ ХАЙНД: Я думаю, что у Берни были какие-то идеи.

Я знаю, что многие считают его двигателем панка, но не я. Очевидно, что он конкурировал с Малкольмом, он хотел во всем участвовать и вносить свой вклад.

ДЖОН ЛАЙДОН: Берни Родс поладил с Гленом Мэтлоком, но Глен был студентом художественной школы со средним талантом. Мэтлок не имел должных навыков рисования.

Я спрашивал Малкольма о The Beatles, когда мы только начали выступать. Он рассказал мне, что главный их плюс заключался в том, что они могли играть и сохранять чувство ритма, потому их всегда можно четко слышать.

ДЖОН ГРЭЙ:Малкольм понятия не имел о том, что такое музыка и какой она должна быть. У него напрочь отсутствовал слух. Он был хорошим генератором идей но его джук-бокс [36]Джук-бокс (англ. Jukebox) – звуковое оборудование с автоматической сменой кассет.
в магазине «Секс» четко демонстрировал то, каким он был: безвкусным и блеклым.

ФИЛ СПЕКТОР: У него было множество музыкальных пристрастий. Я никогда не забуду, когда я диджеил на «Скрин он зэ грин» для Pistols, Малкольм заставлял меня играть какое-то дерьмо типа баллад из пятидесятых и шестидесятых.

ДЖОН ЛАЙДОН: Люди в Лондоне привыкли к более хаотичному звучанию групп, как, например, у Pretty Signs. В них было что-то такое, чего не было у других групп. Rolling Stones бы не стали такими популярными, если бы The Beatles не написали для них несколько песен. Многое можно сказать об этом: люди довольно скучные, и им нравятся хорошие инструменты и звуки. Все это меня безумно утомляло. Я всегда предпочитал что-то необычное, я любил балансировать на грани. Хороший звук – это всего лишь хороший звук, это ни туда, ни сюда. Как только я разбираюсь в чем-то до конца, это перестает меня интересовать.

Я никогда не чувствовал, что Малкольм и я мыслим синхронно относительно Sex Pistols. Мне никогда не нравился Малкольм как друг. Я всегда думал, что он был своего рода оператором. С ним никогда не было ощущения товарищества или команды. С Малкольмом невозможно было посидеть в баре, потому что он в жизни ничего не купит нам в этом баре. Даже минералки. Он даже руку в карман не сунет, потому что жаден до одури.

Всегда существовало некое противоречие между Sex Pistols и нью-йоркскими Ramones. Кто на кого похож? Да, тогда у них вышел новый альбом, и они носили длинные волосы, но они не были мне интересны. Мне не нравился их образ, посыл, они не имели абсолютно никакого отношения к реальной жизни в Британии. Сиду они нравились. Но Сид любил все, что, по его мнению, вписывалось в понятие «стиль». Ramones соответствовали представлениям Сида о жизни ночных клубов Нью-Йорка.

КРИССИ ХАЙНД:Ramones – единственная американская группа, признанная английским панком. Сид научился играть на гитаре по альбомам Ramones в течение двух или трех дней. Он чертовски любил Ramones.

Мало кто из панков признает американские группы, которые появились в то время, как на всех начинали влиять The Clash и певица Патти Смит. Я не думаю, что Роттен или другие парни интересовались ею. Они, вероятно, воспринимали ее как старую хиппи.

ДЖОН ЛАЙДОН: Я узнал о Ричарде Хэл л е только тогда, когда он приехал в Англию после того, как Pistols провалили тур Anarchy in the UK. Я видел, как он играл в «Кэмдэн Пэлэс», а зрители принимали его наихудшим образом. Они бросались в него всем, что было под рукой, и тогда я вышел и сказал: «Пусть он сыграет!» Они прекратили швыряться, начали слушать, но им все равно не понравилось. Нас засыпали комментариями о том, что мы пытались подражать группе New York Dolls. Но это было совсем не так. Ассоциация проходила именно с Малкольмом, потому что конкретно его что-то связывало с этой группой. Я не знал этого на тот момент, когда образовались Sex Pistols. У меня не было об этом ни малейшего понятия.

Забавно, когда люди делают что-то из-за неверного посыла и по неверным причинам. Например, когда они возвели в культ мои плевки со сцены. Никто не понимал, что пародирует мое физическое заболевание, а не политическую позицию. Я так плевался всю жизнь, потому что у меня проблемы с пазухами и слизью. На сцене это происходит естественным образом, особенно когда нужно драть глотку изо всех сил. Ты просто сплевываешь образующуюся слизь, куда еще ее деть? Но овцы и бараны по ту сторону сцены моментально подхватили эту мою особенность. Может быть, если однажды мне остохренеет все так, что не останется сил, я порежу свои фальшивые пластиковые кисти. Посмотрим, сколько моих последователей сделает то же самое.

Это было совсем не похоже на то, чем должны были заниматься дети рабочего класса, если говорить о том, что мы делали непосредственно до появления Pistols. Почему рабочий класс так зол и ленив и боится образования? Почему эти люди так боятся учиться и выходить за рамки своих четко определенных классовых барьеров?

КРИССИ ХАЙНД: Классовая система – это именно то, чем являлся панк, чего я никогда не понимала, потому что считаю себя существом без принадлежности к определенному классу.

ДЖОН ЛАЙДОН: Британцы любят тонуть в своих страданиях. Не могу не отметить тот факт, что им нравится причитать, что телефонная система не работает. Им нравится, что Британская железная дорога страшна и напоминает диарею на дне города. Она предмет шуток в Европе и мировых скандалов. Прирожденная неэффективность заставляет их ныть и причитать всю их никчемную жизнь. Вот вам пример типичного диалога двух британцев:

– Как прошел твой день?

– Кошмар, дорогой, просто ужас!

Вы когда-нибудь замечали, что в Англии слишком много внимания уделяется погоде? То им слишком жарко, то – слишком холодно. Идет дождь или не идет дождь – что совой об пень. Никогда британцы не бывают счастливы. Нет, мать его, такого понятия, как счастье. Они любят создавать себе идолов и смотреть, как пресса перемывает им косточки. Все по очереди прочитают «обалденно интересную заметку», возведут тебя на пьедестал, оттуда же пнут под зад ногой и – до свидания.

Все это всегда доводило до ручки меня и всех людей, с которыми я общался в детстве. Я все еще знаю их всех, и каждый из них делает что-то необычное и не соглашается с дурацкими нормами. Они до сих пор не вписываются в эти суженные рамки. Некоторые из них – художники и учителя. Вубл продолжает делать музыку и делает ее хорошо, Вубл никогда не подписывался на шлак за деньги, он куда больше интересовался работой, что очень важно.

Вубл и я арендовали дом с четырьмя спальнями в Тоттенхэме в 1977 году за шесть фунтов в неделю. Как-то раз мы решили не платить арендную плату, и арендодатель вломился к нам с двумя вышибалами.

Когда они пришли, мы сказали им, чтобы они вошли в дом. Они не стали заходить. Мы предупредили их, что не заплатим, пока они не войдут. Деньги на аренду находились на кухне. Но они все равно не входили. Я вообще не склонен верить в подобные истории, но двери в доме открывались и закрывались посередине ночи. Я как-то сидел в комнате и вдруг увидел пожилую женщину в коридоре. Дверь между коридором и парадной была стеклянной, и вы просто видите тень того, кто проходит мимо. Однако когда открываешь дверь, ты обнаруживаешь, что там никого нет. Жутко злило, когда на лестничном пролете я слышал чьи-то голоса, хотя знал, что наверху никого нет. Соседи не подходили близко к тому месту, где мы жили. Вубл тоже сам никуда не ходил. Мы просто звонили друг другу и потом ждали на улице. Я спал в одной из четырех спален.

Спустя два месяца мы переехали в дом на Бертон Стрит на Кингс Кросс. Им владела группа индейцев-мусульман. Они не могли терпеть наши ежедневные скопища по ночам. У нас был сговор с одним местным нелегальным поставщиком выпивки. Мы заказывали семь или восемь ящиков выпивки в день. Мы получали заказ, а мусульмане сходили с ума и кричали: «Никакого алкоголя в нашем доме!» Наш друг Пол Янг (не певец) выбросил телевизор из переднего окна. Стены были очень тонкие, и потому нога Вубла моментально прошла насквозь и оказалась в следующей квартире.

Pistols играли концерт в Тюрьме Челмсфорд Максимум Секьюрити. Мы настаивали на том, чтобы Малкольм подсуетился и сделал этот концерт. Это единственное место, которое ему удалось найти, поэтому мы собрались и поехали, чтобы сыграть для заключенных. У нас тюрьмы не такие суровые, как в Америке, однако заключенные выглядят как чертовы психопаты. Концерт оказался крутым.

Стражи просто сказали: «Вперед, попробуйте, если сможете!» Они вышли и закрыли дверь, и все время, пока мы играли с этими безумцами, оставались снаружи. Мы выдали тот заряд, которого ждали эти люди. Не было охраны, не было колючего забора, за которым мы могли бы сыграть. Я был лишь в пяти футах от первого ряда – там сидели и скалились пятьсот или шестьсот человек.

Мы тогда действительно повеселились – мы получили реакцию от людей, чьи вкусы не были испорчены и подкорректированы прессой.

«Ай! Кажется, я сейчас умру… но умру модно!»

Мы просто сделали то, что могли, и получили наилучший результат. Что мы должны были делать? Забиться в угол? В то время мы добились уважения к себе. Некоторые из заключенных подходили к нам после концерта.

«Спасибо, что приехали!» – говорили они и возвращались обратно в камеры.

«Не за что!» – отвечал я. Странное ощущение: никто никогда нас не благодарил ни за что, еще меньше нам выражали благодарность за игру.

Малкольм открыл офис за пределами Оксфорд Стрит. Это была хижина с облезлой краской на стенах. Окна были закрашены. Ему не нравилось, когда мы были там, что я находил довольно странным, поэтому я приходил так часто, как мог. Заходишь туда и встречаешь там кучку людей, слоняющихся туда-сюда без дела, скучающих, таких как Саймон Бэйкер, Джейми Рид, Берлин и Софи Ричмонд. Они были как отщепенцы, которые мигрировали из офиса в офис. В том же здании был офис журнала «Сниффинг Глу». Все это казалось абсолютно безнадежным. Была только одна богом забытая группа, которую курировал менеджер – это Sex Pistols. Малкольм даже не говорил Софи, секретарю, которая вела офис, что конкретно он делал. Никто при мне никогда не отвечал на телефоны. Никаких документов на столах не было – одни пилки для ногтей.

До появления офиса Малкольм привозил Pistols к Крису Спеддингу. Со Спеддингом мы записали демо – он был достаточно известным и уважаемым гитаристом. Он был первым «музыкантом», который публично заявил, что не понимает, за что нас не любят.

По его мнению, мы были весьма интересными.

В то время, когда Pistols только образовались, не было независимых лейблов. Все это появилось только с ростом так называемого панк-движения. Одним из таких независимых лейблов был Chiswick – и он был тем лейблом, который открывал двери многим музыкантам. Но на самом деле это совсем не то, что нужно группе. Ты позиционируешь себя выше этого, ты хочешь, чтобы тебя слышало как можно больше людей. Пока не будет распространения твоих записей и продвижения, ничего не будет. Когда ты подписываешь контракт с такими независимыми, как они себя называют, лейблами, они сдают твой контракт крупным лейблам. Опять-таки мимо, и ты снова в пролете, только уже дважды. Некоторые независимые лейблы полагают, что они всех сделали и захватили монополию. Придурки! Им самим еще нужно обратиться к большому количеству крупных лейблов, чтобы хреновы записи были отпечатаны, распространены и чтоб за них платили. Если крупные магазины не признают твой лейбл и не возьмут твои записи, ты обречен.

Я едва ли знал все особенности и подробности контрактов, которые мы подписывали. Я держался от этого подальше. Честно говоря, мне и другим участникам группы было интересно лишь одно – сколько нам заплатят. Настоящие гуманитарии. Да и что, собственно, можно требовать от восемнадцатилетнего парня. В таком возрасте погружаться во что-то серьезное просто невозможно, ты даже не можешь нормально прочитать эту красивую, аккуратно распечатанную бумажку. Расшифровка всех слов в контракте на запись отнимала у меня много времени, но я делал это только потому, что мне приходилось. Меня окружали люди, которые говорили мне одно, и книги, которые говорили мне другое. Можно обнаружить расхождения между тем, что они говорят, и тем, что написано. Иногда советчики совершенно некомпетентны.

Мы подписывали все, что подсовывали нам под морды, не глядя. В этом отношении я был так же туп, как и все остальные. Я даже не приближался к пониманию происходившего. Теперь-то я понимаю, что контракты были просто удручающе ужасные. Малкольм также не имел представления о том, что вообще он делал.

Многие музыканты в США даже не пытаются погрузиться в чудесный мир музыки до того, как им исполнится двадцать или двадцать пять лет. В Англии ты начинаешь примерно в шестнадцать или семнадцать лет, или даже раньше, что является трагедией, потому что ты беззащитен перед стервятниками. Они разорвут тебя на куски, мало что можно с этим делать. Твои родители такие же глупые, как и ты. Контракт с Warner Brothers в Америке мы подписали на веки вечные.

В первые месяцы я желал бы, чтоб у нас было больше встреч с группой. Мы иногда месяцами просто сидели и спрашивали Малкольма, что мы дальше будем делать и где вообще наши деньги.

Но он постоянно съезжал. Для меня это был первый тревожный звоночек.

Малкольм отправился в CBS, и его просто вышвырнули из здания. Мы сидели на лавочке в парке напротив. Он тогда сказал: «Сейчас добуду вам интересную сделку». Все были такие наивные. А я находил это смешным.

«Ну давай, Малкольм, впечатли меня!» – съязвил я.

«У меня встреча, я скоро вернусь!» Сначала они нас не впустили. По этой причине мы ждали снаружи. Малкольм зашел и через некоторое время его в прямом смысле вышвырнули из здания.

CBS не были абсолютно ни в чем заинтересованы, но Малкольм думал иначе. Мне кажется, что они нашли как его самого, так и всю идею, оскорбительными. Мерзкая, ужасная группа. Как вы только смеете? Боже, он был так унижен. Это просто разбило его на куски. «Я не знаю, что произошло!» После этого он вскрикнул: «Да как они посмели! Я вызову полицию!» Один из секретарей крикнул в ответ: «Не утруждайтесь. Полиция сама уже едет!» После этого мы быстро убежали. Нас бы всех упекли за решетку, хотя нам всего лишь нужно было подписать контракт. Так происходило много раз. Особенно с агентами. Вечно где мы, там истерика, скандал. Когда я видел такое отношение, я даже радовался, ведь именно это мне и было нужно. Значит, я все делаю правильно. Я оскорбляю своим видом всех этих «правильных» людей.

ГОВАРД ТОМПСОН: Стоило бы подумать о последствиях дружбы с этой группой неуправляемых и совершенно безрассудных персонажей. Они делали все прямо противоположно тому, как обычно занимаются музыкой и бизнесом. Как бы я сформулировал это для звукозаписывающей компании? Они были в ежедневных газетах, в национальной прессе. Плюс было кое-что еще, о чем я никогда прежде никому не говорил.

Мой отец был большим и важным человеком в музыкальном отделе Совета Искусства Великобритании. Одна из его главных обязанностей состояла в том, чтобы субсидировать через правительственные гранты большинство крупных оркестров в Англии. Он также хотел найти солиста и дать ему грант.

Он имел большое влияние в классическом мире. Поэтому мне пришлось смириться с тем, что я и мой старик, возможно, никогда не сойдемся. У нас уже было несколько трудных лет, и я пытался наладить отношения с ним. Sex Pistols уничтожили даже минимальный шанс. Он был бы в ужасе, если бы я подписал контракт на запись с этой группой.

ДЖОН ЛАЙДОН: Мы посетили Мики Моста, известного продюсера шестидесятых, когда вели охоту на лейблы. Он был довольно приятным, но, глядя на меня, он не думал, образ мальчика-милашки моментально рухнул в его голове. Он не был противным или ужасным по отношению к нам, так как о нас тогда мало кто знал. Работа Мики Моста – это все, что действительно происходило в поп-роке, кроме супергрупп, динозавров, дерьма или бессмыслицы на дискотеке. Мне было совершенно непонятно, зачем мы туда приехали. Мы знали, каков будет ответ, прежде чем туда добрались. По крайней мере, лично я знал точно.

ГОВАРД ТОМПСОН: Я чувствовал, что со своим подходом долго они не протянут. Я не собирался вкладывать много денег в то, что должно было самоуничтожиться. Теперь это мое единственное сожаление за восемнадцать с лишним лет работы. И оно заключается в том, что я не подписал контракт с Sex Pistols.

ДЖОН ЛАЙДОН: Можно сказать, что когда ЕМ I подписали с нами контракт, а через три месяца кинули нас, это было скорее хорошо, чем плохо. Честно говоря, мне было все равно. EMI выглядел как хромой лейбл. Парни в костюмах – это все, что я помню про них. У них был один парень из A and R с волосами неопределенной длины, и ему разрешалось носить красивые джинсы и футболку. Он был тем самым рок-н-ролльным шутом, который, собственно, и «окрашивает» это направление в забавное и веселое. Но когда приходишь в офис EMI, там нет ничего и никого, никакого веселья, только парни в костюмах да секретарши с кукольной внешностью, работающие в графике с девяти до пяти. Они казались мне чересчур буржуазными, в них не было элемента хаоса или распущенности. EMI сначала упомянула о переводе нас на Harvest Records, но этого так и не случилось. Малкольм даже не знал, что такое Harvest. Я быстро указал EMI направление, куда им идти. Это было не для меня. Я полагаю, EMI думали, что могут оттолкнуть нас в сторону. Мы хотели сказать это им уже непосредственно на записи.

EMI тоже нас невзлюбили. Другие артисты отправляли жалобы и не хотели продолжать работать сними в том случае, если они возьмут на борт нашу команду. Опять мы имели дело со старыми хрычами в галстуках типа Рика Уэйкмана, Стива Харли и других. Это снова было то же самое старое дерьмо, снова на нас пала классовая система.

БОБ ГРУЭН: Я ходил с ними на EMI. Мы все пили пиво, поэтому чувствовали себя довольно хорошо. Я помню, было уже поздно, шесть или семь часов. Большинство офисов EMI были пусты, за исключением одного парня, который ждал Sex Pistols. В конце концов, еще несколько человек, в основном юристы и парни из R and К, приехали на помощь. Группа подписывала бумаги, пока мы фотографировались. Затем ребята из EMI открыли шампанское, чтобы отпраздновать. Я помню, как Стив потом блевал на парковке. На следующий день во всех газетах был заголовок: Sex Pistols заблевали офис своей звукозаписывающей компании».

ДЖОН ЛАЙДОН: Взрыв панка заставил все звукозаписывающие компании пасть на колени. Вот почему они выбежали и записали все, что хотя бы отдаленно напоминало панк. Они хотели создать из этого систему и сделать ее господствующей. Они не собирались инициировать панк, они просто вцепились в него мертвой хваткой. Звукозаписывающие компании обычно говорят: «Давай, вали отсюда и сначала стань известным. Тогда возвращайся, и мы тебя подпишем!»

Я в жизни никогда не давал нашему направлению название «панк». Этот ярлык на нас навесила журналистка Кэролайн Кун. Это американское слово для проститутки в тюрьме. Я вовсе не собираюсь быть предводителем тюремных опущенцев! Засуньте себе в задницу свой панк!

Было что-то в Pistols такое, чего звукозаписывающие компании не могли понять. Им нужны были прилизанные пряники в галстуках, из которых состояло большинство групп. Их напугал тот факт, что мы были далеко не сладкими мальчиками.

«Боже, они не притворяются, они правда такие козлы!»

Sex Pistols всегда были катастрофой. Каждый гребаный день что-то шло наперекосяк, катилось в ад, вызывало неприятные последствия и приводило нас в дерьмовое состояние. Но я никогда не думал, что в жизни бывает как-то по-другому, поэтому все было прекрасно. И вот, за много лет ничего не изменилось.

Было бы легко превратить Sex Pistols в новых The Rolling Stones, но этого я никогда не хотел. К его чести, Малкольм тоже никогда не хотел этого. Ему нужно, чтобы группа соответствовала его видению, а не чьему-то еще. До появления Pistols все новые группы должны были стать частью индустрии. Но Sex Pistols доказали, что так не должно быть. Обидно, что немногие усвоили этот урок, потому что их музыка так и звучит, как старое унылое говно.

ГОВАРД ТОМПСОН: Внезапно обнаружилось, что звукозаписывающие компании не говорили группам, что делать. Они были не в том положении, чтобы требовать от коллективов каких-то действий. Художественный контроль вернулся к самим создателям. Музыканты сами находили инструменты самовыражения, через небольшой независимый лейбл или более крупный, который понимал, что они пытаются сделать. Группы демонстрировали свое мастерство в бескомпромиссной и радикальной форме. Фактически они начали диктовать условия, поскольку звукозаписывающие компании начали карабкаться, чтобы подписать что-то новое, что двигало музыкальный рынок.

ДЖОН ЛАЙДОН: Pistols никогда не тусовались со всеми этими музыкальными инсайдерами, писателями или кем-либо из них. Однажды мы попали в чарт Top of the Pops, а потом нас вышвырнули оттуда за плохое поведение. Это вошло в систему. Эй, дорогой, тебе вход на шоу закрыт из-за оскорбительного поведения. Люди верили в мифы, поэтому малейшее нарушение правил приводило к катастрофическим последствиям. Было весело узнать, что вы раздражаете всех до такой степени, что люди закатывают истерики и теряют контроль.

Взять, к примеру, Билла Гранди.

Весь инцидент с Биллом Гранди был прекрасен. Это было просто райское наслаждение. Он разрушил собственную карьеру. Это был не я. В то время, когда нас попросили прийти на шоу, мы репетировали в Крэйвен Парк Роуд для нашего предстоящего тура Anarchy in the UK. EMI организовали интервью программе Today. Это было развлекательное шоу, на котором можно было пообщаться и которое передавали по всей стране. Мы даже не знали, что будем в тот день на телевидении. Ай Ти Ви отправил нам лимузин. Ни фига себе. В машине были напитки, а потом – еще больше напитков. У телевизионной станции была приемная, в которой в тебя мог швыряться дерьмом кто угодно. Там мы встретили Билла Гранди.

Гранди был пьян в дрова, когда мы туда приехали. С нами также были Сьюзи и кое-кто из контингента Бромли. Мы были на месте по крайней мере за час до шоу. Гранди сначала докопался до девчонок, в первую очередь до Сью. Он вел себя как мерзкий грязный порочный старикашка, и все это вылезло потом и на интервью. И сказал нам, что мы все мрази. Единственные, кто там был достоин внимания, – это продажные девушки, которых можно было поиметь, и на этом все.

Все истинное отношение к нам проявилось во время интервью, и оно отнюдь не было позитивным. С первой же фразы он начал демонстрировать негативное отношение, а дальше ему оставалось только дать повод, за который мы могли бы зацепиться.

Я первый спровоцировал его, пробормотав что-то себе под нос. Он спросил: «Эй, ты что там бормочешь?» В этот момент встрял Стив. Тогда Гранди просто разошелся. Они понятия не имели, что вообще творили. Или, может быть, они делали вид, что не понимали этого. Билл Гранди был профессиональным алкоголиком. Его поведение в этой так называемой комнате для гостей еще до интервью было дерьмовым. Мы должны были почувствовать себя грязью. Продюсер и режиссер должны были знать о результатах, наверняка они подготовились к этому сабантую, хотя, быть может, все пошло не совсем так, как они планировали. Они думали, что мы не сможем дать отпор. Однако от нас им влетело по полной программе: «Ты козел, ты урод, ты грязный ублюдок!» И так далее и тому подобное. Как же замечательно, когда такая программа выходит в шесть тридцать вечера, сразу после новостей. Было так замечательно читать в газете на следующее утро, что мужчина в Ливерпуле с отвращением пнул свой телевизор при просмотре шоу и вообще подал в суд на телеканал! Прессе это понравилось. Я думаю, что они все равно хотели уволить Билла Гранди, что позже они и сделали. Перед смертью Гранди устраивал эти телешоу в таких местах, как Йоркшир и Ланкашир. Он гулял по болотам в поисках пабов.

СТИВ ДЖОНС: Именно я начал потасовку на шоу Гранди. Мы были в Камдене и репетировали для тура Anarchy in the UK c The Clash и The Heartbrekers.

Мы пахали как проклятые на сцене, когда люди из EMI подошли к нам и сказали: «Тебе лучше прямо сейчас выйти на телеканал, потому что Королева собиралась принять участие в шоу, а вас некуда сунуть! Нам нужно как-то все устроить!»

ВВС поместила нас в маленькую гостеприимную комнату-гримерку, в которой был холодильник с алкоголем. Я нервничал и опустошил три бутылки Blue Nan. И когда мы выходили на съемочную площадку, я уже был пьян и зол.

Я думал, что Гранди собирается поговорить о нашем предстоящем туре или альбоме, но потом я понял, что его задача была в том, чтобы просто выставить нас на посмешище. Сьюзи сказала Гранди, что всегда хотела с ним встретиться и считает его искренним. Он недвусмысленно намекнул ей, что хотел бы встретиться после шоу. Он был старым мерзким ублюдком, поэтому я начал ругаться с ним. На самом деле Джон сказал херню, но его никто не услышал. Тогда я начал обкладывать его бранью. Я думал, что все это вырежут. Обычно такие моменты не выходят в эфир, но они не вырезали этот скандал. Может быть, кто-то сознательно выпустил это. Это было прекрасно. Но я не стеснялся сказать этому парню, куда идти. Помню, в каком офигенном состоянии мы оттуда ушли. Помню, что наши телефоны трезвонили без конца. Это было захватывающе.

ГОВАРД ТОМПСОН: Когда Pistols провернули все это с EMI и А&М, уверен, что для лейблов это было потрясение, однако для нас это был хороший толчок. Все это было истерически смешно и вполне ожидаемо. Я думаю, что первым против нас выступил Рик Уэйкман. Ему не нравилось находиться на том же лейбле, что и эти неряшливые Гербертсы, которые не могли играть на своих инструментах, поэтому он поговорил с Дереком Грином, управляющим редактором. В итоге они ушли с лейбла. Это было что-то вроде «пиф-паф, ну кто следующий?»

Что касается наших отношений с EMI, они прекратились сразу после того, как было продано пятьдесят пять тысяч копий сингла Anarchy in the UK. Мы расстались, и Малкольм собрал около пятнадцати тысяч фунтов стерлингов, чтобы потратить их на записи. EMI или Л ВО, что значит «Любая Возможная Ошибка», – так их и нужно называть.