ДЖОН ЛАЙДОН: Пресса сообщала о неприятных событиях в лондонском аэропорту Хитроу. До нашего отлета в Амстердам поступали сообщения о пьяных, заблевавших аэропорт и при этом нагло вопрошавших: «А для чего нужны пепельницы, если не плевать в них?» И действительно: плюнешь в такую пепельницу, какая-нибудь старуха оскорбляется, а вокруг уже сорок два журналиста раздувают из этого новость. Окей, хорошо, ты наблевал в аэропорту, ну и что в этом такого, почему это новость? Я никогда не хотел играть в Голландии. Голландцы были слишком уж заражены вирусом хиппи и слишком пассивны для нас. Вся наша аудитория была куда старше нас, они все выглядели, как банда каких-то мертвецов. Молодым ребятам не позволялось заходить в концертный зал, потому что концерт начинался слишком поздно. А эти вонючие ароматические палочки? Эти горящие свечи выводили меня из себя! Вообще вся их культура меня сильно поражала и даже пугала. Каждый раз, когда я туда возвращаюсь, я чувствую все то же самое.

Я предпочитал Скандинавию, потому что местные жители были жесткими и брутальными. Играть там было все равно, что отправляться с викингами за пивом. Туры в Скандинавии всегда были дикими и безумными. Толпа была молода, агрессивна и куда более весела, чем британская аудитория. Скандинавы, по крайней мере, не стояли с такими лицами, словно пришли убить нас. Именно они первыми поняли, что такое Sex Pistols. Абсолютно у всех нас до сих пор есть проблема в Лондоне с местной аудиторией. Все они одевались слишком уж модно. Ближе к северу Лондона английские дети до сих пор носили прически, напоминавшие миску для пудинга, но в Норвегии, Швеции, Финляндии и Дании у людей было много денег и правильное отношение к нам. В какой-то момент их задолбали длинные волосы, и они начали приходить на концерты и спрашивать друг друга: «Смотри, круто я обкорнался?»

Лондонцы называли такие стрижки катастрофой и говорили:

«А почему вы просто слегка не подровняете вот здесь или здесь или не начнете укладывать челку на другую сторону?» Скандинавы жили без каких-либо клише и попыток следовать определенным стереотипам. Они были сами по себе, и мне до сих пор нравится туда возвращаться. Мнение музыкальных изданий о них меня мало интересовало. Девушки были феноменальны – тебя могли тут же пригласить в баню.

Они были красивые, при этом они рушили стереотипы о том, что девушка должна выглядеть как модель.

Малкольм выехал с нами туда только один раз. Ему здесь не нравилось, потому что все это было очень далеко от фешенебельного мира Лондона. Он не мог найти здесь ничего прикольного для себя. Люди с Севера больше интересуется музыкой, в то время как он был полностью поглощен причиндалами, связанными с ней.

Начальник военной полиции в Шотландии выступил против Sex Pistols. В одной из своих речей он заявил, что в Шотландии достаточно хулиганов и не нужно импортировать их из других стран. Я всегда замечал, что те, кто обладает властью, никогда не имели прямого контакта с людьми. Поначалу все шло нормально, но как только они начинали кричать о Sex Pistols, возмущения и недовольства возрастали. После релиза God Save the Queen нас побили на улице. Это еще одна причина, по которой я стал зависать с большим количеством друзей, особенно с хулиганами. Они могли остановить это. Я физически не мог передвигаться по улице в одиночку, меня бы атаковали. Виной тому – повышенное внимание к моей персоне и весь этот ежедневный бред и тупость в газетах. Если бы я даже пустил газы, нужно было непременно показать всему миру, как именно я это делаю, находясь в Англии.

Всегда можно напороться на подобных персонажей. Толпы пьяных людей, блуждающих по улицам, которые думают, что они здесь, чтобы защищать общество. Ну вот, это и произошло. Некоторые из нападений были крайне жестокими. Меня ранили ножом прямо возле студии звукозаписи, когда я записывал альбом Bollocks, это произошло еще до того, как чертова пластинка была выпущена. Сингл был, но альбома не было. Мы пошли в паб недалеко от той самой известной площадки «Арсенала» в Хайбери, где я вырос. Кучка ублюдков просто порезала нас ножами, лезвиями, бритвами и прочим. Я был тогда с продюсером Крисом Томасом и звукоинженером. Мы успели убежать на парковку и запереться в машине. Банда разбила ветровое стекло автомобиля вдребезги. Пока мы были внутри, они били стекла. Мне приставили лезвие к ногам. На мне были брюки из толстой кожи. Я часто в них ходил. Будь моя одежда тоньше, они могли бы запросто отрезать мне ногу. Лезвие вонзилось мне в колено. Также бритва полоснула мне зону рядом с мизинцем, повредила связки на левой руке. Из-за это я больше не могу играть на гитаре. Так-то. Я не могу даже как следует сжать левый кулак. А ведь я левша. И да, полиции до этого дела не было, хотя я тогда чуть не погиб.

«Так тебе и надо!»

Спасибо большое. Я не борец. Я просто защищал себя, но я мало что мог сделать против такой артиллерии. Их было как минимум двенадцать человек, и они просто как ненормальные орали: «Мы любим нашу королеву!»

Это потрясло меня еще больше, чем ножевое ранение. Это было самое глупое, что я когда-либо слышал. Я думаю, что в ту ночь они действительно заставили ее гордиться.

БОБ ГРУЭН: В Америке, нравится тебе президент или нет, ты можешь говорить все, что, черт побери, захочешь. Я не представляю, чтобы хоть кто-нибудь в нашем коллективе или вообще в американском обществе сказал, что он ненавидит группу, потому что они оскорбили президента. Но в Англии другие музыканты действительно были оскорблены поведением Pistols. Было интересно смотреть, как эмоционально они относятся к чему-то связанному с политикой, в частности, к королеве. В Америке противоречия вызывал секс, но вовсе не политика.

Чуть позже Pistols стало уже совсем невозможно просто пойти куда-то выпить в бар или погулять по каким-то улицам типа Кингс Роуд, Лэдброк Грув, или по другим территориям, где можно было встретить музыкантов. Также нас критиковали так называемые длинноволосые бунтари из других коллективов, те самые крутые протестующие группы. Они все готовы были передохнуть, защищая королеву и британский флаг. Они так яростно отстаивали свои права и все то, что их угнетало всю жизнь. Pistols совершенно четко дали понять, что не нужно бить кого-то по зубам и принимать все это и дальше. Мы хотели снять пелену с глаз и посмотреть объективно и трезво на все творившееся вокруг нас беспросветное дерьмо. Физическое насилие, которому подвергались Pistols, было довольно редким явлением. Я не думаю, что на этой планете была еще хоть одна группа, которая бы получила столько внимания. Однако, откровенно говоря, я тоже был не особо счастлив, потому что ножевое ранение – это как минимум больно.

БОБ ГРУЭН: Однажды я был в баре под названием «Спикизи» с Джонни Роттеном и Стивом Джонсом. Стив и я пошли в туалет, чтобы покурить, там мы услышали, как два человека моют руки и говорят о чем-то странном.

Так как это бар, в котором собираются звезды и он всегда полон музыкантов, я предполагал, что у артистов как минимум есть право мыслить свободно. Но эти люди говорили о том, как они злы, как они ненавидят Sex Pistols, потому что те оскорбили королеву, и я не мог в это поверить.

Пока я слушал весь этот поток бреда, у меня было ощущение, что я турист в незнакомой стране и не понимаю языка. Музыкант злится на группу, потому что группа спела песню против королевы? Мне кажется, что Стив лучше понимал, что происходит. Когда мы вернулись назад в бар и стали пить пиво из больших тяжелых кружек, я все еще думал о том разговоре. По мне так это все еще был бар для музыкантов, однако Стив, похоже, был в курсе происходящего. Джонни Роттен стоял буквально в паре шагов и с кем-то разговаривал.

«Давай под стойку, – сказал он. – Сейчас будет драка!»

Как только мы спрятались под барной стойкой, все стаканы, какие только были, полетели в воздух. Это было самое крутое, что я когда-либо видел. Из всех углов в нас летели тяжелые пивные кружки, которые потом разбивались о стены бара. Через секунду весь зал был покрыт стеклом. Я спросил, что это за хрень, и получил ответ, что кому-то мы здесь не по нутру.

ДЖОН ЛАЙДОН: Мой отец видел, что Малкольм неспособен контролировать ситуацию. Насильственные акты были слишком жестокими. К примеру, однажды меня побили прямо напротив студии звукозаписи. Мы с Сидом тогда жили в Челси, Клоистерс. Мы были совсем не такие, как Пол и Стив. У нас не было постоянного места, где мы могли бы остаться, поэтому мы часто становились жертвами подобных нападений. После моего избиения в больнице произошли какие-то проблемы, и они не стали меня лечить. Малкольм даже не организовал какой-то транспорт, чтобы куда-нибудь нас отвезти.

В одной из фотосессий, сделанных для журнала Daily Mirror, были опубликованы фотографии, на которых я был привязан к кресту по типу распятия. Крайне сложно было поверить, что в 1977 году это кого-то могло оскорбить. Но в итоге после этой фотосессии какая-либо наша деятельность на публике снова была парализована. Я не знаю, что происходило с англичанами, но они были реально безумными. Что самое интересное, сегодня нечто подобное делает Мадонна, и все это считается вполне нормальным. Сегодня это называется маркетинговым планированием и са-мопродвижением. И Мадонна имеет сотни последователей. Когда мы делали это фото в 1977 году, фотограф установил крест в углу комнаты, после чего спросил:

– Хотите встать напротив него?

– Почему бы нет!

Я не думаю, что это было чем-то преднамеренным, ничего подобного не приходило мне в голову, пока фотограф не предложил нам это сделать. Я даже не предполагал, что это обернется катастрофой. Если это так сильно раздражает людей, значит, ты делаешь все правильно. В этом не было никакого планирования и никакого подхода Малкольма.

Моя мама думала, что Pistols отличная группа, но ей было очень обидно из-за смерти Сида. Мой отец всегда считал, что он был немножечко болен. Когда я привел Сида в Pistols, мама вздохнула: «А теперь скажи мне честно, какие коварные планы у тебя насчет этого мальчика?»

Но никаких планов у меня на тот момент не было. Однако мои родители восприняли то, что я привел его в группу, как что-то плохое. Я был слишком молод, чтобы брать на себя ответственность за поведение других людей.

Мои родители не появлялись на концертах Pistols, но мои братья приходили на наши выступления. Возможно, мама видела нас один раз. На самом деле, я вовсе не хотел, чтобы мои родители приходили на концерты, потому что там был сплошной хаос. Откровенно говоря, я даже не думаю, что они смогли бы понять происходящее. Они бы просто не смогли справиться с аудиторией и поспешили бы ее покинуть. Ведь это была не вечеринка с чаепитием. Возможно, мне стоило пригласить на концерт своих родителей, но мне совсем не хотелось их там видеть. Честно говоря, мне было стыдно. Одно дело, когда ты выставляешь себя не в лучшем свете перед незнакомой публикой, а совсем другое, когда в зале твои родители, это вовсе не одно и то же. Быть может, их можно было воспринимать как самых строгих критиков, потому что они видели меня насквозь. Но терпеть подобное в возрасте восемнадцати-девятнадцати лет я не мог никоим образом.

Я не из тех, кто высокомерно заявляет, что сделал себя сам.

Но когда вспоминаю эти ситуации сейчас, все кажется очень глупым. Приходится пройти через эту стадию, потому что она неизбежна. Если ты не можешь, то в будущем тебя ничего не ждет. В этом-то и была проблема Сида. Он просто не мог определиться с пониманием того, кто он есть. Его личность на тот момент еще недостаточно сформировалась, чтобы создать адекватную самооценку и двигаться дальше. Именно поэтому он так легко поддавался влиянию.

КРИССИ ХАЙНД: Я знаю, насколько Джон был близок со своей мамой. Я помню, как однажды я вогнала его в краску. Это произошло еще в «Рокси Клаб». У него тогда были новые цифровые часы с красным табло, которые загорались, когда ты нажимал на кнопку.

Я тогда спросила его: «Тебе мама подарила эти часы на Рождество?», и по его взгляду я поняла, что так оно и есть. После этого я окончательно убедилась, насколько они близки. Мои родители видели Pistols по телевизору. Мой папа всегда вскрикивал: «Бог мой!», пока мама вязала кардиган, смотрела на экран и говорила: «Да ладно, все в порядке!» У нее был подход к воспитанию из разряда: «Почему ты вечно орешь?»

ДЖОН ЛАЙДОН:С какими бы экстремальными формами самовыражения я ни сталкивался, моя мама просто помогала мне пройти через все это. Она никогда не пыталась мешать мне пройти через все фазы. Это было что-то крайне тонкое и очень личное.

В других семьях ничего подобного не происходило, я точно знал.

Я просто чувствую, что молчание иногда значит больше, чем целая куча предложений. Мне казалось, что ругаться – это что-то

ужасное. Моей маме никогда не нравилась ругань. Инцидент на Шоу Билла Гранди простить было невозможно, но она убедила себя в том, что это был не я. Это сделал Стив Джонс. Я кивал и подтверждал это.

ДЖОН ГРЭЙ: Эйлин Лайдон гордилась своим сыном Джоном. Она гордилась всеми своими детьми, чем бы они ни занимались. Для друзей Лайдонов частью веселья было то, что дома они могли просто выпить пива и послушать музыку. Я мог лежать на диване прямо в гостиной. Утром кто-то просто спускался и делал тебе чашку чая. Ни о чем подобном в моем доме не слышали.

В моей семье даже не знали, что так можно. В гостях у Лайдонов бывали товарищи или подружки Джона. Родители вели себя очень тактично и беспокоились о том, чтобы никого не разбудить. У них была маленькая квартирка. Если бы это было у меня дома, то моя мама прибила бы меня, услышав хоть одно слово.

ДЖОН ЛАЙДОН: Я знаю, что мой отец гордился мной. Обо мне писали в газетах, и это было прикольно. Даже если он не вполне понимал происходящее, он просто мог задвинуть все в угол и сказать: «Это мой сын!» Друзья никогда не говорили ему ничего плохого обо мне, а он никогда не пытался провоцировать какие-то конфликты или драки. Однако если кто-то вдруг оскорблял его, то он мог запросто ударить этого человека кулаком в лицо. Ростом он был меньше меня. А большинство невысоких людей крайне темпераментно. За последние пару лет он стал еще более эмоциональным.

Моя мама поддерживала меня, как могла. Она нас всех очень любила. Забавно, но ей нравился Элис Купер, и она воспринимала его как комедийного актера в театре абсурда. Ей нравилась вся современная музыка любого направления. Как-то раз я взял ее на Гэри Глиттера, и ей все показалось фантастическим. Я покупал ей билеты на концерт, но заставить пойти своего старика я не мог. Гэри был очень любезен. Кто-то из его менеджмента заметил, как мы сидим в зале. Они взяли нас с собой за кулисы, затем – на дискотеку. Это было шикарно. Мы пили вино до четырех утра. Отец был сильно зол, когда мы пришли домой абсолютно пьяные. «Куда вы таскали мою жену? Вы, чертовы хулиганы, убирайтесь из дома!» Он был ревнив. Он не был в теме, но в то же время его гордость не позволяла ему пойти с нами и узнать об этом больше, потому что он не вписывался в обстановку и стеснялся известных и значимых людей.

Можно было наблюдать, как всякие новые актеры и телевизионные звезды приходили на наши концерты и пытались изображать из себя панков. Очень много завистливых звезд.

Одним из таких был Мик Джаггер. Он говорил, что Sex Pistols не умеют играть. Стыдно, Мик! Тогда группа Rolling Stones воспринималась как одна из самых хреновых музыкальных групп. А старый хрыч Джаггер пришел на наш концерт, тыкал на нас пальцем и говорил, какие мы мерзкие.

Rolling Stones тогда восторгались сами собой, как и все прочие коллективы из старых времен. Pistols являлись абсолютной угрозой для прекрасного мирка, который они построили для себя. Они пришли из таких любвеобильных и щедрых шестидесятых и позже превратились в мирских жадных бизнесменов, недовольных всем и вся. Многих из них можно назвать динозаврами – огромными, помпезными, пафосными, игравшими только перед большой аудиторией и только на опен-эйрах. Их музыка к тому времени стала очень далекой от всех. Внутри себя они превратились в маленькие королевские семьи. Они катались по всей стране и случайно могли помахать кому-нибудь рукой. Они покупали огромные дома, присоединялись к биржевым торговцам и отправляли своих детей в светские школы. Система. Видите? Система! Они стали ее частью.

КЭРОЛАЙН КУН: К середине семидесятых мы были крайне разочарованы тем, что делали лидеры рок-н-ролла. Они пожимали друг другу руки, как настоящие дипломаты, с королевским величием. Они превратились в английских джентльменов. Дерущиеся на улице люди не были такой трагедией, как Мик Джаггер за аристократическим столом. Новый Джаггер не имел никакого отношения к аристократии. У аристократов всегда за столом сидели клоуны. Это был прилизанный и припудренный рок-н-ролл.

ДЖОН ЛАЙДОН: По какой-то странной причине Элтон воспринимался нормально. Он больше был как Клоун Коко, настолько безвредный, что его можно поставить рядом с Барри Манилоу. Элтон не притворялся тем, кем не был. Он просто жирный пончик, который играет на пианино.

Клифф Ричард – это вообще просто шутка. Он поносил меня многие годы, пока я был в Pistols. Он поддерживал мероприятие, которое называлось «Фестиваль Света». Это мероприятие, придуманное христианами, оно проводилось на Трафальгарской площади. Он пытался спасти мир от таких панков, как Джонни Роттен. Я помню, как его показывали в новостях. Меня потрясло, как можно ругаться напротив тысяч христиан. Но это было прикольно. Они жгли свечи в центре под большим жарким солнцем в воскресный полдень за Бога и человечество.

О, Боже! Дэвид Боуи упоминал Sex Pistols в одной из своих песен, что довольно странно. Ведь это человек, который вышвырнул меня из-за кулис. Это случилось на концерте Игги Попа в Кэмдэн Пэлэс в Лондоне. Я встречал Игги за год до этих событий. Он просто захотел, чтоб я ушел – фактически, чтобы меня выкинули. Он просто был за кулисами, что странно. Это был концерт Игги, но у мистера Боуи были персональные телохранители, которые захотели, чтобы меня там не было.

С тех пор я презираю Боуи как пафосного козла. Пару лет спустя Public Image Ltd играли в одном классном клубе в Швейцарии. Мистер Боуи был за кулисами. За две минуты до выхода группы он сказал: «Привет, я Дэвид Боуи! Это мой сын. Он хотел бы с тобой познакомиться!» Я не знаю, как именно мне нужно было вести себя в подобной ситуации. Мы просто пошли вверх по ступенькам, и мне пришлось с этим смириться. Я вел себя грубо, хотя его сын не сделал мне ничего плохого. Однако все равно они меня бесили, и тогда я спросил: «Если бы это был ваш концерт, вы бы снова велели меня выкинуть?» На этом я ушел. Думаю, что он выкидывал бы меня дальше и дальше.

ЗАНДРА РОУДС: Некоторые элементы имиджа панков, такие, как булавки и иглы, выглядели очень круто, в то время как, к примеру, цветные волосы были довольно спорной затеей.

ДЖОН ЛАЙДОН: Я не вижу никакого смысла проклинать модного дизайнера Зандру Роудс за ее неприлично дорогую панк-одежду. Мне кажется, что ажиотаж вокруг булавок был слишком преувеличен. Если кто-то был готов заплатить 2 000 фунтов за разорванное платье и булавку на нем, то так ему и надо, этот человек не заслуживает этих денег. Мне нравилась абсурдность происходившего. Вокруг разгуливали идиоты в таких шмотках, потому что модные дома выволокли все это на улицу. Для Зандры это все было лишь шуткой. Она устраивала в этих шмотках ток-шоу, что вызывало у зрителей бурю негодования.

ЗАНДРА РОУДС: Понятие того, что является протестом, а что уродством, может стать новым трендом в мышлении и в красоте. Это противостояние имеет большое влияние на культуру молодежи и на то, как эта молодежь носит вещи.

ДЖОН ЛАЙДОН:istols использовали на концертах вымышленные имена, которые были похожи на псевдонимы. Мы прикрывались аббревиатурой СПСТ – Sex Pistols в Секретном Туре [58]СПСТ (англ. SPOTS – Sex Pistols on Secret Tour).
. Это была просто попытка держаться на плаву, но при этом не иметь дела с массовыми истериками и прессой.

Мы организовывали все эти выступления, чтобы оставаться в форме, и репетировали как можно чаще. Все это было согласовано изначально и выглядело достаточно разумным. Мы выходили под разными именами, придуманными уже тогда, когда мы прибывали на концерты. Это, конечно, была самая большая глупость, которую мы могли бы совершить. Как-то раз мы играли на концерте в Хаунслоу, на мероприятии тедди-боев. Мы представились именами каких-то ковбоев, а затем вышли на сцену как Sex Pistols. Это было что-то. Они думали, что этот поступок – вершина сарказма по отношению к ним, но при этом к нам не применяли никакого насилия. Даже несмотря на то, что там были так называемые представители прессы, которые находились в тесной дружбе с панками и тедди. Мы должны были держаться вместе, но мы были на сцене и играли свои песни, публика танцевала. А далее можно было почитать фантазии Daily Mirror и Sun о вымышленных боях между панками и тедди.

В семидесятые вокруг было слишком много секса, и все это быстро наскучило. Это заставляло чувствовать, что все происходит как-то неправильно, потому что это и было неправильно. Когда я встретил свою жену, у нас уже была такая обстановка. Однако я знал, что в этой женщине есть что-то такое, что мне было нужно.

Это был не просто секс. Я хотел, чтобы этот человек был в моей жизни. До нее у меня были просто примитивные ситуации – например, сначала накидаться колесами, потом начать думать, но теперь у меня при одной мысли об этом начинает болеть голова.

В первый раз, когда я встретил Нору, мы друг друга ненавидели, но мне нравился ее имидж, потому что она носила одежду из сороковых. Она не следует моде. У нее свое представление о мире. Ее предупредили о том, что я самый ужастный человек на планете, поэтому она вела себя соответствующе. Между нами большая разница в возрасте, и предубеждения работали против нас. Однако любопытство Норы по отношению ко мне возросло.

Не может он быть таким плохим, как про него говорят, думала она. Нора пригласила меня к себе в дом, и с того момента мы стали общаться. Тогда у Pistols был суровый период. Она рассказала, что сбежала из своей родной Германии и теперь живет здесь. Я жил неподалеку. Когда мы впервые встретились, мы случайно оказались вместе. Это было наваждение. Я был молод, и мне нужна была свобода. Да я и не был готов к чему-либо постоянному.

С Норой я мог себе это позволить. В моей жизни все было гармонично. Я мог не приходить домой ночь за ночью, пока не превращался в зомби. Когда ты разрываешься между карьерой и семьей, это убивает скуку. А скука – это убийца любых отношений. Она рано или поздно тебя настигнет. Скука и традиционная структура семьи не для меня. У каждого должна быть жизнь за пределами семьи, потому что без этого ничего не будет работать. Я ребенок в этой семье, как и Нора. Поэтому мы можем играть в какие угодно игры.

Я не думаю, что моему отцу нравились хоть какие-то из моих подружек. Какую бы из них я ни привел, он говорил, что она под наркотой. «Отвечаю, – говорил он. – А эта выглядит так, как будто у нее вши!» Может быть, вши у какой-то из этих девушек и правда были.

Нора же понравилась ему с первого мгновения, как зашла в наш дом. Было так смешно когда он сказал: «О, Боже, она больше подходит для меня! Зачем ты встречаешься с такой женщиной? Оставь ее мне!» Однако Нора отрезала: «Уберите руки, мистер Лайдон!»

Я думаю, что все дело было в разнице в возрасте. К самой себе Нора относилась, как к молодой.

Моя мама уже умерла, и поэтому мой отец был одинок. После появления Sex Pistols было много панк-девчонок, которые прошли через его постель. Многие девочки были заинтригованы тем, каков отец Джона Лай дона и есть ли что-то общее между нами. Поэтому из моей кровати они прыгали в его кровать.

Об этом я вообще старался не думать. Но это было весело, мне нравилось.

Мне слегка наскучило делать альбом Sex Pistols. Там было что-то около двадцати одного трека. Гитары были наложены друг на друга, при этом там были только две дорожки для вокала – одна для куплета и одна для припева. Я записал практически все песни за один или два дубля. От этих треков я едва ли получал какое-то удовольствие. Также меня раздражало, что мы исполняли разные версии песен. Например, у нас есть другая версия песни Submission, которая не попала в альбом, но впервые была переписана еще в Британии. Она сильно отличалась от версии Глена Мэтлока, она была куда менее музыкальной, но более хаотичной, что важно.

СТИВ ДЖОНС: Мне нравилось записывать альбом Never Mind the Bollocks. Я помню, как делал некоторые гитарные партии поздно ночью, вдруг я услышал по радио, что Элвис Пресли умер. Я очень четко это помню, потому что эта новость не расстроила.

Я просто думал о том, что нужно срочно записать гитару. Никто из нас не парился об Элвисе Пресли.

ДЖОН ЛАЙДОН: Крис Томас выполнил всю работу как продюсер альбома. Мне понравилась идея обратиться к нему за помощью, потому что я неплохо относился к Roxy Music. Хотя я знал, что мы никогда не будем так звучать. Я не понимал многого, пока мы не попали в студию, где Крис послушал нашу музыку. Крис мог слышать только на одно ухо. У него был звукоин-женер по имени Билл Прайс, который говорил ему, что строит, а что нет. Можете ли вы представить себе что-то подобное на записи? Такой вот одноухий продюсер. Сид на студии был просто ужасен, и даже Крис Томас это слышал и не понимал, зачем он в группе. Все происходившее проходило мимо него, и тогда он решил пить водку. Он не мог удерживать звук. Я думаю, что он просто боялся самой ситуации. Это было слишком много для него, что понятно. Сида, как и меня, просто поставили в безвыходное положение, превратив из зрителя и слушателя в участника группы. Кроме Глена, у нас не было никаких других нанятых музыкантов. Все разговоры на эту тему – полный бред. Но в тот момент мы уже играли очень хорошо. Стив был хорош, и ему не нужны были сессионные музыканты, которые приходили бы и писали его партии. Если к ним и обращались, то тайком, чтобы их никто не видел.

СТИВ ДЖОНС:Сид хотел прийти и сыграть на записи альбома, но мы изо всех сил пытались не подпустить его к студии. К счастью, у него тогда был гепатит, ему пришлось остаться в больнице. Он приходил пару раз и сыграл пару песен. Он просто играл какую-то басовую партию, и мы его не трогали.

Но как только он ушел, я наложил другую партию, а его бас приглушил. Я думаю, что на альбоме это было слышно.

Альбом Sex Pistols – сплошные компромиссы. Он был практически полностью традиционным. Музыка звучала как в шестидесятые. Похожее звучание можно найти на альбомах групп The Who и Small Spaces. Я променял коллективный подход к сочинению простых незатейливых мелодий натри аккорда. Если бы запись шла так, как я хотел, большинство людей не смогли бы ее слушать, потому что им не за что было бы зацепиться. «Это мне ничего не напоминает! Поэтому я не могу слушать это!» В этом отношении публика достаточно ленивая. Они хотят слушать то, что будет подходить им всегда и везде, в любой ситуации. Мне пришлось учиться с этим справляться и подстраиваться под это.

Я всегда находил, что в песне можно изменить. Сегодня этот процесс выглядит более утонченным, чем раньше. Дело в самой природе музыки. Если ты хочешь, чтобы твои песни слушали, придется идти на компромисс. Нельзя быть чисто на своей волне, никто не будет слушать твой голос, который не имеет никакого смысла и звучит дико.

КРИССИ ХАЙНД: Pistols были настоящей группой. Хоть они и ненавидели Глена Мэтлока за его музыкальность, песня You are so pretty vacant была очень музыкальной, и я полагаю, что именно он к этому причастен. Затем привели Сида, а он музыкальным совсем не был. Возможно, с духовной точки зрения все было хорошо, однако группа, какая бы она ни была, должна быть музыкальной, и сегодня Джонни это признает. Если вы посмотрите на коллекцию записей Джонни Роттена, вы найдете очень музыкальные альбомы. Он фанат музыки и любит ее, поэтому для него это было что-то вроде дилеммы.

ДЖОН ЛАЙДОН: Я больше всего ценю Pistols за лирику и вокал. Музыка была однобока, но она была ориентирована на рабочий класс. Это музыка, которая подходила к сути и представляет собой фундамент для развития. Возможно, мои идеи для того времени были слишком продвинутыми. Если вы хотите что-то поменять, нужно делать это медленно и быть очень терпеливым.

КРИССИ ХАЙНД: В Sex Pistols с точки зрения музыки не было ничего уникального. Да и в целом до 1977 года ничего особенного придумать было нельзя. В конце концов на шкале всего двенадцать нот и двенадцать тактов. Именно столько они использовали для сочинения песен. В группе из четырех человек – бас, барабаны, гитара и вокал – ритм-гитара была основным ингредиентом. С четырьмя участниками в группе вы можете создать абсолютно любую музыку. Ранее все уже было сделано, и это то, что отличает Sex Pistols и делает их великими. Они пришли с оригинальным вокалом, они оригинально выглядели и не боялись выражать свое мнение.

ДЖОН ЛАЙДОН: Основной след, который оставили Sex Pistols, был вовсе не в записи. Мы были угрозой. А какой конкретно угрозой, каждый решал для себя. Наши записи не осуществлялись по законам музыкальной индустрии, и это отпугивало многих, в особенности крупные звукозаписывающие лейблы. У них были определенные форматы. Если ты выбивался из них и не пытался притворяться, что соответствуешь им, для тебя не было места.

Я только жалею, что Малкольм был слишком самоуверенным и делал вид, что все это – его гениальная работа. Это определенно была его работа, но он шел наугад, как и мы все, и никогда никого не признавал, кроме самого себя. Он думал, что только у него могут быть правильные мысли, а с такими людьми работать крайне сложно. И таким людям точно никогда не сработаться с Pistols.

БИЛЛИ АЙДОЛ: Джон всегда говорил все так, как есть, и никогда не подстраивался под чьи-то интересы. Однажды, когда он и Малкольм были на ТВ программе, он точно так же спорил с ним, как и ведущий. Он очень харизматичен. Pistols делали все, что хотели, и вовсе не Малкольм решал, как именно группе поступать.

ДЖОН ЛАЙДОН: Какой смысл пытаться спорить и осуждать название Never Mind the Bollocks. Стив Джонс произнес эту фразу, когда мы вели дискуссию на тему того, как именно назвать альбом. Стив сказал: «Ой, хрен с ним, забейте на херню!» Так мы и решили.

Я находился в Ноттингеме с Ричардом Брэнсоном, когда они разработали обложку. В каком-то магазине одной из студий звукозаписи обложка была запрещена, потому что она выглядела как незаконная и оскорбительная. Обиделись на слово «херня!». Или другое его значение – «придурок!». Мы сражались с ними в суде и доказали им, что это слово есть в словаре, а значит как оно может быть нелегальным? Это был действительный англосаксонский термин для обозначения людей с невысоким интеллектом, если рассматривать «боллок» по отношению к человеку. Брэнсону это название казалось веселым. Но, конечно же, небеса обрушатся и в лесу что-то сдохнет, если таким политикам, как Мэри Уайтхаус понравится то, что мы делаем. Мне тогда и руки могли отсечь, но мне было абсолютно наплевать на чье-то там мнение.

Концепция обложки базируется на одном письме шантажистов. Случайной записке. Если бы обложку оставили полностью на меня, то там, разумеется, было бы что-то злобное, поэтому лучшим выходом было всего лишь сохранить простоту.

У нас уже был альбом, простой и понятный, и на этом все. Действительно, ужасная уродливая обложка никак бы не соотносилась с нашей музыкой. У нас не было какого-то особого плана. Это была просто самая простая и самая уродливая вещь, которая пришла в голову в один унылый, ничем не примечательный день. Ничего гениального. Однако, конечно же, эта обложка стала настоящей Венерой Милосской от панка, и теперь все заявляют на нее свои права.

БОБ ГРУЭН: Первый раз, когда я достал пластинку Pistols, я не мог поверить в то, что видел. Она была такая розовая, желтая и зеленая с какими-то коробочками, формочками, уголками. Все было кривое, это был настоящий хаос. Вообще не то, что я ожидал. Я купил ее у Шейлы в «Рок Хаус». Она была тогда в авангарде всего движения и была очень открытой. Мы прослушали пластинку и посмотрели друг на друга в ужасе. Что это за хрень, подумал я.

ДЖОН ЛАЙДОН: Мы не садились и не пытались продвигать какие-то философские идеи ситуационистов. Я никогда не понимал, кто это такие. Джейми Рид увлекался ими, но я всегда думал что это лишь студенты факультета искусств, и на этом все. У ситуационистов не было никаких правил, никакого контроля. Это просто их личная философия. Но проблема была в том, что они думали о том, как организовать хаос. Для хаоса они были слишком уж упорядоченными. Они любили красивые слова и не любили работать, плюс ко всему они французы, так что пошли они нафиг. Я не знаю, почему вокруг них раздули такой кипиш. Это просто игры сознания для населения, не обремененного интеллектом.

Оформление сингла God Save the Queen – это была просто картинка с прикрепленным на нее флагом, а в носу у Королевы на фотографии была булавка. Нифига себе, знаете ли!

Это изображение пытались, конечно же, запретить, но не было никакого закона, по которому можно было это сделать. Противоречивая обложка к синглу Holidays in the Sun была сделана ребенком, который просто однажды случайно появился в офисе. Некоторые турагенты типа Томаса Кука думали, что у нас с детьми какие-то серьезные дела. На самом деле вовсе нет. Однако мы ничего не отрицали. А зачем? Это куда лучше, чем когда ты сам себя пиаришь. Пресса даже не понимает, какую рекламу она тебе делает.

Изначально работа менеджера состоит в том, чтобы объединять группу и помогать избегать конфликтов, а также создавать ситуации, которые ты сам создать не можешь. Наши концерты проходили в полном хаосе, но это было не потому, что мы не могли играть или были слишком ленивыми. Наше оборудование было третьесортным и ужасным. К примеру, однажды у нас был очень важный концерт в университете Брунел в декабре 1977 года. Предполагалось, что если мы проведем его как положено, то станем одной из самых передовых групп. Четыре с половиной тысячи человек пришли на наше шоу, а у нас был самый дешевый и самый дерьмовый баннер, выполненный спреем на канве, висевшей за нашими спинами. Этот баннер был слишком плох даже для маленького ночного клуба, не говоря уже о зале, в котором могли поместиться более четырех тысяч кричащих людей. Ты не слышишь ничего, кроме шума. А наше фоновое оформление – просто маленький кусочек черного пластика, висящий на стене.

Пол Саймон из группы The Clash нарисовал на нем что-то краской из баллончика. Мы тогда очень любили разные необычные слова. Мониторов нет, освещения нет, и аудитория потихоньку закипала и теряла терпение. Все началось поздно. Возвращение домой было не согласовано. Транспорт в Лондоне в определенные часы просто не ходит. За кулисами я понимал, что это достаточно сильно портит имидж группы Pistols. Я так и сказал тогда, но Малкольм не врубился. Ему казалось, что это не бардак, а художественный замысел. Он не счел нужным вложиться, вместо этого он отдал Pistols на растерзание толпе. Мы могли бы превратить это шоу в какое-то важное событие, но этого не случилось. Где-то в своем подсознании он может сказать, что сделал все это непреднамеренно, хотя я в это не верю – у Малкольма всегда были большие планы. Он никогда ничего не делал по минимуму, если только это не касалось траты денег.

Так, Малкольм не пожадничал на снятие фильма «Великое рок-н-ролльное надувательство» [59]Англ. The Great Rock-n-roll Swindle.
. Он потратил сотни тысяч фунтов и думал, что это лучшее, что мы когда-либо создавали.

Мне нравилась идея собственного фильма. Только представьте, как интересно можно было бы его снять, но нет, блин! Все пошло по дебильному сценарию Расса Мейера, с непременным наличием сисек и еще бог знает чего. После того, как я встретил этого старого извращенца, он стал меня слишком раздражать, и я перестал интересоваться дальнейшим ходом фильма. Я знал его сценарий, но ведь у меня тоже были идеи! Когда мы встретились, то все это превратилось в что-то вроде «заткнись и слушай сюда!», а подобные отношения никогда меня не привлекали.

Я возненавидел Расса Мейера с первой секунды нашей встречи. Старый хрыч тупил по-черному, но Малкольм был влюблен в эту идею, потому что это была его идея, даже если не все деньги были вложены им.

БИЛЛИ АЙДОЛ: Самое лучшее, что я могу сказать о Малкольме, – это то, что он всегда давал какие-то советы и говорил какие-то вещи, которые ставили тебя в такое положение, что тебе приходилось искать определенный выход и выполнять какие-то задачи. Я задавал слишком много вопросов: два моих любимых были «Какого хрена?» и «Где, мать твою, деньги?»