ПОЛ КУК: Глен Мэтлок посетил Колледж Святого Мартина и организовал там наш первый концерт в ноябре 1975 года. Мы репетировали по дороге туда и тащили в автобусе аппаратуру по Чарлинг Кросс Роуд, прибыв на место примерно в шесть пополудни. Мы настроили аппаратуру и играли примерно двадцать минут. Полный хаос. Никто из нас не знал, что мы делали, мы очень нервничали. Мы исполнили кавер-версии на песни No Lip, Satellite, Substitute, Seventeen, What you gonna do about it? Мы все тогда еще учились играть.
ДЖОН ЛАЙДОН: Не было ни единого хлопка.
КУК: Люди кричали, чтобы мы убирались со сцены, потому что они хотели своего «Базуку Джо». Мы чуть не подрались с ними. Они думали, что мы какие-то невменяемые, из-за нашего внешнего вида.
ЛАЙДОН: Аудитория никогда не видела ничего подобного. Они не могли понять, откуда мы взялись, потому что мы абсолютно не выглядели как стандартная поп-группа, мы противоречили всему, что они знали. Быть может, Адам сегодня, оглядываясь назад, воспринимает все произошедшее как нечто очень милое, заявляя, что, увидев нас и услышав нашу игру, он распустил свою собственную команду, но на самом деле он был очень зол и раздражен из-за нас. Собственно, мы бесили многие команды.
К примеру, Адам Ант был крайне озлоблен, потому что потратил уйму времени на пошив этих глупых серебряных пиджаков.
КУК: Мы не были красавчиками. В этом-то и состояло наше главное отличие от всех остальных.
ЛАЙДОН: Мне было на это абсолютно наплевать. Мы выступали не ради чьей-то любви.
КУК: Для 1975 года это было более, чем экстравагантно. Нужно понимать, каким было то время и какая там была обстановка. Все было таким обычным, заезженным, банальным.
ЛАЙДОН: Все было так по-английски. Никто никого не хотел оскорблять, и каждый выражал свое сожаление как мог, все постоянно стонали, как все плохо, но никто ничего не хотел делать.
Если ты решаешь высказать свое мнение, то оно обязательно кого-либо оскорбит, а это так не по-британски, с этим непременно нужно бороться. Откровенно говоря, если сегодня посмотреть на Великобританию, то все так и случилось – они опять хотят быть милыми и замечательными.
КУК: Мы выступали в колледже на разогреве у хиппи-банд. Мы не слишком часто играли на концертах, потому что нас не особо жаловали. Мы выступали инкогнито в таких местах, как «Холборн» и Центральная школа искусств и дизайна. Концерт в «Холборне» организовал друг Глена, Эл МакДональд. Затем были «Финчли», Колледж королевы Елизаветы, Школа искусств Челси, «Числхерст Рэй вен», «Сэйнт Элбэнс», «Элдгэйт» и «Кенсингтон». Но все это были всего лишь тренировочные концерты перед Рождеством 1975 года. Самое интересное, что люди реагировали на нас, где бы мы ни были. И чаще всего реакция была положительной.
ДЖОН ГРЭЙ: Среди аудитории всегда были два типа фанатов. Были те, кто воспринимал концерт как развлечение, чаще всего разные девчонки, симпатичные пустышки. И были те, кто воспринимал наше творчество таким, какое оно было – как очень мощную рок-музыку. Первые концерты группы были очень напряженными. На всякую ерунду времени просто не было. Глен был нашим «рабочим музыкантом», он был занудой, но благодаря ему группа вовремя начинала, вовремя заканчивала и играла в такт. Джон мог начать сходить с ума, если все вокруг было стабильно. До той поры, пока у него был якорь, за который он мог зацепиться, он мог позволить себе сходить с ума. Если все начинали ехать крышей, наступал бардак. Кроме того, нужно учесть тот факт, что Стив и Глен были далеко не из импровизационной школы. Хаос вполне приемлем в джазовой интерпретации. Но в случае с кретинами, лабающими как попало и пытающимися выглядеть дерзко, это все как минимум смешно.
ЛАЙДОН: Нам всегда было страшно играть на этих фестивалях. Страх был обоснован тем, что все это для нас было новым. Однако так все получалось куда лучше, чем если бы мы тратили минимум шесть месяцев, практикуясь в студии, – просто выходишь, играешь, и ты музыкант. Все наши навыки игры мы получили на живых выступлениях.
По-другому это просто не работает. Именно в этом и заключается проблема большинства современных групп. Они слишком уж гонятся за совершенством.
КУК: Было много таких концертов, когда мы только начинали играть, а нас сразу просили удалиться.
ЛАЙДОН: Обычно для «разогрева» все складывается так, что чем он дерьмовее, тем лучше для хэдлайнера. В нашем случае то, что мы были такими стремными, в действительности было круто.
У нас было то, чего не было у всех прочих, – энергия, легкость, открытость, честность. Нам было плевать, что о нас думали люди, потому что то, что мы говорили, и то, как мы себя чувствовали, было для нас куда важнее. И иногда это становилось настоящей угрозой. Так, мы появились на парочке вечеринок Эндрю Логана. Ранее мы там уже играли один гиг, примерно несколько месяцев назад. Второй раз я объявился на вечеринке, на которую меня не приглашали. Малкольм позвонил домой моему отцу, пока я торчал в пабе через улицу. Когда я прибыл на вечеринку, Малкольм внезапно решил, что это была плохая идея, потому что Вивьен не хотела меня там видеть. Я понятия не имел, что там за вечеринка и в чем вообще дело, но меня туда не пускали. По их мнению, я был неприятным парнем, потому получил от ворот поворот. Малкольм и Вивьен явно мутили воду. Они хотели, чтобы я сохранял таинственный образ. Но это было полное дерьмо, потому что сначала Малкольм мне позвонил и пригласил, а потом они вдруг решили, что мне не стоит заходить. Он даже не подошел к двери.
КУК: Концерт в «Марки-Клубе» в феврале 1976 года с Eddie and the Hot Rods был переполнен энергией от нервного перевозбуждения. Они думали, что будет круто пригласить Pistols на их мероприятие, потому что полагали, что у нас с ними есть что-то общее.
ЛАЙДОН: Насколько я тогда понял, Eddie and the Hot Rods демонстрировали на концерте творчество и умения для звукозаписывающей компании. Они знали, что у нас уже есть репутация, и хотели, чтобы мы были там. «Конечно, вы можете использовать наши мониторы». Так как у нас никогда не было своих мониторов, нам приходилось полагаться на оборудование других групп, и если вдруг им что-то не понравится, то тебе крышка. Если ты не слышишь, что ты играешь, считай, что ты провалился. Но когда наступило время непосредственно самого концерта, выяснилось, что мониторы выключены. Я называл это технической неполадкой, саботажем, ошибкой и весьма не одобрял. Тогда-то для Eddie and the Hot Rods все и покатилось к черту: я проткнул динамик монитора микрофонной стойкой.
КУК: Группы типа Eddie and the Hot Rods думали, что смогут организовать крутую движуху, и хотели, чтобы все банды собрались под одной крышей. Но мы были очень эгоистичны и считали себя выше всех остальных. Это другим группам нравилась идея объединения, движения, тусовки, но не нам.
ЛАЙДОН: Eddie and the Hot Rods были для меня образцом всего того, что я не люблю в живой музыке. Вместо того, чтобы противостоять аудитории на огромном стадионе, они предпочитали ограничиться игрой в пабах. Они сплошь состояли из денима, непонятных рубашек и длинных волос и тем самым нагоняли тоску. Они выглядели ужасно и как пустое место… как Nirvana! Тогда все так выглядели. Потому меня и раздражает, даже спустя пятнадцать лет, когда я слышу, что на группы подобного плана повлияли Sex Pistols. Мы не могли никак на них повлиять. Где-то они что-то недопоняли. Если ты слушаешь Sex Pistols, то ты точно не носишь унылую форму и не выглядишь безлико. Вся наша группа – это индивидуальность. Будьте личностями, черт вас возьми! Группа Sex Pistols всегда отличалась от всех прочих – мы были по-другому одеты и при этом никогда не отказывались от своей индивидуальности, только чтобы быть Sex Pistols. Это и сделало нашу группу такой, какая она есть, – разница, отличие, особенность.
ГОВАРД ТОМПСОН: Влияние этой группы невозможно как-то измерить – они дали огромный силовой толчок многим стилям и направлениям, которые существуют сегодня. К примеру, таким группам, как Fugasi, Riot Grrrl, Bikini Kill… существенная политическая осведомленность сегодня помогает идти в ногу со временем группам, которые все делают сами, создают свои лейблы, взимают лишь по пять долларов за свои шоу, удерживая ценовую политику таким образом, что их аудитория может себе позволить следовать за ними. В этом определенно заключается революционное влияние Pistols.
КУК: В апреле 1976 года мы поддерживали группу The lOlers, которая в итоге превратилась в The Clash. Они были еще одной группой из паба типа Hot Rods, Ducks Delux и Regulator.
Все тогда были как из одной пробирки. А мы не хотели становиться такими же. Мы хотели пробиться и стать лучше и больше, значимее.
Мы не хотели ходить и умолять: «Пожалуйста, любите нас!» Мы также не хотели играть в пабах всю оставшуюся жизнь. Люди залезали на сцену, спрыгивали обратно – и совокуплялись с нами…
ЛАЙДОН: Эти группы обычно появлялись потому, что их участники думали, что они могут делать это лучше. Наша фан-база образовалась слишком рано, хотя сначала и была небольшой. Первые туры, в частности, в Северной Англии, были для нас настоящим кошмаром. Ближе к северу они не могли принять нас, настолько примитивной была публика. Мы путешествовали по северу в такие места, как Бэрнслей и Сканторп. Все эти концерты заканчивались драками. Любая реакция толпы, даже агрессия, ненависть, попытки воспротивиться – что угодно лучше, чем умеренные аплодисменты. Некоторые из своих лучших гигов Sex Pistols сыграли в леденящей тишине. Однажды мы были хэдлай-нерами на концертах в Северной Англии, где-то на дискотеке, на которой какие-то ребята пели свои слащавые поп-песенки. Затем вышли мы и выступили. Это было потрясающее чувство – услышать полнейшую тишину после того, как вывалить на слушателя ушат грязи. Это был самый громкий звук на этой планете. Ничего. Тишина, абсолютная и мертвая, умолкли даже разговоры на баре.
ГОВАРД ТОМПСОН: Sex Pistols хотели сломать все стереотипы, разрушить стены и изменить лицо музыки. И я был свидетелем первой такой попытки.
Постоянно были драки. Я никогда ранее не видел ни одной группы, спрыгивающей со сцены и присоединяющейся к драке в зале. Это было нечто.
На сцене Sex Pistols были безумно хороши. Джон был дерзок, постоянно сплевывал слизь между песнями и был очень циничен. Он пытался спровоцировать у аудитории реакцию на него. Он был как красная тряпка для быка. Стоит отметить тот факт, что в зале было от семидесяти пяти до ста человек.
КУК: После концерта они подходили к нам и говорили, что думают о нашем выступлении. После шоу мы шли в свой автобус, измотанные, и обнаруживали, что шины спущены.
ЛАЙДОН: К нам относились как к ублюдкам-кокни. Но, конечно, мы не поощряли подобное. Я даже не подозревал такую чепуху. В группе я был вовсе не поэтому. Sex Pistols никогда не поддерживали какие-либо разделения в Англии. Стоит помнить, что подобные вещи всегда отражаются на настроении британцев, которые тогда имели весьма провинциальный подход ко всему. Один город презирал другой. Они враждовали как два полноценных государства. Для них мы были грязными, порочными, мерзкими лондонцами, купавшимися в деньгах.
«Вы, наверное, чертовски богаты, правда?!» «С чего вы взяли?» «Вы из Лондона!»
Никто не появлялся на наших концертах в северной части страны, потому что за пределами Лондона мы были новичками.
В клубе можно было увидеть человек тридцать поддатых ребят, швырявших всякое барахло в сторону сцены. Я помню Скарборо, потому что нам сообщили, что кто-то из местных собирается прийти набить нам морды. Они бросили в нас несколько стаканов, а охраны, конечно, не было. Я помню, как стоял на сцене и провоцировал их, но к нам они не выходили.
КУК: Малкольм просто предоставил нам автобус и отправил нас на север – как и Нила Стивенсона, тур-менеджера и водителя группы. Оглядываясь назад, я должен сказать, что в принципе организовывать эти концерты не стоило. Ничего, кроме злобы и агрессии людей, мы не получили, вдобавок наша машина постоянно ломалась.
ЛАЙДОН: Но какая у нас была альтернатива? Мы играли в ужасном клубе в Манчестере, где толпами тусовались фанаты футбола. Free trade hall люди посещали куда реже. The Buzzcocks были хороши, если не считать их комичности. Они тогда еще только начинали. Но они не были подражателями панка, у них был свой жанр, в котором они прекрасно работали. Я люблю их, потому что они напоминали «Капитана Бифхарта». Я подумал: «Ха! Это вполне себе здорово. Плохой шуткой до концерта было дать два яблока и банан Питу Шелли».
КУК: Йен Кертис и Моррисси объявились с приглашением. The Buzzcocks играли в качестве поддержки. Говард Девото позвонил Малкольму и пригласил нас на концерт. Позже выяснилось, что за пределами Лондона были люди, которые уже видели нас ранее, и некоторых из них зацепила наша деятельность. С оборудованием у нас всегда все было в порядке. Это никогда не было проблемой. Стив очень ловко умел добывать все, что нужно. До того, как в нашей группе появился Джон, мы постоянно крали оборудование. Мы были очень бедны и не могли себе позволить купить его. Другого пути играть в группе и вообще учиться играть у нас не было. Стив тогда был клептоманом, и тратить деньги на оборудование не представлялось возможным. Он зарабатывал на жизнь воровством. У нас было все, что нужно, даже ударная установка. И ловили нас всего один или два раза.
ЛАЙДОН: Все это впечатлило меня с самого начала. Я даже думал, что это круто – истекающие кровью преступники, репетирующие над пабом. Я проходил через это, собирал это оборудование… Ага, этот микрофон мы взяли из… так, а эти тарелки взяли оттуда же. Отлично! Все это меня веселило. Никто другой не делал ничего подобного. Ни у кого не было такого запала и такой энергии. Все, что только не было прибито гвоздями, моментально оказывалось в нашем грузовике. Через неделю после шоу с Hot Rods мы выступали как разогрев Screaming Lord Sutch на концерте в Хай-Уиком. Это был один из самых смешных концертов в нашей жизни, мы словно наблюдали, как какой-то придурок вылезает из своего гроба. Мы находились в глубине зала. Они расстроились, потому что мы переломали их оборудование. Они не дали нам ни провести саундчек, ни поставить ударную установку. На самом деле, если группа заранее воспринимает тебя неправильно, то никакого хорошего отношения ждать не придется – и по сей день так.
КУК: Джон просто стоял на краю сцены и путался в людских волосах и руках. Странно, что его не убили, потому что к этому были все предпосылки. На всех наших концертах были драки, и Джон только подначивал окружающих. От людей он получал то самое агрессивное отношение, которое работало в оба направления.
Его спрашивали: «Почему у тебя короткие волосы?» Они не могли понять этого и бесились.
ЛАЙДОН: Когда ты на сцене, не имеет значения, любишь или не любишь ты насилие, – ты просто сталкиваешься с тем, что есть, потому что ты на сцене.
Никто не может приказать тебе спуститься или спрыгнуть. Если ты сдаешься и включаешь заднюю, то проваливай со сцены окончательно. Моя роль была чисто оборонительной.
Не нравится, что я там ору, пою, визжу – вали в бар и сиди там.
КУК: В Хай-Уиком некий парень по имени Рон Уоттс увидел нас и предоставил нам резиденцию в клубе «СтоКлаб». Он продвигал концерт Screaming Lord Sutch. Ему нравился хаос, который творился на концертах, и он думал, что если добавить безумия в этот коктейль, то будет весело. Рон Уоттс был старым стреляным воробьем. Мы напомнили ему своим концертом, как именно должна выглядеть музыкальная сцена. Все закончилось тем, что нам запретили вход в «СтоКлаб», потому что они перестали проводить масштабные панк-фестивали. Там было много случаев насилия, которые даже не были связаны конкретно с нами. Сид разбил стекло, и девушка получила осколок в глаз. Пресса раздула из этого целую историю.
ЛАЙДОН: Я так и не добился правды об этом инциденте. Знаете, как работает пресса в Великобритании: кто-то что-то сказал, услышал, и вот вам, пожалуйста, сенсация. Первое слово об инциденте – оно же и последнее. Никакой девушки не было, она так и не объявилась. Может быть, вся эта ситуация изначально была полным бредом. Упомяни парочку известных имен в центре какого-нибудь скандала, и смотри, как дерьмо хлещет фонтаном. Была еще легенда о Шейне, который откусил себе ухо на концерте. Но это полная чушь и ложь. Шейн Макгоуэн приходил на наши концерты и постоянно следил за нашим творчеством.
Он был в майке с государственным флагом Великобритании. Когда он присоединился к The Pogues, то выторговал ее за триколор. Так забавно. Так постоянно и происходило – национальный обмен. Выпивка была важной частью жизни Pistols, потому что, когда мы пили, большая часть нашей аудитории раздражалась до предела.
Выпивка была дешевой, как и сульфат амфетамина. Тогда люди любили догоняться кто спидами, а кто алкоголем. Это было прекрасное сочетание. Тебя вечно швыряло по шкале настроения – от экстаза до полного непонимания происходящего. Мне кажется, именно в таком состоянии и нужно посещать панк-фестивали.
Но тогда же и наступает тот момент, когда группы-подражатели начинают перегибать палку, бросая стаканы и пытаясь «перепистолить» самих Pistols. Фанаты не понимают этого и перестают воспринимать тебя. Среди нас любителем переборщить был Сид. Он вечно пытался «перероттенить», «переджонсить», «перекукать» в каждом аспекте. По мне так это полная дичь.
КУК: Малкольм решил, что у Сида правильный имидж. В первые дни, когда мы репетировали, Сид был таким, как надо. Он быстро учил песни и мог играть. Мне кажется, самые лучшие гиги Pistols проходили тогда, когда Сид впервые присоединился к группе. Тогда он очень хотел изучить бас-гитару.
ЛАЙДОН:У Сида был отличный имидж. Он стоял в углу, играл и при этом был угрюм. Это работало. Позже он выходил на середину сцены, стоя перед людьми, и забывал ноты.
Мне кажется, единственная причина, по которой он оставался в группе, – это Малкольм. Стив и Пол вовсе не хотели, чтобы все продолжалось так и дальше. И я не хотел. Но я чувствовал себя ужасно, потому что в группе был мой товарищ. Именно я выдвинул его кандидатуру. Я и не предполагал, в какого бесполезного монстра он позже превратится.
КУК: Концерты, проходившие в марте 1976 года в «СтоКлабе», были отличными, потому что были регулярными. Все группы начинали именно там, потому что это был клуб для панков. Мы могли полагаться на этот клуб каждую неделю как на постоянное место выступлений. Полагаю, что именно с этого и начинается панк-движение. Мы были в шоке, когда начали устраивать концерты и вдруг обнаруживали целые очереди людей у входа, одетых в безумные наряды и с безумными прическами. Мы не знали, откуда они вообще взялись. Билеты на концерты всегда были распроданы. Пожалуй, мы все делали правильно. Мы играли каждый вторник. В то время многим людям очень хотелось попасть на панк-шоу. Многие просто объединялись, чтобы сыграть в этом клубе.
БИЛЛИ АЙДОЛ: Джонни носил красный джемпер с разрезами по бокам и маленькие солнцезащитные очки. Стив Джонс был худощавым и в футболке с дырками для сосков. Меня всегда впечатлял Глен Мэтлок, он был отличным бас-гитаристом. Несмотря на все, что о нем болтают, я считаю, что то, как именно он создавал музыку и держал ритм, было фантастикой.
ГОВАРД ТОМПСОН: Однажды я болтал на баре со своими приятелями. Мы обсуждали панк-музыку, которая тогда только-только зарождалась. Мне казалось, что в любом жанре музыки должна быть некая дисциплина. Как только я произнес слово «дисциплина», парень, стоявший в двух шагах от меня, внезапно вскрикнул: «Дисциплина?! Какая дисциплина, идиот, нахрен она нужна?»
Именно Джонни Роттену я сказал следующую фразу: «Что ж, может быть, конкретно тебе дисциплина и не нужна, но если ты хочешь, чтобы твое музыкальное направление пошло дальше в развитии, придется кому-то все организовать так, чтобы люди могли воспринимать это как модное течение и получать от этого удовольствие!»
Мы болтали еще пару минут, потом Джонни ушел, а я почувствовал себя занудой, подумав о том, что звучал, как папаша. Поэтому я заткнулся и продолжил пить. Так состоялась наша первая встреча.
ЛАЙДОН: По средам у нас было выступление с Марко Пиррони, Сидом и Сьюзи. Я называл их Цветами Романтики. Они были последователями, копиями. Но мы были довольны тем, что видели в «СтоКлаб», потому что тогда не было какой-либо клишированной униформы для панков. Не было инкрустированных металлом кожаных курток и ирокезов. Все это появилось позже.
КУК: В основном, они были толпой, которая ходит в гей-клубы. Бывшие соулбойз, а также соул-девчонки, бывшие фанаты Roxy Music, Дэвида Боуи или глэм. Все, кто не учился в колледже.
Сложно объяснить, но в то время студенты колледжей были очень высокомерны и вели себя как члены королевских семей. В эпоху Sex Pistols они стали поколением снобов.
Они восторгались собой, вели себя высокомерно на хиппи-фестивалях, никогда не приобщая себя к обычным людям. По их мнению, они знали, как спасти мир, и нам стоило их ценить. Забавно, потому что Малкольм, будучи выпускником колледжа, имел черты отрицательного персонажа. Он и все его Джеймсы Рейдсы. У меня с ними возникали конфликты. Они пытались делать так, чтобы Pistols имели характер студенческой группы. Опять-таки, они принимали за нас решения и пытались сказать нам, что нам нужно делать. Но мы все же делали то, что считали нужным, а все заслуги они раз за разом приписывали себе. На самом деле мы спокойно могли обойтись и без них. Меня очень раздражают люди, которые крутились вокруг нас. Они придавали себе такую значимость и такую причастность ко всему тому, что относится к Sex Pistols. Они всерьез думают, что если бы не они, то нашей группы не было бы. Джейми Рид, Буги Тибери, Малкольм, Дэйв Гудман – все они были одинаковыми. Если они были такими важными, то почему сами тогда не выступали на сцене? Когда мы закончили школу, никто из нас не планировал играть в группе. Вообще проталкивать куда-то группу было последним из того, что мы хотели. Плюс, между Джоном и Гленом была вражда.
ЛАЙДОН: К концу апреля 1976 года у меня с Гленом случился большой конфликт в Нэшвилле. Я не мог выносить примитивное отношение Глена ко всему. Он просто хотел быть классным и никого не обижать. Но проблемы решаются не так. Если ты будешь играть в игру таким образом, ты никуда не придешь. Так ничего не решается, а ты сам выглядишь глупо. Он был парнем, который звонил маме после концерта и говорил, что все прошло хорошо. Помню, как сильно меня это раздражало. Я своему отцу не звонил. Всегда ставил его перед фактом.
КУК: Он узнал о нас после шоу «Билл Гранди».
ЛАЙДОН: Оба гига в Нэшвилле были просто кошмарными. Во время первого произошел конфликт с Гленом и драка в зале. Вообще драки стали символом панк-рок движения тех лет. Люди падали, бились, Вивьен тоже лупила каких-то девушек. Фотографии, на которых запечатлены эти драки, показывают их даже в худшем свете, чем было на самом деле. Это была кучка глупых дерущихся стерв. А во время второго концерта произошел конфликт между мной и Полом. Я даже не помню, из-за чего мы поругались, но мы реально громко орали друг на друга. Затем поднялся занавес, мы перестали драться и вышли на сцену. Второй концерт прошел отвратительно. Затем я пришел к Малкольму и заявил: «С меня хватит!» У меня не было денег. Мне было негде жить. Все это меня порядочно задолбало. Все деньги с концертов уходили на покрытие расходов. Двадцать или пятьдесят фунтов, которые ты фактически вымаливал, не стоили всего этого. Иногда клубы и бары были переполнены, а мы просто выходили, отыгрывали и уходили. Я возвращался домой на метро вместе со своими слушателями. В моем представлении жизнь исполнителя должна быть другой. Черт побери, с нашей репутацией это было достаточно опасно. Я не думаю, что найти нам какой-либо автомобиль после концерта было невозможно. Было полным-полно людей, у которых были машины.
ГОВАРД ТОМПСОН: После того как я впервые увидел Sex Pistols в Нэшвилл Румс, я покинул их концерт с тысячей непонятных мыслей в голове. Я просто увидел что-то, чего раньше не видел.
КУК: Мне очень понравились концерты в Нэшвилле, особенно второй. Мы играли его уже с надеждой снять клуб под приватную вечеринку. Это был хороший концерт, потому что у нас была собственная звуковая система. Все получалось гораздо лучше, когда мы сами контровали ситуацию. Мы могли организовать концерт и сами его провести. У нас были мониторы, которые работали. Мы были расслаблены и играли хорошо. Мы нравились толпе. Концерты, которые мы организовывали сами, – «СтоКлаб», «Нэшвил», «Скрин он зэ Грин» – всегда становились лучшими шоу.
ЛАЙДОН: Глен говорил мне что-то вроде: «Лирику на God Save the Queen нужно переписать!» Потому что его маме эта песня не нравилась. Когда со мной кто-либо говорит подобным образом, я сразу перестаю его слушать.
Я не вступаю в дискуссии по таким вопросам. Также в апреле 1976 года мы выступали в «Эль Пэрэдайс», маленьком тесном клубе на Брюэр Стрит в Сохо. На концерте было около десяти человек. Я тогда споткнулся о софиты, которые обычно должны висеть над сценой, но в тот вечер почему-то лежали на сцене.
Я не видел, что я делал, потому споткнулся, ударился и обжегся.
У меня до сих пор есть шрам от этого ожога.
СТИВ ДЖОНС: Стриптиз-клуб «Эль Пэрэдайс» в Сохо был кошмарным местом – стриптизерши были жирные, уродливые. Малкольм разобрался с этой проблемой. Так, в наших шоу были стриптизерши, которые выходили до нашего выступления и после.
КУК: Для выступления это место было просто отвратительным. Оно было очень маленьким и очень шумным. У нас все заканчивалось тем, что мы обязательно что-нибудь ломали. Внезапно появились мальтийские парни, которые жутко переживали, что мы разнесем все к чертям.
ЛАЙДОН: Они стояли перед сценой, смотрели на нас и кричали: «Уберите свое дерьмо со сцены!» А ведь это место было, по сути, просто каким-то магазином. Самая забавная ситуация приключилась наверху, на крыше паба. Они не хотели, чтобы мы поднимались туда в течение дня. Мне удалось однажды подняться со Стивом, и мы ворвались в комнату, которая находилась наверху. Прямо в центре стоял голый деревянный стул, похожий на трон. К нему были прикреплены ленты, ремни и прочие странные орудия пыток – вещи, которые были созданы не для таких мест, как этот клуб. Я стащил некоторые ремни и плетки, вследствие чего главной причиной возмущения мальтийцев стал именно я: «Где наши плетки, придурок!»
КУК: Прежде чем выйти на сцену, нам постоянно приходилось искать Стива. Часто мы находили его в гардеробе с какой-нибудь отвратительной девкой. Стив был помешан на сексе больше, чем кто-либо другой из участников группы.
ЛАЙДОН: На тех шоу у нас не было проблем с командами, выступающими на разогреве. Концерты, проходившие в «Скрин он зэ Грин», были превосходными и очень забавными. Парень, который продвигал эти концерты, использовал в качестве рекламы безумные фильмы Кеннета Энгера. Вся ночь проходила чрезвычайно весело. Эти фильмы изначально должны были быть извращенными, но в такой обстановке они начинали казаться смешными. Мне нравится, когда есть возможность посмеяться над чьими-то неудачами. Однако у нас сложилось впечатление, что жители Нью-Йорка воспринимают это слишком серьезно. Они придавали всему этому характерные черты произведения искусства. Меня же вся эта порнография исключительно развлекала.
Не понимаю, как люди могут воспринимать данные вещи как-то иначе, кроме как развлечение.
КУК: «Скрин он зэ Грин» был маленьким кинотеатром на севере Лондона, который мы арендовали. Малкольм знал владельца этого клуба, и там они проводили ночные показы кино. Они согласились дать нашим небольшим панк-группам сделать общий концерт на их территории, внедрив немного хаоса. The Slits тогда играли с нами.
ЛАЙДОН: Я помню, как Вив Альбертин из The Slits одолжила мне свадебное платье, которое у нее было. После всего действа я вышел посмотреть, что происходит, в зеленом парике и свадебном платье: «О, привет, Джон!» Но всем было пофигу. Как так-то? Это дает четкое представление о том, насколько либерально там ко всему относились. Позировать и что-то из себя строить не было никакого смысла. В итоге я мог расслабиться только в гостях у других людей. Я не мог выходить в такие места в течение дня. Единственным реальным клубом, в который я всегда ходил, был «Рокси или Луи» до того, как это стало модным. «Луи» раньше был лесбийским баром, и они не доставили бы вам хлопот. Не было никаких других клубов, в которые мы могли бы пойти в то время. Если брать меня и уровень моей социальной жизни и взаимодействия с людьми, то это должен был быть клуб с парочкой отбитых проституток, лунатиков и придурков.
Я очень много переезжал и жил везде, где придется. А Стив и Пол в то время жили на Денмарк. Я тогда ненадолго переехал к Линде Эшби на Сэйнт Джеймс. Нам нравился Дом Парламента, а вечеринки, которые она устраивала, были очень веселыми. «Тори ЭмПис» я считал худшим вариантом. Я помню знаменитого политика Джона Стонхауса, который постоянно устраивал вечеринки. Он организовывал вечеринку в пятницу вечером, а в понедельник утром исчезал. Последний раз я видел его или кого-то похожего на него, стоящим в углу комнаты в костюме, курившим сигарету и вопрошавшим, где кокаин.
Наш интерес к политике в то время сводился к нулю. С той поры я изменился. Сегодня я слежу за политикой, потому что нахожу это увлечение крайне интересным. Но во время Pistols я был очень молод и даже не имел права голосовать. Я просто знал, что все куплено.
КУК: Затем были концерты во Франции и Скандинавии.
ЛАЙДОН:Сьюзи Сью была настоящим кошмаром, когда мы прибыли в Париж. Глупая девочка не носила практически ничего, кроме свастик и прозрачных лифчиков – и это в стране, которая когда-то была оккупирована нацистами.
Сцена в клубе, в котором мы играли, была абсолютно новая, и мы на ней были первой группой. Я чуть не сломал себе шею, потому что сцена подсвечивалась снизу, и когда ты выходишь, ты не видишь ничего вокруг. Когда освещение настроено именно так, это вредно для твоих глаз. А еще они использовали эти мигающие лампы-стробоскопы, которые сверкали по одному и тому же зацикленному шаблону. Сегодня у меня бывают эпилептические приступы, когда лампы мигают с определенной частотой. Это, конечно, сильно меня злит.
«Клуб де Шале ду Л а» в Париже был ужасным, собственно, как и французская аудитория. За последние восемь лет их отношение к артистам немного поменялось. Раньше это было примерно так: «Развлекай меня, холоп!» – это даже хуже, чем вели себя англичане, так как французы в принципе специфический народ. Поэтому
Билли Ай дол и Сьюзи «съехали», не желая дальше участвовать. Годами позже Билли сказал мне, что они хотели навестить нас и взять с собой девчонок. Однако девчонки бросили их и исчезли, явившись только через час и явно после секса. Знаете, почему?
У меня всегда были хорошие воспоминания о выступлениях в Скандинавии. Там у нас была безумная, крутая толпа. За нами всюду следовали парни-байкеры. Действительно крутая аудитория, которая все поняла с первого раза. Хотя они были немного старше нас, они все же интересовались музыкой. Они всегда хорошо проводили время и никогда не выделывались. Никогда не возникало таких проблем, как брошенный из какого-либо угла стакан. Они знали, что такое настоящее насилие. Обычно подобной ерундой со стаканами маются притворщики и придурки, а настоящие парни знают, что это – детский сад. Им не нужно было никому доказывать, что они – настоящие. Забавно, но большинство неприятностей в «СтоКлабе» приключалось именно тогда, когда мы там не выступали. Многие инциденты с нашим участием были слишком раздуты. Конфликт между Сидом и Ником Кентом был исключительно их личным делом, не имевшим отношения к публике.
КУК: Ник Кент пришел на репетицию, когда мы настраивали оборудование, и просто сыграл несколько композиций.
ЛАЙДОН: Я помню, что стычка Сида и Вубла с Ником произошла в «СтоКлабе». Возможно, они тогда просто пытались защититься, потому что Ник вел себя крайне высокомерно. Но у Ника Кента никогда не было никаких конфликтов со мной. Ранее он репетировал с группой и однажды заявил, что мне не стоит там появляться. Потом Ник всячески поносил меня перед прессой, поэтому когда я приходил на концерты, мне всегда было что ему сказать. Может быть, мы просто тогда вели дискуссию, которая была подхвачена Вублом и Сидом.
Конечно, круто, когда твой словесный понос одобряет сам Мик Джаггер, неприкосновенная рок-звезда.
Как-то раз он и его группа увидели нас по телевизору и сказали: «Эти парни играть не умеют!» Очень глупо и смешно со стороны Мика Джаггера заявлять, что Sex Pistols не умеют играть. Сегодня едва ли Rolling Stones как-то культивируются, не так ли? Они начали свою карьеру с прямо противоположной отправной точки.
Нам запретили вход в «Марки». Мы сами себе запретили «Нэшвилл». Это означало, что мы возвращаемся в пабы. Сколько бы там ни было людей, все равно это будет вонючий паб с пропитанным пивом ковром. «Нэшвилл» и «Марки» застряли в этих рок-н-ролльных клише. Большинство денег, которые мы зарабатывали на концертах, мы тратили на запись демо.
Однажды мы устроили концерт на Четвертое июля вместе с будущими The Clash. Страммер отнесся к нам крайне плохо. Кейт Левен был в группе, и он единственный, кто пытался поддержать с нами приличный диалог. Берни Родс, экс-партнер Малкольма, тогда руководил ими, и это был их первый совместный концерт. Малкольм и Берни тогда конкурировали друг с другом, и Берни пытался сделать так, чтобы его группа противостояла Pistols и считала себя настоящими королями панка. Мне никогда не нравились The Clash. Они дерьмово писали песни. На середине концерта они уже, можно сказать, сдувались, потому что начинали сходить с ума с самого начала. Sex Pistols изучали динамику на сцене. За это я уважал Пола. Он мог контролировать темп. Страммер же все с самого начала делал на бешеной скорости и выдыхался. Это неправильно, потому что сказать что-либо на такой скорости просто невозможно. И спустя полчаса становится неприятно. Для меня The Clash звучали так, как будто они просто кричали, а что конкретно, они и сами не знали. Они выкрикивали какие-то модные слоганы, взятые то там, то сям, чаще позаимствованные у Карла Маркса.
The Clash представляли собой конкурентную группу, которая немножечко тащила все вниз. Но с нами ничего такого не происходило. Мы были просто Pistols. Мы никогда не причисляли себя к панк-движению. Мы видели себя как Pistols, и абсолютно никто из нас не был ни там, ни здесь. Откровенно говоря, мы нигде и не были с самого начала. Нам никто не дал какого-либо фундамента. Они просто пришли и присели нам на уши со своими заморочками. Рэт Скэбис и The Damned любили говорить что-то типа: «Моя группа лучше твоей!» Да, Рэт. Он был нашим туровым менеджером, когда мы были на гастролях. Сразу было понятно, что мы не суперзвезды, которых видно за сто миль на самом дальнем сидении зала. Однако многие, кто пришел после нас, сразу запрыгнули в этот вагон с дерьмом под названием «Я – лучший».
ГОВАРД ТОМПСОН: После первых четырех или пяти месяцев краткой истории Sex Pistols внезапно начали появляться все эти группы. Pistols изменили всю музыкальную сцену. Все начали делать то же, что делали Pistols.
ЛАЙДОН: Зрители сразу попали в те же старые ловушки. Я думаю, что с широкой публикой в принципе что-то не так, что им нужны какие-то идолы. Я – разрушитель идолов, и это делает меня невыносимым. Они хотят, чтобы ты стал богоподобным, им нужно, чтобы ты нес их идеологический груз. Это чепуха. Я всегда надеялся на то, что с самого начала четко дал понять, что я так же глубоко растерян, как и любой человек. Поэтому я делаю то, что делаю. По факту даже больше. Я не находился бы на сцене ночь за ночью, если бы не был так же растерян, как остальные. Если бы у меня были ответы на все вопросы, я бы не вовлекся во все это.
КУК: Я думаю, пресса только подогревала вражду между командами. Пресса относилась к Pistols с долей ревности: «А вот The Clash намного лучше, чем Sex Pistols, бла-бла, они проще», но причина, на самом деле, была лишь в том, что до нас было сложнее добраться, чем до них. Вот что привело к соперничеству. На самом деле мы не были единомышленниками. Мы общались друг с другом так или иначе, но лишь периодически. Группа The Damned была просто бандой, которая прыгнула в последний вагон за другими подобными коллективами. Другие группы исполняли полный трэш без перерыва в течение трех минут. То же можно сказать и о The Clash. Хоть они и были лучше, чем обычные мейн-стримные панк-группы, они продолжали в том же духе, и поэтому всегда были полностью измотанными на полпути до окончания своего сета.
КЭРОЛАЙН КУН: Три группы представляют три разные ветви панк-движения: личная политика Sex Pistols, серьезные The Clash, а также театр, лагерь и веселье группы The Damned.
ЛАЙДОН: Думаю, привычка плеваться на сцене пошла как раз от меня. Из-за проблем с пазухами я часто плююсь на сцене, но никогда – в толпу. Может быть, куда-то в сторону.
Однако пресса зацепилась за это, и на следующий день все уже думали, что плевки – часть имиджа и моды, потому всем надо плеваться. С этим уже ничего не поделаешь.
СТИВ СЕВЕРИН: Сьюзи однажды плюнули в глаз на концерте, и ей пришлось носить повязку в следующую ночь, потому что у нее случился конъюнктивит. Я не знаю, кто это вообще начал, но, вероятнее всего, Рэт Скэбис из The Damned. Это был кошмар. Мы были просто покрыты плевками, это было настолько отвратительно! Что самое смешное – никто ничего об этом не говорил. Это то, чего мы не могли понять. После первой песни Сьюзи всегда говорила: «Если вы не перестанете плеваться в меня, я спущусь и верну этот плевок с лихвой!»
КУК: Я всегда пытался стоять позади сцены, дабы избежать участи быть оплеванным. Один плевок пролетел мимо меня и скатился по стене. Это так отвратительно! Джон до сих пор сталкивается с этим, когда выступает вживую.
БОБ ГРЮН:: Отвратительно стоять на сцене, когда люди плюют в вас, а вы терпите, потому что в противном случае вы останетесь без денег. Группы рассказывали мне, что их фанаты общались с ними таким вот образом, – единственное, что они могли сделать, чтобы достучаться или дотронуться до исполнителей, – это плюнуть.
ЛАЙДОН: Только в Британии бывает так, что один козел выходит вперед и думает, что он все знает. Обычно это какой-нибудь могавк, такой, знаете ли, слегка отставший, который что-то там прочитал, но недостаточно, чтобы все понимать.
Что я помню лучше всего из нашего концерта в Лицее – нашего самого большого гига – так это то, что на шоу прибыла известная поклонница-группи из Америки. Она пришла в гримерку и заявила, что собирается добавить нас в свою коллекцию. «Серьезно? – спросил я. – Пошла отсюда нахрен!» Это было мое первое впечатление об американцах. Тогда они вели себя как стервятники.
КУК: Мы не выходили на сцену где-то до трех часов утра. Я не мог проснуться. Какая же это была тупость – выступление в три часа. Это же глубокая ночь. Совершенно идиотская идея выступать, когда на часах три утра.
ЛАЙДОН: Малкольм как-то раз пригласил нескольких американцев для нашего концерта в цирке в Манчестере. Сеймур Стейн и Лиза Робинсон были там. Там все было лучше организовано, чем в «Лессер Фри Трэйд Холл». Это был прекрасный зал, нам очень понравилось играть в Манчестере. Публика была просто отличной. Они хорошо принимали нас.
В Манчестере у публики не было предубеждений по отношению к нам, они любили нас за то, кем мы были. Они подхватывали энергию, вопреки всей той ерунде, которую несли НМЕ, Sounds, Melody Maker и прочие газеты. Как-то раз кто-то из них написал, что мы дебютировали с синглом Anarchy in the UK на том концерте. Очередной бред – нигде мы не дебютировали! Мы никогда не воспринимали это так. Если бы на тот момент у нас была другая песня, то мы сыграли бы ее, при этом не заявляя что-то вроде:
«А сейчас мы рубанем наш самый известный суперхит!» И мы не собирались потом еще три минуты трещать о том, какой он крутой. Мы даже появились в качестве гостей на ТВ-шоу с Тони Уилсоном. Это было наше первое появление на телевидении. Клив Джеймс работал над шоу в качестве помощника, который разогревал толпу. Он стоял посреди зала и пытался быть веселым. Он бросил в нашу сторону несколько оскорблений, а я незамедлительно ему ответил.
КУК: Ничего особенного не происходило. Джон ответил что-то, и все пошло как обычно. Питер Кук был с нами на том шоу. У него был новый альбом Derek and Clive. На нем была ругательная надпись, что совпало с нашим появлением на «Шоу Билла Гранди».
ЛАЙДОН: Клив Джеймс забавный парень, но тогда он вымотался. Рядом со мной и Питом Куком он фактически сдох. Опять же на сцене не было мониторов, но мы сделали все, что могли. Звук был плохой, и мы не слышали ничего из того, что играли. Это была игра наугад, но по той причине, что мы провели самостоятельно большое количество концертов, мы просто вслепую и вглухую прошли через каждый аккорд трека. Это было примерно как в Top of the Pops, когда группы просто имитировали игру, потому что ни черта не слышали себя. Все, что я слышал на том концерте, – это барабаны. Гитара и бас-гитара звучали так низко, что их было почти не разобрать. Все полагались на собственные усилия, и каждый сделал все, что мог.
Мы выглядели круто – и без прибамбасов из магазина Вивьен Вествуд.
КУК: Вивьен Вествуд в то время продавала большое количество топов из парашютной ткани, ремни, бандажи, обтягивающие брюки, рубашки с портретом Карла Маркса. Джон же делал собственную одежду. Три недели спустя после концерта Вивьен продавала их в своем магазине. Этим она и Малкольм, собственно, и занимались. Они таскали идеи отовсюду, откуда только можно.
И мы далеко не всегда наряжались в их тряпки.
ЛАЙДОН: Большинство северных изданий говорило, что мы просто манекены для шмоток и модели магазина Малкольма. Конечно, Малкольм этого не отрицал – ведь всем в его магазине заправляла Вивьен. Малкольм также думал, что писал все песни Sex Pistols. Вив продавала уйму барахла, которое либо где-то стащила, либо взяла у меня. И меня это злило. Я придумывал что-то новое, и вот уже через пару недель она штамповала мои тряпки в массовый оборот. И даже глазом не моргала ни разу, чтоб хоть как-то извиниться или почувствовать укол совести. Хотя многие из дизайнов Вивьен были очень круты, их главное преимущество было в том, что они были бесполые. К примеру, она создавала маленькие блузки для мужчин. Я помню эти маленькие рубашки с круглым воротом, однако больше всего мне нравился узор. Мне нравились вещи, которые бесили других людей, но абсурд не должен быть лишь во имя абсурда. Она шила тряпки для дискотек для очень богатых и модных ребят.
КУК: В конце концов пришел черед записи демо, поэтому мы отправились на студию, чтобы сделать первые наброски.
ЛАЙДОН: Дэйв Гудман помог нам с записью, потому что мы использовали его усилитель и мониторы в июле 1976 года. Он и его товарищ Ким были двумя парнями из Северного Лондона, которые собрали все оборудование своими руками. Именно так они и вовлеклись в сотрудничество с нами. Запись демо стала бартером, который мы совершали с людьми, катавшимися с нами в тур. Ранее мы нарезали три трека, включая Problems и Pretty Vacant с Крисом Спеддингом. Тогда иметь контракт со звукозаписывающей компанией было очень важно. Просто архиважно. Нельзя было существовать без гарантии того, что тебе заплатят. Нам необходимо было иметь свои записи в продаже. Кроме того, большое количество всех этих групп-подражателей уже были подписаны на лейблы, тогда как мы – нет. The Damned и пара других команд, объявивших себя панками, уже штамповали пачками свои записи. Pistols же в то время тоже было очень важно делать записи, чтобы обойти другие группы, потому как в противном случае мы бы отстали от всех прочих, как это произошло в свое время с Pretty Sings в шестидесятые, когда их обошли Rolling Stones. Все прекрасно помнят, что Pretty Sings были лучше, чем Rolling Stones. В этом и суть. Просто нужно делать следующий шаг и быть очень решительным.
КУК: Малкольм тогда испытывал финансовые трудности и знал, что нам необходима выгодная сделка. Нам нужна была приличная звукозаписывающая компания, чтобы мы могли состязаться со всеми группами, от которых отставали. Также нам нужен был хороший продюсер.
ГОВАРД ТОМПСОН: Многие люди боялись иметь дело с Sex Pistols. Еще не будучи группой с контрактом, они уже были сенсацией и «создавали» заголовки в СМИ просто своим поведением, будь то оскорбление представителя власти или «рыгаловка» в аэропорту. Пластинку такой группы принести домой маме было нельзя.
ЛАЙДОН: В тот момент задача Малкольма заключалась в том, чтобы подписать лейбл на договор с нами. Однако везде его динамили. CBS вышвырнули его прямо из здания в тот момент, когда он ждал решения.
Оно и понятно: последнее, чего мы хотели, – это подписываться на замшелый инди-лейбл. Но без лейбла мы снова опустились бы на дно, в рок-пабы, и никогда бы оттуда не вылезли. Что все-таки помогло «продать» нас лейблам – так это то, что их представители ходили на наши концерты и видели, насколько уникальная у нас аудитория. Это стало отправной точкой продаж, и так всегда и будет. Если ты играешь все те же старые песни перед той же аудиторией – это путь в никуда. Нельзя манипулировать толпой и снабжать ее какими-то крутыми фишками и плюшками специально.
Это должно происходить спонтанно. Схема ситуационистов здесь не сработает. «Купить» публику, покаты не сделал запись, нельзя. Посмотрите, что произошло с EMI, крупнейшим и сильнейшим лейблом на планете. Они просто сдулись. Они привыкли к группам в стиле Рика Уэйкмана и Стива Харли. Это было безопасно. Негатив и злобный перформанс были для них новинкой. Никогда в своей практике они не сталкивались ни с кем вроде нас. Ведь раньше они продавали пластинки Элвиса Пресли. EMI просто сами себе вырыли могилу теми деньгами, которые они вложили в нас.
КУК: Старички просто не смогли вынести тоттреш, который случился после «Шоу Билла Гранди». Люди типа Джона Рейда и Олд Грей Уисл Тест могли получить по голове от «верхушки». На этом все, и нас послали подальше. Отдел A and R в EMI вовсе не хотел, чтобы мы исчезли. Просто они были буржуазными бизнесменами. Я не знал о них совершенно ничего, как и об их мульти корпоративной организации. Но вытерпеть нас они просто не могли, а мы не из тех, кто вот так вот сваливает.
ЛАЙДОН: Одна вещь была ясна: если бы мы подписали контракт с маленьким лейблом, то едва ли кто-либо продвигал бы нас достойным образом. Мало записей, мало магазинов, где эти записи бы продавались. Если ты хочешь изменить мир, нужно атаковать его изнутри, а не прыгать снаружи, пытаясь, как дятел об дерево, башкой пробить себе дорогу. Мы начали тогда с Virgin, потому что они были маленькие. Они с самого начала хотели с нами работать, но у них не было денег. Тогда у них было лишь несколько магазинов. Подписывать контракт с Virgin тогда было идиотизмом. Это бы не сработало. Им нужно было продать еще несколько записей Майка Олдфилда, чтобы позволить себе то, что мы тогда планировали.
КУК: Anarchy получила рецензии и в целом была воспринята положительно. Затем она была отозвана IMY, а позже за двадцать восемь часов вошла в чарты. Инцидент на шоу «Гранди» случился сразу же после выхода записи. EMI тогда должны были продвигать наш сингл. И мы готовились ехать в тур.
Предполагалось, что мы поедем в тур и будем паиньками.
Но Гранди тогда испытывал проблемы с алкоголем. После того как я пробормотал что-то гнусное, Стив начал ругаться. Гранди повернулся ко мне и спросил: «Что ты сказал, а?», а Стив просто зацепился за услышанное. Билл Гранди был жирным монстром-сексистом, который не знал о нас ровным счетом ни хрена и для начала должен был удосужиться хотя бы взять у нас интервью. Мы ему просто указали на факт того, что он жирный монстр. Круг его интересов сводился лишь к сиськам. Некоторые из контингента «Бромли» были с нами там. Именно там Banshees впервые появились на телевидении. Это была так называемая аренда публики для Pistols. Помню, что на финальной песне мы все танцевали.
КУК: Мы были гвоздем в заднице Гранди. Весело было.
ЛАЙДОН: За исключением денег, с которыми вечно происходило что-то мутное. Мы были молоды и просили подписать контракт так, чтоб у нас не было никаких дополнительных юридических обременений и ограничений, что по стандартам не лучшая затея. Малкольм вел менеджмент на уровне пятидесятых. Но мы-то были в семидесятых. Позже я с ним встретился уже в восьмидесятых. Поэзия, ничего не скажешь. Весь судебный процесс был кошмаром. Однажды я в шутку сказал: «Ну что ж, если дело дойдет до драки и всем нам придется угодить за решетку, я знаю, что я смогу это пережить. А Малкольм нет!» Это съедает. Я пытался сохранить Public Image Ltd как группу. Из-за отсутствия денег та непростая ситуация, которую я переживал, все затягивалась.
КУК: Вообще удивительно, что у нас еще остались какие-то деньги после всех судебных тяжб и затрат на адвокатов.