От жары Элис вся покрылась потом. В отдалении она слышала шум могучих волн, бьющихся о берег. Казалось бы, этот звук должен был успокаивать, но ничего подобного не происходило. Наоборот, Элис почувствовала, как под рокот океана внутри нее нарастает болезненное напряжение.
Она, должно быть, слишком долго лежала на пляже, и солнце беспощадно жгло ее кожу. Ей было дурно от этой жары. Но когда она попыталась повернуться, то ощутила резкую боль во всем теле.
Элис понимала, что должна спрятаться от прямых лучей солнца, но у нее не было сил двигаться. Не в состоянии приподнять голову, она провела лицом по пляжному коврику в поисках более прохладного места. Даже этого робкого движения оказалось достаточно, чтобы вызвать тошноту. Ее мышцы протестующе напряглись.
Значит, не надо двигаться; надо отдаться этому спокойному полубессознательному состоянию… Она была под действием наркотиков и какое-то время пролежала неподвижно. Подсознательно она понимала, что может умереть, если не будет двигаться, но у нее не было ни желания, ни энергии, чтобы спасти себя. Эта жара невыносима, подумала Элис. Затем мучительно медленно в ее одурманенном сознании сложилась другая связная мысль: она не загорает на пляже. Она находится в своей мастерской.
Эта мысль испугала ее, хотя она не понимала почему. На нее накатывалась волна страха, смешанного с болью и тошнотой. Но даже для того, чтобы испытывать страх, необходимо слишком много усилий, поэтому лучше вообще ничего не чувствовать. Но когда она уже была готова вновь погрузиться во тьму и спокойствие, в ее голове сформировалась еще одна мысль, вернее, это не было мыслью — скорее, ощущением всепоглощающего ужаса.
Уолтер!
Это имя эхом отдавалось в ее голове, оттеняя звон колоколов, громко предупреждающих о приближении смерти. Она знала, что сейчас самым важным в ее жизни было пошевелиться, сбросить смертельную соблазнительную дремоту, однако ничего не могла с собой поделать.
Уолтер.
С усилием, от которого пот окатил все ее тело, Элис открыла глаза.
Она увидела цементный пол. Так и есть, подумала она, и ее глаза стали вновь закрываться. Она была права. Она не лежала на пляже, она находилась в мастерской.
Уолтер…
Все еще не понимая, почему так важно было сделать это усилие, Элис вновь заставила себя открыть глаза. Она лежала на полу своей мастерской со связанными изолентой руками и ногами. У нее вырвался инстинктивный крик ужаса, но крика не было слышно, потому что ее рот тоже был заклеен лентой.
Ее сильно затошнило, но какой-то остаточный инстинкт самосохранения предупредил ее, что она должна сдержаться. Ее рот был заклеен, и, если бы ее вырвало, она бы просто задохнулась. Закрыв глаза, Элис ждала, пока пройдет тошнота. Затем, крайне осторожно, она рискнула открыть глаза в третий раз.
На этот раз ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы определить свое положение. Она лежала под верстаком, лицом к маленькой печи для получения жидкого стекла. Печь была зажжена, поняла она; огонь ревел вовсю, именно этот звук она в полубреду приняла за рокот океанских волн.
Температура внутри стеклоплавильной печи обычно достигала пятисот градусов и даже больше; лежать так близко было невыносимо. Ее печь была новой, хорошо изолированной; можно было надеяться, что пожара не случится. Самое худшее, что ей угрожает, — это тепловой удар. Но ведь скоро должны появиться Алан и Тед, они спасут ее!
Если только печь не взорвется раньше.
С неожиданным спокойствием, рожденным сознанием того, что ее жизнь висит на волоске, Элис подумала, что ее новая печь защищена от многого, но не от попытки умышленной диверсии. Уолтер получил инженерное образование и наверняка сообразил, как снять терморегулятор и отключить другие контрольные механизмы, не допускающие опасный перегрев печи. Есть ли лучший способ устроить убийство своей сводной сестры, чем дать ей умереть от несчастного случая? Вероятно, он снял защитные устройства, включил печь на полную мощность и удрал, чтобы обеспечить себе железное алиби на момент, когда печь взорвется.
Окончательно придя в себя, Элис поняла, что это, судя по температуре в мастерской, произойдет очень скоро. В любую минуту одна из трубок, связывающих печь с источником питания, может расплавиться, газ просочится в помещение, и студия взорвется, причем пожар охватит и добрую половину улицы. Уолтеру можно было не беспокоиться, что следователи обнаружат следы наркотиков у нее в крови или изоленту, которой связаны ее ноги и запястья. Если печь взорвется, для нее не надо будет заказывать гроб: следователь, производящий дознание, наверняка будет несколько дней выискивать ее обгоревшие останки.
Дудки! — решила Элис. Растущий в ней гнев возвращал силы. Она не такая идиотка и не собирается лежать здесь и ждать, когда ее разорвет на куски.
Решить, что надо спасаться, было легко. Сообразить, как это сделать, — гораздо сложнее. Она обнаружила, что связана слишком туго, чтобы перемещаться по полу на локтях или с помощью ног. Не могла она и перекатиться к входной двери: между верстаком и раскаленной печкой было слишком мало места, чтобы развернуться, и она неизбежно ударилась бы об нее. Делать нечего, она должна попытаться разрезать изоленту. Только бы дотянуться до острых инструментов на верстаке!
Тяжело дыша, обливаясь потом и давясь кляпом, Элис согнулась и с трудом перевернулась на живот, поджав под себя ноги. Ее лоб упирался в пол, бедра были приподняты, и она попыталась втянуть воздух через нос. Но тут же почувствовала такой приступ рвоты, что сразу перестала двигаться.
Тебя не стошнит, приказала она себе. Ты выдержишь.
На мгновение ей показалось, что желудок и ноги отказываются повиноваться ей. После нескольких мучительных секунд тошнота отступила, и Элис принялась тихонько раскачиваться всем телом, пытаясь дотянуться до стула связанными кистями рук. Наконец ей это удалось. Опираясь на стул, она смогла положить подбородок на край верстака и наполовину выпрямиться. Слава Богу! Изготовленные по заказу сверхпрочные ножницы для резки расплавленного стекла лежали на обычном месте рядом с граверным колесом.
Теперь нужно было спешить: ведь возможность спасения была так близка. Элис судорожно схватила ножницы, но действовать со связанными руками, было очень трудно. Ей все-таки удалось раскрыть ножницы и осторожно провести одним концом по ленте, которой был заклеен ее рот. Лента оставалась приклеенной к лицу и волосам, но теперь, по крайней мере, она могла дышать и через нос и через рот. Наслаждаясь этой маленькой победой, Элис несколько раз втянула в себя горячий, пахнущий сухим деревом воздух.
Теперь осталось разрезать прочную изоляционную ленту, которой были связаны ее руки и лодыжки. Казалось, что рев печи стал громче; Элис чувствовала, что температура в мастерской поднялась еще выше. С нее градом катил пот, ножницы выскальзывали из нетвердых связанных рук, но она втыкала их в ленту, кромсала ее и, благословляя их прочность, постепенно перепиливала путы.
К тому времени, когда ей удалось разрезать последний ряд ленты, она уже ничего не видела из-за катящегося по лицу пота и была близка к обмороку. Из последних сил Элис поднялась и побежала к входной двери, одновременно плача и смеясь от облегчения. Она спаслась! Она одержала победу над Уолтером собственной силой воли, изобретательностью и отчаянной решимостью! Элис ухватилась за ручку двери и потянула ее.
Ничего не получилось. Дверь не поддавалась.
Не волнуйся, приказала она себе. Не паникуй. Она подбежала к двери, ведущей в гараж, и повернула ручку. Эта дверь также упрямо не открывалась.
Элис побежала обратно к входной двери и начала изо всех сил дергать ее, готовая вот-вот впасть в истерику. Она могла выбраться только через двери! Окна ее студии располагались на уровне земли, но на них были крепкие металлические решетки от взломщиков, и если она не сможет открыть дверь, то окажется в ловушке.
Слезы текли у нее по щекам, пока она в отчаянии колотила в дверь. Поверхность двери была обжигающей, и она поняла, что стальная пластина вокруг замка, должно быть, расширилась от жара. Все ясно: дверь перекосило и заклинило в коробке. Но от того, что она поняла, в чем дело, ей не стало легче. Дверь можно было выбить только снаружи, но для этого ей нужен был кто-то с ломом или кувалдой.
Ну что ж, надо иметь мужество признаться себе, что все кончено. Элис боролась с искушением погрузиться в успокаивающее бессознательное состояние. Какой был смысл бороться дальше? Уолтер выиграл. Она умирает.
Прости, Алан! — извинилась она про себя. Видит Бог, я очень сожалею, что так неверно судила о тебе…
Она закрыла глаза и подумала о Теде. Теперь, когда уже ничего нельзя было изменить, она осознала, как горько сожалеет обо всех радостях, которые не успела разделить с ним, обо всех открытиях, которые они уже никогда не сделают вместе. Она так хотела бы увидеть его еще раз! Не для того, чтобы признаться ему в любви, а чтобы сказать, как он ей нравится, как она наслаждалась его обществом… С Тедом было прекрасно в постели, но, Боже мой, с ним вообще было прекрасно! И она ведь почти ничего не знает о нем. Ей хотелось узнать, любит ли он Вивальди или «Роллинг стоунз», или и то и другое. Ей было интересно, хорошо ли он играет в слова… Так много ей не суждено узнать о Теде!
Ей было невыносимо грустно думать об этом. Ее мысли путались, уплывая в горячую, удушающую темноту.
Когда она услышала снаружи стук в дверь, ей понадобилось время, чтобы осознать, что это не было галлюцинацией.
— Элис! Ты здесь? Открой, дорогая! Впусти меня! Что происходит? Открой, ради Бога!
— Тед? — Она с трудом поднялась с пола и прислонилась к двери, не обращая внимания на обжигающий ее жар и плача от облегчения при звуке его голоса. — Тед, я не могу открыть дверь. Ее заклинило.
— Понял. Я буду толкать ее снаружи, а ты тяни ее на себя.
— Это не поможет, — жалобно сказала она. — Тебе нужно чем-то взломать ее. Торопись, печь вот-вот взорвется!
Ему не требовалось объяснений.
— Поставь ручку в открытое положение и отойди назад. Только не слишком далеко. Поняла?
— Да. — Она повернула ручку в нужное положение и передвинула запорную кнопку так, чтобы язычок замка остался открытым. — Готово, — сказала она.
— Я взял камень из твоего палисадника, чтобы разбить замок, о'кей?
— Да.
Она услышала сильный удар камня по дереву, дверь задрожала, но не открылась. Тед ударил второй раз и третий. Дверь содрогнулась и распахнулась с такой силой, что он ввалился в прихожую с камнем в руках.
Он быстро взглянул на раскаленную печь, затем схватил Элис за связанные руки и потащил во двор.
— Скорее! — торопил он ее. — Мы впустили кислород, и сейчас все взлетит на воздух!
Она едва держалась на ногах и не могла бежать по неровному мощеному внутреннему дворику. Тед остановился и подхватил ее на руки. Он пробежал ярдов сто по улице, когда раздался взрыв. Тед упал вместе с Элис на соседний газон, закрыв девушку своим телом.
Когда звуки взрыва наконец смолкли, он тревожно посмотрел на нее.
— Элис, любимая, с тобой все в порядке? Тебе больно?
— Мне хорошо. — Она сдула с носа травинку и посмотрела на него из-под спутанных потных волос со свисающей изоляционной лентой. — Ты умеешь играть в слова? — спросила она.
— В слова? — Он в изумлении посмотрел на нее, затем на его губах появилась улыбка. — Конечно, — ответил он.
— Отлично, — откликнулась она и в следующий момент потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, санитары уже пристегнули ее к носилкам и заносили их в санитарную машину. Тед стоял рядом, а Алан склонился к ней с выражением страдания на лице.
— Прости меня, — сказала она, сжимая его руку. — Папа, прости меня.
— Боже, Элис, это мы должны просить у тебя прощения! — сказал он. — Тебе не за что извиняться. Не за что. — Он потрепал ее по руке, неловко пытаясь успокоить. — Они собираются отвезти тебя в больницу на обследование. Завтра в это время ты будешь чувствовать себя гораздо лучше, дорогая.
Если бы ее не лихорадило от пережитого страха и боли, она, наверное, попыталась бы подобрать какие-то щадящие слова. Но ей было очень трудно говорить.
— Уолтер пытался убить меня, — произнесла она. — Не только сейчас, но и раньше — в Нью-Гэмпшире, в Нью-Джерси…
— Я знаю, — ответил Алан. Гримаса боли искривила его рот. — Боже, Элис, не представляю, что сказать тебе.
Тед подошел ближе и осторожно положил руку ей на лоб.
— Полиция ищет его, Элис, он не уйдет далеко, он никогда больше не причинит тебе зла. Обещаю.
— Я рассчитываю на тебя, — сказала она и закрыла глаза, погружаясь в сон.
Сидя в машине, Уолтер включил приемник, передающий утренние новости, и похолодел от ужаса. Он понял, что проиграл. Эта сука не умерла, а полиция получила ордер на его арест!
Если бы он попытался выбраться из Провиденса еще вчера и не был бы достаточно умен, чтобы взять напрокат автомобиль по поддельному удостоверению личности, они, скорее всего, арестовали бы его уже прошлой ночью.
Но что же Алан? — подумал Уолтер с горьким чувством давней обиды. Ведь Элис сорвала его предвыборную кампанию, она столько лет таила на него злобу и рассказывала всем злобные небылицы! Наконец, она даже не была его дочерью, и все же он дарил ей свою любовь! Неужели его не заботило, что Элис была незаконнорожденной узурпаторшей, шлюхой, как и ее мать?! Недоделанная художница, которая приведет «Хорн Индастриз» к банкротству, если только у нее появится шанс.
И Тед. Кто бы мог подумать, что он так себя поведет? Уолтер лез из кожи, чтобы довести парня до ума. А этот неблагодарный олух взял да и влюбился в Элис!
Уолтер барабанил пальцами по рулю, судорожно пытаясь что-то придумать, и наконец его осенило. Он потянулся к ящичку для мелких вещей и открыл его. Лежащий там «смит-вессон» приветствовал его своим блеском. Когда нет другого выхода, человек всегда может рассчитывать на свой пистолет, подумал он. Быстро проверив его и убедившись, что все в порядке, Уолтер засунул его во внутренний карман пиджака. Затем он завел машину и помчался к больнице.
В холле больницы пахло кофе и царила обычная утренняя суета. В магазинчике подарков он купил цветы, а затем пошел к справочному столу, чтобы узнать, где лежит Элис. В больнице словно нарочно все было устроено так, чтобы облегчить задачу убийцам и прочим посетителям. Сидящая в справочной женщина любезно сообщила номер палаты Элис и указала направление: третий этаж, западное крыло, палата 327. Лифт с малиновой полосой на дверях.
— Красивые цветы, — сказала она.
— Очень красивые, — согласился Уолтер и вежливо поблагодарил ее за информацию.
Медсестра улыбнулась ему, когда он входил в лифт. При других обстоятельствах он мог бы скрасить ей день, завязав разговор, но сегодня он не обратил на нее внимания.
Черт, после стольких неудачных попыток убить Элис у него не было повода улыбаться. Удивительно, как такое несовершенное существо, как Элис, сумела столько раз расстроить его блестящие замыслы! Но только не сегодня, подумал он, идя по коридору в направлении палаты 327. Не сегодня.
Дверь в палату была открыта. Он заглянул туда и тут же увидел, что Элис не одна. С нею был Тед, который выглядел взъерошенным: вероятно, он провел ночь на стуле подле ее кровати. На мгновение Уолтера захлестнуло такое глубокое, бескрайнее отчаяние, что его словно парализовало. Затем он понял, как разрешить проблему присутствия Теда, и отчаяние отступило, сменившись прекрасным чувством умиротворенности. Скоро все будет кончено.
Он достал пистолет из кармана и, аккуратно спрятав его за букетом цветов, вошел в палату.
Тед увидел его на долю секунды раньше, чем того ожидал Уолтер, и бросился на кровать, увлекая Элис вместе с покрывалом на пол.
— Уолтер, не делай этого! — закричал он. — Ради Бога, не делай этого.
Уолтер отбросил букет, поднял пистолет и направил его на фигуры, спрятавшиеся за кроватью. Попасть в одну из них было совсем нетрудно, и рука его почти не дрожала. Почему же, нажимая курок, он знал, что промахнется? Или он так и задумал?
— Уолтер, не надо! — Это был голос Элис. — Пожалуйста, не делай этого! — Ее испуганную мольбу заглушили шаги бегущих по коридору людей.
Он снова поднял пистолет, поглаживая курок. Странное чувство умиротворенности не покидало его. С того момента, как Элис вернулась домой; с того самого момента, как он увидел ее во Флориде, в глубине души Уолтер знал, что именно так все и кончится.
В дверях появилась медсестра: краешком глаза он заметил белый халат. Он развернулся к ней лицом, она вскрикнула, и тут же раздался жуткий вой электронной сирены. Медсестра, должно быть, нажала кнопку сигнала тревоги. Забавно, что они все впали в панику, в то время как он наконец почувствовал успокоение.
Уолтер согнул руку и медленно повел пистолетом, пока не поднес его к лицу. Он открыл рот, вложил в него дуло пистолета и нажал на курок.