Жинетт проводила ее глазами.

— Ты пытался внушить ей, что она может стать такой причиной?

Я пожал плечами.

— Просто дал понять, что церковные брошюры и чашка какао тут не помогут.

— Способа вылечиться действительно нет?

— Один случай на сто, как говорят врачи.

— Но девушка достаточно хороша, чтобы верить в чудо даже его сотворить. — Жинетт взглянула на меня. — А он — тот ли единственный на сотню?

— Он один на несколько миллионов. Немногие становятся профессиональными телохранителями такого класса? В Париже его считают третьим, — я поправился, — после гибели Бернара — уже вторым.

Жинетт спустилась в сад, я шел рядом.

— А каким считают тебя, Луи?

— Я — не наемник.

— Ну да, конечно. Ты генерал, а не простой стрелок. Сейчас ты решаешь, где состоится битва. И думаешь, что в этом все дело. И что тебя этот огонь не сожжет никогда — не то что других. Видишь, теперь и я знаю, как мыслит профессионал: в любой момент в любом месте побить соперника. Как пилот истребителя или рыцарь в латах, вечно в поисках очередного дракона. Всегда. Пока последний дракон его не погубит. А этот последний найдется всегда. И для Ламбера, и для тебя.

— И все-таки я не наемник, Жинетт.

— Им не был и Ламбер. Знаешь, как он погиб?

— Читал в газетах. Несчастный случай на яхте у берегов Испании.

— И ты в это поверил, Луи?

Я пожал плечами.

— Мне это показалось странным, но оснований сомневаться не было.

— Мы держали яхту возле Монпелье, там, где вы с Ламбером в свое время встречали оружие из Гибралтара и Северной Африки. Примерно раз в году он выходил в море со старыми друзьями-контрабандистами. Табак из Танжера, кофе и запчасти для Испании. Не ради наживы, а, как он говорил, чтобы тряхнуть стариной. Но однажды испанская береговая охрана оказалась бдительней обычного, и обстреляла их из пулеметов. Крайне неспортивно. Но им, возможно, просто не объяснили, что Ламбер занимался этим из спортивного интереса…

— Я занимаюсь своим делом не из спортивного интереса.

— Возможно. Но почему тогда ты это делаешь?

— Потому что меня наняли. Это моя работа.

— Кто ты сейчас? Ты так и не стал адвокатом?

— Нет. После войны были разные дела, потом работа в посольстве…

— Ты же служил в Интеллидженс Сервис, — мягко упрекнула она меня. — Мы все это знали.

— Я знаю, что вам это известно, черт возьми! Вот почему я с ними распрощался.

— Но Луи, все у нас считали, что Лондон очень хорошо сделал, послав к нам разведчика, которого мы хорошо узнали и полюбили, — невинно улыбнулась она. — Но прости, я перебила, продолжай.

— Да нечего продолжать. У меня сохранились во Франции связи, я неплохо изучил французское законодательство. А поскольку я числился в штате атташе по экономике, люди часто обращались ко мне за советом. Вот я и стал бизнес-консультантом: сводил клиентов, давал рекомендации и справки по юридическим вопросам.

— И не по юридическим тоже?

— Нет. — Я закурил, предложил было ей, но Жинетт отрицательно покачала головой. — Нет, в этом не было нужды. Немало таких дел, где адвокат не может или не хочет помочь, хоть в них нет ничего незаконного. В любой европейской стране закон не запрещает убийство человека, пытающегося вас прикончить. Но найдите адвоката, который возьмется за такое дело.

— И тогда приходят на помощь мистер Кейна и мистер Лоуэлл?

— Если не найдется кто-нибудь получше.

Она грустно улыбнулась.

— Я уверена, что мистер Мэгенхерд выбирает лучших из лучших.

Подчеркивая каждое слово, я сказал:

— Жинетт, меня и Харви наняли, чтобы защитить Мэгенхерда. Бернара — чтобы его убить. Вот в чем разница. Чертовски большая разница!

— Даже имея дело с таким типом, как Мэгенхерд?

Я рассердился.

— Тебе не нравится Мэгенхерд? Мне тоже. Но сейчас он прав. Он никого не хочет убивать, пытаются убить его. Если бы не мы с Харви, его уже давно бы прикончили. Разве тут я не прав?

— Да, — тихо сказала она, глядя вдаль. — Да, ты убежден, что ты и только ты можешь победить этого дракона. И следующего, и того, что за ним. И никогда ты не отступишь. Но придет черед последнего дракона…

— Я — профессионал. Ламбер на своей яхте был любителем — он уже пятнадцать лет выращивал виноград. Если бы на яхте был я, она бы не отчалила от берега или осталась невредимой.

— О да, — с мечтательным видом протянула она. — Он превратился в любителя. Я вышла замуж за Ламбера, потому что верила, что с ним войне придет конец. Едва ты перестал быть Канетоном, как тут же оказался в Интеллидженс Сервис. Твоя война никогда не кончалась.

Я неопределенно пожал плечами. Очень может быть.

— Тогда я не понимала, что мой долг сделать так, чтобы твоя война закончилась. Мне нужно было пойти с тобой и заставить тебя кончить твою войну. Я ведь хотела, в самом деле хотела этого, Луи.

Лицо мое окаменело. Не каждый день женщина, которая столько для тебя значила, признается, что ошиблась, выйдя замуж за другого, и даже дает понять, что еще не поздно. Это случается всего раз в жизни. И как назло как раз тогда, когда ты обещал богатому мошеннику доставить его в Лихтенштейн.

Я покачал головой.

— Тогда ты не ошиблась, Жинетт. Я все равно бы продолжал дела с такими типами, как Мэгенхерд, или…

— Готова спорить — ничего подобного!

Я покосился на нее. Уж слишком она была спокойна и уверена в себе. Может быть, даже чересчур.

— Прошло пятнадцать лет, — заметил я.

— Ты сильно изменился за это время?

Я нахмурился.

— Возможно, я не изменился и остался тем же Канетоном. Но теперь меняться мне поздно. Не в том я возрасте, чтобы вернуться в прошлое и начать с нуля; стать адвокатом, чтобы заняться спокойным и безопасным делом, скажем, избавлять кинозвезд от штрафов за вождении автомобиля в пьяном виде.

— Зачем? У нас здесь множество работы, поместью Пинель нужен управляющий.

Вокруг нас все затихло — насколько это может быть на юге, при неумолчном стрекоте цикад. Солнце пылало над голубыми холмами, наполняя воздух иссушающим дыханием лета. И мне нужно было только сказать «да».

Но впереди ждали другие холмы — зеленые, туманные холмы Швейцарии, которым я сказал «да» три дня назад.

— У меня есть работа, Жинетт, с которой я вполне справляюсь.

— Я не милостыню предлагаю, Луи. Тебе придется по-настоящему работать.

— И полюбить твое вино?

— Это не ужаснее твоих нынешних занятий.

Голос ее звучал жестко и напряженно, у любого другого человека я счел это признаком испуга.

Она замерла, чуть приподняв голову, с закрытыми глазами.

Я сделал шаг и обнял ее. Она, задрожав, вся прижалась ко мне и потянулась губами…

В шато громыхнул выстрел.