Возле Валензее на вершине холма стоял полицейский «фольксваген». Нам только махнули рукой, продолжая останавливать другие машины. Полиция явно еще не взялась всерьез. Настоящие заставы ждут на границе. Но судя по всему, о нашем визите в Монтре известно не было. Узнай полиция об этом, проверяли бы любую машину, даже генеральскую. Значит, инспектор промолчал. И если так, то вряд ли заговорит и впредь. Для этого были веские причины: пришлось бы признаться, что он арестовал Мэгенхерда до официального запроса из Франции, и еще хуже — что его провели, спровоцировав тут же выпустить арестованного.
Последние лучи солнца сверкнули на снежных вершинах за озером, и стало быстро темнеть. Спускаясь в долину, Моргал включил фары, и мощные потоки света залили дорогу и обочины.
Харви плеснул себе пятый стаканчик коньяка и спросил:
— Где отберем машину?
— Подождем, пока он сам не остановится у границы. Обратили внимание, что он вооружен?
Харви кивнул, пригубил коньяк и спросил:
— Где, по-вашему, нас будут поджидать?
Я развернул карту, закурил и задумался.
Система укреплений была одной из лучших, когда-нибудь задуманных и построенных. Три линии траншей шли множеством зигзагов; между ними вились ходы сообщения, повсюду множество дотов, блокгаузов и блиндажей. Все для того, чтобы вести Идеальную Войну.
Генералы всегда опаздывают. Здесь все строилось лет через пятнадцать после того, как авиация и бронетанковая техника сделали такие сооружения бесполезными. Сейчас никто не ходит в лобовые атаки. Зачем? Сначала — отрезать зону с помощью штурмовиков, потом — коверные бомбометания… Хотя нет, в наши дни достаточно нажать кнопку. Мои представления о тактике военных действий тоже устарели.
Вот так и чувствуешь себя стариком. Видимо, у генералов та же проблема.
Харви спросил:
— Ну что?
— Скорее всего, они появятся со стороны Лихтенштейна, сказал я, — и уже ждут там нашего прибытия. Узнав точное место перехода границы, им лучше всего, разделавшись с нами, вернуться в Лихтенштейн. На швейцарской стороне границы будет полно полиции, но в Лихтенштейне всего пятнадцать жандармов. Там просто не смогут поставить даже сторожевые посты.
Харви кивнул.
— Значит, они ненадолго проникнут в Швейцарию, но только чуть-чуть?
— Пожалуй, да. Большая часть зоны не укреплена — штабные помещения, артиллерийские позиции и прочее. Только последние двести метров застроены основательно, а это — прямо на границе.
— Полно укрытий, — задумчиво заметил он, — и почти дома. А чем займется швейцарская полиция, когда услышит стрельбу?
— Помчатся туда. Но им добираться больше полумили, да еще по траншеям. Думаю, зрелище они упустят.
Мэгенхерд резко бросил:
— Но им станет известно, что я в Лихтенштейне.
— Возможно, да. Но через границу перейти они не смогут. Сюрте придется начинать сначала: запрашивать Лихтенштейн о вашей выдаче и так далее. Но полагаю, у вас с Флетцем хватит влияния, чтобы затянуть это на несколько дней. А к тому времени… — Я пожал плечами.
Девушка заметила:
— Наверно, это Лихтенштейн.
Впереди мерцали огни Мельса и Бальцерса, двух городков почти на самой границе, по ту сторону реки. Нам надо было попасть туда, и все проблемы остались бы позади.
«Роллс-ройс» мчался вперед, отворачивая от огней и спускаясь к реке, берега которой в этом место были территорией Швейцарии. Мы проехали по мосту, повернули на север через Майенфильд и начали подъем к Сент Люцигштайгу — туда, где начиналась танковая трасса.
Справа от нас возвышался крутая скальная стена со снежной шапкой на уровне двух тысяч футов — правое крыло укрепрайона Сент Люцигштайг. Впереди слева темнел гребень Флешерберга — главной опора укреплений. Там начинались первые сооружения — заросшие бугры развалин столетней давности вперемешку с более современными артиллерийскими укрытиями и блиндажами. А дальше — настоящие траншеи, доты, колючая проволока. Слишком темно, чтобы различить детали, но зрелище внушительное.
Из глубины «роллс-ройса» не так легко представить ржавую колючую проволоку, залитые водой траншеи — слишком уютным и неприступным казался автомобиль. Никто не может нас остановить; стоило сказать: «Вперед, шофер!» — и мы проложим путь через границу. И зачем беспокоиться о какой-то колючей проволоке?
Я начинал понимать, как чувствуют себя богачи и почему они так часто просыпаются среди моря забот. Видимо, они так же вот нежатся среди красного дерева и тонкой кожи в салонах своих «роллс-ройсов» и командуют: «Вперед! С нами ничего не может случиться». И случается.
Но сегодня на границе всем придется предъявлять паспорта.
Мимо промелькнули огни: последняя деревня по пути к Сент Люцигштайгу. Морган притормозил, внимательно глядя на дорогу. На обочине торчал щит с надписью, гласившей, что остановка и фотографирование строжайше запрещены. Мы были у цели. «Роллс-ройс» остановился.
Морган выключил фары, вылез из машины и открыл левую заднюю дверцу. Мои руки лежали внутри саквояжа на «маузере». Но он продолжал играть роль идеального шофера. Орудовать топором — не по нему, он только любезно подвез нас к эшафоту.
Я с трудом выбрался наружу. Харви встал между мной и Морганом, достал револьвер и проверил, сколько в нем зарядов. Раньше он этого никогда не делал, профессионал всегда точно знает, сколько у него патронов. Потом повернулся к Моргану и навел револьвер на него.
— Не хватайтесь за оружие.
Морган прошипел сквозь зубы, глядя мимо Харви на меня.
— Я никогда вам не доверял.
— Значит, мы в расчете.
Я обошел его сзади и вытащил из-под плаща огромный револьвер «Уэбли 45». Просидеть всю дорогу на этой штуке!
— Вы забираете машину? — мрачно спросил он. — Но все равно вас арестуют.
— Нет, если мы воспользуемся танковой трассой.
— Но ведь подумают, что генерал замешан в этом деле! — Похоже, он был искренне возмущен.
— Ошибаетесь, сержант. Разве вы забыли? Мы не должны знать о том, что здесь что-то может случиться. А генерал уже влип до самых кончиков усов, и если их ему прищемят, — не надо было нас продавать.
Помолчав, он заметил:
— Генерал продавал людей и покруче вас.
Из-за спины вмешался Мэгенхерд.
— Надеюсь, вы не ждете, чтобы я принял это доказательством его доброты.
Морган презрительно фыркнул и побрел по дороге в Майенфельд, пытаясь сохранить остатки армейской выправки.
Я следил, как он исчез из виду за поворотом, потом пошел взглянуть на заграждение из колючей проволоки.
Метров через двадцать я нашел то, что искал: прореху, наскоро затянутую двумя нитями проволоки. Дождавшись появления луны, по другую сторону я различил едва заметную дорогу, сворачивавшую направо.
Мисс Джермен спросила из-за моей спины:
— Это и есть танковая трасса?
— Она самая. — Я вытащил револьвер Моргана, чтобы тот не мог выстрелить, открыл затвор, поймал верхнюю нить проволоки между курком и затвором и стал крутить из стороны в сторону. Кусачки не ахти, но в конце концов сработали.
Девушка заметила:
— Нелегко будет ехать без огней. Да и дорога заросла.
— Ее наверняка чистят раз в несколько лет. И все, что может снести на пути легкий танк, сшибет и «роллс-ройс».
— А вы с ним справитесь?
Я пожал плечами.
— Лучше уж «роллс-ройс» поведу я, — предложила она.
— Не сходите с ума. Чтобы вы знали: вы не участвуете в дальнейшем путешествии, а возвращаетесь пешком в Майенфилд и ждете, пока завтра за вами не приедут.
Она поспешно заявила:
— Когда отец служил генерал-губернатором, у него был «фантом». Тогда я научилась его водить. Лучше за руль сесть мне.
Я хотел спросить, где ее отец был губернатором, но понял, что верю и так. Ее предложение имело смысл: машина требовала навыков, уже лет тридцать вышедших из употребления.
Пока я занимался второй проволокой, она сказала:
— И у вас с Харви руки будут свободны.
Еще один довод.
— Если, конечно, вы не считает, что я — на стороне врага.
Я покачал головой.
— Нет, не думаю, иначе вы не лезли бы под пули. Я просто не был уверен, что вы отдаете отчет в опасности прослушивания телефонов и вообще… Стоит кому-нибудь сказать: " А вчера секретарша Мэгенхерда звонила из Монтре», — и понеслось! А результат — хуже предательства.
Я помолчал, потом спросил:
— Так кому вы звонили?
— Человеку, который содержит нечто… вроде лечебницы. В горах возле Шамони. Для Харви. Я знаю, он вылечил одного человека, который слишком много пил, и подумала, что он может помочь…
— Почему вы не сказали мне правду?
— Не знаю, — тихо вздохнула она. — Мне это казалось… слишком личным. А вы меня всерьез не принимали…
— Даже если вы его уговорите, проблем хватит.
— Я не уверена, что справлюсь. Но я попробую, и уже сказала мистеру Мэгенхерду, что ухожу от него.
Может быть, в конце концов она меня и убедила. Лопнула вторая проволока.
Она спросила:
— А кусачки, которыми вы пользовались в аэропорту? Вы их потеряли?
Черт бы меня побрал, они лежали в саквояже!
— Так я сяду за руль?
Да, нам не повредит, если в деле примет участие хоть кто-то, сохранивший здравый смысл.
И я кивнул.
Мы вернулись назад. Харви спросил:
— Чего вы там застряли?
— Обменялись мнениями о ситуации на Балканах. «Роллс-ройс» поведет мисс Джермен.
— Она?! Мы же решили, что она останется здесь.
— Я передумал. Она знает такие машины. Для нас меньше риска.
— Но не для нее!
— Вы правы.
Девушка забралась на переднее сиденье, при этом голова ее оказалась выше, чем если бы она стояла на земле.
Харви заметил:
— Это традиция Сопротивления: равноправие мужчин и женщин по части быть убитыми?
— Вот именно.
Взревел стартер. Мотор заворковал, как грампластинка на очень малой скорости.
Харви упрямо настаивал:
— Мне это не нравится.
Я резко обернулся.
— А мне? Мне что здесь нравится? Знай я, что работа кончится прорывом в «роллс-ройсе» через Западный фронт, стал бы я за нее браться? Но мы здесь — и мы пройдем последние три километра.
— Элен могут убить.
— Отговорите ее.
Я сел на заднее сиденье, собрал «маузер» и вдруг вспомнил о моргановском «уэбли», оттягивавшем карман моего плаща. Решил, что на роль стрелка с двух рук я не гожусь, я протянул его Мэгенхерду.
Попытки возражать я оборвал словами:
— Никто не заставляет вас пускать оружие в ход, мистер Мэгенхерд. Но если дела пойдут плохо, вы можете сами этого захотеть.
К тому времени Харви переговорил с девушкой. Я спросил:
— И что?
— И все равно мне это не нравится, — он прыгнул на подножку справа, держась левой рукой за дверцу. Я встал на подножку слева. Мисс Джермен включила первую скорость, и мы поехали.