Я позвонил в номер к мисс Уитли около семи вечера и спросил, не хочет ли она прогуляться. Поскольку она не сумела найти причину для отказа, через четверть часа мы встретились внизу.

Найти катер не составило никаких проблем: нам пришлось выбирать между парой барж, полудюжиной легких прогулочных яликов и белоснежной крейсерской яхтой длиной в полсотни футов, матово поблескивавшей в свете фонарей. Мы спустились по крутым каменным ступенькам и поднялись на борт.

Думаю, яхта была не новой, но производила впечатление солидной и ухоженной, которое обычно возникает при встрече со старыми «роллс-ройсами» и «пульманами». В центре возвышался мостик, или ходовая рубка, или что-то в этом роде; в носовой части, видимо, разместились несколько кают, а позади – длинный холл или салон. Участники прогулки уже спустились вниз. С первого взгляд помещение напоминало скромную небольшую столовую на антресолях парижского ресторана: между иллюминаторами мягко светились оранжевые лампы, вделанные в стену; в центре салона стояли длинные скамьи, обитые кожей, и узкий стол тикового дерева, уставленный столовым серебром, салфетками, закусками и бутылками.

Донна Маргарита сидела в глубоком кожаном кресле в дальней части комнаты, Карлос расположился на складном парусиновом стуле, Анри устроился на кончике одной из скамей.

Карлос поднялся.

– Что будете пить, мисс Уитли? – и повернувшись ко мне, попросил: – Не могли бы вы сказать шкиперу, что можно отчаливать?

Просунув голову в ходовую рубку, я увидел там малого в толстом синем бушлате, разглядывавшего слабо освещенную панель с приборами.

– Поднимай якорь, старина. Все на борту, – сказал я.

Он повернулся и взглянул на меня сверху вниз – действительно сверху вниз, так как он возвышался надо мной почти на два фута.

– Простите?

– Поднимай грота-брас. Разворачивай кливер.

– Вы хотите, чтобы мы отчалили? – спросил он на великолепном английском.

– Все правильно. Я знаю, что для этого есть какое-то особое слово. – У меня всегда вызывало смех то, как яхтсмены гордятся своим специальным жаргоном. Правда, и я мог бы назвать все части пистолетов специальными терминами.

Захлопнув за собой прочную деревянную дверь, я вернулся обратно, чтобы пропустить стаканчик виски с содовой. Лампы неожиданно мигнули, заработал дизель. А затем и второй.

Я сел на скамье напротив Анри, который, казалось, не спешил встретиться со мной взглядом.

– Неплохое суденышко. Кому оно принадлежит?

Донна Маргарита улыбнулась.

– Голландскому другу, с которым я когда-то играла в теннис.

– Должно быть, он стал профессионалом.

– О, нет. В те дни профессионалы не зарабатывали таких денег. Его семья занимается судостроением.

В тот вечер она выглядела даже слишком хорошо. Простое черное платье выгодно подчеркивало высокую грудь и тонкую талию; на длинной шее вместо брошки красовался простой кусочек вырезанного на современный манер золота. А ниже ватерлинии просматривалось волнующе много симпатичных ножек. Если Карлос действительно посвящает им свой досуг, он недурно устроился.

Яхта мягко двинулась с места. Карлос взглянул на мисс Уитли.

– Предпочитаете поужинать сейчас или немного погодя?

Она пожала плечами, обтянутыми синим твидом – да, она снова была в этом костюме. Судя по всему, нам предстояло сначала немного побеседовать.

Я спросил:

– А что насчет Ван Гога?

Анри ответил, не глядя на меня.

– Все в порядке.

– Сходится возраст и все такое? Мы покупаем?

Карлос кивнул.

– Да. В Манагуа согласились, если Анри дает добро, и сегодня днем перевели деньги.

– Тогда я завтра получу их. Правильно?

Анри сказал:

– Их получу я.

Последовала пауза. Потом я сказал:

– Хорошо, но мне очень хотелось бы, чтобы вы заодно доставили ее в Цюрих. Я не возражаю, если мою работу будет делать кто-то другой, при условии, что деньги за нее все же получу я. Кстати, пятьдесят фунтов за поездку – это правильно?

Карлос взглянул на донну Маргариту и какое-то время между ними происходил телепатический обмен мыслями. Потом он кивнул.

Анри упрямо повторил:

– Я обнаружил эту картину. А когда я ее наконец-то купил, мистер Кемп пытается ее потерять.

– Вы не покупали картины, – раздраженно отрезал я. – У вас не было денег. А последний раз, когда вы выбрали картину, я приехал слишком поздно и кто-то еще узнал обо этом. – Я коснулся повязки, все еще красовавшейся у меня на голове. – На этот раз я все сделаю сам. Но вы можете пойти со мной и за меня поручиться.

Донна Маргарита вмешалась.

– Друзья, в этом нет необходимости. Работа сеньора Кемпа заключается в том, чтобы переправлять картины. Так что вероятнее всего он и должен их получать. Если что-то произойдет, мы будем знать, кому предъявлять претензии. – И она наградила меня милой улыбкой.

Анри наконец-то взглянул на меня. В любом случае, ему явно понравилась мысль, что можно свалить на меня.

– И как вы доставите картину в Цюрих, мсье?

– Я еще не решил. А когда решу, никому говорить не стану.

Снова повисла пауза. Мисс Уитли тоже взглянула на меня – на этот раз почти одобрительно.

Карлос издал протяжный звук, напоминающий стон волынки.

– М-м-м, мы наверняка будем знать, кто несет ответственность.

– Это моя работа.

Анри не был в этом так уверен, но не мог спорить с хозяевами, а потому вернулся к пережевыванию воображаемого лимона.

Я спросил, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Отвлекаясь от этого, как обстоят дела в целом?

На этот раз заговорила мисс Уитли.

– Есть пара вещей. Морской пейзаж и ландшафт. Ничего выдающегося – но картины неплохие.

– Их тоже нужно забрать?

– Нет, здесь вам нечего беспокоиться. Я все устрою сама.

Я кивнул и потянулся через стол, чтобы взять клешню омара из чаши со льдом.

– Скажите, как вы связываетесь с Манагуа по поводу этих вещей?

– Через девушек, работающих в консульстве в Берне, – ответил Карлос. – Мисс Уитли или мистер Бернар могут написать им – или позвонить, если речь идет о чем-то срочном вроде аукциона – и Берн телеграфирует в Манагуа, а Манагуа телеграфирует в банк в Цюрихе. Это не так медленно, если хоть немного повезет.

Я предполагал, что должно быть что-то в этом роде. Ведь нельзя отправить телеграмму, где было бы прямо сказано: НАШЕЛ ВАН ГОГА ПОЖАЛУЙСТА ПРИШЛИТЕ СТО ТЫСЯЧ ФУНТОВ И ОДОБРИТЕ ВЫВОЗ КОНТРАБАНДОЙ ВТОРНИК ПОГОДА ОТВРАТИТЕЛЬНАЯ ЛЮБЛЮ УМБЕРТО. И в то же время нельзя было зашифровать сообщение, так как телеграфные компании не примут телеграмму, которую не смогут прочитать – за исключением дипломатической почты.

Донна Маргарита добавила:

– Берн сам может одобрить некоторые сделки в пределах определенной суммы. Это ускоряет дело. – Теперь лицо ее стало спокойным и серьезным. – Мне не нравится, что я должна тратить свои деньги в соответствии с капризами какой-то деревенщины из Берна. – Тут она снова улыбнулась. – Но если это решение моего правительства – я должна подчиняться.

Я заметил:

– До поры до времени.

Она покосилась на меня.

– Вы подозреваете меня в политических амбициях, сеньор Кемп?

Я взял еще кусочек омара.

– Раз уж вы заговорили об этом – да.

Карлос раздраженно буркнул:

– Послушайте, не съешьте всего омара один. Передайте и другим.

Я передал чашу, а заодно серебряный соусник с майонезом дальше, избегая взгляда мисс Уитли. Это она мне сказала о политической стороне вопроса.

Донна Маргарита обкусывала клешню.

– Вы же понимаете, сеньор Кемп, что не вполне разумно хвастаться такими амбициями. Потому я была бы вам весьма признательна, если бы вы сохранили это в тайне.

– Конечно, это вообще не мое дело, если вы собираетесь набрать голоса с помощью картинной галереи.

– Эффективное число избирателей в Никарагуа возможно не так велико, – я, конечно, говорю о соответствующей пропорции, – как это имеет место в других странах с длительной историей системы голосования.

Мисс Уитли задумчиво заметила:

– Должна сказать, что вам придется долго обрабатывать представителей среднего класса, прежде чем удастся заполучить одного из них в музей. Вы просто взгляните, где размещены музеи живописи: Европа, Соединенные штаты Америки, Россия и несколько больших городов вроде Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айреса, Мехико, Сиднея, Мельбурна. Их нет ни в Африке, ни в Азии, ни в остальной части Южной Америки. Вы не заставите арабских нефтяных шейхов покупать произведения искусства даже для того, чтобы произвести впечатление на своих друзей. На их друзей искусство впечатления не производит.

Анри сварливо заметил:

– У арабских шейхов не бывает друзей.

Тут вмешался я.

– Разве искусство вообще не европейская идея? Я имею в виду те произведения искусства, которые вы вешаете на стену. Потому вы и обнаруживаете музеи в тех местах, которые уже европеизированы. А в других искусство означает резьбу в храмах или саму архитектуру. То, что не повесите на стену.

Все удивленно уставились на меня. Затем донна Маргарита сказала:

– Но в этом-то и заключается моя идея: коллекция Умберто сделает Никарагуа другой страной, более цивилизованной. Вот почему мы должны начать с создания полной коллекции; вот почему мы не можем покупать в больших количествах, а потом обмениваться с другими музеями, о которых вы упомянули. Мы должны начать с создания небольшой коллекции действительно лучших вещей, чтобы она стала одной из лучших в мире. Там не должно быть ни одной плохой вещи, ни одной скучной вещи, так, чтобы целое было больше, чем сумма слагаемых.

– А потом? – спросила мисс Уитли.

– Ах, потом…возможно, в день открытия мы проведем фестиваль искусств. Много музыки, без больших оркестров, но с привлечением солистов, пианистов, Казальса, струнных квартетов – не слишком дорогостоящих, но хороших, очень хороших. Может быть, танцевальные коллективы из Испании. И так далее.

– Если уж быть точными, – спросила мисс Уитли, – на какой средний класс вы собираетесь произвести впечатление?

Донна Маргарита благодарно улыбнулась.

– Может быть не тот, который живет в Никарагуа. А на тот, который живет дальше к северу.

Мисс Уитли нахмурилась.

– Но доллары туристов обычно не попадают к тем людям, которые больше всех в них нуждаются. К крестьянам.

Я заметил:

– Она же только что нам сказала: крестьяне не голосуют.

Донна Маргарита снова улыбнулась, на этот раз печально.

– Увы, боюсь, что это верно – по крайней мере, до сих пор. Деньги, которые я привлеку в страну, пойдут почти полностью тем, кто сможет… выразить свою благодарность.

Я негромко воскликнул:

– Да здравствует сеньора Президент!

Она покосилась на меня.

– Это весьма сомнительно, сеньор. Но – вполне возможно.

Что же, вполне возможно. Как мне помнится, у испанцев в крови весьма узкие представления о месте женщины, но если они купили кого угодно, то купят и это. Она уже в возрасте, но все еще отлично смотрится и своим браком связана с одной из старейших семей. Может быть, они до сих пор ей гордятся, как теннисисткой международного класса.

Карлос заметил:

– Вы понимаете, все это не должно выйти отсюда. Никаких интервью для газет.

– Пожалуйста, Карлос. – Она подняла королевскую – или может быть мне следовало сказать – должным образом избранную – руку. – Здесь друзья. Но, друзья мои, теперь вы видите почему коллекция должна быть совершенной, должна заставить говорить о себе.

– Конечно, оказывая соответствующее доверие вашим друзьям, – заметил я, не продемонстрировав на этот раз свойственных мне такта и вежливости.

Она тотчас вновь улыбнулась.

– Ну конечно – сеньорите Уитли и сеньору Бернару. С политической точки зрения лучше, если обо мне будут думать как об игроке в теннис, а не как о знатоке искусства. В Никарагуа действительно так и есть. А что касается вас, вы хотели бы, чтобы на стене была помещена табличка с надписью: «Эта коллекция была контрабандно вывезена сеньором Кемпом?» Возможно, в этом что-то есть. Просто наверняка это вызвало бы разговоры.

Все рассмеялись. Даже Анри выглядел счастливым и получил возможность вставить:

– Если мсье Кемпу посчастливится вывезти что-нибудь контрабандой, это вполне заслуживает того, чтобы о нем заговорили.

Донна Маргарита предостерегающе нахмурилась и взглянула на него.

– Пожалуйста, Анри… Но есть еще одна вещь, друзья мои. Я верю, что моя коллекция – наша коллекция – должна обладать еще одним очень специальным свойством; она должна быть уникальной. Должна существовать коллекция внутри коллекции, или по крайней мере одна картина, ради которой истинные эксперты будут приезжать, должны приезжать, за сотни миль, лишь бы на нее взглянуть. Ну, как например, на Мону Лизу в Париже, или… – и здесь у нее не нашлось подходящего примера.

Мисс Уитли подсказала:

– Работы Боттичелли в галерее Уффици. И картины Рембрандта здесь.

Анри добавил:

– Ван Гог в Хайе. Импрессионисты в Чикаго.

Мадам Президент кивнула.

– Совершенно верно. А теперь, друзья мои, не пора ли нам как следует закусить?

Мы приступили к еде. Про будущего президента Никарагуа я должен сказать: когда она хотела поесть, то ее аппетита хватило бы на целый банкет. Она набрасывалась на еду, причем делала это не грубо, но так, словно еда была только что изобретена. Мисс Уитли скромно трудилась над кусочком цыпленка в чем-то вроде желе. Анри просто насыщался.

Яхта продолжала двигаться вперед. К тому времени, когда мы закончили, в каюте стало душновато и, решив, что моя сигара не улучшит ситуации, я перешел в рулевую рубку и стал разглядывать окрестности.

Судя по всему, мы возвращались в город, если судить по множеству зданий и огней, нас окружавших. Я спросил рулевого, где мы находимся, и тот ответил, что как раз сейчас подходим к Остердоку неподалеку от основного порта, откуда начинается судоходный фарватер.

Итак, я просто стоял, курил сигару и осматривал рубку. Если вы родились достаточно глупым, чтобы испытывать желание связываться с судами, это было действительно судно для вас. Там был небольшой латунный штурвал, панель с приборами для управления двигателями, освещенный столик с картой, что-то для определения глубин и даже радар. Совершенно очевидно, что яхта была построена не для плавания по каналам.

Когда мы вышли на простор и увидели первое освещенное грузовое судно, в рубке появился Карлос и закурил сигару калибра.50. Он задал те же вопросы, что я, а потом повернулся ко мне.

– Когда вы планируете отправиться в Цюрих?

– Скоро. Если платить будет Анри, когда он сможет получить деньги?

– Он уже получил банковский чек на Цюрих.

– Очень хорошо. Тогда я позвоню вам, чтобы договориться о взаимодействии с банком. И скажу, что нужно сделать – хорошо?

Он взглянул на меня, в слабом свете приборов лицо его казалось совершенно серьезным.

– Да, я это сделаю.

Мы прошли под железнодорожным мостом и вышли в залив, где вытянулась длинная цепочка судов, стоявших на рейде. Затем повернули и двинулись вдоль них.

Я спросил:

– Так теперь наши дела в Амстердаме закончены?

– Думаю, что да. Вы можете остаться в Цюрихе, пока это вас устраивает. И на связи с нами.

– А где предполагается следующая остановка?

– В Венеции. Вы знаете этот город?

– Мне приходилось там бывать. А потом Рим и Флоренция?

– Вполне возможно. Все будет зависеть от того, как у нас пойдут дела.

Италия? Гм… Ну ладно, посмотрим, когда попадем туда.

Немного погодя я спросил:

– Как вы получили имя Карлоса Макгрегора?

Его сигара разгорелась ярче, он выпустил небольшое грозовое облачко в иллюминатор.

– В Центральной Америке вы встретите множество людей с именами вроде Фернандо Мерфи и Луис Смит. Большая часть их оказалась там после наполеоновских войн – это наемники сражались на стороне Боливара. Скорее всего, мой предок делал то же самое; я не смог проследить свою родословную. Но потом большинство из них женились, получили земельные наделы и поселилось там. Моя семья поддерживает связь с Шотландией – я там учился в школе и в университете. Но я гражданин Никарагуа.

Это было слышно по его акценту.

Я докурил свою сигару и решил, что стало немного прохладно. Когда я собрался спуститься вниз, Карлос положил руку мне на плечо и тихо спросил:

– У вас пистолет с собой?

– Да.

Ну конечно, у меня был пистолет. В нормальных условиях я не стал бы этого делать, но мне хотелось попрактиковаться, чтобы убедиться, легко ли носить его незамеченным. Он оглядел меня с ног до головы; пистолет был у в левом нагрудном кармане вместе с кусочком твердого картона, чтобы снаружи не просматривалась его форма. Я не был самым быстрым в мире специалистом по выхватыванию пистолета из кармана, но предполагал, что другая сторона вообще не ожидает ничего подобного.

Потом он кивнул.

– Хорошо. Очень хорошо. Удачи вам в Цюрихе.

Я спустился в салон.