На следующее утро, приобретя модный спортивный серый пиджак с проблесками голубого и коричневого, еще одну рубашку и чемодан нужного для контрабанды размера, я закончил покупки. Конечно, чемодан немало стоил, но он оказался даже лучшего качества, чем я ожидал. Я забыл, что итальянцы разбираются в коже.

Все вещи я забросил в «Луна-отель» и вышел, чтобы пообедать в небольшой траттории неподалеку. Потом заглянул на площадь Сан-Марко за первыми швейцарскими газетами. Анри стал постепенно исчезать со страниц – ему было отведено полколонки на третьей странице. Слава Богу, фотографий по-прежнему не было, так что либо полиция не добилась успехов, либо предпочитала не говорить об этом.

После этого я взялся за телефон и нашел Гарри в отеле «Даниэли» на другой стороне площади Сан-Марко, за дворцом дожей.

Потом я позвонил Карлосу и сообщил ему об этом. И кроме того добавил:

– Действительно начинает казаться, что он повсюду следует за вами. Так было в Цюрихе, Амстердаме и вот теперь здесь. Не знаете, в Париже одновременно с вами его не было?

– Нет, боюсь, что не знаю. Не может он быть здесь по той причине, о которой говорил ваш друг?

– Взглянуть на произведения искусства в каком-то имении, которое только что лишилось владельца? Очень может быть. Если хотите, я могу попытаться выяснить. Больше мне все равно нечего делать. Или есть?

– Нет, пока нет. Но вам не следует беспокоиться – просто не попадайтесь мистеру Барроузу на пути.

– Вы – босс. Или почти.

Мы повесили трубки. Мне по-прежнему нечего было делать…

Я начал с Паулюса Бомарка. Он был немцем и художником, хотя и необязательно догадываться о втором. Он был высок, худощав, выглядел лет на десять лет моложе своего возраста, у него было приятное удлиненное лицо и прекрасные белокурые волосы. Любой кинопродюсер оторвал бы его с руками на роль благородного юного офицера вермахта, шокированного тем, что творят эсэсовцы, но хранящего солдатскую верность до тех пор, пока очередь из автомата не распорет ему живот, почему-то всегда обязательно живот, и умирающего ужасной смертью. Это очень нравоучительно. И вполне возможно, это и произошло бы с Паулюсом, если бы он не опоздал на войну на добрый десяток лет.

На самом же деле он занимался тем, что подделывал картины Утрилло.

Он жил в небольшой квартирке недалеко от Сан-Рокко, где, высунувшись из окна и умудрившись не упасть при этом в вонючую воду двумя этажами ниже, можно было увидеть Большой канал. Я взобрался по узкой лестнице и постучал в дверь.

– Ja? Was ist?

– Полиция, открывайте.

Наступила пауза, послышались шаркающие шаги, затем звук отпираемых замков и отодвигаемых засовов. Немного побледневший, он выглянул в коридор, затем свирепо рявкнул:

– Что за глупые шутки!

Я усмехнулся.

– Все в порядке, дружище. Я здесь по делу.

Он продолжал подозрительно посматривать на меня, но снял цепочку с двери и разрешил мне войти. Ну, может быть, у него и были основания для осторожности; во время нашей последней встречи он получил крупную сумму денег, которую один из моих клиентов имел глупость выпустить из рук. Помнилось, я в это время держал в руках пистолет.

Дверь была закрыта и тщательно заперта.

– Я больше не продаю картин в Италии с… с тех пор.

– Молодец.

Если он вернулся к своей прежней манере подделывать французских художников в Италии и продавать их через посредника в Германии, то у него не должно быть никаких неприятностей. Я хочу сказать, что несколько международных пересылок и пара дополнительных посредников могли полностью запутать следы. Однако посредники стоили денег, а он был жаден. По крайней мере, прежде.

– Что вам угодно?

– Просто мне нужна небольшая помощь. Это прекрасно!

«Это» было большим холстом, на котором красовались морские раковины, кусок старого каната, немного песка, смятая жестянка из под пива и над всем этим рыбий скелет. Ну, конечно, там еще было некоторое количество краски.

– Нет там ничего прекрасного, – резко возразил он.

– Очень жаль. Как ваши дела с Морисом?

Он снял холст с подрамника и поставил его в угол. Затем поднял фальшивую крышку стола и вынул оттуда небольшой, еще влажный от краски холст.

– Из-за вас я его чуть не испортил.

– Простите, – повторил я.

Даже мне было видно, что это картина Утрилло. Обычный уголок в скучном парижском предместье с треугольным перекрестком, заполнявшим весь передний план. Думаю, раз в год он отправлялся в путь с камерой, заряженной цветной пленкой, и снимал подобные виды, а потом перерисовывал их, выбрасывая «ситроены» и надписи «Да здравствует де Голль!»

Паулюс постучал пальцем по картине.

– Не так уж она хороша. Есть один тип – в Варшаве – который подделывает Утрилло. Его работы просто ужасны. Их можно отличить с закрытыми глазами. Это мешает делу.

– Да, неудачно. Тогда почему бы вам не попробовать работать под Миро или Модильяни?

Он покосился на меня.

– Нельзя же менять стиль, как вы меняете рубашки! Это искусство!

Ну, если подумать, я действительно считаю, что так и есть. Поэтому я третий раз сказал:

– Простите.

Затем спросил:

– Послушайте, дружище. Не слышали вы о недавней смерти владельца какой-нибудь крупной коллекции? Скажем, престарелой дамы, в течении последних нескольких недель?

Он задумчиво нахмурился.

– Они все время мрут, эти богатые старые леди. Приезжают, чтобы жить в Венеции, прекрасной Венеции, снимают большие дворцы, сидят на балконах, дышат воздухом каналов – и мрут, как от чумы. Умирают на каждое Рождество. И они никогда не покупают современных художников.

Он продолжал думать, и наконец сказал.

– Одна англичанка. Леди, леди… – Он щелкнул пальцами, уронил пятно краски на картину и выругался. – Леди Уитерфорд. Умерла на Рождество. Говорили, что у нее большая коллекция, но… – он постучал себя по голове. – Она была сумасшедшей. В ее дворец никто не ходил.

– Она была в телефонном справочнике? Или вы знаете, где находится ее дворец?

– А зачем вам?

Я пожал плечами.

– Возможно, у меня есть клиент, и только.

– Ну и конечно, ваш клиент не интересуется современной живописью.

– Вы имеете в виду Дух Современной Венеции? – Я показал на морские раковины и старый канат в углу. – Ладно, замолвлю за вас словечко. Но мне нужно достать Утрилло.

– Из-за того парня из Варшавы становится трудно работать. Теперь клиенты стали подозрительными; они хотят документов и доказательств.

– Контрабандой ввозить не пытались?

– Что? А что проку? Клиенты хотят доказательств, а не секретов.

– Нет, я хочу сказать, вы не пытались ввозить их контрабандой в Германию, а там намекнуть таможенникам, чтобы вас сразу же поймали, понимаете? Вы заплатите пошлину на импорт, зато получите целую кипу бумаг с оценкой картины и указанием, что за нее уплачены реальные деньги. Это прекрасное доказательство, что картина подлинная, не так ли?

– Я об этом не думал, – протянул он. – Да, возможно, неплохая мысль. Спасибо.

– Рад помочь.

Хозяин положил палитру.

– Я посмотрю в телефонной книге.

Через минуту у меня в руках был адрес леди Уитерфорд, сумасшедшей покойницы.