– Задний радар исчез... – сказал Джад, – с левой стороны тоже, – он сделал паузу, словно хотел в этом удостовериться. – Они нас потеряли.

– На каком курсе я сейчас должен находиться?

Он закопошился и снова включил фонарик.

– Пятьдесят шесть. Пятнадцать минут двадцать секунд, – и потом добавил. – Ведь они засекли нас, правда?

– Если у них осталась хоть капля здравого смысла, то наверняка.

– И что им стало известно?

– Только то, что мы спустились в эту долину.

На карте долина тянулась на несколько миль, все время расширяясь, пока не переходила в то, что с большей или меньшей уверенностью можно было назвать равниной, тянувшейся до самого побережья Белого моря.

Наше озеро находилось в сорока градусах справа по курсу. Я держался правой стороны долины вплотную к горному кряжу и собирался повернуть, как только он закончится. Мы уже миновали цепь радарных станций и оставили их слева и сзади. Я надеялся, что гористая местность больше не позволит нас обнаружить.

Река изогнулась поперек нашего курса, затем снова потекла в прежнем направлении. Местность справа стала понижаться и исчезла в сумерках.

– Ты наверняка сможешь засечь радар на этом отрезке, но не думаю, чтобы они могли засечь нас, – сказал я. – Ну а если им это удастся, как насчет моей смертельной пилюли? Или их больше не выпускают?

– О, тебе не стоит беспокоиться. Я позабочусь, чтобы ты не достался им живым.

– Этого не было в контракте.

– Я полагаю, что так будет лучше.

Мне оставалось только вымученно улыбнуться масляному манометру.

Ну, в конце концов мне было известно, что он из себя представляет. Я прикурил от окурка новую сигарету.

По мере того, как долина понижалась, туман становился все гуще, но в белой пелене можно было заметить небольшие озера и четкие силуэты деревьев по их берегам. Я продолжал нервно поглядывать направо, чтобы не налететь на неожиданно появившуюся скалу. Но местность, похоже, была пологой, если не считать неизбежных холмов и небольших кряжей.

Джад регулярно принимал сигналы радара, но нас не засекли, по крайней мере, они не сужали сектор обзора. Джад засек слабый сигнал третьей станции, расположенной к северу от самолета.

Когда на таймере прошло тринадцать минут, он перегнулся через мое плечо и спокойно сказал:

– Точка поворота находится над озером длиной мили в полторы, протянувшимся с северо-запада на юго-восток. Правый поворот на один-четыре-восемь.

– Спасибо.

– Время следования на последнем участке маршрута восемь минут тридцать секунд.

Я написал на панели губной помадой 8. 30 и старался как можно точнее придерживаться курса: единственный отрезок пути, где это имело большое значение. На других участках можно было не только сверяться с компасом, но и ориентироваться по местности. Но теперь мы летели над равниной и единственным ориентиром было озеро, Если я пропущу его, то в нескольких милях дальше шла железная дорога. Меня могли заметить и сообщить куда следует.

Белая пелена среди деревьев продолжала сгущаться, потом они кончились, и мы полетели в пустоте. Тогда я понял, что подо мной скрытое туманом озеро.

– Черт возьми! – выкрикнул я и положил "Бобра" на правое крыло, дважды стукнул по таймеру и взял новый курс. Сзади меня раздалось бормотание Джада, больше походившее на тяжкий вздох.

Местность снова начала повышаться. Я смотрел направо, стараясь найти реку, которая выведет нас к нужному озеру.

– Мне это не нравится, – заметил я. – Все озеро окутано туманом. Я его не замечу, пока мы на него не сядем.

– Другие озера будут покрупнее.

– Я не боюсь их пропустить. Мне нужно только придерживаться русла реки, значит найти ее... – Тут я ее заметил и оглянулся. – Меня волнует приземление. Если над водой будет футов десять тумана, то мягкой посадки ожидать не приходится. Мы можем воткнуться поплавками в воду и перевернуться.

– Что бы ни случилось, попытаться все равно следует.

– Если дела пойдут худо, у тебя может появиться желание пристрелить меня. Что вашему парню говорили по поводу посадочных огней?

– Зеленая ракета на северном берегу озера, когда услышит звук мотора. Потом два белых огня на воде в тридцати ярдах друг от друга, один за другим вдоль озера.

Неплохо. В хорошую ночь вообще без проблем. Огни на воде в тридцати ярдах друг от друга дадут мне необходимую информацию, под каким углом я буду заходить на посадку. Правда в такую ночь в последний момент можно будет потерять их в тумане, ведь нас будет разделять не десять ярдов тумана, а, учитывая угол приземления, все восемьдесят. Второй огонь будет еще дальше. Но мне нужны оба ориентира, чтобы рассчитать свои действия.

Теперь мы скользили вдоль реки. После поворота прошло уже три минуты, а часы показывали без семи минут час.

– Ну, по крайней мере, туман скроет самолет после посадки, – проворчал Джад. – Это может оказаться полезным.

– Появляются неплохие шансы, что он скроется в воде. И мы вместе с ним.

– Сначала будет длинное озеро, а потом уже мы выйдем месту посадки. И сможем заранее оценить все условия.

– А если обстановка будет отвратительной, что тогда? Мы, наконец, отправимся в Хельсинки за пивом?

Он не ответил. Я немного снизился – мы летели над долиной, и опасности наскочить на скалу не было, но, вероятно, начинали приближаться к обжитым местам.

Сама река была довольно неплохой: быстрая и мелкая, но широкая. Тумана над ней почти не было. Так, отдельные клочья на тихих плесах на излучине, да легкий туман у подножия деревьев по берегам.

Даже не отдавая себе отчета, я машинально стал готовиться к посадке.

Тормоза – при посадке на воду никакой роли не играют, шасси – убраны, топливо – осталось двадцать пять галлонов, подача нормальная.

– Пристегнись покрепче, – бросил я Джаду. – Если это возможно и если твой друг не забыл выставить для нас в окно свечку, я собираюсь при первой же возможности плюхнуться в озеро.

После поворота прошло уже пять минут. Среди деревьев впереди снова появилась белесая дымка. Вот мы их миновали и оказались над длинным, узким озером, или над тем, что должно было быть озером. Воды не видно. Просто сплошная пелена тумана, а впереди торчали две группы деревьев. Острова, на которых они росли, были скрыты в тумане. Я обогнул их, касаясь поплавками его верхней границы.

Во время одного из разворотов я сказал:

– Посмотри вниз. Вот на что похожи условия нашей посадки.

Я почувствовал, что Джад придвинулся к окну и взглянул на озеро, но промолчал.

Озеро вытянулось на семь миль. Это занимало семь минут полета, значит в час ночи я буду пролетать над местом слияния двух озер. До сих пор все получалось правильно. Но это ничего не значит, если я не смогу сесть. А нужно было, чтобы все прошло как по маслу.

Я посмотрел на берег, чтобы решить, не смогу ли повторить свой любимый маневр с посадкой параллельно береговой линии, которая служила бы мне горизонтом. На тихой воде, по которой очень трудно понять, на какой высоте ты находишься, он прекрасно срабатывал. Но в туман это не годилось. Я постепенно стал опускать поплавки в пелену тумана, повисшую над водой, потом начал рвать ее пропеллером и, наконец, стал топить в ней нос и лобовое стекло кабины. Берег исчез, я погрузился в неизвестность.

Когда самолет вылетел оттуда, моя спина была мокрой и холодной, как нос здоровой собаки.

Озеро несколько сворачивало влево, и я отклонился в ту же сторону. Осталось три минуты полета.

Настало время для расчетов.

Мои глаза находились на одиннадцать футов выше самой нижней точки "Бобра", где наполовину убранное центральное колесо выпячивались за поплавки. Так что, если погрузиться в туман до уровня глаз, поплавки окажутся на одиннадцать футов ниже.

Плюс-минус пару футов из-за того, что пропеллер поднимает волны.

Но это ничего не значило, ведь я ничего не знал о глубине слоя тумана. С одинаковым успехом он могла подниматься над водой на одиннадцать, пятнадцать или двадцать футов.

– Ну и как тебе все это? – спросил Джад.

– Похоже, сесть невозможно.

– Я считал, ты просто мастер по ситуациям такого рода.

– Нужно быть отличным пилотом, чтобы определить возможность посадки. А как, ты думаешь, бьются неопытные летчики?

Комментариев не последовало.

– Все будет зависеть от огней, – сказал я через некоторое время. – Если от них будет хоть какой-то прок, может и получится.

Даже для меня это прозвучало неубедительно, а ведь я действовал в собственных интересах. Возможно, он подумал, что мне все бы удалось, носи я до сих пор галстук из Форин-Офис.

Мы миновали проливчик, соединяющий оба озера. Просто прогалина среди деревьев тридцать ярдов в ширину и не намного длиннее. Перед нами предстало второе озеро. Горизонта не видно, всюду, куда не кинешь взгляд, туман. Длинные, чахлые сосны росли на разбросанных по озеру островках, пробиваясь сквозь туман, словно гнилые мачты затонувших парусников. Тихо, как в ледяной пещере. Только рокот мотора моего "Бобра" нарушал тишину и делал его слишком приметным.

Я повернул налево, стараясь держаться поближе к северному берегу, затем задрал нос и сбавил обороты мотора, чтобы уменьшить шум. Джад за моей спиной прилип к окну.

Стрелки часов начали отсчитывать секунды следующего часа. Я остановил таймер и сбросил показания на ноль. Северный берег ощетинился верхушками сосен и я повел машину параллельно ему. Скорость упала до семидесяти пяти узлов, но мотор теперь работал гораздо тише.

– Ладно, мы здесь, но где же твой приятель? Уверен, что мы оказались в нужном месте и не перепутали время?

Среди деревьев мелькнула зеленая вспышка. Джад заерзал.

– Ладно, вижу, – заметил я, мигнул огнями и пошел на S-образный разворот над озером, готовясь к посадке.

Ближайшие островки отстояли не меньше, чем на четверть мили, от берега, который слегка выступал в озеро. Если кто-нибудь запустил оттуда плавающие огни, чтобы отметить посадочную полосу, то она пройдет рядом с мысом. Ничего страшного.

В воздухе сверкнула вспышка и затем с западной стороны мыса сквозь туман стало пробиваться белое свечение.

– Что это за штука? – спросил я.

Джад размышлял, не выдаст ли он важнейшую государственную тайну.

– Новый тип плавающего фонаря. Свет всегда остается наверху.

Еще одна вспышка, и сквозь туман стал пробиваться свет второго фонаря.

Я повернулся назад, наполовину выпустил закрылки и зашел на посадку. Свет ближнего ко мне фонаря стал не стал ярче, зато дальний стал бледнеть, еще когда самолет был в пятидесяти футах от пелены тумана. На тридцати он окончательно исчез. Я прекратил снижение, задел поплавком за верхнюю границу тумана и стал набирать высоту. Исчезнувший свет неожиданно вспыхнул прямо подо мной.

– Ты видел? – спросил я.

– Да.

– Тебе не надо объяснять, зачем мне для посадки нужны два ориентира? Это дает возможность почувствовать высоту над посадочной полосой. Один фонарь этого сделать не может.

– Я знаю, – упавшим голосом сказал он, – и понимаю, что ты имеешь в виду.

Нет, командные интонации явно исчезли.

Я развернулся на высоте шестьдесят футов, убрал свет в кабине и снова нацелился на ближайший огонь, стараясь опуститься прямо перед ним. Поплавки уже погрузились в туман, но тут я стал резко набирать высоту.

Огонь промелькнул прямо под носом и я впервые заметил воду. Она была словно плоский поблескивающий отражатель диаметром несколько футов вокруг фонаря. Самолет снова поднялся над пеленой тумана.

– Что бы могло случиться, если... – тут Джад замялся, – если ты неправильно рассчитаешь заход на посадку?

– Мы можем скапотировать или зарыться поплавком в воду и сломать его. Ни то, ни другое мне не подходит. Тогда вместо одного тут останутся трое.

– У меня есть идея, – продолжал я. – Неожиданно мной овладело ужасное чувство, может быть до этой минуты такого ни у кого не было, короче говоря, хуже не бывает. Но мне кажется, что я смогу посадить самолет и при одном огне, если буду лучше видеть воду.

– И как это сделать?

– Я об этом и говорю. Нужно что-нибудь бросить в воду между огнями. Пойдут небольшие волны, и вода станет заметнее. Слишком тихая погода, черт побери.

– Что нужно бросить?

– Отстегнись и сходи в багажное отделение в хвосте, найди там жестянки с консервами – это наш неприкосновенный запас – открой люк и жди моего сигнала. Бросишь три – четыре банки, связанные веревкой.

Я услышал, как он стал протискиваться назад, и сделал медленный круг над озером, чтобы снова зайти на посадочную полосу. Этот туман и черные, лохматые силуэты сосен, казались безжизненными, как обратная сторона луны. С того момента, как мы впервые заметили огни, прошло всего четыре минуты.

Люк открылся, послышался свист ветра.

– Я готов, – крикнул Джад.

– Ладно. Секунд через пятнадцать, – я убрал газ и стал спускаться вдоль огней. Дальний опять исчез, самолет стал утюжить поплавками верхнюю границу тумана.

– Приготовиться, – крикнул я.

Первый огонь вспыхнул и исчез под носом. Я мысленно произнес "двадцать два" и заорал:

– Пора!

Впереди неожиданно замаячил второй огонь, стал увеличиваться и прошел подо мной.

Надо было спешить, пока рябь на воде не утихла. Самолет пошел на разворот.

Мог ли мне оказаться полезным второй огонь? Ну, скажем, если пройти над первым на высоте три-четыре фута, постараться удержаться на этой высоте и посадить машину, когда увижу рябь у второго огня? Возможно ли это?

Нет. Нельзя метаться между двумя стогами сена. Цель должна быть только одна. Забудь о втором огне.

Джад тяжело плюхнулся на сиденье.

– Я не закрыл люк...

– Черт с ним!

Машина вышла из поворота на высоте пятьдесят футов выше кромки тумана и в двухстах ярдах позади первого огня. Взяв на себя сектор газа, я полностью опустил закрылки. "Бобер" замедлил свой бег, качнулся и клюнул носом вниз.

Я как мог, пока видел оба огня, старался поточнее удерживать курс. Стрелка указателя скорости стала возвращаться в исходное положение. При пятидесяти узлах я еще круче опустил нос машины. Дальний огонь стал бледнеть и, наконец, совсем исчез.

Я весь сосредоточился на первом огне и нацелился гораздо ближе, чем в предыдущий раз.

Мы уже опустились до тридцати футов над туманом и были в ста ярдах от огня. Он начинал бледнеть, пока едва заметно. Скорость упала до сорока семи узлов. На этой скорости машина стала неповоротлива и с запаздыванием реагировала на мои манипуляции.

На двадцати футах огонь стал совсем тусклым, но я продолжал снижаться и это стоило больших усилий. С одной стороны, мне хотелось подняться повыше, чтобы лучше видеть ориентир, но я должен был целиться ближе, чем прошлый раз, и сесть точно на огонь. За ним уже ничего не было видно. Ничего.

Когда самолет опустился до десяти футов от верхней кромки тумана, огонь стал едва заметен. До него оставалось ярдов пять – десять. Пока все шло как по маслу. Я снова убрал газ и стал понемногу задирать нос.

Неожиданно кабина показалась мне такой же тихой и безжизненной, как туман с торчащими из него черными стволами деревьев.

Огонь оставался единственным живым существом в этом мире и стал похож на угасающие угольки. Стрелка указателя скорости упала почти до нуля. Поплавки погружались в туман, а он клубился, пенился, обтекал их и уносился прочь. Туман поднимался и вот уже винт самолета стал крошить его на кусочки. Огонь исчез.

Я остался один и падал в ничто. И я стал его частью и был внутри него. Мне захотелось вернуть машину назад, взреветь мотором, чтобы почувствовать биение жизни моей машины. Мне не хотелось умирать в тишине.

Сквозь туман начал пробиваться свет посадочного огня. Он был слишком расплывчатым, чтобы служить ориентиром, но быстро разрастался. Яркость его быстро росла. Высоко, слишком высоко. Я потянул штурвал, и он задрожал в моих руках. Скорость была на пределе. Огонь вспыхнул ярче и стал совсем близким, и я увидел за ним рябь на воде. Неожиданно все встало на свои места. Подо мной появилась плоскость, и теперь я знал, где нахожусь.

Высота четыре фута – слишком высоко. Я толкнул штурвал вперед и взял немного на себя, и мой "Бобер" свалился на два фута ниже. Штурвал снова начал вибрировать, я опять потянул его на себя. Полет закончился, раздался всплеск и поплавки коснулись воды.

Все кругом заволокло туманом. Меня окружала пустота, но теперь все было иначе, я снова был на земле. Второй огонь вспыхнул, стал ярче и уплыл назад, а я стал ждать, когда "Бобер" закончит свой пробег.

Мы слегка покачивались на волнах, вызванных посадкой. Мотор стал чихать и не мог сократить пробег машины, но в эту минуту я наслаждался тишиной.

– Да, – тяжело вздохнул Джад за моей спиной, – да.

– Добро пожаловать в Россию, – сказал я.

– Да, – снова повторил он и вдруг весело добавил. – Мне пришлось пережить довольно неприятные минуты.

– Это лишь тень моих переживаний, приятель. Я весь как выжатый лимон.

– Ты знал, что потеряешь огонь из виду?

– Да. Это было необходимо, если я снова собирался найти его в нужном месте.

– Не зря тебя хвалили в Лондоне.

– Неужели меня еще ценят?

– Там сказали, ты лучший из всех, кого они знают.

– Только недостаточно морально устойчив, не так ли?

Он промолчал.

– Когда ты совершишь не одну такую вылазку, – заметил я, – захочется уверенности, что люди, посылающие тебя, представляют, что они делают. Ты станешь нетерпимым к чужим ошибкам. А сидя в Лондоне за письменным столом, это можно назвать это моральной неустойчивостью.

Джад снова ничего не ответил. Я прибавил газу, и повернул на курс триста десять градусов, чтобы, как мне казалось, направить "Бобра" параллельно берегу. Неожиданно с правого борта из тумана выплыл крошечный Мысок. Я отвернул в сторону и снова вернулся на прежний курс. Теперь из тумана показался плоский серый берег, я сбросил газ, левый поплавок чиркнул по камню, но не настолько сильно чтобы получить пробоину.

– Теперь нужно удостовериться, нет ли засады, – заметил я.

Джад сгорбился у открытой двери с пистолетом в руке.

– Если человек появится не один, уноси ноги поскорее, – приказал он.

– А сразу стреляй.

От удара о камень ""Бобра" развернуло бортом к берегу. Тот казался пустынным. Я стал различать темные расплывчатые силуэты деревьев. Это был мертвый, бесцветный мир, словно дно озера, и туман, как вода, струился между ними.

Мотор работал с перебоями, напоминавшими кашель курильщика. Мне было холодно и очень хотелось иметь в руках оружие.

На берегу появилась одинокая фигура.

Джад подался вперед, напряженно всматриваясь в туман.

Человек на берегу крикнул:

– Джад, все в порядке.

– Слава Богу, – выдохнул тот и выпрямился. – Можешь причалить к берегу?

– Не хочу оставлять следов. Найди конец и швартуйся.

Я заглушил мотор, и мир опять погрузился в тишину.

Джад с швартовым концом в руках вылез на поплавок, обмотал его вокруг стойки и шагнул в воду. Та доходила ему до колен. На полпути к берегу он повернулся и позвал меня.

– Иду, – отозвался я, отстегнул ремни и направился в хвост фюзеляжа.