Более тысячи лет Зеркало Душ было погружено в сон, не ощущая с течением времени перемен вокруг, не замечая гибели старого порядка и хаоса, который последовал за ним, и нового мира, поднявшегося из пепла.

Сейчас Зеркало тихо светилось; чуть шевелящиеся тени, словно отметины давних чар, начали проступать из его слегка искрящихся недр. Далекие отголоски заклинаний были еще слишком слабы, чтобы рассеять дремоту забытой людьми вещи.

Возрождаясь в потоке волшебной энергии, Зеркало окунулось в сновидения о прошлом, которое по-прежнему являлось для него настоящим. Зеркало видело чудеса и тайны, погребенные под руинами более не существующего мира.

Ему снилось дело, тысячу лет остававшееся незаконченным. Незаконченным — но не забытым.

Зеркало должно было проснуться, дабы осуществить то, ради чего его создали.

— Твое дело оберегать ее от мужчин, Кейт. До самой свадьбы. Ты ведь знаешь Типпу… А теперь, когда Сабиры все глубже проникают в страну Кейрнов, нам нужен этот союз.

Кейт было известно чересчур восторженное отношение ее кузины к мужчинам, а потому она с пониманием взглянула на старшего из дипломатов, когда он улыбнулся ей и похлопал по плечу.

— У тебя есть шанс отличиться, — заметил он. — Выполнишь поручение как надо, и Семья предоставит тебе постоянный дипломатический статус. Ты получишь другие задания.

Ну а в случае неудачи вернешься к прежней жизни — станешь украшением дома Галвеев.

Эти слова остались непроизнесенными. Но и без них все было ясно.

Конечно же, она согласна помогать. Типпа обретет профессиональную компаньонку из Семейства Галвеев плюс компаньонку из Рода Доктиираков; Кейт станет просто спутницей как не принадлежащая к дипломатическому корпусу Галвеев. В ее обязанности входит следить и реагировать на непредвиденные ситуации, и здесь вероятность неуспеха крайне незначительна, однако незначительна и возможность отличиться, проявить способности и оказаться замеченной.

Как бы то ни было, это уже начало. И ни при каких обстоятельствах нельзя упустить благоприятный случай послужить Семье, а в идеале добиться места в дипломатическом корпусе — то, о чем она не могла даже помыслить.

Кейт стояла в крытом переходе. Голова разламывалась, на глаза давило, но какое значение могла иметь боль, если по коже бегали мурашки, а внутренний голос утверждал, что среди собравшихся притаилось какое-то зло. Ей оставалось только одно: сосредоточиться, усерднее взяться за дело. Она получила назначение и шанс. Следовало воспользоваться и тем, и другим.

Итак, Кейт Галвей находилась в Доме Доктиираков, на приеме по случаю Дня Именования, и приглядывала за толпой, при этом делая вид, что потягивает напиток.

Женщины из семьи Доктиираков, облаченные в воздушные и изысканные тюлевые одеяния, собрались под развесистыми пальмами в центральном саду, болтая о пустяках. Факелы бросали янтарные отблески на их гладкую кожу и светлые волосы, воспламеняли тяжелые золотые украшения на шеях и запястьях. Точно такие же дамы, нарядные и несколько манерные, входили в Семейство Кейт; именно их участи она так отчаянно стремилась избежать. Старшие дипломаты, и Галвей, и Доктиираки, встретились в галерее, окружавшей дом; они сидели за праздничными столами, угощаясь годовалой уткой, жареной обезьяной, дикой свиньей, фаршированным папайей питоном; одновременно они делились пикантными историями и наблюдали за всем происходящим, не останавливая надолго взгляд на чем-нибудь одном. Родовитые наложницы флиртовали в надежде проникнуть в альков представителя знати или красавца. Стражники Доктиираков в золотой с лазурью униформе подпирали стены у дверей, обмениваясь скабрезными шутками с охраной Галвеев, обряженной в черные с красным мундиры. Чужеземные князья и параты из других Семей вместе с отпрысками, кадетами, дрейфовали от одной группы к другой, выискивая доступных женщин — как стая волков выслеживает стадо оленей.

В салоне, находившемся неподалеку от галереи, лавировали танцующие пары, то появляясь перед глазами Кейт, то исчезая. Среди них поочередно притопывали и кружились Типпа с будущим тестем; они исполняли обрядовый свадебный танец, вкладывая в каждое па избыток энтузиазма. Кейт смотрела на старика Доктиирака, гадая, не покусится ли впоследствии этот параглез на добродетель будущей невестки. В любом случае он не может оказаться опасным здесь, в большом зале, перед собственным сыном и подданными. Впрочем, Кейт сомневалась в разумности союза с человеком, столь похотливо взирающим на будущую жену своего сына.

Все три компаньонки Типпы, из коих две были от Галвеев, наблюдали за происходящим со стороны, а Калмет Доктиирак, жених, танцевал, сменяя изысканно одетых партнерш. События шли своим чередом, оставаясь под контролем.

Кейт надлежало следить за паратами, — такими, как тот, что как раз приближался к ней.

— Прекрасная парата, — вымолвил он, — прошу тебя, потанцуй со мной и стань цветком моего вечера. Ты так очаровательна, что я могу дышать лишь тем воздухом, который ты поцеловала своими губами.

К ней уже обращались с этой просьбой в полудюжине различных вариантов. Чем ближе к ночи, тем речи становились все более страстными и откровенными. А еще, подумалось Кейт, более отчаянными. Наложницы собирались вокруг людей постарше, наделенных властью и состоянием, — тех, от кого можно было получить хороший подарок или даже предложение занять постоянное место в доме. Ну а молодым, что не могли столько посулить, оставалось лишь обольщать партнершу на ночь среди присутствующих. Кейт, молодая, незамужняя и довольно привлекательная, уже успела не раз испытать на себе всю церемонию соблазнения, так что терпение ее порядком истощилось.

— Тебе придется поискать другой цветок, — ответила она, — поскольку, увы, я уже обещала себе цвести этой ночью в собственном обществе.

Она даже поскупилась на улыбку. Парат, облаченный в шелка младшей ветви Дома Доктиираков, побледнел, чопорно поклонился и зашагал прочь, проявляя свой гнев в походке и развороте плеч.

Он был не из тех, кто мог бы увлечь кузину Типпу, однако среди присутствующих вполне хватало субъектов, способных ее заинтересовать.

Кейт обнаружила, что, пока парат отвлекал ее внимание, Типпа исчезла из поля зрения. Подойдя ближе к аркаде, девушка чуть не наткнулась на главного художника Доктиираков, Кастоса Мьеллена, демонстрирующего механический игрушечный домик паре восхищенных женщин из Семьи Галвеев. Извинившись, Кейт попятилась и заметила Типпу, на сей раз танцевавшую с будущим мужем.

Она расслабилась, подтрунивая над своим испугом. Из тихого уголка под арками Кейт смотрела на крохотные мужские и женские фигурки, двигавшиеся по миниатюрной сцене, затем переводила взгляд на свою кузину — она кружилась и подпрыгивала в переполненном бальном зале.

Ощутив на своем плече массивную ладонь, Кейт вздрогнула от неожиданности. Она обернулась — перед ней стоял загорелый незнакомый мужчина. Через минуту она узнала его скорее по запаху, нежели по характерным чертам лица.

— Дядя Дугхалл?

— Моя Кеит-ча, ты не забыла меня!

— Так это ты!

Она крепко обняла родственника и, посмеиваясь над собственной оторопью, сделала шаг назад, чтобы оглядеть его.

— А ты переменился, — заметила девушка. Тот улыбнулся.

— Во всем виноваты возраст и женщины, Кейт… возраст и женщины; первый наделяет морщинами, вторые способствуют полноте. Ну а ты стала еще прекраснее.

— Об этом мне все время твердят, — пробормотала Кейт.

— Не сомневаюсь, парни бродят вокруг стаями. Но ты почему-то одна. Неужели не нашла никого по вкусу?

Кейт понизила голос:

— Некогда даже взглянуть. Я работаю.

Улыбка тронула ее губы: именно дядя и споспешествовал тому, чтобы она получила дипломатическое поручение, сколь бы крохотным оно ни казалось. Он рекомендовал ее на дипломатическую службу, когда ей исполнилось тринадцать, и настоял, чтобы Кейт получила образование у лучших учителей. Двух последних он сам отправил к ней на корабле в Калимекку с Имумбарских островов, где занимал важный пост.

Дядя слегка сжал ее плечо и, наклонившись поближе к уху, шепнул:

— Значит, ты исполняешь поручение?

— Небольшое, — ответила она, — но для меня важное.

Кейт поискала взглядом Типпу и, удовлетворенная ее поведением, повернулась к дяде.

— А что ты делаешь здесь? Я думала, ты не можешь оставить острова… из-за какого-то праздника.

Она попыталась вспомнить название праздника, которое упоминала мать, читая письмо Дугхалла, но ей это не удалось.

— Если дома тебя почитают как божка, это дает тебе некоторые преимущества. Я изменил дату праздника, погрузился на быстроходный корабль — и вот я здесь.

Кейт вновь обняла дядю, искренне радуясь встрече с ним, в то время как его внимание привлекло миниатюрное изделие Кастоса Мьеллена.

— Впечатляющая игрушка! — Он кивнул в сторону механической сцены.

— Тонкая работа. Любому понравится.

Подняв кверху палец, как случалось, когда дядя собирался изречь очередную премудрость, Дугхалл произнес:

— Доктиирак не забыл бессмертный совет Винсалиса.

Кейт приподняла бровь.

Дядя ухмыльнулся.

— Выходит, штудируя основы дипломатии, ты до сих пор не прочла Винсалиса Подстрекателя? Этого преступника?

— По-моему, я даже не слышала о нем, — призналась Кейт. Она предположила, что это дипломат с острова Дугхалла или попросту мало кому известная персона, о которой она вправе не знать вообще.

— Один из Древних. Отъявленный скандалист, с какой стороны ни посмотри; вот почему, наверное, вам не преподавали его. До меня доносятся слухи, что ты и сама обладаешь некоторыми талантами, по части поиска себе неприятностей. — Дугхалл поглядывал то сощурясь на нее, то на художника и его механическое чудо. — Винсалис сказал, я цитирую: «Пусть человек богатый, желающий величия, запомнит — средства лучше вложить в художника, а не в дипломата по трем причинам: во-первых, купленный художник так и останется купленным; во-вторых, из художника можно выжать больше, чем из кого-либо другого; в-третьих, если вам придется избавиться от художника, его работы поднимутся в цене, чего нельзя сказать о дипломате».

Он умолк, дабы убедиться в том, что слова его попали в цель, и вдруг захохотал.

Кейт засмеялась вместе с ним, но смех этот показался нервным даже ее собственным ушам. Дугхалл пристально посмотрел на нее и озорно улыбнулся.

— Кажется, я шокировал тебя.

— Кажется, да. Но ведь Винсалис написал это в шутку, правда?

Дугхалл пожал плечами.

— Дорогая моя, в каждой шутке заключена доля глубочайшей истины; слова Винсалиса сегодня верны не меньше, чем тысячу лет назад.

Он вдруг подобрался, взор его был устремлен мимо нее в глубь зала. Дугхалл стал похож на ягуара, унюхавшего олененка. Выражение это исчезло с его лица так же мгновенно, как появилось, поэтому Кейт и заметить не успела, что именно привлекло внимание дяди. Он вновь обратился к ней уже извиняющимся тоном:

— Как ни жаль, но нужно идти. Я углядел здесь старую подругу, и она, кажется, намерена исчезнуть, так что если я не поспешу…

И прежде чем она смогла еще раз обнять его или повторить, сколь рада видеть его, Дугхалл исчез.

Она снова зыркнула в салон, чтобы проверить, где Типпа. Все три компаньонки отсутствовали. Исчез и будущий тесть девушки. А жених ее находился в окружении восхищенных женщин, среди которых Типпы не было.

Типпа!

Желудок у Кейт завязался узлом. Ей выпал шанс доказать, что она может быть достойной защитницей интересов Семьи, и вот — Типпы даже не видно в зале.

Кейт обвела взглядом галерею, выглянула во двор. Группа мужчин в этот миг начала расступаться, и в центре обнаружилась Типпа. Она кружилась в объятиях высокого симпатичного чужеземца, разодетого в пышный наряд Гиру-налле; еще два молодца в подобной одежде приглядывали за ними обоими.

Парочка прекратила кружение, и Типпа рухнула на скамейку возле фонтана в тенистом уголке двора. Кавалер что-то произнес — не так громко, чтобы Кейт могла разобрать слова за шумом толпы, — и Типпа залилась смехом. Приняв высокий кубок от одного из наблюдавших за импровизированным танцем, она двумя решительными глотками осушила сосуд, распахнув верхнюю шелковую блузу; под ней открылась прозрачная нижняя шелковая рубашка с таким вырезом, что даже Кейт заметила новолунный серпик нарумяненного соска, выглядывавшего из-за фестонов оторочки. Очень модно, но… абсолютно не подобает женщине, которая выходит замуж на этой неделе.

Волосы ее выбились из-под сетки и повисли вокруг лица буйными прядями. Глаза лихорадочно блестели, смех звучал чересчур громко. И эта троица окружила Типпу, словно одну из присутствующих на балу наложниц, а не будущую невесту Калмета, второго сына Бранарда Доктиирака.

Тогда что же еще назвать нарушением приличий? Пьяную невесту, застигнутую вместе с тремя гирийскими князьями в задних комнатах или где-нибудь на конюшне? Кейт поставила свой кубок на мраморный поручень и принялась проталкиваться сквозь толпу, охваченная внезапной яростью.

Кузину она застала как раз в ту минуту, когда девица уже перебирала шнуровку на куртке самого высокого из троих.

— Разве он не очарователен? — осведомилась Типпа, когда ладонь Кейт перехватила ее запястье.

Спутник же ее, пьяным совершенно не казавшийся, произнес:

— Если ты не хочешь присоединиться к нашим забавам, маленькая парата, ступай себе мимо. Только не порть нам веселья.

Гнев, всегда наполнявший Кейт… гнев, вечно пытавшийся вырваться из прочных цепей самоконтроля, уже карабкался на поверхность. Кейт с трудом заставила себя отвернуться от троих Гиру.

— Типпа, мы должны рано уехать. Скоро из Калимекки придет весть об Именовании, и нам необходимо быть там, чтобы исполнить долг веры. Экипаж ждет.

Это была ложь, однако ложь правдоподобная.

Типпа, не думая о скандале, который вот-вот произойдет, наклонилась и зашептала на ухо Кейт так громко, что слышно было не только кузине, но и Гиру, да наверняка и большинству гостей:

— Тогда возвращайся без меня, Кейт. У меня… я… мне весело… очень весело, и еще я завела себе отличных друзей. Правда, милашки?

Она откинулась назад; ее улыбка, так же как и ее голос, со всей очевидностью говорила о чрезмерном количестве выпитого вина.

— Это принц… Э-Эрсти и принц Киира… нет, Миирки, и принц… принц… забыла. Ах да — принц Латти.

Типпа сонно улыбнулась.

— Правильно?

— Ничуть не сомневаюсь, — буркнула Кейт. — Только тебе придется повеселиться с этими… благородными… особами в следующий раз.

Но как могла Типпа до такой степени набраться? Об этом следовало позаботиться компаньонкам. Кстати, где они? Растяп Кейт ненавидела, однако отсутствие дуэний уже казалось весьма красноречивым.

И рука принца, вдруг ухватившая ее за плечо слишком грубо и настойчиво, чтобы это движение можно было принять за нечто другое — не за угрозу, просто вопияла о том, что случившееся подстроено. Где-то. И кем-то.

— Оставь ее в покое, — сказал мужской голос. — Нам здесь весело. Ступай-ка на место в свою Семью, девица.

Слово «Семья» вылетело из его уст плевком, нечистой субстанцией.

Гнев Кейт наполовину вырвался из наложенных на нее цепей: выскользнув из-под руки говорившего, она оборотилась к нему лицом, и ярость ее (неужели я ошибаюсь… или я уже утратила власть над собой?) заставила этого веснушчатого, бледнокожего типа отшатнуться назад.

— Не вынуждайте меня, — сказала Кейт негромко, так, чтобы слышали ее только трое Гиру.

Она различала в своем голосе мрачные тона своего второго «я», рвавшегося на свободу. Кожа ее вспыхнула жаром. Мышцы обретали текучесть; казалось, они вот-вот скользнут вдоль костей, наливавшихся дикой силой и бурей агрессии. Она стояла насмерть, не позволяя мышцам напрячься, зубам блеснуть, рычанию вырваться. Она заставила свой гнев шептать, зная, что не смеет позволить ему даже вскрикнуть.

Она смотрела на Гиру, отвечавших ей яростными взглядами, ощущая, как где-то в глубине груди ее зреет бешенство, как ослабевают последние цепи. Нечто страшное заметили и трое мужчин. И дружно отступили.

В гневе Кейт обратила свой взор на кузину. Запахнув на ней, бесстыдно сидевшей, верхнюю блузу, схватила ее за руку и вмиг подняла на ноги.

— Но я не хочу… — начала было Типпа и тут же притихла, заметив направленное на нее лезвие гнева сквозь винный туман.

Она округлила глаза и сжала губы. Не сопротивляясь, не протестуя, последовала за Кейт по галерее, ведущей к дому и далее — туда, где ждали экипажи.

Кейт оглянулась — Гиру не преследовали их. Она не хотела неприятностей… ей не нужны были мертвецы, вопросы, на которые трудно ответить… Только не теперь, когда она наконец-то встала на ноги и сделалась полезным членом Семьи. Трое противников с искаженными яростью лицами жались друг к другу.

Двигаясь к выходу, она еще пыталась прислушаться к их словам и, должно быть, поэтому врезалась в невысокого молодого человека, стоявшего возле арки. Кейт основательно ударила его, однако пошатнулась сама: новый враг показался ей твердым как дерево и столь же глубоко уходящим в землю корнями. Она восстановила равновесие. А вот Типпе не повезло: споткнувшись, невеста упала. На помощь ей устремились одновременно Кейт и незнакомец. Кейт схватила Типпу за руку, но мужчина, взяв девушку за талию обеими руками, поставил ее на ноги.

— Умоляю о прощении, — сказал он громко, чтобы слышали все свидетели инцидента. — Я не посмотрел, куда иду.

Кейт уже хотела улыбнуться ему, понимая, что он пытался спасти репутацию кузины, когда ощутила нечто, ставшее заметным лишь благодаря отсутствию.

Боль в голове и глазных яблоках исчезла. Пропали и мурашки, только что бегавшие по коже. Более того, испарилось и навязчивое ощущение затаившегося зла, которое не расставалось с девушкой весь вечер, испарилось, как висевшая над головой грозовая туча. Она почувствовала себя лучше. Спокойнее. Утихла и буря эмоций, вызванная угрозой, окружавшей ее отовсюду. Протяжно вздохнув, Кейт улыбнулась мужчине; ей хватило ума даже поблагодарить его за помощь, оказанную кузине.

— Не стоит благодарности, — ответил тот приятным голосом. Самая обыкновенная улыбка, добрые глаза, ничем не примечательное лицо. Отвернувшись, Кейт уже едва могла припомнить его.

Она увлекала за собой Типпу, но лишь только сделала три или четыре шага от места, где они столкнулись, как вновь ощутила на своих плечах тяжесть сегодняшнего мучительного кошмара. Боль вновь стиснула голову, она зябко поежилась и невольно охнула от боли. Мгновенная перемена сразила ее, словно ударом под дых в уличной драке; на миг она даже перестала соображать.

А когда сумела вдохнуть снова, то первой ее мыслью было, что услужливый незнакомец как раз и является источником злобной ауры, пропитавшей собою всю ночь. Вторая — и более логичная — мысль подсказала, что он вовсе не восприимчив к облаку зла или каким-то образом защищен от него. Она остановилась, медленно оглянулась и посмотрела на незнакомца. Тот ответил ей взглядом, и она удивилась тому, что прежде сочла его безликим. Под никуда не исчезнувшим безобидным обличьем она теперь видела мужчину, столь же сложно устроенного и обворожительного, как та механическая игрушка, которую художник Доктиираков извлек ради праздника Именования. Выражение ее лица оказалось для него неприятным, потому что улыбка незначительного человека сменилась страхом и пониманием в его глазах, пониманием, которое смутило уже Кейт. Он знал. Что именно, ей было неизвестно, но ей придется узнать это. И если ее секреты вырвутся на свободу — ее убьют.

— Кто ты? — спросила она.

Глаза его метнулись от одного угла двора к противоположному.

— Маленький человек. Обычный гость.

— Скажи мне. Я узнаю так или иначе.

Кейт не хотела, чтобы в словах ее прозвучала угроза, но, едва они сошли с языка, как осознала, что грозит.

— Возможно, узнаешь.

Она снова приблизилась к нему и как бы прошла при этом сквозь стену. Там, снаружи, ее обезумевшие нервы ждали ужасной атаки. Но внутри зло исчезло — как если бы его не существовало вообще.

— Как вам это удается? — спросила она негромко, ощущая, что тайна этого человека — какая бы она ни была — не относится к числу тех, о которых надлежит оповещать весь мир.

Ответом стала та же робкая улыбка, глаза незнакомца метнулись налево, направо и снова налево, проверяя, не слушает ли кто-нибудь, не наблюдает ли. Однако он ничего не сказал.

Нужно было выяснить наверняка, и она уточнила:

— Я о той стене, что окружает тебя. Защищает от окружающего зла. Как у тебя это получается?

Лицо его обмякло от страха. Большего ужаса не могло быть даже на лице человека, к горлу которого безумец приставил нож.

— Не здесь, — взмолился он. — Всеми богами прошу, не здесь.

— Тогда назови свое имя. И скажи, где можно тебя найти. — Она прищурилась. — Только не лги. Я чую ложь.

Тот кивнул.

— У меня есть лавка в западном квартале. «Раритеты Хасмаля». Возле стены, на улице Каменотеса.

— Ты Хасмаль?

— Третий. Я работаю у отца.

Дети лавочников редко получали приглашения в Дома Пяти Семейств. А если такое и случалось, они бывали там не гостями, а работниками. Тем не менее Хасмаль, сын Хасмаля, потягивавший вино и облаченный в изысканные одежды, подобающие Дню Именования, безусловно, казался здесь гостем.

Покрепче стиснув руку Типпы, Кейт сказала:

— Завтра я зайду, чтобы поговорить с тобой.

Затем повернулась, воспрянув духом, вышла из спасательного круга и потащила за собой Типпу прочь со двора.

Параглез Дома Доктиираков, Бранард Доктиирак, поигрывал кинжалом, воткнутым в угол стола. Касаясь указательным пальцем изумруда, которым заканчивалась рукоятка, он медленно покачивал оружие взад и вперед, оставляя на дереве неглубокий след. Напротив стоял возле кресел, поскольку Бранард не пригласил его сесть, вестник Сабиров.

Он глядел на раскачивавшийся кинжал, как птенец на приближающуюся к гнезду змею. Параглез и сам не отрывал пристального взгляда от крошечных щепочек, отделявшихся от столешницы. Он ждал, когда гонец шевельнется, вздохнет или еще как-нибудь выдаст свое нетерпение, однако тот был вышколен отменно и потому молчал. Наконец Доктиирак, не отводя глаз от кинжала, промолвил:

— Что ты должен сообщить?

— Моя Семья высылает затребованные вами войска, — ответил гонец. — Они выступят завтра на заре; и если у вас есть свежие вести, голубь еще успеет их принести. Им нужна от вас самая последняя информация — все, что способно повлиять на необходимую численность войск, маршрут и количество припасов.

Параглез не скрывал разочарования.

— Все, что может повлиять на численность войск, а? Ну и что будет? Мой дом и так до краев полон Галвеев, прибывших на свадьбу своей треклятой девицы с моим сыном. Как хозяин этого фарса я должен пребывать с ними и выполнять роль любящего отца и ревностного союзника. И вместо этого я торчу здесь, когда нельзя даже и помыслить, что хотя бы один из них не замечает этого. Более того, если тебя увидели здесь и узнали, весь наш труд пойдет прахом. Они отменят свадьбу, возвратятся назад в Калимекку и займут оборону. И если они сделают это, ни твои, ни мои люди, ни все остальные жители страны вкупе не выгонят их из собственного дома, и мы потеряем прекрасную возможность захватить его, возможность, которую вместе со старейшинами вашего рода я планировал три года. Твое появление здесь и требование, чтобы я повстречался с тобой, может стать тем легким ветерком, который повалит на нас всю башню.

Посол Сабиров широко развел руки.

— Мои люди требуют последней гарантии. Мой параглез просит напомнить вам, что мы рискуем большим, нежели вы, параглез Доктиирак. В случае неудачи Галвеи отомстят нам похлеще, чем вам. Вы не делите с ними Калимекку, а наши с ними дома окружают одни и те же стены.

— Действительно. Но, когда все закончится, город будет поделен уже между нами, и я прошу тебя напомнить Грасмиру, что наше будущее согласие во многом зависит от того, не придется ли мне потерять лучших бойцов и сыновей из-за его нетерпеливости или необоснованной тревоги. — Он чувствовал, как в нем закипает гнев, и покрепче надавил на нож, все глубже погружавшийся в дерево, — другого проявления эмоций Доктиирак себе не позволил. — Ничто не переменилось. Ничто. А теперь уходи, пока не выдал нас.

Посол отвесил изящный поклон.

— Приятного праздника, параглез.

Доктиирак уставился на закрывшуюся дверь, раздумывая о нотке иронии, которую уловил в последних словах гонца.