— Что ты сказал? — Джесси вскочила с постели, окончательно проснувшись.

— Да, я тоже подал заявление. Еще в августе, когда впервые было опубликовано сообщение о вакансии. Но, если хочешь, я позвоню в комиссию и отзову документы назад.

Расстроенная, девушка чуть не расплакалась. Как быть? Сказать, что хочет, чтобы он забрал заявление?.. Значит, признаться в боязни проиграть борьбу такому конкуренту, как Эдди Палмер, который всегда добивается, чего хочет…

— Какого черта ты позарился на скромный дирижерский пост провинциального оркестра? Тебе все мало? — Ее голос безудержно звенел.

— Ты несправедлива. Я подал заявление еще до того, как меня взяли в Детройтский симфонический. Просто это был один из вариантов.

Он говорил убедительно, однако Джесси не очень-то верилось.

— Пусть так, но сейчас? Неужели ты всерьез заинтересован в получении дирижерской должности?

— Ну… это было бы занятно.

Занятно! Насколько позволял телефонный провод, она нервно вышагивала по комнате.

— Почему ты считаешь, что сможешь руководить симфоническим оркестром? Словно такое дело — простая забава.

— Как и ты, я на этом собаку съел, и прекрасно знаю, каким должен быть дирижер… Кое-что понимаю и в музыке…

— Ну да! Ты все понимаешь, а другие — нет! Другие тупицы, ничтожества, недоумки, бездари!..

Эдди, должно быть, уловил ярость в ее голосе. Возникла долгая пауза.

— Я же говорю, что заберу заявление.

Джесси почувствовала мгновенное облегчение, но тут же забыла о нем.

— Не смей, Эдди. Только попробуй — и я не буду с тобой разговаривать вообще!

— Но почему?

— Разве не ясно? Ты, видно, полагаешь, будто я обязательно проиграю тебе на конкурсе? — Она ждала опровержения, но не дождалась.

— Чего ты волнуешься? Да не нужна мне эта работа!

— Может, и не нужна, но как ты выразился, тебе было бы… занятно, — не удержалась Джесси от сарказма.

— Эй, послушай. Я ведь только сказал, что подал заявление. Не хотелось, чтобы, узнав это от кого-то другого, ты решила, будто я тебя подсиживаю… Меньше всего я намеревался соперничать с тобой. Честно, Джесси. Ты, наверное, самый упрямый человек в целом свете.

— А Эдди Палмер, без сомнения, самый самонадеянный! Но он — музыкант, а не дирижер!

— Перестань метаться взад и вперед. Мне слышно, как ты топаешь.

— Так арестуй меня за это! — почти истерически выкрикнула девушка. Через секунду она ненавидела себя за то, что сорвалась, но было поздно.

Эдди тяжело вздохнул.

— Похоже, тут есть что-то еще, о чем ты умалчиваешь. Так скажи.

— Не о чем говорить.

— Черта с два! Может, нас кто-то вытолкнул на ринг друг против друга?

Она простонала и опустилась на постель.

— Тебе все равно не понять.

— О! Неужто это столь загадочная штука, которую нельзя понять?

Джесси уронила голову на руку.

— Понять меня, — в конце концов, пробормотала она. — Ты ведь совсем не знаешь, что важно для меня и почему…

— О'кей. С этим можно согласиться. Время идет, люди меняются, ты не исключение.

— Но ты никогда и не знал меня! Ты всегда пренебрегал моими желаниями, не замечал мои сильные стороны, не признавал во мне личность. Детьми, например, мы всегда делали то, что хотел ты.

— Неправда.

— Правда. Вспомни об играх, в которые мы играли, с кем водились… Допустим, ты не один виноват. Все относились к тебе по-особому, даже подобострастно, и это ударило тебе в голову. Ты поверил, что лучше всех!

— Подожди. Притормози немного, а? Разговариваешь с тобой — будто бежишь сквозь туман со скоростью шестьдесят миль в час… Уж не пытаешься ли ты сказать, что страдала восемнадцать лет потому, что я подавлял тебя?

— Как бульдозер.

— Спасибочки! Ну, а поконкретней?

— Пожалуйста. Например, тот дурацкий школьный конкурс под фонограмму. Думаешь, он доставил мне удовольствие?

— Конечно.

— Вовсе нет, Эдди. Он был мне ненавистен. Я так нервничала, что меня чуть не вырвало перед выходом на сцену. Ненавидела я и твой проклятый планеризм, и пиццу со всеми приправами, и зимний туризм, и половину фильмов, на которые ты меня таскал… И, уж точно, играть сегодня с твоим джаз-бандом было сплошным кошмаром!

Эдди рассмеялся.

— Да ты веселилась на славу, сама знаешь! Если бы я не держал тебя на поводке все годы, твоя жизнь стала бы тусклой, бесцветной и ты завяла бы или превратилась в анемичное существо, как сейчас с этим Ге-ни-ем, которого называешь другом.

— Ты самонадеянный выродок! Как же — завяла, засохла, превратилась в ничто!.. О твоем слепом эгоизме я и говорю. Я веду нормальную жизнь и счастлива, но, поскольку она не соответствует твоему выбору, ты готов унижать и оскорблять. Иди ты к черту.

— Фу, Джесс, ну и выражение.

— Хочешь еще? — Ее всю трясло. Весь город спит, а она вопит как обезумевшая. — Послушай, Вустер покинул ты, а не я. Я же жила и живу здесь, и мне не по душе, что ты суешь нос, куда тебя не просят.

— А мне по душе, что ты считаешь меня самовлюбленным выродком?!

— Такой ты и есть. Получил работу, о которой большинство музыкантов может только мечтать, — так опять мало! Хочешь выиграть еще один трофей, доказать, что ты лучший еще в одном соревновании! И тебе наплевать, каково при этом другим. Твои ненасытные амбиции…

— Эй! — заорал он. — Я не потерплю, чтобы меня обливали помоями…

Джесси бросила трубку.

Прошло три дня. Не успела она разобраться со всеми теми сложными чувствами, которые вызвал у нее ночной разговор с Эдди, как наступила среда. По средам она преподавала в школе — теорию музыки на четвертом и пятом уроках, а на восьмом репетировала со своим струнным оркестром. Устала ужасно и, когда наконец освободилась, решила, что просто безумие заниматься сразу с тремя музыкальными коллективами. Прошедший месяц буквально вымотал ее. А в четверг предстоял отчетный школьный концерт, в пятницу — в колледже, через неделю в воскресенье — выступление городского симфонического. Жуть!

Не то чтобы ей не нравилась сама работа. Просто ее слишком много! Дом запустила, пирог пекла Бог знает когда… Вот и теперь, перед рождественскими каникулами, можно было бы сходить в лес за хвойными ветками, а не получается… Впрочем, иногда, хоть не часто, Джесси в душе признавалась себе: будь у нее семья — муж и дети, — ради них она пожертвовала бы многим.

На деле подспудное желание обзавестись семьей не было таким уж невыполнимым. Евгений несколько раз заговаривал о браке, давая понять, что только этим и вызвано его предложение переехать к ней в дом. Он хотел, чтобы она не работала после свадьбы, во всяком случае, не с такой нагрузкой, мечтал об уютном домашнем очаге, ухоженных детях. Чтобы можно было спокойно завтракать, обедать и ужинать — все то, чего и она в сущности желает. Стоит только сказать ему «да».

Но пока Джесси не может думать о столь важном решении. Ей предстоит большое испытание. Сейчас, наоборот, ей следует собраться с духом. Предстоит генеральная репетиция оркестра! Хорошо, если на нее не явится Эдди, а он придет, не сомневалась Джесси. Теперь-то понятно, почему он в них заинтересован, — пытается продемонстрировать высокий исполнительский уровень всему коллективу, а главное, произвести впечатление на мистера Эндрюса — самого влиятельного члена совета.

Джесси сказала себе, что не должна тревожиться. Она подготовлена для дирижерской работы, старик высоко ценит свою ученицу и помощницу и будет бороться за ее кандидатуру, каким бы ни был соперник.

И все же девушка волновалась. Эдди — это имя. Красавчик. Знаменитость не только по местным понятиям. И совет может не устоять перед ним.

В совет входили четыре важные особы средних лет, своими финансовыми средствами помогавшие оркестру удержаться на плаву. В музыке они смыслят не очень-то, но несомненно поддадутся обаянию Эдди, если только он не отзовет свое заявление.

Джесси из гордости просила его не делать этого, но, как Эдди поступит, — неизвестно. Скорее всего, вопреки ее просьбе. Что ж, если он не понимает, насколько важно для нее это место, пусть все решит судьба.

Несмотря на злость на Палмера, девушка корила себя за ссору. Не следовало реагировать столь эмоционально. Не в ее правилах так взрываться. Но Вустерский симфонический значит так много для нее, что она не смогла сдержаться.

Джесси не завидовала успехам Палмера. Никогда. Так чего же ради рвала и метала по поводу его ненасытных амбиций?

Она не находила ответов. Не знала, как переживет и сегодняшнюю репетицию. Прогуляла бы, если бы могла, но, к сожалению, не имеет права, да и не в ее это правилах…

Вздохнув, Джесси выключила в аудитории свет и подхватила портфель. В следующую секунду у нее зашлось сердце — в дверях стоял Эдди. Куртка нараспашку, под ней толстый золотистый свитер и коричневые вельветовые джинсы. Он казался таким теплым, земным…

— Ты чего приехал? — непроизвольно улыбнувшись, спросила она.

Его темные, похожие на омут глаза испытующе глядели на нее.

— Да на репетицию.

Джесси хмыкнула.

— Браво! На пять часов раньше.

— Вот как? — Выглядел он здорово, не то, что она, мучившаяся все последние дни бессонницей. — Как ты меня нашел?

— Легко. Зашел в администрацию, сказал, будто хочу поговорить с тобой о младшем братишке. — Эдди ухмыльнулся. — Секретарша оказалась очень любезной, посмотрела твое расписание, объяснила, как найти, и даже предложила проводить.

— Тебе не приходило в голову, что я не захочу тебя видеть? — поморщилась Джесси и попыталась открыть дверь, однако Палмер схватил ее за руку.

— Подожди, Джесс. Ты прекрасно знаешь, почему я здесь.

Девушка окатила его презрением.

— О чем это ты?

— Кончай, а? Мы столько лет знакомы, но никогда еще не ругались, как той ночью. Честно говоря, мне это не нравится.

— Какая жалость! Я не могу взять назад свои слова только потому, что тебе они не по душе.

— Справедливо, но, может, ты хотя бы примешь мои извинения?

— Не вижу смысла.

— Джесс, смысл в том, чтобы мы не злились друг на друга.

Она набросила ремень сумочки на плечо.

— Прекрасно, «мы» не сердимся…

Он двинулся за ней по лестнице.

— Тогда пойдем выпьем кофе.

Джесси нахмурилась.

— Не хочу никакого кофе.

Эдди распахнул тяжелую стеклянную дверь. Декабрьская погода встретила девушку холодным порывом ветра. Она поежилась, закуталась поплотнее в пальто, размышляя, что в данный момент чашечка кофе и впрямь не помешала бы. Глазами она высматривала свою машину на стоянке. Рядом заметила припаркованный «мерседес» Палмера.

— Джесс, подожди минутку. — Эдди развернул ее к себе лицом. Ветер сдул прядь волос с его лба, и ей в очередной раз пришла мысль, как неотразимо он красив. — Да что, наконец, с тобой? Прими же мои извинения! Мне жаль, если я подавлял тебя в нашей дружбе. Каюсь, коли заставил тебя музицировать, исполняя вещи, которые тебе не нравились. Раскаиваюсь, что подал заявление о приеме на работу, которую хочешь получить ты, хоть я и не подозревал об этом. Я даже сожалею, что люблю пиццу с оливками.

Джесси развела руки в стороны.

— Вот видишь, ты даже не можешь по-людски извиниться.

Она повернулась и зашагала к стоянке, но тут же остановилась как вкопанная — весь салон ее автомобиля заполняли красные и зеленые воздушные шарики, жавшиеся к потолку и стеклам.

— Джесс, что случилось с твоей машиной? — с самым невинным видом спросил Эдди. Девушка усмехнулась. Эта ребяческая выходка ничего не меняла в их отношениях. — Тебе следует запирать дверцу. — Эдди сложил руки на груди и прислонился к крылу. — Любой может забраться, если захочет…

На мгновение она представила себе, мог ли такое выкинуть Евгений? И тут же отбросила эту мысль. Он — человек слишком прозаический для глупых, наивных шуток.

Эдди распахнул дверцу, глядя на девушку проказливыми глазами.

— Это ты устроил? — спросила она довольно презрительно. — Напрасно старался и тратил деньги.

С одной стороны, ей хотелось немедленно выпустить шарики на волю, чтобы досадить ему, с другой — больно уж они были восхитительны.

Эдди протянул руку, ухватил один за ниточку и вытащил из машины.

— Ну же, Джесс, улыбнись, — попросил он, стукнув ее шариком по голове.

— Перестань!

— Ладно, похоже, я сглупил. — Шарик в его мужской руке казался нелепым. — Ты явно сердишься на меня сильнее, чем я думал.

Джесси молча бросила портфель на переднее сиденье и попыталась сесть в машину, но Эдди тут же помешал.

— Раз уж я приехал на пять часов раньше, — проговорил он, теребя узелок на нитке шарика, — и мне некуда податься, ты не будешь возражать, если я послоняюсь вместе с тобой?

Его настойчивость сбивала ее с толку.

— Эдди, мне нужно переделать кучу дел до репетиции. Я не могу все бросить ради тебя.

— Я на это и не рассчитываю, — с самым серьезным видом отозвался он. — А надеюсь только на то, — его глубокий голос вдруг стал писклявым, как на пластинке, поставленной на большую скорость, — что могу отогреться у твоего камина, как Буратино у папы Карло…

Джесси не удержалась от улыбки, а еще через мгновение — и от едва сдерживаемого смеха.

— Так как? — пропищал он. — Я даже готов сбегать за пивом и пиццей.

— Ты неисправим, — простонала девушка. Всю жизнь так — на него невозможно долго сердиться.

Несколько секунд Эдди не спускал с нее загадочного взгляда, потом широко ухмыльнулся.

У красного светофора, через два квартала от школы, Эдди побибикал, показывая жестом, что хочет ехать впереди. Она уступила. На следующем перекрестке, вместо того чтобы держать прямо, он повернул налево. Но так нельзя доехать до ее дома!

Вскоре девушка сообразила — он взял курс в район, в котором они жили детьми.

— Что ты задумал, Эдди? — спросила она, когда на Фулл-стрит тот остановился у тротуара.

— Да вот, решил навестить родные пенаты. Я не был здесь с тех пор, как отец и мать переехали. — Он выбрался из своей спортивной машины и уставился на довольно большой дом, где прошло его детство.

Джесси неохотно припарковалась рядом, но двигатель машины не выключила.

— Это нелепо, Эдди, — сказала она, выглянув в окошко. — Какая сентиментальность.

Он не слушал, прошел вдоль фасада, заглянул во двор, оглядел крышу с башенками, потом крыльцо. Кто-то украсил парадную дверь рождественской золотой фольгой с широкой красной лентой.

— Не очень-то он изменился, ведь правда?

Джесси не ответила. Она смотрела через улицу, где напротив стоял белый, обшитый досками, в колониальном стиле дом с зелеными ставнями, в котором когда-то жила сама, и невольно сглотнула ком в горле.

— Здесь было здорово, а?..

— Поехали уже, Эдди.

— Минутку. Боже, глянь, как выросло это дерево! — Он вдруг замер. Нет, ты только посмотри-ка!

— Что там?

— Дом Дергудов продается.

Джесси выглянула через запотевшее ветровое стекло. Эдди пересек улицу по диагонали, жестом позвал ее за собой. Нехотя она последовала за ним.

Дом, где когда-то жили их друзья Робби и Лиза, произвел бы впечатление в любом окружении. Здесь же, на скромной улочке, он выглядел как замок.

Эдди стоял у одного из стрельчатых окон, за которыми, как припомнила Джесси, располагалась комната-библиотека.

— Они съехали. Дом пуст, — сообщил он.

Ее и саму уже разбирало любопытство. Джесси пересекла замерзший газон, пробралась между кустами и заглянула в окно гостиной, поразившей ее когда-то огромным каменным камином.

— Гм, интересно, почему они решили продавать?

— Откровенно говоря, мне плевать. Они были такие скряги. Никогда не забуду, как на День всех святых нам раздавали полугнилые яблоки. — Эдди хохотнул.

— Но зато превзошли себя на Рождество. Три елки, помнишь? Одна в гостиной, другая в столовой и третья, пятнадцатифутовая, в холле. В праздники дом выглядел дворцом!

— В будни тоже, — бросил Эдди, думая о чем-то своем. Возвращаясь по дорожке из кирпичей, он еще раз оглянулся: — А теперь поехали, я ужасно проголодался.

Они ели за маленьким столиком в ее украшенной воздушными шариками кухоньке, наблюдая, как мягко кружат снежинки за окном во дворе.

Джесси помалкивала, позволив Эдди вести разговор, ибо не могла взять в толк, что происходит с ними. Еще несколько часов назад она жутко злилась на него и, если честно, все еще была вправе злиться. Но тот был настроен миролюбиво, и это, как ни странно, обезоруживало.

— Кстати, вот тебе еще одна причина, почему я сегодня приехал раньше… Как ты насчет того, чтобы провести уик-энд в Детройте?

— Опять? Я же только что побывала там, — удивилась Джесси.

— Не так, как в прошлый раз! Почему бы не приехать с ночевкой? У тебя будет время в субботу днем ознакомиться с городом, вечером сходить на симфонический концерт, а в воскресенье можно и обратно.

— Звучит соблазнительно. Но я предвижу, что Евгению это будет не по душе.

— А ты одна не хочешь?

— Эдди! Как ты себе это представляешь? Ладно Евгений, а как быть с Рут? Что они вообще должны подумать?

Эдди заворчал:

— Ты права, права. И все же предложи Евгению, кто знает, может, он и согласится поехать.

Она-то знает. Евгений терпеть не может поездки, тем более в выходные. Провести уик-энд у Эдди одной — да это просто смешно!

Тот посмотрел на часы:

— Батюшки, мы опаздываем на репетицию. Ты не боишься, что Эндрюс тебя взгреет?

— Я скажу, что виноват ты, — не удержалась от шутки девушка.

— Узнаю Джесс, — улыбнулся Эдди. — Ты всегда ухитрялась свалить все на меня.

— Спасибо. Сам приучил…

Репетиция затянулась. Долго не получался финал. Эндрюс требовал повторить, пока всех не измочалил. Наконец позволил разойтись. Когда Эдди остановился у дома Джесси, она из простой вежливости спросила:

— Зайдешь выпить чего-нибудь? Кофе? Горячее какао?

Она не ожидала, что тот согласится, — выглядел он тоже очень усталым.

— Конечно, если к какао добавишь нечто покрепче.

— О… Ну, ладно.

— Какие-нибудь трудности? Я могу и уехать…

Трудность-таки была. Джесси и хотелось, чтобы он к ней зашел, и в то же время она сомневалась. В голове крутилась куча доводов за то, что ей спокойнее все-таки без него, а сердце подсказывало совсем иное.

— Твой камин действует или одна показуха? — крикнул Эдди из гостиной. — Здесь прохладно.

— Так включи отопление, — отозвалась девушка.

На скорую руку она готовила тосты с беконом, разогревала в масле кукурузу для мексиканского салата, в результате провозилась минут десять.

Когда же вошла в гостиную, в камине во всю пылали поленья. Чуть раздраженно Джесси подумала: хозяйничает, будто у себя дома. Решив, однако, не реагировать, поставила поднос и включила стереосистему. Зазвучала музыка, и она поняла, что Эдди и заложенную ею кассету умудрился заменить.

Джесси заметила его внимательный взгляд и жалобно вздохнула.

— У меня ушло три недели на то, чтобы записать музыкальные произведения в определенной последовательности. А ты классику предпочел року!

— Ну, дружище, перестань ворчать, — ответил он добродушно.

Джесси присела рядом с ним на софу, поджав под себя ноги. Они долго молча смотрели на языки пламени.

— Извини, Эдди, я зря по телефону наорала на тебя. — Она сама поразилась своим словам. — Мой срыв не означает, что я беру назад сказанное, — будто спохватившись, добавила девушка.

Эдди положил руку ей на затылок.

— Шшш, забудем об этом.

Она кивнула, стараясь не обращать внимания на трепет, который вызывали мужские пальцы, нежно перебиравшие ее волосы.

— Согласна, забудем… но сначала один вопрос.

— О чем? — Он откинулся головой на спинку софы, блаженно расслабившись, закрыл глаза.

— Что ты намерен делать со своим заявлением?

Эдди сонно улыбнулся.

— Ты спятила, если думаешь, что я отвечу.

— Но почему?

— Да ты проклянешь меня в любом случае. Забери я его или оставь, все равно будешь сердиться.

— Хочешь, чтобы я прожила эти три недели в напряжении?

— Угу. — Он поставил пустую кружку на столик. — Эй, детка! Лучше бы ты сварила кофе, чем горячее молоко. Меня совсем сморило… — Джесси занервничала, услышав его следующий вопрос. — Ты когда по утрам встаешь?

— А что?

— Мне-то нужно быть на работе к девяти.

Девушка судорожно сглотнула слюну.

— Ты не можешь остаться здесь.

Не обращая внимания на протест, тот скинул сапоги, лег на бок, положив тяжелые ноги ей на колени, и уютно подсунул подушку себе под щеку.

— Разбуди меня, пожалуйста в шесть, ладно?

Джесси вскочила как ужаленная. Гнев опять закипал в ней. Но вид Эдди не оставлял сомнений — заросшие щетиной щеки раскраснелись от жара камина, в углах рта залегли усталые складки… Если выгонит его, чего доброго, по дороге в аварию попадет.

— Можешь воспользоваться свободной спальней, — вздохнула она.

На следующее утро, когда девушка чистила у себя наверху в ванной комнате зубы, зазвонил телефон.

— Джесс! — позвал из гостиной Эдди. — От звука его голоса у нее дрогнуло сердце. — Ты ответишь?

— Не могу. Ответь ты, я спускаюсь. Она сполоснула щетку, поставила ее на место и поспешила вниз.

Эдди стоял нахмурившись. Причина понятна — наверняка звонил Евгений. Так и оказалось.

— Джесси, любимая. Ты забыла позвонить мне вчера.

— Доброе утро. Как ты?

— Да неважно. Почему ты не позвонила? Я волновался. — Голос Евгения выдавал неподдельную озабоченность, но в нем чувствовалась и сталь.

У девушки пересохло во рту. Хорошо, что гость предусмотрительно удалился на кухню, так ей будет легче разговаривать.

— Эдди остался, переночевать. Репетиция затянулась до ночи. Он чертовски устал, и я боялась, как бы не заснул за рулем. До Детройта не ближний путь, да и ехать в темень и снег опасно…

— Да, я знаю, — сказал Евгений. — Я проезжал мимо около полуночи и видел его машину.

Джесси чуть не рухнула. Неужели он специально проверял?

— Зачем утруждать себя. Не лучше ли было позвонить?

Евгений фыркнул.

— На этот вопрос можешь ответить сама. У тебя же ночевал гость!

Девушка почувствовала, как вспыхнули ее щеки.

— Надеюсь, на самом деле ты не думаешь того, на что намекаешь?

Он сухо усмехнулся.

— Ну, мне ясно одно: не прошло и недели, как твой так называемый друг спит у тебя, чего я не могу добиться уже полгода…

— Нечего и сравнивать. Эдди и я просто друзья. — Она смолкла. Что я сказала? — внезапно подумала она… Были раньше, но не теперь… Тогда почему эти слова вылетели с такой легкостью?

— Молчишь? Понятно. Или теперь скажешь, что все мотели в округе были переполнены?

— Послушай, поговорим позже, а?

— Хорошо. Извини, если помешал…

Ей было слишком больно, чтобы спорить.

— Увидимся в городе, — бросила она и положила трубку.

Эдди на кухне мыл посуду, оставшуюся от завтрака.

— Оставь тарелку в покое, пожалуйста. Собирайся, иначе попадешь как раз в час пик.

Он пронзительно посмотрел на нее:

— Что у тебя общего с этим дураком?

— Вопрос неуместен и ничем не оправдан.

— В самом деле?

— Да. — Как бы она ни злилась, ее гордость требовала, чтобы в глазах Эдди они с Евгением выглядели счастливой парой. — Он просто поинтересовался, почему ты остался на ночь, — вот и все. По-моему, это нормально между близкими людьми. — Джесси хотела поставить кофейную кружку в раковину, но уронила. Зазвенели осколки. С досады на себя Джесси едва сдерживала слезы.

Эдди тяжело вздохнул.

— Да уж, нормально… Только ты постоянно взвинчена, когда он рядом… Вот и думаю — вы вряд ли подходите друг другу. Знавал я мужчин вроде него. Они такие собственники, что их девушки и чихнуть не смеют без письменного отчета. Ты этого хочешь, Джесс?

Ее охватило негодование:

— Он, по крайней мере, переживает из-за меня.

— Тебе только так кажется, детка.

— Эдди, занимайся-ка ты своими делами, а в мои не лезь!

— Именно так я и поступлю, — парировал он и столь пристально взглянул на нее, что она не выдержала и отвела глаза.

В следующее мгновение Эдди развернулся и вышел.

Она слышала, как в передней он одевался, застегивал молнию куртки, гремел футляром валторны. Застала его Джесси уже на пороге.

— Спасибо за приют. Позвони, если понадоблюсь.

— Не буду я звонить тебе.

Он задумчиво кивнул.

— Как знаешь.

Джесси в сердцах швырнула подушку в закрывшуюся за ним дверь и взвыла: «А-а-а!» Не нужен мне Эдди Палмер. Не хочу, чтобы ковырялся в моей душе. У меня все хорошо! Это он не понимает, что значат обязательства перед другими, порядочными, как Евгений, людьми, которые не корчат из себя черт знает что и живут обыкновенной, нормальной жизнью, не стесняясь маленького городка и не боясь слова «навсегда».

Однако, когда гнев Джесси улегся, она погрузилась в задумчивость. Если все правильно в моих отношениях с Евгением, почему тяну с его переездом ко мне? Откуда во мне неколебимое ощущение, что наш роман дошел до того предела, за который я не желаю переходить?..