— Зубы почистил? — спросил Гарольд.
Джош подтянул штаны своей пижамы «Spider — Man», когда шагнул из коридора в гостиную. Он обнажил зубы для отцовской инспекции.
— Это значит, да?
Не прекращая скалиться, мальчик кивнул, потом повернул голову и уставился в экран телевизора.
— Чего смотришь? — спросил он. — Можно я тоже посмотрю?
— Боюсь, что не-е-ет, тебе уже пора спать.
Четырёхлетний белобрысый пацан продолжал пялиться в телевизор.
— А там про что? Выглядит страшно.
Гарольд нажал кнопку на пульте управления, отключая канал.
— Та-а-ак, время лезть под одеяло.
— Нет, не время, — сказал Джош невозмутимо и с полной уверенностью.
Имитируя голос рассерженного монстра, Гарольд прорычал:
— А я сказал — время!
— А-а-а! — Джош взвизгнул.
Он выскочил в освещённый коридор и побежал по нему, хихикая и размахивая руками, но у двери своей спальни резко остановился. Оглянувшись на отца, он больше не выглядел весёлым.
— В комнату! — рявкнул Гарольд, шагая к нему.
— Свет не горит.
— Ой, прости.
Мальчик нервно взглянул в тёмный дверной проём, а затем отошёл в сторону, пропуская отца вперёд. Когда свет был включен, он сорвался с места, влетел в спальню и быстро перелез через перила своей детской кровати. Он отпихнул в сторону плюшевого «Скуби — Ду» и плюхнулся на край книжки «Золотая серия сказок». Нахмурившись, он вытянул её из — под попы, посмотрел на обложку и бросил в кучу других книг и мягких игрушек, сваленных на дальнем конце кровати. Потом уселся поудобнее, поджав под себя ноги и посмотрел через деревянные перила на отца.
— Я хочу сказку, — сказал он.
— Не сегодня.
Глаза Джоша наполнились печалью, его бровки смялись, подбородок начал дрожать.
— Может быть, полистаешь одну из своих книжек с картинками? — предложил Гарольд.
— Я хочу сказку, — теперь его глаза блестели от слёз. — Мамочка всегда рассказывает мне сказку.
— Вот пусть мамочка тебе и расскажет.
— Она не может, она на джазерсайз.
(Джазерсайз — это вид фитнеса, комбинация элементов сальсы, хип — хопа, пилатеса, балета, а также йоги и даже кикбоксинга).
— Ну, значит…
— Пожалуйста, папочка.
— Я сейчас, как бы, занят, — сказал Гарольд, думая о только что начавшемся фильме по кабельному. Если пропустить ещё минут десять… но он не мог оставить своего сына в слезах.
— Ладно, уговорил, только коротенькую.
Джош потёр глаза своими маленькими кулачками, вытирая слёзы.
— Длинную, — сказал он.
— Да, как скажешь, уже без разницы.
Гарольд решил, что может забыть о фильме. Если повезёт, возможно, удасться поймать его потом на повторе.
— Ита-а-ак, — сказал он, шагнув к книжной полке. — Какую сказку ты хочешь? «Кот в сапогах», «Маленький храбрый кораблик»…
— Не эти.
— А какие?
— Расскажи мне сказку сам.
— Я не знаю никаких сказок. Давай, я прочитаю тебе, — он потянул за корешок «Питера Пэна».
— Нет, расскажи мне свою сказку.
— Ты хочешь чтобы я её придумал?
— Ага, — сказал Джош, кивая головой.
Гарольд вздохнул.
«Это будет непросто. Придумывать сказки на ночь было специальностью Мэри, а не его».
— Ну-у-у… ладно, — сказал он, — давай попробуем. Что — то вроде «Червячка Уэлли»?
— Нет, это мамина сказка.
— Какую же сказку ты хочешь?
— Страшную.
Гарольд улыбнулся.
Он сам любил страшные сказки.
— Уверен? — спросил он. — Что, если потом тебе будут сниться кошмары?
— А я люблю кошмары, — сказал Джош.
— Ну, да, конечно, я это заметил. Тебе очень нравится просыпаться с криком по ночам.
— Заставь меня кричать, папочка.
— Ну, ладно, почему бы нет.
Гарольд подтянул кресло — качалку поближе к кроватке, осторожно присел и закинул ногу за ногу.
— Давным — давно… — нетерпеливо начал Джош, смотря на отца через деревянные прутья решётки.
— Угу, значит вот так, да? О’кей, погнали. Давным — давно, жил страшный волосатый человек.
— А где он жил?
— В доме напротив.
— Неправда, он там не жил. Там живёт Майк.
— Ну, хорошо, не там, он жил в нескольких кварталах отсюда в тёмном жутком старом доме и был он таким страшным и волосатым, что его мама и папа заперли его в деревянном шкафу, когда он был ещё совсем ребёнком и не выпускали оттуда. Они просто не могли вынести его вида. Они ненавидели его так сильно, что никогда не покупали ему ни «Пепси — колы», ни «Чупа — чупс», вообще ничего из этих вкусных сладких вещей. Он жил на одной воде и сырой печени.
— Бе-е-е, — сказал Джош.
— И вот, однажды, он вырос и стал таким большим…
— А как его звали?
— Енох, — без колебаний сказал Гарольд, словно уже знал имя этого парня.
— И что же стало, когда Енох вырос? — спросил Джош.
Как — будто, уже зная ответ, Гарольд сказал:
— Он стал таким большим и сильным, питаясь только этой сытной, полной витаминов, сырой печенью, что в один прекрасный день выломал дверь шкафа. Его мама и папа попытались от него убежать, но он схватил их своими огромными волосатыми ручищами и отвернул им головы.
Челюсть Джоша отвисла.
«Та-а-ак, стоп, — подумал Гарольд, — пусть он это проглотит».
— Что… что случилось потом?
— Потом он забросил мамину и папину головы в шкаф, чтоб не потерялись, а ещё сожрал их печень, но через какое — то время, естественно, снова проголодался. Он стал рыскать по всему этому тёмному жуткому старому дому, пытаясь найти ещё печени, чтобы поесть. Он заглянул под все кровати и за двери, он заглянул в шкафы, он заглянул в ванную, он заглянул даже туда, куда люди делают «пи — пи».
Джош разразился громким смехом. Когда он успокоился, он покачал головой и объяснил: — Там, куда люди делают «пи — пи», не бывает печени.
— Обычно не бывает, но Енох — то этого не знал.
— Он был не очень умный, да, пап?
— Но он ведь провёл всю свою жизнь в шкафу и ничего не видел. И вот наконец, он заглядывает на кухню. Он открывает шкафы, забитые банками с супом, упаковками галет и пачками печенья. В холодильнике он находит яйца, сыр и хот — доги, но бедный Енох даже не догадывался, что всё это можно есть. Единственная съедобная вещь, какую он знает, это сырая печень и он не может её найти. Потом он открывает морозилку. Там лежат лотки с мороженым, замороженная кукуруза, банки с апельсиновым соком и целая куча каких — то свёртков, обёрнутых в серую бумагу. Енох хватает один и угадай, что в нём находит?
— Печень!
— Прямо в десяточку, печень. Ну, то есть, что было похоже на печень, но оно не было ни склизким, ни мягким, ни вонючим, каким печень должна была быть. Вместо этого та штука была твёрдой, как кирпич. Когда Енох попытался отгрызть кусок, он чуть не сломал себе зубы, поэтому он зашвырнул свёрток обратно в морозилку и захлопнул дверь холодильника.
— Он должен был её размора… розить, — многозначительно указал Джош.
— Угу, да, но он этого не знал, как не знал и о продуктовых магазинах. Единственное место, где он мог найти больше печени, было в людях.
— А это откуда он знал? — спросил Джош.
— Оттуда, что съел печень у мамы и папы.
— А как он узнал, что она у них есть?
— Вот так вот и узнал. Джош, ты хочешь дослушать сказку до конца?
Мальчик вздохнул, потом сложил руки на коленках и терпеливо ждал, пока Гарольд продолжит.
— Вообщем, очень скоро Енох проголодался так, что нет сил, так проголодался, что ему просто необходимо было что — нибудь съесть. И вот, посреди ночи он выскальзывает из дома и начинает, крадучись шнырять по переулкам. У большинства домов в том районе были заборы, навроде нашего. Енох понятия не имел, что он может найти за этими заборами, но может быть… печень? Поэтому он выбирает самый красивый забор из красных досок, вот такой, как у нас, одним махом перепрыгивает через него и приземляется на заднем дворе такого же дома, как наш.
— Это был наш дом? — спросил Джош.
— Нет, не наш, это был дом в двух кварталах отсюда. И когда Енох приземляется на том заднем дворе он видит свет в одном из окон дома и прихрамывая, ковыляет к нему.
— Как дядя Джим?
— Дядя Джим хромал, потому что сломал ногу, катаясь на лыжах, Енох хромал, потому что был весь скрюченный и сгорбленный и одна нога у него была на десять сантиметров короче другой.
— А-а-а.
— Ну, так вот, подкрадывается Енох к тому освещённому окну, прижимает к стеклу своё страшное волосатое лицо и заглядывает внутрь своим единственным жёлтым глазом.
Предвосхищая вопрос от Джоша, Гарольд быстро добавил:
— Другой глаз он выколол вешалкой, когда сидел в том шкафу.
Джош кивнул, закрыл рот и сглотнул. Он выглядел несколько бледным.
— Внутри комнаты, в тусклом свете ночника «Мишка „Барни“», Енох видит маленького мальчика, крепко спящего в своей кроватке. Долгое время он стоит и смотрит на этого мальчика. Его желудок рычит. Он чувствует себя всё голоднее и голоднее.
— У меня тоже ночник «Мишка „Барни“», — сказал Джош, нахмурившись.
— Да-а-а, у тебя тоже такой.
Джош нервно обернулся и посмотрел на окно. Он уже начал было отворачиваться, когда его взгляд резко метнулся назад.
У Гарольда поднялись на загривке волосы. Он повернулся к окну, увидел лицо за стеклом и ахнул…
Прежде, чем понял, что это всего лишь его собственное отражение.
— Там никого нет, — сказал он.
— Но я видел.
— Да это просто отражение, Джош. Послушай, дружище, может на первый раз хватит? Давай на этом закончим, уже поздно и…
— Нет, не уходи.
— Но…
— Ты должен рассказать мне сказку до конца.
— Тихо — тихо, приятель, хорошо, я дорасскажу. На чём я остановился?
— Енох смотрит в окно на спящего мальчика.
— Да, верно, Енох смотрит в окно на спящего мальчика и он ужасно голоден, поэтому медленно открывает окно, не издавая ни звука он залезает в комнату мальчика и подкрадывается к его кроватке.
— И тут мальчик стреляет в него из бластера — «пиу — пиу — пиу».
— Эй — эй — эй, это вообще — то моя сказка и так уж в ней вышло, что мальчик в него не выстрелил.
— Почему?
— Не было бластера.
— М-м-м.
— Енох наклоняется над кроваткой и от кошмарной смердящей вони, исходящей от его годами немытого тела, мальчик просыпается. Он видит перед собой раздутое безобразное волосатое лицо, видит один слезящийся жёлтый глаз, видит большие слюнявые клыки, видит здоровенные волосатые руки, тянущиеся к нему, хочет закричать, но тут Енох хватает его и откручивает голову — «хрясь»- а потом пирует на печени мальчика.
Джош, открыв рот, смотрел на отца, он выглядел преданным.
— Но ты же сам хотел страшную сказку, — напомнил ему Гарольд.
— Но это неправильно, так сказки не кончаются.
— Тебе не понравилась концовка? — спросил Гарольд, пытаясь сдержать улыбку.
— Она неправильная, — настаивал мальчик.
Его подбородок снова начал дрожать.
Гарольд вздохнул, чего он точно не хотел, так это, чтобы Джош сейчас расплакался.
— Ну, хорошо — хорошо, сказка на этом не кончается. Короче, с тех самых пор, Енох каждую ночь стал выбираться из дома. Шлялся по переулкам, пробирался на задние дворы, залезал в спальни к спящим мальчикам и девочкам, откручивал им головы и пожирал их печень!
— Но папа!
— Но однажды ночью, один храбрый маленький мальчик, кстати, очень похожий на тебя, Джош, сбежал от Еноха.
Джош облегчённо выдохнул.
— Он бежал по дому, а Енох гнался за ним по пятам. На кухне мальчик хватает со стола электрический разделочный нож и разворачивается Еноху навстречу. Енох, прихрамывая, ковыляет к нему, облизываясь и пуская слюни, уже предвкушая, как вонзит свои гнилые клыки в печень этого мальчика. Когда он протягивает руку, мальчик бьёт по ней ножом — «вжух»- нож отрезает правую руку Еноха. Скрюченная волосатая рука со стуком падает на кухонный пол.
— А потом?
— Потом Енох убегает, завывая от боли. Наконец, в доме мальчика появляются копы, они идут по кровавому следу Еноха через лужайку, через забор, по переулкам и аллеям прямо к тёмному жуткому старому дому, где он жил.
— И они застрелили его?
— Верно, они нашли Еноха, забившегося в свой тесный тёмный шкаф, скулящего и облизывающего обрубок руки, а потом вышибли ему мозги из своих «магнумов».
Джош сделал громкий вздох, он выглядел измотанным, но умиротворённым.
— Но и это ещё не конец, — сказал Гарольд. — Помнишь ту руку, которая со стуком упала на кухонный пол? Так вот, она исчезла.
— А-а-а?
— Исчезла, пропала, растворилась, как дым и её так и не нашли.
Нахмурившись, Джош спросил:
— Куда же она делась?
— Никто толком не знает, — объяснил Гарольд, но поговаривают, что лунными ночами, такими как эта, её можно увидеть ползающую, словно краб, по переулкам, как большой волосатый паук, карабкающуюся по стенам домов и пролезающую в окна.
— Только руку? — прошептал Джош.
— Только руку, да, копы убили Еноха, но не его руку, она всё ещё жива, ползает где — то там в ночи, ища маленьких мальчиков, крепко спящих в своих кроватках, жаждая отведать их свеженькую сочненькую молоденькую печень.
Джош сморщил нос.
— Вот тут и сказочке конец! — Гарольд качнулся вперёд и встал с кресла.
Джош тоже встал, он схватился за перила руками и уставился на отца.
— Не уходи.
— Тебе давно пора спать, дружище, всё, давай, целуй папу в щёку.
Когда он обнял Джоша, руки мальчика крепко обхватили его за шею, он изо всех сил прижался к Гарольду.
— Эй — эй — эй, всё в порядке, — сказал Гарольд, отпуская его.
— Нет, не в порядке, — Джош взглянул на окно, — волосатая рука до меня доберётся.
— Никто до тебя не доберётся, Джош, это же всего лишь сказка, ложись, я тебя укрою.
Мальчик лёг на кровать. Гарольд укрыл его одеялом.
— Вот та-а-ак, — ласково сказал он. — Спокойной ночи.
Отойдя от кровати, он присел у розетки и включил ночник «Мишка „Барни“».
— Я хочу, чтобы «Барни» погас, — сказал Джош.
— Ты шутишь?
Он всегда хотел, чтобы «Барни» был включён.
— Зачем?
— Если он не будет гореть, тогда волосатая рука меня не заметит.
— Джош, Бога ради…
— Пожалуйста, пап!
Гарольд покачал головой. Ну, и номер он отколол на ребёнке. Рассказывая сказку, он прекрасно понимал, что выходит за допустимые рамки. Нужно было просто закончить её чем — то простым и понятным, навроде: «и жили они долго и счастливо», но в какой — то момент его история, словно начала жить своей собственной жизнью и Гарольду самому стало интересно, куда же она его в конце концов приведёт. И вот результат, теперь бедный Джош в панике и Гарольд чувствовал себя виновытым.
— Послушай, — сказал он, — вот, что я тебе скажу по секрету. Если волосатая рука придёт за тобой, всё, что тебе нужно сделать, это сказать «волшебные слова».
— Ладно.
— Скажи:
«Уходи прочь, волосатая рука».
Три раза и она уйдёт.
Джош торжественно кивнул.
Он прошептал слова, запоминая их, пока Гарольд шёл к двери.
— Не закрывай дверь.
— Я не буду, сынок.
— Уходи прочь, волосатая рука, — снова прошептал мальчик. — Уходи прочь, волосатая рука.
Гарольд прошагал прочь по коридору в гостиную, плюхнулся в кресло и начал щёлкать каналы в поисках какого — нибудь сериала.
Мэри вернулась домой в начале одиннадцатого и очень спокойным голосом сообщила, что намерена подать на развод.
— Что-о-о? — Гарольд ахнул, он чувствовал, как — будто его пнули в живот.
Она рассказала ему, что на занятиях джазерсайз познакомилась с мужчиной по имени Билл и что в течение последних трёх недель она вообще не ходила на те занятия, а встречалась с Биллом у него дома в Брентвуде и что она планирует выйти за него замуж, как только будет оформлен развод.
— Не вини себя, милый, — сказала она, — дело не в тебе, дело во мне. Я просто влюбилась и ничего не могу с этим поделать.
— Но как же… как же Джош? — спросил Гарольд, когда снова мог говорить.
— О, естественно он останется со мной, но ты сможешь видеться с ним по выходным, если бракоразводный процесс пройдёт гладко.
По просьбе Мэри, Гарольд застелил себе на диване в гостиной. Он лежал в темноте, уставившись в потолок, не в силах уснуть. Он чувствовал внутри себя холод и пустоту. Нестройные бессвязанные мысли крутились у него в голове, терзая и мучая его, а потом…
Джош завизжал.
Гарольд соскочил с дивана. Мчась по тёмному коридору, он услышал, как мальчик кричит: «Уходи прочь, волосатая рука. Уходи прочь, волосатая рука. Уходи прочь, волосатая рука».
Гарольд ворвался в спальню и хлопнул ладонью по выключателю.
Джош стоял на кровати с перекошенным от страха лицом, его широко открытые глаза смотрели на окно. Гарольд повернулся, в окне что — то мелькнуло. Что — то шмыгнуло через дырку в москитной сетке и исчезло в ночи. Он покачал головой.
Этого не может быть.
Это всего лишь… всего лишь, что? Тень? Просто тень или…
Мэри появилась на пороге спальни. На ней была белая ночная сорочка, которую Гарольд подарил ей на последний День Святого Валентина. Её волосы были растрёпаны. Щурясь от яркого света, она прикрывала ладонью глаза.
— Что тут происходит?
— Она была здесь! — выпалил Джош.
— Всё под контролем, — сказал ей Гарольд. — Джошу просто приснился кошмар. Почему бы тебе не вернуться в постель? Тебе нужно хорошо выспаться, чтобы завтра быть свежей для Билла.
Она смерила его взглядом и ушла. Гарольд подошёл к кроватке, он подхватил Джоша подмышки и прижал к себе. Мальчик крепко обнял его.
— Я прогнал её, да, пап? Прогнал?
— Да, конечно прогнал. Я же говорил, что «волшебные слова» работают. Он опустился в кресло — качалку, осторожно качнулся.
— Ты всё сделал правильно, сынок, — прошептал он.
Когда он говорил и качался он чувствовал, как тело Джоша медленно расслабляется у него на руках.
«Ты можешь видеться с ним по выходным, если бракоразводный процесс пройдёт гладко».
Мальчик заснул, дыша медленно и равномерно, но Гарольд всё равно продолжал его качать.
— И когда храбрый маленький мальчик прогнал волосатую руку, произнеся те «волшебные слова», — тихо прошептал он, — рука не на шутку разозлилась. О, она была просто в бешенстве. Ей хотелось выдавить кому — нибудь глаза, разодрать чьё — нибудь горло, выдрать печень из изувеченного, растерзанного на куски тела, поэтому она поползла дальше по стене, пока не наткнулась на другое окно. Там, за ним спала женщина в белой ночной сорочке. Женщина, очень похожая на твою мать, Джош. Волосатая рука тихо процарапала дырку в москитной сетке…