В тот понедельник мистер Блисс вернулся с работы раньше обычного. И это было его ошибкой.

У него жутко болела голова, и его секретарша, которая поначалу пыталась накормить его всякими чудодейственными таблетками вкупе с рекламными лозунгами фармацевтических компаний-производителей, наконец предложила:

— Может быть, вы сегодня уйдете с работы пораньше, мистер Блисс?

Все называли его мистер Блисс. Все остальные сотрудники фирмы были просто Дейвами, Данами или Чарли, но он всегда был именно мистером Блиссом. И его это вполне устраивало. Ему это даже нравилось. Иногда он подумывал, что, может быть, стоит выдрессировать жену, чтобы и она тоже обращалась к нему "мистер Блисс".

Но когда он пришел домой, она обращалась отнюдь не к нему.

Она громко взывала к Господу Богу.

Она была наверху. На втором этаже. В спальне. Она истошно кричала, но вроде бы — не от боли. Впрочем, это можно исправить. И нужно исправить.

Потому что она была там не одна. Кто-то громко пыхтел в такт ее воплям к Создателю. Что весьма огорчало мистера Блисса. Даже можно сказать удручало.

Он сбросил пальто прямо на пол, прошел на цыпочках в кухню и выбрал там нож из набора японских ножей, который его дорогая женушка заказала в телемагазине, — ножей, предназначенных специально для измельчения разных продуктов. Из нержавеющей стали, с пожизненной гарантией — сколь бы угодно долгой ни была эта жизнь. "У вас не будет поводов для недовольства". И уж мистер Блисс позаботится о том, чтобы его дражайшая супруга осталась довольной. Он сделает все в лучшем виде. Он уже отошел от стойки, где стояла подставка с ножами, но потом на секунду задумался и взял еще один нож. Один — для той, кто взывает к Богу. Второй — для того, кто пыхтит там, как дикий зверь.

Он решил подняться по черной лестнице. Все-таки не на виду. Потайное место. А скоро у мистера Блисса появится страшная тайна. Уже совсем-совсем скоро.

У него встало. Впервые за последние несколько месяцев. Головная боль прошла. Как рукой сняло.

Он поднимался бесшумно и по возможности быстро, переступая через две-три ступеньки. Черная лестница была довольно крутой, и каждый шаг отдавался болью в бедре. Он знал, что там есть ступенька, которая жутко скрипит, не мог припомнить, какая именно, и даже не сомневался, что он все равно на нее наступит.

Но это уже не имело значения. Стоны и вопли в спальне достигли предельных высот, и было у мистера Блисса одно нехорошее — или хорошее, как посмотреть, — подозрение, что они там, наверху, не услышат его, даже если он будет бить в гонг. А если даже услышат, то все равно уже не отвлекутся от того занятия, которому сейчас предаются так самозабвенно. Они были уже на грани самого главного достижения, и мистер Блисс собирался прервать их, как говорится, на самом интересном.

Спальня занимала весь верхний этаж. Такая у мистера Блисса была причуда — порадовать молодую жену роскошным сексодромом. Настолько роскошным, насколько это позволял тогдашний доход. Из холла сюда поднималась широкая лестница, устланная стильным ковром и обставленная с безупречным вкусом. Черная лестница на задах дома была, разумеется, далеко не такой пижонской.

Мистер Блисс наступил на скрипучую ступеньку, тихо выругался себе под нос и распахнул дверь.

Жена не видела ничего вокруг. Она закатила глаза, так что видны были только белки, похожие на влажные мраморные шарики. Ее губы дернулись и задрожали, когда она сдула с лица мокрую прядь волос. Ее красивая грудь ради которой он, собственно, и женился на этой женщине — была вся в поту. И это был не только ее пот.

Мистер Блисс даже не стал разглядывать мужика, который наяривал его жену. Он был никто. Молочник? Какой-нибудь клерк, собирающий подписи? Не в меру упитанный, рыхлый. И ему явно бы не помешало сходить к парикмахеру. Печальное зрелище, удручающее. И донельзя обидное. Если бы его жена трахалась с Адонисом, это еще можно было бы понять. Но с таким вот уродом… это было уже как личное оскорбление.

Мистер Блисс бросил один нож на пол, схватил второй обеими руками и со всей силы вонзил его в шею пухлого коротышки — в то место, где позвоночник соединяется с черепом.

Все прошло идеально. Мужик издал глухой стон — последний стон — и свалился с кровати. Он ударился головой о пол, и нож вонзился по самую рукоятку. Раздался противный скрип металла по кости.

Миссис Блисс осталась лежать на постели — ошеломленная и забрызганная кровью, на влажных простынях.

Мистер Блисс поднял с пола второй нож.

Потом схватил свою дражайшую женушку за волосы, рывком поднял ее с постели и полоснул по лицу ножом. Брызнула кровь. Бешено, но методично мистер Блисс принялся колоть ее во все места, где — по его разумению — ей это было особенно неприятно.

Эксперимент удался.

Она умерла в муках.

Под конец ее обезображенное лицо потеряло уже всякое выражение. Последнее, что еще было на нем человеческого, — это смесь боли, укора и бессильного смирения, которые возбудили его запредельно. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного.

Но он еще с ней не закончил. Никогда в жизни она не была с ним такой покорной и смиренной.

Уже далеко за полночь он отложил нож и оделся.

В спальне царил настоящий бардак. Уборка — занятие нудное и тяжелое, постоянно твердила ему жена. Но мистер Блисс не боялся трудностей. Самое неприятное: он искромсал водяной матрас. Но в этом тоже были свои преимущества. Кровь на полу не засохла.

Он похоронил их в двух отдельных могилах — в разных углах сада. И опоздал на работу. Беспрецедентный случай. Недоуменные взгляды коллег раздражали его и действовали на нервы.

В тот вечер ему почему-то совсем не хотелось возвращаться домой. Ему вообще не хотелось возвращаться домой. Он поехал в мотель. Смотрел телевизор. Фильм про какого-то маньяка, который убил нескольких человек. Но фильмец оказался не столь забавным, как можно было надеяться. Идиотский, совершенно безвкусный фильм.

Каждый день мистер Блисс оставлял на ручке двери табличку "Не беспокоить". Ему не хотелось, чтобы его беспокоили. Но по прошествии нескольких дней его начала беспокоить грязная постель. Она напоминала ему про дом.

Дня через три-четыре ему уже стало стыдно приходить в контору. У него не было смены одежды, и он носил те же костюм и рубашку, в которых ушел из дома. Сам он привык к своему запаху, но даже не сомневался, что от него жутко воняет. Ни разу в жизни он не ждал выходных с таким нетерпением.

Потом было два дня покоя в номере мотеля. Он валялся в кровати, укрывшись пледом, и смотрел телевизор — фильмы о том, как люди убивают друг друга. Но вечером в воскресенье он посмотрел на свои носки и понял, что ему надо сходить домой.

И сразу расстроился. Как только он открыл дверь, ему сразу вспомнилось, как он входил сюда в последний раз. Ему стало не по себе. Впрочем, ему всего-то и нужно было — подняться наверх и взять чистое белье и одежду. Дело пяти минут.

Он знал, где что лежит.

Он поднялся по главной лестнице. Там был ковер, который глушил звук шагов. А мистер Блисс хотел пройти тихо. Словно он от кого-то таился. Ему почему-то казалось, что так и надо. И потом, ему по понятным причинам совсем не хотелось подниматься по черной лестнице.

Где-то на середине лестницы на стене висели две картины с розами, которые там повесила его жена. Мистер Блисс остановился и снял обе картины. Теперь это был его дом, а эти картины всегда его раздражали. К несчастью, пустые места на стене раздражали его не меньше.

Он не знал, что делать с картинами, и отнес их с собой в спальню. Но и там тоже их некуда было убрать. Он даже слегка испугался, сочтя это за дурной знак. Он даже подумал, а не зарыть ли их где-нибудь в саду. Мысль показалась настолько нелепой, что он рассмеялся. Но ему самому не понравился этот смех. Он решил, что лучше ему не смеяться в стенах этого дома.

Мистер Блисс критически оглядел спальню. В ней царил почти идеальный порядок. Он хорошо постарался с уборкой. Он подошел к шкафу и уже открыл ящик с бельем, как вдруг снизу раздался какой-то шум. Как будто хлопнула дверь. Мистер Блисс замер, затаив дыхание.

Следом за стуком двери раздался совсем уже странный звук — как будто что-то царапнуло по полу. А потом мистер Блисс услышал звук тяжелых шагов. Кто-то поднимался по черной лестнице.

Он сразу понял, кто это был. Без каких-либо сомнений. Он закрыл ящик и обернулся к двери. Веко на левом глазу нервно задергалось. Мистер Блисс шагнул к двери на парадную лестницу… и замер на месте, потому что кто-то внизу открыл дверь. Это был едва различимый звук — металлический скрежет задвижки и скрип петель. У него все оборвалось внутри. Ощущение было такое, что его голова стала огромной. Почти как вся комната.

Он понял, что они пришли за ним. Обложили с обеих сторон, перекрыв все пути к спасению. Что ему оставалось делать? В припадке безумного страха он обежал спальню, тыкаясь в стены. Но он не умел проходить сквозь стены. В конце концов мистер Блисс встал рядом с кроватью и зажал рот рукой. Но у него все равно вырвался сдавленный смех, из-за которого он на себя обозлился. Как можно смеяться в такой момент?! В момент предельного торжества… Может быть, это было извращенное чувство, но он вдруг преисполнился гордости.

Потому что они пришли за ним.

Что бы с ним ни случилось в дальнейшем (никакой больше работы, никакого телевизора), он сделал что-то такое, что породило чудо. Мертвые вернулись к жизни, чтобы ему отомстить, чтобы его наказать. Много ли человек на свете, которые могут сказать о себе то же самое?! Так что: здравствуйте, мертвые, долгих вам лет жизни… Это был звездный час мистера Блисса.

Триумф всей его жизни.

Он отступил к стене, выбирая оптимальную точку обзора. Обе двери открылись разом. Его взгляд заметался между той дверью и этой. Он безотчетно облизал губы. Такой эйфории он не испытывал в жизни. Это был просто экстаз. Пьянящий восторг, порожденный страхом.

Незнакомец, понятное дело, поднялся по задней лестнице.

Мистер Блисс пытался не думать о том, на что были похожи их тела после того, как он с ними закончил. И особенно — тело его жены.

Но теперь они стали еще страшнее.

И все же — когда его жена не ползла даже, а тащила себя по полу — было что-то такое в ее бледной плоти, в багровых пятнах запекшейся крови и ржавых подтеках в тех местах, где кровь выливалась, что возбудило его как никогда прежде. К ее коже прилипли комья жирной влажной земли. Он подумал, что ей надо бы принять ванну, и чуть не подавился смехом.

Ее любовник, который приближался с другой стороны, выглядел значительно лучше. На его теле не было никаких ран, кроме одной — на затылке. Мистер Блисс не хотел его наказать. Он хотел только его остановить. И все же удар ножом перебил ему позвоночник, и теперь его голова была вывернута под неестественным безобразным углом. Его дряблое тело тряслось при каждом движении, и мистеру Блиссу опять стало противно и очень обидно, что жена предпочла ему эту жирную тушу. Почти за неделю в земле мужик превратился в раздутое нечто, которое даже телом назвать было сложно.

Смех душил мистера Блисса. Из глаз текли слезы, в носу хлюпали сопли. Даже теперь, когда смерть уже приближалась к нему с двух сторон, он воспринимал их безудержное, невозможное вожделение к мести как доказательство собственной исключительности.

Однако в отличие от него самого его тело отнюдь не стремилось умереть. Ноги как будто сами понесли его к стенному шкафу.

Жена подняла голову — насколько это было вообще возможно в ее состоянии — и взглянула на него в упор. Ее глаза как будто усохли в глазницах и стали похожи на сморщенный чернослив. От ее тела — в том месте, где он резал ее с особенным остервенением, — отвалился ошметок плоти и бесшумно упал на пол.

Ее любовник полз вперед на четвереньках, и за ним тянулся какой-то склизкий след.

Мистер Блисс развернул тяжелую кровать на медном каркасе, чтобы загородить им дорогу, и юркнул в шкаф, где были вещи жены. На него обрушились запахи ее духов и ее женского естества. Он погрузился в ее одежду.

Жена добралась до кровати первой и вцепилась в свежую чистую простыню теми двумя пальцами, которые еще оставались у нее на руке. С трудом приподнялась над полом. По простыне растеклись кроваво-грязные пятна. Мистер Блисс понимал, что теперь самое время — захлопнуть дверцу. Но ему хотелось посмотреть. Он был зачарован этим кошмарным, в сущности, зрелищем.

Извиваясь и корчась, она взобралась на подушки, раскинула руки и тяжело повалилась на спину. Раздался какой-то противный булькающий звук, и она замерла без движения. Неужели она наконец умерла — уже насовсем?

Нет.

Но это уже не имело значения. Ее любовник тоже вскарабкался на кровать. Мистеру Блиссу вдруг захотелось в туалет, но кровать преграждала дорогу.

Он весь сжался от страха и предвкушения, когда любовник его жены (этот жирный ползучий труп) протянул в его сторону пухлую руку с короткими толстыми пальцами… но вместо того чтобы открыть дверцу шкафа и наконец насладиться местью, мертвец опустил руку на то место, где должна была быть грудь распростертого под ним женского тела. Пальцы нежно зашевелились, лаская.

Мистер Блисс покраснел, наблюдая за тем, как два трупа сливаются в любовных объятиях. Вновь послышались звуки, которые так поразили его раньше, когда это мясо было еще живым: влажные всхлипы, призрачные стоны, нездешние вопли.

Он закрыл дверцу и скорчился в уголке шкафа Эти два существа на постели… они его даже и не заметили. Он зарылся в шелк и полиэстер.

Все было гораздо хуже, чем он опасался.

Просто невыносимо.

Они пришли не за ним.

Они пришли, чтобы быть вместе.