Тельма уснула вскоре после сумерек. И это было замечательно, поскольку нам надо было ее как-то нейтрализовать. В течение дня она много спала, и это настораживало. Я опасался, что Тельма могла в любой момент проснуться и больше не уснуть всю ночь, что могло поставить под угрозу подготавливаемую нами засаду.
После того как Тельма отошла ко сну, я поделился своими опасениями с остальными.
— Нет ничего удивительного в том, что в период сильных эмоциональных потрясений люди спят намного больше обычного, — успокоила меня Билли. — Это один из способов преодоления неблагоприятной ситуации.
До замужества Билли была школьной учительницей. Она преподавала английский, но, чтобы стать учителем, надо неплохо разбираться в психологии — по крайней мере, в штате Калифорния. Вероятно, попутно она усвоила и эту теорию о бегстве от реальности в сон.
— А мне сейчас как раз меньше всего хочется спать, — заявила Кимберли.
— Ты намного сильнее Тельмы, — подчеркнула Билли.
— Худая, злая и убийственная, — добавил я. Чем заслужил от Кимберли дружественную хищную ухмылку. Билли театрально закатила глаза, а Конни злобно заурчала. (Всем не угодишь…)
Так или иначе, но мы просидели возле костра еще примерно с час, болтая о том о сем. О засаде почти никто не вспоминал, но готов поручиться, это было главное, что нас тогда всех заботило. Мы и говорили о пустяках для того, чтобы не зациклиться на этом.
Меня жутко знобило, и я несколько раз даже покрывался гусиной кожей. Но причиной моего озноба был вовсе не прохладный ночной бриз. Бриз действительно был, но теплый, и доставлял лишь приятные ощущения. Причем настолько приятные, что сразу после заката я даже скинул рубашку.
В последнее время я стал иногда надевать рубашку, особенно в жару, чтобы защититься от солнечных ожогов. Впрочем, это скорее блузка, чем рубашка. Яркая розовая шелковая блузка, принадлежавшая раньше Билли. Ее вместе со многими другими предметами выловили в бухте Эндрю и Кит. Сзади внизу она немного обгорела, но в остальном вполне приличная вещица.
Билли сама предложила ее мне. Это произошло еще в тот день, когда взорвалась яхта. (Кажется, прошло уже десять лет, не меньше.) Среди спасенного тряпья это была самая приличная вещь. Я поначалу отказывался, говорил, что она могла бы сама ее носить. На что Билли ответила:
— Если она мне понадобится, я буду точно знать, где ее искать.
Пока что она не потребовала блузку назад. Похоже, ей доставляет огромное удовольствие ходить все время в одном купальнике. (По-моему, я уже упоминал вначале, что у нее сильно выраженная тенденция к эксгибиционизму. Уверен, что если бы поблизости не было дочери, она бы продемонстрировала нам еще больше.)
Билли пользуется каким-то сильнодействующим лосьоном от загара. Может, когда он закончится, она начнет одеваться. Хочется, чтобы это наступило как можно позднее. Мне нравится, когда на ней ровно столько одежды, как сейчас.
Однако, судя по тому, как разворачиваются события, скорее всего мы не доживем до момента, когда надо будет волноваться об отсутствии лосьона.
К черту! Не хочу думать о том, что уготовано нам судьбой.
Вернусь-ка лучше к предмету, о котором можно писать с определенным наслаждением — к гардеробу.
Кимберли почти не снимает яркую цветастую гавайскую рубаху Кита. Но пуговицы никогда не застегивает, и рубашка всегда распахнута и часто отдувается сзади, благодаря чему всякий раз, когда смотрю на Кимберли, я получаю огромное удовольствие от вида ее обнаженной бронзовой кожи и узенького белого купальника.
У Конни такой же узкий купальник. Только оранжевый. Но она почти все время в тенниске: белой, огромной и просторной. Иногда тенниска спускается то на одно плечо, то на другое и, подобно короткому платью, закрывает ее чуть ли не до колен. Материя, правда, настолько тонкая, что просвечивает.
Тельма продолжает носить ту же…
Тельма.
Думаю, время прекратить бродить вокруг да около и рассказать о том, какая неудача нас постигла.
Не очень-то хочется, откровенно говоря.
Промедление, имя тебе — Руперт.
— Начнем, что ли? — как сказала Билли прошлой ночью у костра.
Мы тогда и сами тянули время.
— Все готовы? — спросила она.
Кимберли ничего не ответила и только решительно кивнула головой.
— Неужели мы и вправду это сделаем? — недоверчиво промолвила Конни.
— А ты можешь предложить что-нибудь лучше? — спросила ее Билли.
Конни поморщила нос.
— Он не оставил нам выбора, — добавила Кимберли. — Либо он, либо мы.
— Вы что, на самом деле собираетесь его убить?
— Если получится, — ответила Билли.
— У тебя есть нож, — напомнила ей Кимберли.
Армейский складной нож Эндрю был прикреплен на бедре Билли — его толстая пластмассовая рукоятка торчала из-за пояса плавок. Все лезвия и инструменты ножа были убраны.
— Тебе так хочется им воспользоваться? — спросила Кимберли.
Женщины обменялись пристальными взглядами, и свет костра вспыхнул огоньками в их глазах.
— Ты хочешь его себе, да? — едва слышно произнесла Билли.
— Да.
Да, какие уж тут церемонии.
— Ладно, — сказала Билли и, вытащив нож, протянула его Кимберли.
Та стиснула его в кулаке и прижала к животу. Билли быстро взглянула на меня и на Конни.
— Вопросы будут?
— Как будто нет, — ответила Конни.
— Я готов, — сказал я. — Только не дайте ему убить меня, ладно?
Кимберли поднялась на ноги. То же сделала и Билли.
— Удачи вам обоим, — напутствовала она нас. — Постарайтесь, чтобы это выглядело реалистично.
— Постараемся, — пообещал я. — А вы будьте осторожны.
Бок о бок, с копьями наперевес, они удалились. Я сидел лицом к костру (а Конни на противоположной стороне), и поэтому мне пришлось выворачивать шею, чтобы проводить их взглядом. Сначала они пошли к ручью — обычный наш маршрут — чтобы попить воды и почистить зубы (пальцами). Затем отправились к скалам на северной половине нашего пляжа. Когда они начали подниматься, Конни гаркнула на меня:
— А ну не смотри, пошляк!
— А мне ничего не видно.
— Ты бы еще больше вытаращился. И я повернулся к костру — чтобы успеть отреагировать, если ей стукнет в голову метнуть в меня копье.
— У меня нет привычки подглядывать за справляющими нужду женщинами, — попытался я втолковать ей. — Может, ты этим и страдаешь, но…
— Да пошел ты.
— Остынь, ладно? Просто посиди спокойно, и тогда, быть может, вспомнишь еще какие-нибудь слова.
— Какой остряк.
Я оглянулся через плечо, но уже не увидел ни Билли, ни Кимберли.
— Это для тебя такой кайф?
— Действительно.
— Осуществление мечты?
— Верно.
— На острове с толпой баб?
— И маньяком, который хочет меня убить. Просто отпад! Эй, давай придержим это до нашего выхода — сцены драки — ладно?
Очередной гадости не последовало, так что мысль эта, вероятно, пришлась ей по вкусу.
Вскоре я вновь увидел Билли и Кимберли. Спустившись со скалы, они шли по пляжу. Перейдя ручей, Билли взмахнула рукой и крикнула нам:
— Спокойной ночи.
— До утра, ребята, — кинула нам Кимберли. Затем они разлучились и пошли к своим спальным гнездам, кроватям, как называет их Билли. Билли легла одна. Кимберли в нескольких ярдах от нее осторожно опустилась рядом с Тельмой.
С моего места их почти не было видно. Нет, нельзя сказать, что свет костра совершенно не достигал их, но он был такой слабый. Именно то, что нужно.
— Давай подождем немного, — предложил я Конни.
— Твоя воля для меня закон.
Я тяжело вздохнул.
— Что? — спросила она.
— Ничего.
— Как же.
— Ладно. Начнем с того, что мы действительно вляпались. Ну? Знаешь, люди погибли…
— Ты мне будешь рассказывать, — пробормотала она.
— Просто я подумал, что в сложившихся обстоятельствах было бы разумнее не ссориться между собой. Я хочу сказать, как это чертовски нелепо — пререкаться друг с другом из-за разных пустяков, когда за нами охотится убийца. Понимаю, ты расстроена и напугана, но это не дает тебе права отравлять жизнь другим.
Она оскалилась.
— Это я-то тебе жизнь отравляю?
— Как мне хочется влепить тебе такую затрещину, чтобы ты вырубилась.
— Что ж, в эту игру можно поиграть и вдвоем.
— Какого черта ты вообще пригласила меня на эту проклятую прогулку! Ты только и делаешь, что выказываешь мне свое неудовольствие.
— А может, мне нравится это делать?
— Понятно.
— Ты просто занюханный неудачник.
— Зачем ты попросила меня поехать с тобой? Хотела продемонстрировать своей семье, какого неудачника подцепила себе в приятели? Но это абсурдно! Конечно, особой логики в твоем поведении я никогда не замечал, и все-таки…
— Ой-ой-ой!
— Почему я здесь? Зачем ты меня пригласила? Тебе нужен был кто-нибудь твоего возраста, чтобы оттачивать на нем свое остроумие?
Она презрительно хмыкнула:
— А что я должна была делать? Куковать в одиночестве? Вот и решила, что лучше такой, чем никакого.
— Что ж, спасибо за комплимент.
— Сам напросился. К тому же мне раньше казалось, что ты мне нравишься.
А это уже был удар ниже пояса.
— Я думала, что люблю тебя, — довернула она.
Это и вовсе меня ошеломило, причем настолько, что я даже задумался, ложь ли это или правда.
— Если ты любила меня, — парировал я, — то у тебя был довольно странный способ демонстрации своих чувств.
— А что, надо было прыгнуть к тебе в постель?
— Нет.
— А мне, быть может, совсем не все равно, к кому прыгать в постель, приятель. Если хочешь знать, выбор производится с предельной тщательностью. Я должна на сто процентов быть уверенной в парне… а относительно тебя у меня с самого начала были сомнения. Слава Богу, что не легла под тебя. Но, возможно, тебе больше повезет с моей мамочкой… или с Кимберли. До противного очевидно, что ты охотнее трахнул бы одну из них…
— Прекрати! — прикрикнул я на нее. — Как так можно? Еще утром твоему отцу разрубили надвое голову. Как ты вообще можешь говорить такое, черт возьми?
— А может, пришло время поговорить начистоту? К чему врать и притворяться, если завтра нас все равно убьют? Понял? К черту! Отныне буду говорить то, что думаю.
— Хочешь сказать, ты раньше этого не делала? Выходит, ты меня дурачила? Но знаешь что? Не вижу я здесь никакой честности, а только то, что ты становишься все более стервозной.
— Пошел ты!
— Как оригинально.
Это, по всей видимости, было последней каплей.
Или она просто решила, что пора начинать шоу.
В качестве вступления она искривила лицо так, что стала похожа на маньяка. Затем злобно зашипела сквозь зубы и прыгнула на меня. Даже не дав себе труда обойти вокруг костра — просто сиганула через него. У меня не было времени встать, прежде чем она грохнулась на меня и повалила на песок.
Казалось, она превратилась в сплошные колени, локти и кулаки.
Не успел я опомниться, как эта милашка сидела верхом на моем животе. Колени и локти больше не месили мое тело, зато кулаки яростно молотили по лицу.
Я поднял руки, чтобы прикрыться.
И только вскрикивал:
— Остановись! Блин! Больно же! Эй!
Нисколько не сомневаюсь, что это была не просто комедия для Уэзли — Конни стремилась сделать мне по-настоящему больно.
И у нее неплохо получалось. У меня особое отношение к драке с девчонками. Просто я до этого никогда не опускаюсь, вот и все. Если ты не какой-нибудь извращенец или выродок, ты не можешь не чувствовать глубокого отвращения к тем, кто способен поднять руку на женщину.
Поэтому, несмотря на то, что Конни обрабатывала меня довольно чувствительно, у меня и в мыслях не было дать ей сдачи. Я только пытался защититься, ставя блоки ее ударам. Затем мне удалось схватить ее за руки. Она задергалась и стала выкручиваться.
— Остановись! — запыхавшись, произнес я. Поскольку она не оставляла попыток вырваться, я взбрыкнул и сбросил ее с себя. Мы перекатились, и теперь я оказался сверху. Усевшись ей на бедра, я наклонился вперед и прижал ее руки к земле. Но она перестала извиваться, и, опасаясь, как бы она не сбросила меня, я вытянул ей руки за голову и налег на них всем весом своего тела. Теперь мы лежали животом к животу, грудью к груди, лицом к лицу.
Вскоре она прекратила сопротивление и лежала подо мной, тяжело дыша.
Мы были настолько близки, что я чувствовал, как бьется ее сердце. Еще я ощущал толчки грудей и ее дыхание на своих губах.
— Слезь.
Я не двигался.
Она лежала под моими раскинутыми в стороны ногами и наши лобки были тесно прижаты. Там у нее было что-то вроде бугорка, который ритмично вздымался и опускался.
— Слезай, черт возьми!
Никогда еще я не был так близок к ней, а уж о таком физическом контакте и говорить не приходится. И это начинало сказываться.
— О, этого только не хватало, — пробормотала она.
Заметила.
— Слезь с меня, ради Бога. Предполагалось, что мы будем драться. Оставляю это на твое усмотрение…
— Извини. — Отпустив ее запястья, я, оттолкнувшись от песка, начал подниматься.
— Делай свое дело, — пробормотала она.
— Что?
— Как это что? Ударь меня, чтобы я отключилась.
— Может, для начала нам следует встать на ноги?
— Зачем? Чтобы я могла упасть? Я уже лежу. Так что давай, бей.
— Так не годится. И выглядеть это будет малоправдоподобно.
— Ладно, — нехотя согласилась она. И ее правая рука взметнулась вверх. Удар в щеку был такой сильный, что меня отбросило в сторону, и я шлепнулся на спину. Она встала.
— Ты этого хотел? — спросила она.
— Угу, — буркнул я.
Это было не совсем то, как я себе представлял, но, по крайней мере, она была на ногах, так что Уэзли мог прекрасно ее видеть. Когда же я попытался подняться, она наскочила на меня и сильным ударом ноги отшвырнула меня на песок. Со второй попытки мне удалось поставить блок и взгромоздиться на ноги.
Более или менее.
И мы начали ходить кругами, пригнувшись и выставив вперед руки, словно пара кулачных бойцов. Когда она сделала выпад, как будто намереваясь схватить меня, я отскочил назад.
Неожиданно она стащила с себя тенниску и швырнула ее на песок.
— Так лучше? — спросила она.
Просто не верилось, что она это сделала. Мисс Добродетель. До этого она даже плавать ходила в рубашке. Но у нее был хороший загар. Значит, иногда она все же снимала ее, должно быть, это происходило в мое отсутствие.
Вид у нее был очень даже ничего.
— Надеюсь, теперь-то уж я завладела его вниманием?
— Вероятно.
— Что? Ты еще сомневаешься?
Ее правая рука метнулась к моему лицу.
И я получил пощечину.
Не сильную. Даже не так больно, как от прежних ударов, но было задето мое самолюбие. Это было откровенное издевательство, и она явно стремилась унизить меня.
Я прижал руку к щеке.
Хлопнув по тыльной стороне ладони, Конни отскочила назад.
— Они пошли, — бросила она мне.
— А?
— Твои подружки. Вспомнил? Наш план?
Я начал поворачивать голову.
Но Конни остановила меня. Я просто остолбенел, когда она, скрестив руки на груди, обеими руками ухватилась за чашечки купальника и потянула его вверх. Груди, казалось, выпорхнули из-под него. И вот они здесь, прямо у меня под носом. Неожиданно оказавшись на свободе, они изумленно закачались. Когда Конни подняла руки, чтобы сбросить бюстгальтер через голову, они словно расплылись и почти исчезли, превратившись в небольшие пологие холмики. Они вновь обрели прежние формы, когда она опустила руки вниз.
Они выглядели такими обнаженными. Загар на них напрочь отсутствовал, но отблески костра придавали им розоватый оттенок. Соски были большими и темными.
— Как думаешь, теперь-то он отвлекся? — поинтересовалась она.
Я даже не пытался ответить.
Прыснув со смеху, она одной рукой отшвырнула оранжевый бюстгальтер в сторону, а другой шлепнула меня по лицу. И, прежде чем я успел отреагировать на пощечину, Конни была уже вне досягаемости.
И мы снова начали кружиться.
Смотреть на нее было сплошное удовольствие — то, как она двигалась, согнувшись и выставив вперед руки, совершенно голая, если не считать пояска и крохотного оранжевого клинышка плавок. Мерцающая красноватыми бликами костра кожа и золотистые волосы, и восхитительные груди, которые подпрыгивали и колыхались в такт ее пританцовывающим движениям и резким выпадам.
Для меня это был какой-то фантастически дикий сон.
Видимо, и для Уэзли это было довольно волнующее зрелище.
Идеальный и неотразимый отвлекающий маневр, если только тот, кого пытаются отвлечь, не покойник, слепой или гомосек.
И если наш костер был виден с наблюдательного пункта Уэзли, взгляд его не мог быть не прикован к Конни. На этот счет у меня не оставалось и тени сомнений.
Конни сделала еще один выпад и хлестнула меня снова.
Я не возражал.
Это был хороший хлесткий удар, но и зрелище было просто потрясающее.
— Сделай это сейчас, — промолвила Конни, вновь пытаясь зайти мне за спину.
— Что?
— Выруби меня. Я покачал головой.
— Слишком рано.
— Нет. Они уже там.
— Ты уверена?
— Черт возьми, Руперт! Не тяни резину!
— Я не могу тебя ударить.
— Это понарошку, помнишь? Господи, да ведь ты же сам это все придумал. Давай выполним план! Я тебе помогу.
— Яне…
— Сейчас!
— Ладно, ладно.
И она пошла прямо на меня, широко расставив в стороны руки, словно хотела стиснуть меня в медвежьих объятиях.
Я нанес удар круговым движением руки в направлении ее подбородка.
Конни налетела прямо на мой кулак.
Честное слово, я совсем не хотел ее бить. Получилось чисто случайно, провалиться мне на этом месте.
Но какой удар! Голова ее с хрустом вывернулась набок, щеки всколыхнулись, а губы чуть не слетели с лица, сплюнув веер сверкающих брызг в костер. Ее ноги все еще продолжали движение, но остальная часть тела резко остановилась и стала заваливаться назад. Шлеп! И она распростерлась на песке. Груди стали почти плоскими, словно на них налегли невидимые руки. Через мгновение они выпрямились, как на пружинах.
Конни лежала на песке, раскинув в стороны руки и ноги, и совсем не шевелилась.
Испугавшись, я подскочил к ней и бухнулся на колени возле ее головы. Глаза ее были закрыты, а челюсть отвисла. Она потеряла сознание, вне сомнения. Но дышала — было видно, как вздымается и опускается ее грудь. Так что я ее не убил. Я оглянулся по сторонам.
Тельма, похоже, спала мертвецким сном. Кимберли и Билли нигде не было видно, но они вполне могли наблюдать за мной. Вероятно, Уэзли тоже все видел. Так что я не позволил себе долго любоваться видом Конни. Рукам я тоже воли не давал.
Поднявшись на ноги, я вернулся к своему месту у костра и поднял свой «томагавк». Это оружие, которое смастерила Кимберли, состояло из крепкой рогатки с длинной ручкой и камнем на разветвленном конце. Камень был туго вогнан в развилку и намертво привязан полосками, нарезанными из джинсов, которые удалось спасти после взрыва.
Взглянув на Конни, я увидел, что она лежит в прежнем положении. Меня перекосило. Я таки вырубил ее. И я почувствовал не только угрызения совести, но и тайное удовлетворение. И еще я гордился своим самообладанием — как свербели у меня руки облапать ее, но я и пальцем к ней не прикоснулся. Какая выдержка! Тянет на медаль.
В действительности выдержка здесь совершенно ни при чем. Просто я боялся, что меня могла увидеть за этим занятием ее мамуля. А мне меньше всего хотелось, чтобы Билли узнала, какой я на самом деле похотливый дегенерат.
Так что, в последний раз с тоскою взглянув на Конни, я повернулся и шагнул в темноту прочь от костра.