Это следующий день.

Вчера голова была забита Бог знает чем, и у меня просто сил не хватило, чтобы еще что-то написать. Я пошел поплавать, как и говорил. Но акулам на ужин не достался. Их здесь нет и в помине.

Зато у меня возникла мысль о самоубийстве.

Одном из тех очень красивых, мелодраматичных самоубийств, которыми хоть пруд пруди в любой мыльной опере — когда какой-нибудь идиот уплывает навстречу закату. Идея тут, думаю, такая: отплыть от берега настолько, чтобы уже не хватило сил вернуться назад. Так что, даже если и передумаешь, твоя песенка спета.

Но я не сделал этого, и на то было сразу несколько причин:

а) тонуть неприятно,

б) покойником быть ненамного приятнее,

в) одиночество вовсе не хуже, чем смерть,

г) я не на все сто процентов уверен, что девчонки мертвы,

д) убив себя, я никогда не смогу осуществить то, что мне жуть как хочется сделать с Уэзли и Тельмой,

е) нравится мне это или нет, но я действительно чувствую себя в определенной мере обязанным исполнить роль изгнанника и парии, стать Горацием наших благородных злоключений и изложить почтенной публике всю правду и ничего, кроме этой правды.

Кроме того обстоятельства, что я не убил себя, других, заслуживающих внимания событий вчера не произошло. Я плавал, ел, плакал и спал.

Сегодня я расскажу, что с нами случилось на восьмой день.

Во всяком случае то, что мне известно.

* * *

Шестым был день, когда вернулась Тельма, избитая и заверявшая нас, что убила Уэзли. В ту ночь она бросилась на меня с бритвой, после чего совершила побег вплавь.

На седьмой день мы долго обсуждали события шестой ночи. И я много написал об этом. Помимо этого, не произошло ничего существенного. Решительных действий мы не предприняли в тот день главным образом из-за ранений Конни. Но ей становилось все лучше.

В следующую ночь тоже ничего не произошло.

На восьмой день Конни все еще чувствовала себя больной, но рвалась в бой. Как все мы. Потому что понимали: нельзя терять время — надо кончать с Уэзли и Тельмой.

Надежды на то, что Уэзли уже мертв, не покидали нас.

Теперь мы были совершенно уверены, что Тельма солгала о том, что убила его, как, впрочем, и почти обо всем другом. Однако мы полагали, что Уэзли вполне мог скончаться от ран, полученных в ту ночь, когда мы устроили на него засаду. Тогда Кимберли проткнула его сиську и проделала ему еще одну дырку в заднице. С такими ранами он мог умереть от потери крови или от инфекции.

Даже если он не мертв, мы считали, что он, по крайней мере, выведен из строя.

С другой стороны, за это время Уэзли мог достаточно окрепнуть, чтобы представлять для нас реальную угрозу.

Мы обсудили все возможности, какие только приходили в голову.

В конце концов решили, что вероятнее всего проблемы возникнут с Тельмой, а не с Уэзли.

Из лагеря мы выступили ближе к полудню.

Поверх своего белого бикини Кимберли накинула гавайскую рубаху Кита. Томагавк болтался на веревочной подвязке, армейский нож был заткнут спереди в плавки, в левой руке она несла копье.

Билли была одета в то же черное бикини и, разумеется, без рубашки. На груди перекрещивались веревки: одна веревка спускалась от плеча к правому бедру — на ней болтался томагавк. Другая — которую мы использовали для связывания рук Тельмы — трижды обвивала ее тело, свисая с другого плеча. Веревку мы прихватили на тот случай, если будут пленные.

Хотя с индейской кровью в жилах среди нас была только Кимберли, из-за повязки на лбу Конни больше подходила на эту роль. А надела ее она для того, чтобы зафиксировать на ране тампон. Тампоном служила небольшая подушечка из ее старой тенниски. Тенниска эта все равно была испорчена, так что Билли постирала ее в ручье и порезала на куски.

Еще на Конни была жилетка. Собственного производства. Она вырезала ее на седьмой день нашего пребывания на острове с помощью моей бритвы из купального полотенца. Полотенце было полосатое, желто-белое. Не такая уж и тяжелая, жилетка все же придерживала повязку на левом плече и еще защищала плечи и верхнюю часть спины от солнца, хотя и была без рукавов и настолько короткой, что не прикрывала и половины спины. Не говоря уже о попке, которая в ее мини-бикини была почти голой.

Уже перед самым выходом я предложил Конни протереть ягодицы солнцезащитным лосьоном Билли. Она послала меня подальше. (Как я уже говорил, силы к ней возвращаются.)

Спереди жилетка не сходилась, но бывшее полотенце прикрывало груди — в этом скорее всего и заключалась настоящая причина того, зачем она смастерила и надела подобную штуковину. Чтобы спрятать их от моего взора. Подразнить и наказать.

Следуя этой логике, Конни следовало бы сделать себе еще и юбку. Но она не сделала. Может, считает что ее нижние части меня совсем не интересуют? Совершенно непоследовательно. Впрочем, можно свихнуться, но так и не обнаружить никакой логики в поступках Конни.

Но смотреть на нее было в высшей степени приятно. На них на всех.

…Подумать только, я могу больше никогда никого из них не увидеть… Это несправедливо. Как ни ужасно в этом признаваться, но я чувствую себя обманутым.

Они мертвы, а этот тип чувствует себя обманутым.

Рано или поздно, может быть, одна из них… либо влюбилась в меня, либо дошла до такого отчаяния, что…

А может быть, и нет. Этого мы никогда теперь не узнаем.

Но ясно одно: их здесь нет, и не на кого смотреть, не о ком грезить, не с кем говорить и иногда обниматься.

Оказывается, меня обнимали все три, я это только сейчас понял.

Я видел груди Билли и Конни, но никогда не видел груди Кимберли. И теперь никогда не увижу. Так же, как и многое другое, что я никогда не…

* * *

Вынужден на время прерваться.

Слишком унылая, мягко говоря, тема. Я так скучаю по ним. Нестерпимо думать, что они мертвы.

Но ведь я не знаю этого наверняка.

В здешних краях считать кого бы то ни было мертвым — опасная ошибка.

Надо их найти. Необходимо точно установить, мертвые они или живые. Если живы, их почти наверняка держат в плену. Может, мне удастся спасти их. Если мертвы, я… Не знаю, что я сделаю. Но так или иначе мне придется убить Уэзли и Тельму.

Следовало бы отправляться на поиски немедленно, а кз загорать здесь на пляже.

Но сначала я хочу внести в дневник все последние события. Тогда, если я не вернусь, останется хоть письменный след.

Итак, вернемся к рассказу.

Я рассказывал о самодельной жилетке Конни. Из-за повреждения левого плеча веревочный ремень для томагавка был перекинут через правое плечо: веревка пересекала грудь и томагавк болтался на левом бедре. В левой руке она несла свое особое, ужасающее копье, которое сделала для рыбалки.

Что касается меня, день показался мне слишком жарким для розовой блузки Билли, поэтому я решил обойтись без нее. На мне были только армейские шорты Эндрю. С тех пор как я начал носить их, свои плавки я больше не надевал. Мне нравится иметь карманы, а шорты такие большие и просторные, что я чувствую себя очень свободно. Между прочим, кроссовки и носки тоже на мне.

Я мало пишу об обуви. Это потому, что тема малоинтересная, да и не особенно важная, потому что у всех обувь была. Иногда мы носим ее, иногда ходим босыми. А так, практически, больше нечего сказать по этому поводу.

В смысле вооружения у меня был топор, который я нес в обеих руках, на бедре — томагавк, заткнутый за пояс, и бритва Тельмы. Кимберли считает, что бритва должна быть у меня. Хотя бы потому, что этим оружием меня чуть не убили. И еще: хотя бритву в песке нашла Кимберли, она справедливо отметила, что именно я выбил это страшное оружие из рук Тельмы.

К тому же у Кимберли был складной армейский нож, Конни не желала даже прикасаться к бритве, а Билли считала, что она должна быть у меня уже по той простой причине, что именно мне грозила наибольшая опасность.

Заблуждение.

Как мы все жестоко ошибались на этот счет.

Как бы там ни было, в правом переднем кармане шорт вместе с зажигалкой Эндрю и пластиковой бутылочкой лосьона против солнца лежала бритва. (Другой передний карман распирали куски рыбы, которую мы всю ночь коптили, а затем завернули в обрывки целлофана.)

Вот в общих чертах какими мы были — в чем были одеты, чем вооружены и так далее, — когда утром восьмого дня отправлялись на охоту за Уэзли и Тельмой.

Первоначально решено было попытать счастья у лагуны — нам казалось, что, вероятнее всего, именно там их следует искать.

Но Кимберли скомандовала:

— За мной! — и зашагала в сторону бухты.

Мы последовали за ней.

— Куда мы идем? — поинтересовался я.

— Нельзя подавать виду, что мы направляемся к лагуне, — ответила Кимберли.

— Ты шутишь? — удивилась Конни. — И кто же, по-твоему, за нами следит?

— Может быть, и никто. Но не исключено, что Уэзли или Тельма.

— Перестань.

— Просто пройдемся немного по берегу, и пусть они думают, что мы отправились обследовать остров.

— И что потом? — спросила Конни. — Подкрасться к лагуне с тыла?

— Именно, — ответила Кимберли.

— Сказочно.

— Мне кажется, мысль неплохая, — заметил я.

Конни убийственно ухмыльнулась.

— Иначе и быть не могло.

— Вспомни, что произошло в прошлый раз, — вмешалась в разговор Билли. — Негоже повторять ту же ошибку. А если мы зайдем с тыла, есть шанс застать их врасплох.

— По мне, это глупо, — возразила Конни. — Мы просто заблудимся.

Но она оказалась в меньшинстве.

Под предводительством Кимберли мы взобрались на гребень расположенного к северу от нашего пляжа утеса, спустились по его противоположному склону и зашагали вдоль береговой линии.

Конни то и дело оборачивалась.

— И далеко еще нам идти? — полюбопытствовала она.

— Свернем вон за тем мысом, — ответила Кимберли.

Не ближний свет. Конни поморщила нос.

— Если за нами следят, — пояснила Кимберли, — то подумают, что мы пытаемся обогнуть остров.

— Может быть, нам и в самом деле следовало бы обойти вокруг острова, — вставил я.

— Как-нибудь в другой раз. Сперва надо позаботиться об Уэзли и Тельме. Они слишком опасны. После того как мы их убьем, можно будет исследовать остров в свое удовольствие. А сейчас мы сделаем вот что: как только обогнем мыс, сразу же зайдем в джунгли и будем идти назад до тех пор, пока не сориентируемся.

— Может, мне лучше подождать вас здесь? — предложила Конни.

— Какая ты несносная, — заметила Кимберли. — Мы понимаем, что ты ранена, но…

— Но все равно заставите меня пройти несколько лишних миль.

— Так как же насчет обхода острова? — обратилась Билли к Кимберли. — Возможно, это совсем неплохая мысль.

— Мысль-то замечательная, — отозвалась та. — Но для какого-нибудь другого дня.

— Нет, погоди. Если не считать пары небольших рейдов в джунгли, мы толчемся на этом пляже с тех пор, как на него высадились. Даже понятия не имеем о том, что может находиться по соседству.

— Возможно, мы найдем свою шлюпку, — добавил я.

Конни даже перестала глядеть на меня букой.

— Да! Если найдем шлюпку, можно отсюда уплыть.

— Может, это даже не остров, — продолжала Билли. — Откуда мы знаем, что не высадились… на оконечности полуострова или еще где?

— Это остров, — сказала Кимберли. — Папа показывал мне карты накануне нашей высадки. — Она кивнула. — Континент от нас очень и очень далеко. На многие мили вокруг нет ничего, кроме группки небольших островков.

— Ну ладно… Я знаю, что мы не на континенте. Но нам неизвестно, ни что это за остров, ни как он велик. Чем черт не шутит, вдруг он не так уж безлюден, и мы могли бы найти что-нибудь вроде города.

— И полицию, — оживилась Конни. Похоже, несмотря на свои травмы, она с радостью прошла бы многие мили в поисках нашей шлюпки или полицейского участка.

Билли кивнула.

— Хуже не стало бы, если бы мы просто пошли дальше по побережью и посмотрели, что…

— Поступайте, как считаете нужным, — оборвала ее Кимберли. — Мне это неинтересно. Если вы все решили меня бросить, это ваши проблемы. Пусть там за углом огромный город, мне наплевать. Я все равно иду в джунгли за Уэзли и выйду оттуда только с его головой в руках.

У меня чуть глаза не вылезли из орбит и я ничего не мог с собой сделать.

— Его головой? Ты выразилась, так сказать, фигурально?

Кимберли лишь взглянула на меня. Но этого было вполне достаточно.

— Боже! — тихо произнес я. Лицо Билли вновь приняло любопытно-скептическое выражение.

— Ты в самом деле намерена отрезать Уэзли голову?

— Он убил моего мужа и моего отца. Помнишь, как мы отбуксировали в море папино тело? Мне бы хотелось доплыть до того же самого места с головой Уэзли и утопить ее там же, чтобы папа увидел, что я обо всем позаботилась.

Ее настроение мне не понравилось.

Я тоже хотел бы видеть Уэзли мертвым, но меня очень встревожило, что у Кимберли возник столь странный и кровожадный план. Причем явно не с бухты-барахты.

Похоже, в душе у нее таились такие жуткие глубины, о которых я никогда и не подозревал.

Видно, это впечатлило и Конни. С таким лицом, словно она только что повстречалась с небольшим зеленым человечком, она запела вступительную тему к сериалу «Зона сумерек». «Дуу-ди-ду-ду, дуу-ди-дуду». Я и раньше слышал это в ее исполнении, но никогда еще она не пробовала подражать Роду Серлингу (как, впрочем, и никому другому).

— Некая Кимберли Диккенз, заводила и королева школьного бала, любящая дочь и верная жена, приплыла на тропический остров на пикник, но вместо этого попала в преисподнюю, населенную первобытными…

— Перестань, — одернула ее Кимберли.

— Эй, да ведь ты хочешь обезглавить человека.

— У тебя с этим какие-то проблемы?

— Не с этим, а с тобой. Я хочу сказать, что ты меня пугаешь. Когда ты завела разговор о снятии головы, пусть даже это голова Уэзли, я подумала, а не поехала ли у тебя крыша.

Кимберли сердито нахмурилась, но лишь пожала плечами.

— Ты, наверное, права. Мне не следовало бы объявлять об этом во всеуслышание. — Она обвела нас взглядом. — Что поделаешь, иногда теряешь над собой контроль. Но крыша у меня на месте. Может быть, немножко расшаталась парочка стропил, но… для волнения нет причин. Я еще в здравом уме.

— Меня саму посетило несколько довольно ужасных мыслей, — промолвила Билли. — О том, что мне хотелось бы сделать с Уэзли. И некоторые из них были намного хуже, чем отсечение головы.

— И меня тоже, — сказал я.

— Ну и я не святая, — призналась Конни и, встретившись глазами с Кимберли, прибавила: — Разница лишь в том, что ты полна решимости претворить их в жизнь.

— Я не знаю, — возразила Кимберли. — Время покажет. — С этими словами она отвернулась и продолжила свой путь.

Мы все тревожно переглянулись.

Кимберли всех нас всполошила.

После этого мы надолго замолчали, и даже Конни перестала ныть.

Должно быть, наше молчание встревожило Кимберли, и, спустя какое-то время, она хмуро взглянула на нас через плечо.

— Да что с вами со всеми? Билли лишь покачала головой.

— Ничего, — ответил я.

— Нет, нет, — подтвердила Конни. — С нами все нормально.

Кимберли повернулась и пошла нам навстречу.

— Да что это вы! Полно, я пошутила. Ладно? Боже! Вы что, разве у меня пена шла изо рта? Да не собираюсь я никому отрезать голову, ясно? Я не это имела в виду. Какая дура, что сказала. А теперь вы все думаете, что я потеряла над собой контроль. Впрочем, если уж на то пошло, что в том плохого, что я хочу отрезать ему голову? Считаете, он этого не заслужил? Разрубить голову отца напополам. Да по мне любое наказание было бы для него слишком мягким. Если нам посчастливится поймать его живьем, с него надо содрать шкуру. Убивать несколько дней, мало-помалу, чтобы орал до хрипоты, умоляя о смерти. Если вы считаете, что отрезать ему голову — это слишком, подождите и увидите, что я с ним сделаю. Он заплатит сполна за убийство папы и Кита. Если думаете, что я сейчас не в себе, просто подождите и увидите. Вы не представляете себе, на что я способна.

Мы все смотрели на нее, разинув рты. Неожиданно она резко взмахнула перед собой рукой, словно отгоняя трио настырных мух.

— Убирайтесь отсюда. Оставьте меня в покое. Я сама позабочусь об Уэзли и Тельме. Не желаю, чтобы вы вертелись под ногами… Все одно от вас никакой пользы. Ни у кого из вас нет мужества взглянуть в лицо реальности, так что с глаз моих долой! Пошли! Убирайтесь отсюда! — Взмахнув рукой еще раз, она резко повернулась на месте и бросилась бежать.

— Не надо! — крикнула ей вслед Билли, — Эй! Погоди!

— А ну ее, — сказала Конни.

— Кимберли! — позвал я. Она бежала, не оглядываясь.

Билли кинулась за нею вдогонку.

— Ма!

У Билли не было ни малейшего шанса догнать Кимберли, так что в погоню включился я. Расстояние между мной и Билли стремительно сокращалось, несмотря на то, что я тащил за собой топор. Но Кимберли была быстрее нас обоих, и дистанция между нами все увеличивалась. А бежала она еще не во всю прыть, это было видно.

Вслед нам неслись раздраженные возгласы Конни:

— Вернитесь, черт побери! Вы что, все рехнулись!

Билли, которая все еще была немного впереди меня, обернулась через плечо.

Я сделал то же самое.

Конни просто стояла на том месте, где мы ее оставили, и до которого теперь было довольно далеко.

Билли остановилась, и мне пришлось увернуться в сторону, чтобы не врезаться в нее.

— Оставь топор, — запыхавшись, произнесла она. — Догони ее. Это… надо ее остановить.

Я выронил топор на песок, после чего побежал со всей скоростью, на которую был способен, выкрикивая на бегу:

— Перестань! Остановись! Мы с тобой! Помедленнее! Ты не сумасшедшая! Пожалуйста! Прекрати бежать! Пожалуйста! Мы хотим пойти с тобой!

Очень помогли мои крики, как же.

Напрасные слова, брошенные на ветер, и я перестал кричать.

Вскоре, однако, я начал ее догонять.

Видимо, она позволила мне немного сократить дистанцию.

Но только не догнать.

Позволила приблизиться к ней на расстояние примерно трех широких шагов, но не ближе.

Я любовался ее развевающимися за спиной черными волосами. Любовался тем, как двигался вместе с играющими ягодицами фрагмент ее плавок, появляющийся из-под подпрыгивавшего хвоста рубашки. И тем, как взлетали в маховом шаге ее стройные ноги.

Копье Кимберли держала низко, у левого бедра, его древко было параллельно песку, а правой рукой прижимала к боку томагавк, чтобы тот не болтался и не бил по правому бедру.

Хотя вовсе не помогала себе руками, бежала она гораздо быстрее меня.

Через какое-то время она бросила мне на бегу:

— И не пытайся меня догнать, Руперт. Возвращайся назад к ним.

— Я иду с тобой.

— Не выдумывай.

— Постой! — выпалил я, запыхавшись. — Ты сама… всегда была… против… дробления сил. Мы… должны… держаться… вместе.

— Ты мне будешь только мешать, — возразила она.

— Нет, пожалуйста.

— Я собираюсь разделаться с Уэзли по-своему. Не хочу слышать рядом ваш скулеж.

— Мы не… будем скулить.

— Хватит об этом. У тебя был свой шанс. Адьез, амиго!

И она начала набирать скорость. Я сделал отчаянный прыжок.

Мои пальцы едва коснулись ее развевающейся рубашки. Через мгновение мои руки нырнули в песок и прорыли две борозды, когда я упал на грудь и проехался юзом.

От падения перехватило дыхание.

Когда я поднял голову, Кимберли неслась по пляжу, высоко подняв копье. Она ритмично поднимала и опускала его над головой, словно кинувшийся в атаку зулус.