Прежде чем продолжить рассказ о том, что случилось со мной прошедшей ночью, я поведаю о происшедшем со мной и женщинами у пропасти. Это позволит лучше понять события прошлой ночи.

Я остановился на том, что Конни вела нас вверх по ручью. Еще раньше на берегу от нас убежала Кимберли. Она опасалась, что мы попытаемся смягчить ее месть, поэтому решила померяться силами с Уэзли в одиночку.

Мы же испугались, что она погибнет, если пойдет одна.

И спешили к лагуне. Хотя брызги под нашими ногами разлетались во все стороны, шли мы молча.

Время от времени мы с Конни шлепали комаров. Хотя и не такие злющие, как в день нашего первого похода к лагуне, они зудели вокруг нас, садились, сосали кровь и щекотались, так что нам обоим было чем заниматься — давить их. (Разумеется, эти мерзкие твари совершенно не беспокоили Билли. Согласно моей теории, они не желали портить ее сказочное тело маленькими красными прыщиками.)

Как бы там ни было, мы поднимались вверх по ручью хорошим быстрым шагом и какое-то время не произносили ни слова, опасаясь выдать свое местонахождение. Никого, мне кажется, особо не прельщала преждевременная встреча с врагом. Коль скоро схватки с ним не миновать, мы хотели, чтобы с нами была Кимберли.

Но примерно на полпути к нашей цели Билли неожиданно запела:

— «Однажды веселый свэгман!..»

Конни резко обернулась.

— Ма!

— Что?

— Тсс!

— Давайте споем все вместе, — предложила Билли.

Нрав Конни настолько улучшился, что вместо привычного «Какого хрена?» послышалось «Какого черта?»

— Хороший день для пения, — Билли взглянула на меня через плечо и улыбнулась. — Ты со мной согласен, Руперт?

— Нас услышат, — возразил я, пришлепнув на шее комара.

— А нам того и надо, — сказала она. — Надо привлечь их внимание, если это еще не произошло. Конни подняла брови.

— Чтобы они беспокоились о нас, а не о Кимберли?

— Совершенно верно, — промолвила Билли. — Им и в голову не придет, что Кимберли с нами нет.

— Пока они нас не увидят, — добавил я. Билли усмехнулась.

— Если они наблюдают за нами, то не наблюдают за Кимберли.

— Ладно, — согласился я. — Но тогда нам нужно быть готовыми в любой момент отразить нападение.

— К черту! — гаркнула Конни.

— Начнем? — предложила Билли.

И мы замаршировали по ручью, в три глотки распевая «Вальсирующую Матильду». Видимо, Билли и Конни знали слова наизусть — Эндрю, всю жизнь проведший на флоте, должно быть, выучил эту песню в одном из австралийских портов, получив увольнение на берег или еще как, и научил ей своих домашних. Я и сам знал почти все слова. (Еще с детства я взял себе за правило заучивать наизусть слова песен, стихи и всевозможные цитаты, поразившие мое воображение.) И у нас чертовски здорово получалось, хотя и не очень музыкально.

Хотя песня в основном была посвящена смерти и призракам, трактовалась эта тема настолько беспечно, что петь «Матильду» было сплошным удовольствием.

Вели мы себя крайне вызывающе, словно дразня Уэзли и Тельму — если они, конечно, были настолько близко, чтобы услышать нашу задорную и дерзкую строевую.

После «Вальсирующей Матильды» мы запели «Катись своей дорожкой, Джек». Вначале я не знал слов, но легко их запомнил, прослушав раз Билли и Конни, и присоединился к ним. Затем мы пели песню «Хей, Джуд!», большинство слов которой веемы знали.

В качестве следующей песни я предложил «В гости к Мудрецу страны Оз».

Что вызвало смех Билли.

— Вот забавно! — Забавно было, главным образом, потому, что на плече я нес топор. — Из тебя получился бы очень симпатичный Железный Дровосек, — продолжала она. — А я буду Трусливым Львом.

Симпатичным. Она назвала меня симпатичным.

— Перестаньте, — обиделась Конни. — Мы что, делим роли? А что тогда остается мне, Страшила? Не выйдет. Что там у него не хватало? Мозгов? Нет уж, огромное спасибо.

— Ты могла бы быть Дороти, — улыбнулся я ей.

— А что, если я не хочу быть Дороти? Дороти — размазня.

— Тогда остается Тотошка, — заметила Билли.

— Собака. Премного благодарна, мамуля. Если мы собираемся петь эту клятую песню, тогда не будем терять времени, ладно? Вы, ребята, можете прикидываться кем угодно, а меня — увольте.

— Какая ты, право, некомпанейская, — промолвила Билли.

— На себя лучше посмотри.

— Давайте петь, — предложила Билли.

И без дальнейших пререканий мы затянули «Мудрец страны Оз».

Как выяснилось, никто из нас толком не знал слов. Незнание мы стремились компенсировать задором и совершенно испортили бы песню, если бы к этому времени не подошли к плоской наклонной глыбе чуть пониже лагуны. Словно по сигналу, мы умолкли.

На этот раз никто не пополз по плите в разведку. Мы взобрались по ней все трое — Конни впереди — и встали на ее гребне на виду у всех, кто мог за нами следить.

Вокруг не было ни души.

— И что теперь? — прошептала Конни.

— Кимберли намеревалась зайти с тыла, — указала Билли. — Так что она скорее всего должна быть там, на другой стороне.

— Где-то выше по течению, — добавил я.

— Тогда нам надо переплыть на другой берег, — предложила Билли.

— Без меня, — заявил я. — С этим топором я далеко не уплыву.

— Оставить его здесь? — неуверенно предложила Билли.

— Могут стянуть. К тому же вдруг он нам понадобится?

— Боюсь, ты прав, — согласилась она. — Тогда нам лучше обойти по берегу.

Я ожидал, что Конни скажет что-то вроде: «Вы как хотите», прыгнет в воду и поплывет. И я не укорял бы ее. Мне и самому хотелось нырнуть. Вода словно тянула к себе магнитом. К тому же прошел бы зуд от комариных укусов.

Но Конни приготовила мне новый сюрприз.

— Я пойду первой, — заявила она. Затем она свернула влево и пошла вдоль берега. Билли пошла второй, а я — замыкающим.

Идти было нелегко. Приходилось карабкаться по камням и нырять под раскидистые ветви. Часто мы были вынуждены протискиваться в расселины, преодолевать острые гребни, крутые склоны и буреломы, где сам черт сломил бы ногу. Мы все запыхались и покрылись испариной.

Я чувствовал себя виноватым и через некоторое время предложил:

— Может, вам все же лучше переплыть? Мы могли бы встретиться на другом берегу.

— Это самое неподходящее место для того, чтобы начинать раскалываться на группки, — заметила Билли.

— Ты стремишься к смерти? — спросила меня Конни.

— Просто мне ужасно неловко заставлять вас делать это.

— Ну что ты, — возразила Билли, — ты оказываешь нам большое одолжение. Ведь ты тащишь на себе наше главное оружие, черт побери.

В этом она была права.

И так мило с ее стороны обратить на это внимание.

Видно, они обе воспринимали этот тяжелый переход как неизбежную часть нашей миссии по воссоединению с Кимберли и совершенно не винили меня.

Мы старались держаться как можно ближе к воде. Благодаря этому у нас постоянно был хороший вид на лагуну и большую часть противоположного берега, включая водопад. И мы все высматривали Кимберли, а также какие-нибудь следы Уэзли или Тельмы.

Шагая позади, я прикрывал наши спины.

Но время от времени я любовался Билли и Конни. Не мог с собой справиться.

Коротко остриженные волосы Билли взмокли от пота и прилипли к голове темными завитками. Ее спина, густо потемневшая от солнца (вот тебе и лосьон против загара), блестела, словно политая растопленным маслом. На спине перекрещивались крепление томагавка и три витка длинной веревки. Томагавк подскакивал и раскачивался на правом бедре при ходьбе, а плавки распирали крутые и упругие ягодицы. Помню, как тогда, бредя за Билли следом, я подумал: вот бы увидеть ее в таких плавках, как у Конни.

Что касается Конни, ее короткие светлые волосы выглядели почти точно такими же, как волосы матери. Но на этом сходство и заканчивалось. У нее не было ни широких плеч, ни широкой спины, ни впечатляющих крутых бедер. Сзади Конни была кожа да кости, тогда как ее мать — кровь с молоком.

На Конни красовалась жилетка из полотенца, прикрывавшая большую часть спины. Ниже жилетки она была голой, если не считать пояска и полоски оранжевой материи, опускавшейся (и почти исчезавшей) между ягодицами. Булочки были коричневыми и лоснящимися, но на них выделялось несколько красноватых прыщиков от комариных укусов.

В общем, обе были бесподобны.

Примерно с час я плелся за ними, изнывая под весом топора, все время начеку, выглядывая Кимберли и пожирая глазами Билли и Конни.

Я рад, что не пытался вести себя по-джентльменски и не смотреть на них, потому что довольно скоро их не станет, и, возможно, мне больше никогда не доведется увидеть их.

Но тогда я еще не знал этого.

А знал лишь то, что нас объединяет общая задача, что я мог восхищаться ими в свое удовольствие, что любил их обеих, и что это были одни из тех редких мгновений, о которых я всегда буду вспоминать с нежностью и печалью.

Все удивительное в жизни часто происходит подобным образом.

Вдруг осознаешь, какое это бесценное, золотое мгновение. И понимаешь, насколько подобные мгновения редки. И что оно обязательно закончится, и очень скоро. И знаешь, что о нем останется прекрасное воспоминание и что его утрата всегда будет отзываться глухой болью в сердце.

Это было одно из таких мгновений.

И оно началось, как мне стало ясно теперь, с пения «Вальсирующей Матильды».

А закончилось у ручья в прибрежных скалах, на краю пропасти.

* * *

Когда мы, запыхавшись, достигли другого берега лагуны, пот катил с нас ручьем. Однако вместо того, чтобы остановиться и передохнуть, мы полезли на возвышавшуюся над водопадом скалу.

Едва только мы ступили на вершину, как до нас донесся голос Кимберли:

— Сюда!

Она стояла на валуне возле ручья, примерно в ста футах выше по склону, и махала нам руками. Копье было приставлено к валуну и находилось достаточно близко, чтобы в случае необходимости можно было бы нагнуться и схватить его. Но если бы она упала на него…

Мысль эта заставила меня содрогнуться.

Пока мы приближались, Кимберли спустилась вниз.

Не упала и не наткнулась на копье.

Съехала на заднице по валуну, затем спрыгнула на землю.

— Это вы пели, ребята? — поинтересовалась она.

— А кому бы еще? — воскликнула Конни. Кимберли улыбнулась.

— Я не могла поверить своим ушам. Идут мне на выручку и горланят песни.

— Похоже, наша помощь тебе и не нужна была.

— Дорога забота.

— Мы бы спели «Гэри Оуэн», но я не знаю слов, — обратился я к Кимберли.

— Гэри кто? — переспросила Конни. Кимберли поморщила носик.

— Это строевая песня Седьмого кавалерийского полка? — в свою очередь спросила она.

— Верно, — я промурлыкал несколько тактов. Билли засияла.

— А, Джон Уэйн, — произнесла она.

— Джордж Армстронг Кастер, — уточнил я.

— Это было бы здорово, — согласилась Кимберли.

— Учитывая, что в тебе течет кровь сиу, и все такое…

— В любом случае я рада, что вы пришли.

— Мы подумали, что тебе не помешает наша помощь, — сказала ей Билли, — даже если ты и не хочешь, чтобы мы крутились у тебя под ногами.

— О, прошу меня простить за тот инцидент. Там, на берегу, меня немножко занесло. Впрочем, как выяснилось, вам больше нет необходимости беспокоиться о моем рассудке. И я не стану зверствовать, если ко мне в руки попадется Уэзли. Потому что этот мерзавец сдох.

— Вот как! — воскликнула Конни. (Мне кажется, она имела в виду «Вот те на!»)

— Ты его нашла? — поинтересовался я.

Кимберли кивнула головой.

— Пойдемте, я покажу. — И она повела нас по незнакомой местности вправо от ручья.

— А как насчет Тельмы? — спросила Билли.

— Никаких признаков. Но, по крайней мере, нам не нужно больше волноваться об Уэзли.

Вслед за Кимберли мы петляли по лабиринту из валунов, поросших кустарником и деревьями, и каменных нагромождений, похожих на миниатюрные горы. И хотя практически везде была тень, света здесь было больше, чем мы видели с тех пор, как покинули пляж. Легкий ветерок остудил пот и отогнал комаров.

— Он где-то здесь? — удивилась Конни. — Как тебе вообще удалось его отыскать?

— Не сразу. Но это вверх по течению от водопада, как нам и говорила Тельма.

— Но достаточно близко от водопада и лагуны, — заметил я.

— Да. По мне, так лучшего места и не придумать. Здесь можно спрятать целую армию. Так что пришлось провести небольшую разведку. Я взобралась вон туда, — она указала на высокую гору камней невдалеке.

— Похоже, ты здесь уже достаточно долго, — сказала Билли.

— Я торопилась. Потому что была убеждена: вы рано или поздно пойдете за мной. А мне хотелось найти Уэзли до того, как вы здесь появитесь. Я надеялась застать его живым.

— Как раз этого мы и боялись, — вступила в разговор Конни. — Вот почему поторапливались.

— И что же вас так задержало?

— Пришлось обходить по берегу лагуны, — пояснил я. — Мы не могли переплыть из-за топора.

— Но я рада, что вы хоть теперь появились, — Кимберли улыбнулась. — Лучше поздно, чем никогда. — Настроение у нее было приподнятым. — Собственно говоря, когда я стояла на той горке, то заметила на земле что-то, по виду напоминавшее пару красных трусов. Решив, что они могли принадлежать Тельме, я спустилась вниз и пошла на них посмотреть. Они лежали у края обрыва. Когда я заглянула в бездну, то увидела его там, на самом дне. Долго не могла поверить своим глазам. Но это действительно был Уэзли.

— Мертвый? — полюбопытствовал я.

— Вполне. Да вы сами увидите.

— Значит, — облегченно вздохнула Конни, — отныне неприятностей можно ожидать только от Тельмы. — Она нервно пробежала взглядом ближайшие кусты, где могла бы прятаться ее сестрица.

— Не волнуйся, — успокоила ее Билли. — Вряд ли она рискнет напасть на четверых.

— Мне не удалось отыскать ее следы, — продолжала Кимберли. — Похоже, она все же говорила нам правду об убийстве Уэзли. Да и голова у него проломлена, точно как по рассказу Тельмы. Тогда почему она накинулась с бритвой на Руперта? Мы ведь думали, что ее подослал Уэзли. Теперь эта версия не подходит.

— У нее могли быть другие причины, — предположила Билли.

— Ты приставал к ней? — спросила меня Конни.

— Нет! — воскликнул я, краснея. Конни насмешливо скривилась.

— Не в твоем вкусе?

— Ни капельки.

— У нее должна была быть причина, — промолвила Билли, озадаченно поморщив лоб. Кимберли улыбнулась.

— Давайте просто спросим у нее, когда она появится.

— Надеюсь, этого не произойдет, — заметил я. — Если я никогда в жизни ее больше не увижу, то как-нибудь это переживу.

— Она объявится.

— Почему ты так уверена? — спросил я.

— У тебя ее любимая бритва. — Произнося эти слова, Кимберли так на меня посмотрела и так улыбнулась, что я не только понял, что это шутка, но и почему-то почувствовал, что все будет хорошо и даже превосходно.

Боже, как бы мне хотелось увидеть еще раз этот взгляд и эту улыбку.

Никогда больше…

Нельзя так говорить. Нельзя терять надежду. По крайней мере до тех пор, пока я собственными глазами не увижу ее тело. И даже это может оказаться недостаточно убедительным.

Потому что здесь слишком многое совсем не то, чем кажется на первый взгляд.

Ну вот, я снова отвлекаюсь. Оттягиваю время. Беда в том, что я просто не хочу рассказывать, что было дальше. Но я должен это сделать.