Без факела Тельмы тропинки не было видно. Вообще ничего не было видно, за исключением нескольких различных оттенков темноты, запятнанных кое-где белыми мазками лунного света.
Я вспомнил о зажигалке Эндрю, которую постоянно ощущал в правом переднем кармане шорт вместе с опасной бритвой и лосьоном Билли. Все это ударялось и терлось о бедро при ходьбе.
Выудив зажигалку, я уже занес было большой палец, чтобы высечь искру, но передумал.
В темноте я был почти невидим.
А быть невидимкой мне очень нравилось.
Когда тебя никто не видит, ты становишься таким неприступным и сильным.
Опустив зажигалку обратно в карман, я медленно продолжил свой путь, присматриваясь и прислушиваясь.
И вскоре услышал голоса. Тихие голоса девочек, доносившиеся откуда-то спереди и справа. И я пошел на них. Когда был достаточно близко, чтобы разбирать слова, я присел и стал слушать.
— Не будь дурой, — говорил один голос. — Мы еще недостаточно взрослые.
— Сама дура. — Этот был похож на голос Эрин, только более живой, чем когда я слышал его в последний раз. — Это зависит не от возраста, а от того, начались ли у тебя месячные или нет.
— Кто так говорит?
— Папа.
— А почему он мне об этом ничего не рассказывал?
— Потому что ты никогда не спрашивала.
— И мама ничего такого не говорила.
— Мама никогда ни о чем не рассказывала. Об этом, так точно. Вот почему я спросила у папы.
— Ты спрашивала у него, когда у тебя могут появиться дети?
— Ну да.
— Зачем?
— Просто так.
— Но если ты уже знаешь, почему ты у меня спрашиваешь?
Эрин долго молчала. Когда она заговорила, то вновь напомнила робкого ребенка, которого я видел в комнате с Тельмой и Уэзли.
— Просто… как ты думаешь, у нас могут быть от него дети?
— Боже, да не спрашивай меня об этом.
— Мне кажется, так оно и будет. Понимаешь?
— А я вот убеждена, что ребенка можно заиметь, только когда тебе восемнадцать.
— Восемнадцать? Ты что, рехнулась? Да никакие не восемнадцать.
— Нет, восемнадцать.
— Спроси у Конни.
Конни! У меня чуть сердце не оборвалось.
— Нельзя. Ты шутишь? Не буду будить ее ради каких-то дурацких вопросов. Она прибьет меня.
— А вот и нет.
— Все равно не буду.
— Ну что ж, а мне вот совершенно точно известно, что для этого не обязательно, чтобы исполнилось восемнадцать лет. Ты просто должна быть достаточно взрослой, чтобы у тебя уже были месячные, это означает, что у тебя появились яйцеклетки. Как только это случается, ты можешь рожать детей, сколько тебе вздумается.
— Нет. Гм-м. Только после восемнадцати.
— Ты свихнулась.
— А вот и нет. Я где-то читала.
— Восемнадцать — это, наверное, совсем по другому поводу.
— Например?
— Почем мне знать? Это ведь не я читала. Просто мне кажется, что у всех нас скоро появятся дети, если мы и впредь будем позволять Уэзли трахать нас.
— А кто ему позволяет?
— Он все равно это делает, не так ли? Скажи, сколько раз ты его останавливала?
Алиса ничего не ответила.
Какое-то время обе молчали. Затем раздался голос Эрин:
— Интересно, сколько раз для этого надо?
— Для чего?
— Ну, ты знаешь. Для того, чтобы забеременеть.
— Это ты мне скажи. Ты ведь всезнайка.
— Этого я не знаю, — призналась Эрин. — Почему-то мне кажется, что это должно повториться, ну, скажем, раз двадцать, не меньше.
— Откуда мне знать. Тебе надо было спросить папу.
— Очень смешно. Но ты не думаешь, что, возможно, мы уже забеременели, если это случилось раз, или два, или чуть больше?
Алиса тяжело вздохнула.
— Думаю, что да.
— Но мы не беременны, верно? Он трахнул нас обеих в тот день, когда впервые появился. Затем он сделал это еще два раза, перед своим исчезновением. Это в сумме дает три, и все это было еще тогда.
— И меня дважды, — сказала Алиса.
— Но после этого у нас уже были месячные, значит, этого явно было недостаточно. Но сколько же тогда надо?
— А Бог его знает.
— По крайней мере, теперь, когда у него целый гарем, он хоть иногда оставляет нас в покое. Целый гарем! Больше хранить молчание я был не в силах.
— Прошу прощения, — произнес я. Обе девочки ойкнули.
— Все нормально, — поспешил успокоить их я. — Не пугайтесь, я друг. Я здесь, чтобы вас спасти.
— Руперт? — неуверенно выговорила мое имя Эрин.
Я не поверил своим ушам.
— Да, — изумленно произнес я. — Ты знаешь, кто я?
— Просто догадалась. Они рассказывали нам о тебе. Где ты? Я тебя не вижу.
Я подкрался ближе. Лунный свет совершенно не пробивался к клеткам, и мне ничего не было видно. Все равно, как если закрыли ночью в шкафу.
Вытянув руку, я дотронулся до прутьев.
— Я у клетки.
— Не вижу тебя, — промолвила Эрин.
— Я тоже тебя не вижу, — пожаловался я.
— Ты уверен? — спросила Алиса. — Неужели ты никого из нас не видишь?
— Если мы не видим друг друга и его, — заметила Эрин, — то почему он должен видеть нас?
— Это возможно. Зависит от обстоятельств.
— Просто Алиса волнуется из-за того, что мы совсем неодеты.
— Ничего, пусть не волнуется. Я ни черта не вижу.
— Между прочим, ее зовут Алиса. А меня Эрин. Мы Алиса и Эрин Шерман. Нам по четырнадцать лет и мы близнецы.
— Однояйцевые? — поинтересовался я.
— Нет, — ответила Алиса.
— Да, — возразила Эрин.
— А вот и нет.
— В техническом смысле, да. Только на самом деле сходство не совсем полное, вот и все. Алиса считает, что она красивее меня.
— Врешь.
— Но на самом деле красивая я, — сказала Эрин, и я представил улыбку, с какой были произнесены эти слова.
— Ты просто лопаешься от зависти, — обиделась Алиса. — И ничего смешного ты не сказала.
Я пошел вбок вдоль прутьев. Не меньше дюйма толщиной, они были теплыми на ощупь. Расстояние между ними составляло примерно дюйма четыре.
— Что ты делаешь? — всполошилась Эрин. — Руперт?
— Я сейчас зайду между клеток, чтобы вам не надо было разговаривать так громко.
— Ты уже долго здесь? — спросила она. Я покраснел, но этого никто не мог видеть.
— Нет, — соврал я. — Только подошел.
— Все думают, что ты мертв.
— Слухи о моей смерти сильно преувеличены, — пояснил я. — Это еще Марк Твен сказал.
— Боже, как это здорово, — подала голос Эрин, — что ты жив.
— И не в клетке, — добавила Алиса.
Нащупав угол клетки Эрин, я завернул за него, и, чтобы убедиться, что я между клетками, вытянул руки. Обе они коснулись прутьев. Я сел и скрестил ноги.
— О’кей, — сказал я.
С обеих сторон началась тихая возня — шорохи, шарканье ног, вздохи, несколько сдержанных стонов — это девчонки подвигались ближе. Стоны донеслись справа, от Эрин. После тех побоев, которые она перенесла в комнате, вероятно, ей было очень больно двигаться.
— Ты там? — спросила она.
Стараясь как можно меньше шуметь, я стал подвигаться ближе к клетке Эрин. Остановился, когда плечо коснулось прута.
— Ты можешь освободить нас отсюда? — поинтересовалась Алиса.
— Надеюсь, что смогу. Так или иначе. А можно ли открыть эти штуковины как-нибудь без ключа?
— Никак, — ответила Эрин. Судя по голосу, она была гораздо ближе ко мне, чем Алиса. Мне даже показалось, что я чувствовал ее дыхание на своей руке. Хотя ее совершенно не было видно, я представил, как она сидит, скрестив ноги, наклонившись вперед и поставив локти на бедра, кончики грудей почти касаются предплечий, а лицо всего в нескольких дюймах от прутьев.
Мне захотелось ее увидеть.
И я подумал о зажигалке.
Но в карман не полез. Лучше было оставаться невидимыми, по крайней мере, какое-то время.
— Нельзя ни войти, ни выйти, — продолжала Эрин. — Только если у тебя ключи. Это очень крепкие клетки.
— Они были сооружены для содержания горилл, — пояснила Алиса.