Без факела Тельмы тропинки не было видно. Вообще ничего не было видно, за исключением нескольких различных оттенков темноты, запятнанных кое-где белыми мазками лунного света.

Я вспомнил о зажигалке Эндрю, которую постоянно ощущал в правом переднем кармане шорт вместе с опасной бритвой и лосьоном Билли. Все это ударялось и терлось о бедро при ходьбе.

Выудив зажигалку, я уже занес было большой палец, чтобы высечь искру, но передумал.

В темноте я был почти невидим.

А быть невидимкой мне очень нравилось.

Когда тебя никто не видит, ты становишься таким неприступным и сильным.

Опустив зажигалку обратно в карман, я медленно продолжил свой путь, присматриваясь и прислушиваясь.

И вскоре услышал голоса. Тихие голоса девочек, доносившиеся откуда-то спереди и справа. И я пошел на них. Когда был достаточно близко, чтобы разбирать слова, я присел и стал слушать.

— Не будь дурой, — говорил один голос. — Мы еще недостаточно взрослые.

— Сама дура. — Этот был похож на голос Эрин, только более живой, чем когда я слышал его в последний раз. — Это зависит не от возраста, а от того, начались ли у тебя месячные или нет.

— Кто так говорит?

— Папа.

— А почему он мне об этом ничего не рассказывал?

— Потому что ты никогда не спрашивала.

— И мама ничего такого не говорила.

— Мама никогда ни о чем не рассказывала. Об этом, так точно. Вот почему я спросила у папы.

— Ты спрашивала у него, когда у тебя могут появиться дети?

— Ну да.

— Зачем?

— Просто так.

— Но если ты уже знаешь, почему ты у меня спрашиваешь?

Эрин долго молчала. Когда она заговорила, то вновь напомнила робкого ребенка, которого я видел в комнате с Тельмой и Уэзли.

— Просто… как ты думаешь, у нас могут быть от него дети?

— Боже, да не спрашивай меня об этом.

— Мне кажется, так оно и будет. Понимаешь?

— А я вот убеждена, что ребенка можно заиметь, только когда тебе восемнадцать.

— Восемнадцать? Ты что, рехнулась? Да никакие не восемнадцать.

— Нет, восемнадцать.

— Спроси у Конни.

Конни! У меня чуть сердце не оборвалось.

— Нельзя. Ты шутишь? Не буду будить ее ради каких-то дурацких вопросов. Она прибьет меня.

— А вот и нет.

— Все равно не буду.

— Ну что ж, а мне вот совершенно точно известно, что для этого не обязательно, чтобы исполнилось восемнадцать лет. Ты просто должна быть достаточно взрослой, чтобы у тебя уже были месячные, это означает, что у тебя появились яйцеклетки. Как только это случается, ты можешь рожать детей, сколько тебе вздумается.

— Нет. Гм-м. Только после восемнадцати.

— Ты свихнулась.

— А вот и нет. Я где-то читала.

— Восемнадцать — это, наверное, совсем по другому поводу.

— Например?

— Почем мне знать? Это ведь не я читала. Просто мне кажется, что у всех нас скоро появятся дети, если мы и впредь будем позволять Уэзли трахать нас.

— А кто ему позволяет?

— Он все равно это делает, не так ли? Скажи, сколько раз ты его останавливала?

Алиса ничего не ответила.

Какое-то время обе молчали. Затем раздался голос Эрин:

— Интересно, сколько раз для этого надо?

— Для чего?

— Ну, ты знаешь. Для того, чтобы забеременеть.

— Это ты мне скажи. Ты ведь всезнайка.

— Этого я не знаю, — призналась Эрин. — Почему-то мне кажется, что это должно повториться, ну, скажем, раз двадцать, не меньше.

— Откуда мне знать. Тебе надо было спросить папу.

— Очень смешно. Но ты не думаешь, что, возможно, мы уже забеременели, если это случилось раз, или два, или чуть больше?

Алиса тяжело вздохнула.

— Думаю, что да.

— Но мы не беременны, верно? Он трахнул нас обеих в тот день, когда впервые появился. Затем он сделал это еще два раза, перед своим исчезновением. Это в сумме дает три, и все это было еще тогда.

— И меня дважды, — сказала Алиса.

— Но после этого у нас уже были месячные, значит, этого явно было недостаточно. Но сколько же тогда надо?

— А Бог его знает.

— По крайней мере, теперь, когда у него целый гарем, он хоть иногда оставляет нас в покое. Целый гарем! Больше хранить молчание я был не в силах.

— Прошу прощения, — произнес я. Обе девочки ойкнули.

— Все нормально, — поспешил успокоить их я. — Не пугайтесь, я друг. Я здесь, чтобы вас спасти.

— Руперт? — неуверенно выговорила мое имя Эрин.

Я не поверил своим ушам.

— Да, — изумленно произнес я. — Ты знаешь, кто я?

— Просто догадалась. Они рассказывали нам о тебе. Где ты? Я тебя не вижу.

Я подкрался ближе. Лунный свет совершенно не пробивался к клеткам, и мне ничего не было видно. Все равно, как если закрыли ночью в шкафу.

Вытянув руку, я дотронулся до прутьев.

— Я у клетки.

— Не вижу тебя, — промолвила Эрин.

— Я тоже тебя не вижу, — пожаловался я.

— Ты уверен? — спросила Алиса. — Неужели ты никого из нас не видишь?

— Если мы не видим друг друга и его, — заметила Эрин, — то почему он должен видеть нас?

— Это возможно. Зависит от обстоятельств.

— Просто Алиса волнуется из-за того, что мы совсем неодеты.

— Ничего, пусть не волнуется. Я ни черта не вижу.

— Между прочим, ее зовут Алиса. А меня Эрин. Мы Алиса и Эрин Шерман. Нам по четырнадцать лет и мы близнецы.

— Однояйцевые? — поинтересовался я.

— Нет, — ответила Алиса.

— Да, — возразила Эрин.

— А вот и нет.

— В техническом смысле, да. Только на самом деле сходство не совсем полное, вот и все. Алиса считает, что она красивее меня.

— Врешь.

— Но на самом деле красивая я, — сказала Эрин, и я представил улыбку, с какой были произнесены эти слова.

— Ты просто лопаешься от зависти, — обиделась Алиса. — И ничего смешного ты не сказала.

Я пошел вбок вдоль прутьев. Не меньше дюйма толщиной, они были теплыми на ощупь. Расстояние между ними составляло примерно дюйма четыре.

— Что ты делаешь? — всполошилась Эрин. — Руперт?

— Я сейчас зайду между клеток, чтобы вам не надо было разговаривать так громко.

— Ты уже долго здесь? — спросила она. Я покраснел, но этого никто не мог видеть.

— Нет, — соврал я. — Только подошел.

— Все думают, что ты мертв.

— Слухи о моей смерти сильно преувеличены, — пояснил я. — Это еще Марк Твен сказал.

— Боже, как это здорово, — подала голос Эрин, — что ты жив.

— И не в клетке, — добавила Алиса.

Нащупав угол клетки Эрин, я завернул за него, и, чтобы убедиться, что я между клетками, вытянул руки. Обе они коснулись прутьев. Я сел и скрестил ноги.

— О’кей, — сказал я.

С обеих сторон началась тихая возня — шорохи, шарканье ног, вздохи, несколько сдержанных стонов — это девчонки подвигались ближе. Стоны донеслись справа, от Эрин. После тех побоев, которые она перенесла в комнате, вероятно, ей было очень больно двигаться.

— Ты там? — спросила она.

Стараясь как можно меньше шуметь, я стал подвигаться ближе к клетке Эрин. Остановился, когда плечо коснулось прута.

— Ты можешь освободить нас отсюда? — поинтересовалась Алиса.

— Надеюсь, что смогу. Так или иначе. А можно ли открыть эти штуковины как-нибудь без ключа?

— Никак, — ответила Эрин. Судя по голосу, она была гораздо ближе ко мне, чем Алиса. Мне даже показалось, что я чувствовал ее дыхание на своей руке. Хотя ее совершенно не было видно, я представил, как она сидит, скрестив ноги, наклонившись вперед и поставив локти на бедра, кончики грудей почти касаются предплечий, а лицо всего в нескольких дюймах от прутьев.

Мне захотелось ее увидеть.

И я подумал о зажигалке.

Но в карман не полез. Лучше было оставаться невидимыми, по крайней мере, какое-то время.

— Нельзя ни войти, ни выйти, — продолжала Эрин. — Только если у тебя ключи. Это очень крепкие клетки.

— Они были сооружены для содержания горилл, — пояснила Алиса.