— Чем это вы там занимаетесь, черт возьми? — выкрикнула Конни.

— Заткнись! — цыкнула на нее Кимберли.

— Ничего мы не делаем, — отозвался я. Что было сущей правдой. Мы только обнимались, а Билли продолжала плакать.

— Слава Богу, с тобой все в порядке, — прошептала Билли. Ее дыхание щекотало мои губы. Затем там оказались ее губы, влажные и приоткрытые — они прижались к моим. Это был поцелуй, но так меня в жизни никто не целовал. Когда мы целовались, она все еще плакала. Было немножко странновато, но жутко приятно.

До этого я упорно пытался проигнорировать то обстоятельство, что ее обнаженные груди прижимались ко мне. Не хочется замечать таких вещей, когда в твоих объятиях плачущая женщина. Но теперь, когда мы начали целоваться, вспомнить об этом мне показалось вполне естественным.

Они протиснулись между прутьями и так мягко и пружинисто касались моей груди.

Во время поцелуя я стал извиваться, чтобы потереться о них. Мы оба взмокли от пота, и наша кожа стала скользкой, словно умащенная маслом. Ее набрякшие соски скользили по моей груди, словно маленькие язычки.

Я допытался немного отодвинуться, чтобы Билли не почувствовала мою эрекцию, но она крепко держала меня, и я не смог этого сделать.

Это был необыкновенно страстный поцелуй.

Когда он закончился, Билли, похоже, больше не плакала. Но мы оба запыхались. И она не отпускала меня. Ее руки были обвиты вокруг меня так же, как перед поцелуем. Мы оставались тесно прижатыми друг к другу.

— Спасибо, милый, — шепнула она.

— Не за что.

Билли тихонько хмыкнула, но ничего не сказала.

— С тобой все в порядке? — поинтересовалась Кимберли.

— Уже гораздо лучше, — ответила Билли.

— Еще бы, — отозвалась Конни.

— Почему ты вечно ворчишь? — эта реплика пришла от Эрин и была первой, которую кто-либо из близняшек сделал с тех пор, как я отошел от их клетки. И я усмехнулся.

— Чтоб тебя в задницу! — огрызнулась Конни.

— Тебе того же и побольше. Тут уж не выдержала Алиса.

— Эрин! Тсс!

— Какая она стерва!

— Это ты дерьмоедка и шлюха! — закричала Конни.

— Дети, прекратите! — возмутилась Кимберли. — Давайте не ссориться между собой.

— Просрись! — кинула ей Конни.

Кимберли рассмеялась.

Билли, все еще находясь в моих объятиях, крикнула:

— Конни! Перестань! Что с тобой, черт побери, происходит?

— Ничего особенного. И с чего бы мне это? Моя голозадая мамуля в темноте тискается с моим парнем…

— Мы не тискаемся, — возразила Билли.

— С моим бывшим парнем. С получившим отставку размазней, гребаным неудачником и слюнтяем… Едва слышно Билли шепнула мне:

— Подойди к ней и обними.

— Да ты шутишь!

— Нет, вполне серьезно. Ступай.

— Сомневаюсь, чтобы ей это понравилось.

— Да она только этого и хочет. Иди к ней, пусть она увидит, что ты к ней неравнодушен.

— Я хочу остаться с тобой.

— Знаю.

— А ты разве не хочешь, чтобы я побыл здесь?

— Хочу, конечно. Но Конни… она так страдает. Иди к ней и будь с ней подобрее.

— Она меня ненавидит.

— Нет, это не так. Когда она думала, что ты умер… она себе места не находила.

В это было довольно трудно поверить.

— Правда?

— Да, правда. Никогда не видела ее такой удрученной. А сейчас иди, пожалуйста, к ней. — И Билли еще раз поцеловала меня. Поцелуй был легким, типа «спасибо-за-все-а-теперь-прощай». Затем она убрала руки.

— Ладно, — нехотя согласился я, и меня чуть не вывернуло от досады и разочарования. Но просьбу Билли надо было уважить. — А можно я еще вернусь, попозже? — шепнул я, скользя руками вниз по ее спине и стараясь не нажимать на раны.

— Разумеется. Позднее. Но сначала помоги Конни.

Ниже пояса на ней ничего не было, и мои руки опустились ей на ягодицы. Билли не пыталась меня остановить.

Она лишь еще раз поцеловала меня и шепнула:

— Иди же.

Перестав ласкать ее, я вытащил руки из клетки. Отходя от нее, я довольно громко, так, чтобы все могли слышать и прекратили гадать, что происходило, произнес:

— Ну а как же Тельма? Разве она ничего не знала о планах Уэзли?

— Не имела ни малейшего представления, — ответила Билли с некоторым удивлением от внезапного возвращения к прежней теме. — Она и вправду верила, что он погиб при взрыве.

— Неужели он ей ничего не рассказал? Видимо, Билли недоумевала, почему я все еще стою у ее клетки, вместо того чтобы идти к Конни. По правде говоря, мне хотелось сделать еще что-нибудь приятное Билли, и я совсем не горел желанием встречаться лицом к лицу с ее дочерью.

Та была явно не в лучшем расположении духа.

— Его первоначальный план предусматривал и ее смерть, — сообщила Билли.

— Что?

— Сначала Уэзли намеревался убить Эндрю, Кита, тебя и Тельму. Так он мне сам сказал.

— Почему Тельму?

— А ты ее когда-нибудь видел? — выкрикнула Конни. — Ах да. Совсем забыла. Конечно же, видел. Но явно нашел ее столь привлекательной, что захотел даже побороться с нею голышом. Тебя тянет к женщинам в возрасте, правда? Тельма, моя мамуля, Кимберли. Уверена, ты не прочь побороться голышом и с…

— Перестань, — резко оборвала ее Кимберли.

— Уэзли ненавидел Тельму, — громко и решительно заявила Билли. — Ему не нравилось в ней все, но больше всего то, что она во многом была такая же, как он.

— Готов поспорить, тебе он этого не говорил, — сказал я.

— Ты прав. Это мое личное наблюдение. Но что он ненавидит ее — сказал. Назвал ее безобразной и отвратительной. И добавил, что всерьез намеревался убить ее после того, как прикончил бы всех мужчин. Потому что она ему надоела, и он не хотел, чтобы она путалась под ногами. Ему нужны были только мы. — Понизив голос, Билли прибавила: — И близнецы тоже. О них он не знал. Остров он выбрал из-за этих клеток, а близнецы стали чем-то вроде специальной премии. — Еще более тихим голосом она прошептала: — Иди к Конни. Не мешкай.

— Сейчас пойду, — шепнул я в ответ. Затем нормальным голосом спросил: — Почему же он передумал убивать Тельму?

— Потому что она спасла его задницу, — промолвила Кимберли.

— Когда мы устроили на него засаду на пляже? — переспросил я.

— Верно, — подтвердила Билли. — Все было почти так, как мы и предполагали: он был настолько серьезно ранен, что нуждался в помощи. После того как они выбрались из нашей засады, он разыграл перед ней спектакль: раскололся и исповедался. Уэзли признался ей почти во всем.

— За исключением того, что он ее ненавидит, — добавила Кимберли.

— Да, об этом он умолчал. Решил сохранить это в тайне. Утверждал, что любит ее. И сделал все это ради нее, потому что знал, как презирала она всех нас.

— За что же ей вас презирать? — изумился я.

— Хотя бы за то, что мы пытались убить ее мужа.

— Это ее сильно озлобило, — добавила Кимберли. — К тому же она просто в принципе не выносит нас.

— Потому что она ревнивая сука, — выкрикнула Конни.

— По-видимому, рядом с нами она чувствует себя уродиной. — В голосе Кимберли прозвучала нотка мрачного юмора.

— Такой ни на что неспособной и никчемной дрянью, какой она является на самом деле, — вновь отозвалась Конни.

— И она мстит нам за это, — пояснила Кимберли. — Потешается над нами на славу.

— Она хуже Уэзли, — заявила Билли.

Конни неприятно хихикнула.

— По крайней мере, у Тельмы нет члена.

— Она с лихвой компенсирует этот недостаток, — заметила Билли.

— Они — прекрасная пара, — прибавила Кимберли.

Я это знал, но не стал ничего говорить. Никто не должен догадываться, что я видел их в действии, с Эрин.

— Будем считать, что тема исчерпана? — спросила Билли.

Я не понял, к кому обращен этот вопрос.

— Это самое существенное, — ответила Кимберли. — А все знать ему вовсе не обязательно.

— Могу поспорить, что он с удовольствием посмаковал бы все пикантные подробности, — вновь донесся голос Конни. — Он мог бы перенести их в свой дневник. Так ведь, Руп?

— У меня закончилась…

— Ах да, я и забыла. Но ты все равно хотел бы их услышать, не так ли? Разве ты не сгораешь от любопытства и не хочешь, чтобы мы рассказали тебе, как он нас насиловал? Каким отверстиям отдает предпочтение Уэзли и как Тельма…

— Заткнись! — рявкнула на нее Кимберли.

— Конни? — всполошилась Билли. — Да что с тобой происходит? Прекрати немедленно!

— Иди сюда, Руперт, — не унималась Конни. — Я расскажу тебе такое, что у тебя слюнки потекут. Я поведаю тебе уйму интересного.

— Нет, спасибо, — запротестовал я. — Яне…

— Ты не хочешь узнать, что вчера Тельма сделала Кимберли палкой?

— Заткни свой поганый рот! — отозвалась Кимберли.

— Иди сюда, и я расскажу тебе о том, как моя мамочка отсасывала у Уэзли.

— Руперт, — обратилась ко мне Билли. Она явно была расстроена, но голос все еще звучал довольно спокойно. И она больше не шептала. Видимо, считала, что Конни теперь лучше слышать то, что она говорила. — Иди Же к ней, — настаивала она. — Побыстрее, ладно? У меня такое впечатление, что она… Не знаю, как это сказать. Я боюсь, что она теряет контроль над собой.

— Теряю? — взвилась Конни. — Ты боишься, что я потеряю контроль? Ха-ха-ха! Да он уже потерян!

И я заторопился в направлении ее клетки.

— Конни? — позвал я.

— Сюда, Руперт. Сюда, сюда. — От ее насмешливого задабривающего тона голоса у меня мурашки поползли по спине. — Я жду тебя с нетерпением.

— Эй, не надо так нервничать, — попытался я успокоить ее.

— Ты скучал по мне?

— А как же.

— Готова поручиться, по моей маме ты скучал больше.

«В самую точку», — подумал я, но вслух сказал:

— Нет, что ты.

— Враки, враки, в трусах раки.

Судя по голосу, она находилась где-то прямо передо мной. Остановившись, я повернулся лицом к клетке и, вытянув вперед руку, стал водить ею из стороны в сторону.

Клетка была еще вне пределов досягаемости.

Именно то, что надо было.

— А как насчет Киммммм-берли? — промычала она. — Неужто ты не тосковал по ней?

— Мне вас всех не хватало.

— Чушшшшь. Чушь, чушь, чушь! По ней ты скучал больше, чем по мне. По ним обеим ты скучал больше, чем по мне. Признайся. Тебе хочется их трахнуть, так ведь? Или, может, ты уже сделал это? Сделал? А? Ты уже трахнул мою мамочку, Рупи? Или сказочную Кимммм-берли? Трахнул? И как там они. Они были хороши и…?

— А ты еще называешь Тельму ревнивой сукой, — попрекнул я ее.

Что оказалось весьма некстати. Потому что Конни пронзительно завопила. Но это был не вопль страха, какой можно услышать в кино. Это был какой-то бешеный вопль, леденящее душу рычание.

— Рыаааааааааааааа!

Не иначе, она обезумела.

У меня мурашки поползли по телу.

Вытащив из кармана зажигалку, я вытянул ее перед собой и чиркнул кремнем. Выскочил желтоватый огонек.

— Погаси огонь! — выпалила Кимберли.

Я не послушался.

Огонек продолжал гореть, и я глазел на Конни.

А она продолжала визжать, вцепившись в прутья клетки передней стенки примерно на полвысоты от пола. Ноги ее были широко расставлены, колени полусогнуты, а спина сгорблена. Она раскачивала тело вперед-назад и вверх-вниз, словно пытаясь разломать клетку.

Но клетка даже не пошелохнулась.

Почему-то я ожидал увидеть Конни грязной. Но она выглядела чистой. Чистой, но блестящей от покрывшего ее тело пота.

— Руперт! — рявкнула на меня Кимберли. — Погаси свет! Его могут увидеть из дома!

Большой палец оставался на месте, держа открытым газовый клапан, и огонек продолжал гореть.

Конни прекратила дергаться и трясти клетку. Вопить она тоже перестала. Но вниз не спускалась. Вися на прутьях, она переводила дыхание и ухмылялась.

Она забралась слишком высоко, чтобы я мог разглядеть старую рану на ее плече, оставшуюся еще с тех времен, когда Тельма сбросила на нее камень с водопада. Короткие белокурые волосы Конни были мокрыми и приклеились к голове, но на них я совсем не заметил крови.

И лицо было в порядке.

Если не обращать внимания на широко раскрытые безумные глаза и закушенные губы. Если не обращать внимания на ее звериный оскал.

А это означало, что ее лицо берегли.

Но от шеи и ниже ее голая кожа представляла собой настоящую карту синяков, свежих ссадин, струпьев, рубцов, царапин и порезов.

Почерк Уэзли и Тельмы.

Я застонал от увиденного.

— Боже мой, Конни, — пробормотал я.

— Красивая, как картинка, — пробормотала она, и, склонив голову набок, облизала губы. — Поцелуешь меня?

— Тебе лучше уносить отсюда ноги, Руп. Они могли услышать крики. Если они выглянут и увидят твою зажигалку…

— Иди сюда, — позвала Конни. — Иди, иди, иди. — Глядя на меня с вожделением, она прижалась к прутьям бедрами. Кто-то выбрил ей лобок, и вместо срамных волос блестела гладкая кожа. — Подойди и чмокни меня. Чмокни в губки.

И, словно в наказание за мое бесстыдство, за то, что я смотрел на то, на что смотреть мне не полагалось, зажигалка неожиданно погасла.

И на всех нас опустилась тьма.

Сняв палец с газового клапана, я приготовился было вновь зажечь зажигалку.

— Уходи! — воскликнула Кимберли. — Уходи скорее!

— Нет, нет, нет, — запротестовала Конни. — Иди сюда. Сюда, сюда, Рупи. У меня есть для тебя кое-что.

— Руперт, — позвала Билли из своей дальней клетки. — Покинь нас. Немедленно. Беги. Если ты попадешь им в руки, мы пропали. И у нас не останется даже надежды.

Отвернувшись от клетки Конни, я бросил взгляд в темноту. В джунглях и вдоль дорожки кое-где виднелись пятна лунного света — и больше ничего, кроме черноты и смутных серых теней. Никаких признаков дома или людей.

Звуков было много, но все они были лесными.

Ничего такого, что хотя бы отдаленно напоминало приближение человека.

Но, если бы Уэзли и Тельма догадались о моем присутствии, они вряд ли кинулись на меня с криками и размахивая факелом. Они бы подкрались в темноте и тихо.

Возможно, мне уже поздно было спасаться.

— У меня есть для тебя кое-что, Рули. Подойди чуточку ближе. Или ты испугался? Ты ведь не боишься меня, нет? Я тебе ничего не сделаю. Обещаю. Ты почувствуешь себя на небесах.

— Всем до свидания, — сказал я.

— О нет, ты не сделаешь этого! — закричала Конни.

А я уже спешил прочь от ее клетки. За моей спиной Конни пронзительно верещала, бесилась и обзывала меня ужасными словами.