Если бы стоял ясный день, в это время солнце светило бы нам прямо в глаза, но сегодня оно не могло пробиться сквозь тяжелые облака. И хотя воздух был спертым, то и дело пролетал ветерок. Теплый ветерок, но все равно это было приятно.

Мы сидели за столом для пикника у края лужайки. Его поверхность была выкрашена зеленым, как и пара скамеек, шедших в комплекте. Мы со Слим устроились друг напротив друга.

Чизбургеры получились отличными, но есть их аккуратно было невозможно. Мясной сок и расплавившаяся «Вельвита» стекали по бокам, бежали по нашим подбородкам, капали на руки и падали на стол. Откусив всего несколько кусочков, я побежал в дом за салфетками.

Кроме того, мы уже допили пиво, и нужно было принести еще что-нибудь к чизбургерам. Так что я заглянул в холодильник. Я даже подумал, не взять ли еще пива, но не смог себя заставить. Вместо этого я достал две банки Пепси.

Когда я вышел наружу, Слим посмотрела на меня и сказала:

— А, Пепси.

— Если ты хочешь еще пива.

Она мотнула головой.

— Нет, Пепси — это как раз то, что нужно.

Я поставил банки на стол и передал Слим пару салфеток, после чего сел на место.

— Кроме того, — продолжила Слим, — мы же не хотим, чтобы родители Расти учуяли, что мы пили пиво.

— А с чего они его могут учуять?

Она ухмыльнулась:

— Потому что мы пили пиво?

— Я знаю, но.

— И мы ведь собирались идти к Расти, когда доедим.

— Правда?

— Мы ведь хотели его спасать, ведь так?

— Ну, наверное.

— Ну, мы же не можем войти туда и… надрать всем задницы, понимаешь? Это как-никак родственники Расти.

— Точно.

Она улыбнулась еще шире и закончила мысль:

— Так что мы станем целовать задницы.

Когда она это сказала, мне вспомнился наш спор про Валерию. Расти тогда предложил, чтобы проигравший поцеловал Слим в зад. И я тогда представил себе, как я делаю это. Теперь я представил это снова, и отчаянно покраснел.

— Это просто фигура речи, — заметила Слим.

— Я знаю.

— Вообще, — добавила она, — если бы мы действительно стали целовать их задницы, нам не надо было бы беспокоиться о том, как у нас пахнет изо рта.

— У нас были бы совершенно другие проблемы.

Мы оба расхохотались, а, отсмеявшись, вернулись к еде. Покончив с бургерами, мы отнесли все в дом. Слим вымыла лопатку, нож и тарелки. Я вытер их и убрал на места. Вскоре не осталось никаких следов нашего ужина, кроме двух пустых бутылок.

— Что нам делать с ними? — спросил я.

— Найди пакет. Заберем их с собой, ко мне домой. Поставим к пустым бутылкам моей мамы, возьмем пару новых, и принесем сюда.

Я усмехнулся:

— Хитрый план.

— Элементарно, мой дорогой Томпсон.

«Мой дорогой».

Она сказала это только затем, чтобы походить на Шерлока Холмса, но от ее слов у меня потеплело внутри.

— Нам надо сначала разобраться с ними, — сказала она. — Чтобы потом полностью посвятить себя освобождению Расти.

Я нашел пакет для покупок из плотной коричневой бумаги. (Дело было до того, как кто-то придумал «спасать деревья», производя полиэтиленовые пакеты — которые теперь украшают деревья, заборы, улицы и реки и никуда не деваются.) Мама вкладывала их в мусорные ведра и иногда заворачивала в них посылки. Так что у нас в доме их всегда имелось в достатке.

Я достал один и держал его раскрытым перед Слим. Она взяла пустые бутылки и наклонилась вперед так, что ее голова почти коснулась моего живота. Бутылки тихонько звякнули, когда она осторожно уложила их в пакет.

Потом она выпрямилась. Мы посмотрели друг другу в глаза. Улыбнувшись, она сказала:

— Дай-ка я понюхаю твое дыхание.

Я поставил пакет на пол. Слим придвинулась ко мне, очень близко. Она подставила свой нос к моему рту и вдохнула. Я ожидал ехидного замечания, но вместо этого она придвинулась еще немного и поцеловала меня, приникнув ко мне всем телом и обвив руками.

Я хотел обнять ее, но боялся потревожить порезы на спине. Хотя, ведь ран не было ниже талии. Я мог бы положить руки туда. Я хотел это сделать. Но не осмеливался. В конце концов, это тоже «ниже пояса».

Пока я колебался, Слим отодвинулась и прошептала:

— С твоим дыханием все в порядке.

— С твоим тоже.

— Оно пахнет пивом и чизбургерами.

— Ты же сказала, что все в порядке.

Она улыбнулась.

— Может быть, если мы не позволим им с нами целоваться.

— Им лучше и не пытаться.

— Почему бы тебе не почистить зубы?

— Не думаю, что это поможет.

— Но и не помешает. Я тоже почищу, когда мы доберемся до моего дома.

— Ну.

Я взбежал по лестнице через ступеньку и влетел в ванную. Почистив зубы, я решил воспользоваться туалетом. Сложность состояла в том, что на мне были плавки, а не белье, а на плавках не бывает ширинки. Обычно я кое-как исхитрялся и совмещал «штанину» плавок и молнию джинсов. Но сегодня я был не настроен заниматься подобными упражнениями, так что просто стянул все вместе до коленей. Кожа под плавками была горячей и влажной после того, как столько времени парилась подо всей этой одеждой. Спереди я был скользким, как будто вымазался в жидком мыле. Я с трудом сумел прицелиться. Но свежий воздух приятно охлаждал разгоряченное взмокшее тело.

Прежде, чем сливать воду, я воспользовался туалетной бумагой, чтобы обтереться. Натянув плавки, я застонал от неприятного ощущения горячей влажной ткани, прилипшей к телу. Я торопливо снова стянул с себя штаны. Сняв обувь, джинсы и плавки, я надел только джинсы. Корзина для грязного белья стояла рядом с унитазом, так что я закинул туда плавки, надел ботинки, вымыл руки и вышел из ванной. Из-за того, что под джинсами ничего не было, я чувствовал себя неожиданно привольно и уверенно.

Я мог бы так и ходить. Никто и не заметит.

Но я понимал, что, несмотря на это, не осмелился бы так выйти на улицу.

Я вошел в свою спальню, закрыл дверь и включил свет. Расстегнув рубашку Расти, я стянул ее с себя, повернулся к кровати и бросил рубашку на нее.

На моей подушке лежала желтая роза.

Мое сердце упало.

Распахнув дверцу шкафа, я стащил с вешалки чистую рубашку, схватил ту, что дал мне Расти, и бросился к дверям. Рывком распахнув ее, я закричал:

— Слим!

— Да, — откликнулась она издалека. — Что такое?

Я хлопнул по выключателю и в полной темноте побежал по коридору и вниз по ступеням.

Слим стояла в полумраке кухни с пакетом в руке.

— Что случилось? — спросила она.

— Кто-то здесь был, — ответил я. С двумя рубашками в левой руке, я правой схватил Слим и вылетел во двор, таща ее за собой.

Когда мы оказались снаружи, мне стало немного спокойнее, но не ощущал себя в безопасности, пока мы не вышли на тротуар перед домом. И только дойдя до конца улицы, мы остановились. Я попытался надеть свежую рубашку, по-прежнему держа в руках старую.

— Давай подержу, — предложила Слим.

Я отдал ей рубашку Расти и оделся.

— Так что случилось? — спросила Слим.

— Я пошел в спальню, чтобы сменить рубашку, — объяснил я. — И когда обернулся к кровати, увидел розу на подушке. Желтую розу.

Левый уголок ее губы слегка дернулся, обнажая зубы.

— Вроде маминых желтых роз?

— Ага.

— О…

— Она просто лежала у меня на подушке.

— Все остальное было в порядке?

— Вроде как. Я не стал задерживаться, чтобы проверить.

Или надеть белье, добавил я про себя. Но этого Слим было знать не обязательно.

— Я боялся, что они могут быть в доме. А ты осталась одна в кухне, — я закончил застегивать пуговицы и взял у Слим рубашку Расти. — Думаю, надо будет ее вернуть.

Она кивнула.

Мы сошли с тротуара и пересекли улицу.

— Мы все-таки идем к тебе? — спросил я.

— Придется, — ответила Слим. — А потом надо будет снова вернуться к тебе домой. Если мы не разберемся с пивом, тебе влетит от родителей.

— Не стоило нам вообще пить это пиво.

— Не могу сказать, что я сожалею об этом, — с улыбкой сказала мне Слим.

— Нам теперь предстоит попотеть.

— Думаю, сокрытие улик — это неминуемая расплата за преступление.

Я рассмеялся.

— Это ты сейчас придумала?

— Наверное.

— Отличная фразочка.

Она взяла меня за руку, и мы пошли рядом сквозь тихий вечер.