Утром 6 ноября 1942 года Густав Бертран, начальник французского дешифровального центра, разместившегося в поместье Фузес на юге Франции между городами Монпелье и Авиньон, принимал ванну. Неожиданно в дверь к нему постучал один из сотрудников центра — поляк Гвидо Лангер, который сообщил Бертрану, что, по всей видимости, немцы готовятся совершить налет на поместье. Полуодетый Бертран подбежал к окну и увидел, что к поместью приближаются темно-синий фургон с антенной на крыше и большой черный лимузин.

Хотя дешифровальный центр французов находился вне оккупированной немцами территории, его сотрудники пребывали на полулегальном положении, поскольку немецкой разведке было разрешено проводить свои операции по всей Франции. Пока подчиненные Бертрана спешно прятали оборудование и секретные документы, из черного лимузина вышли три человека в штатском и отправились на одну из двух ферм, расположенных рядом с поместьем. Они избили обитателей фермы увесистыми дубинками, затем перешли на вторую ферму, где продолжили расправу, и после этого уехали. Фургон возвращался еще трижды, но каждый раз отбывал, так и не заехав на территорию поместья. После войны Бертран написал: «Мы ждали, наблюдая за происходящим через щели в ставнях, — ни живы ни мертвы от страха».

Еще за несколько дней до этих событий Бертран принял решение при первом же удобном случае покинуть Фузес. 4 ноября он посетил Лазурный берег, где обсудил план эвакуации с руководителями французского Сопротивления. Там он узнал о высадке англо-американских войск в Северной Африке и решил ускорить переезд из опасений, что в ближайшее время немцы оккупируют юг Франции. Бертран отправил в Лондон сообщение, в котором предупредил о своем намерении совершить поездку в Париж. Из Лондона пришел ответ, в котором содержался настоятельный совет не делать этого. 5 ноября Бертран вернулся в Фузес, а три дня спустя узнал по радио о начавшемся вторжении союзных войск в Северную Африку. На следующий день сотрудники дешифровального центра спешно покинули Фузес, а утром 12 ноября туда вошли немецкие войска.

Помимо Фузеса, у англичан был еще один повод беспокоиться о сохранении в тайне информации, имевшей отношение к «Энигме». На юге Франции находился Рудольф Лемуан, бывший агент французской разведки, который в 30-е годы поддерживал контакт с сотрудником шифрбюро министерства обороны Германии Гансом Шмидтом, работавшим на французов. С мая 1941 года, по совету начальника французской контрразведки Поля Пейоля, Лемуан проживал в отеле «Великолепный» в Марселе. Там его посетил немецкий шпион и предложил работать на немцев. Прежде чем дать ответ, Лемуан решил посоветоваться с Пейолем: может ли он согласиться на вербовку и стать двойным агентом? Пейоль приехал в Марсель, чтобы лично переговорить с Лемуаном. Пейоль наотрез отказался санкционировать вербовку Лемуана немцами и предложил ему участвовать в поимке немецкого агента. Лемуан отказался, и Пейоль заподозрил его в нечестной игре. По мнению Пейоля, Лемуан хотел сохранить возможность в любой момент перейти на сторону немцев. Желая обезопасить своего бывшего агента, Пейоль предложил Лемуану переехать на север Африки. Однако тот отказался, сославшись на преклонный возраст и необходимость заботиться о детях, которых он не мог оставить во Франции на произвол судьбы. Тогда Пейоль предложил Лемуану компромиссный вариант: переехать в небольшое французское селение Сейлагусс в Пиренеях, с тем чтобы перейти испанскую границу в случае, если юг Франции будет оккупирован немцами. Лемуан согласился и вместе с женой отправился в Сейлагусс.

В конце сентября 1942 года Лемуан получил письмо от своего старого приятеля по фамилии Дерай, работавшего портье в отеле «Великолепный». На следующий день они встретились в здании отеля. Дерай рассказал, что ему предложили приобрести итальянскую кодовую книгу, и хотел знать, не заинтересует ли она немцев. Лемуан пообещал выяснить, и в результате немцы узнали о том, где он прятался. Когда Германия оккупировала юг Франции, Лемуан так и не уехал в Испанию, поскольку ему позвонил сын Гай и сказал, что арестован. Лемуан не мог бежать, оставив своего сына в беде.

15 ноября 1942 года немецкий агент, которому было поручено следить за Лемуаном, получил инструкции арестовать его, если он попытается скрыться. Лемуану было позволено оставаться в Сейлагуссе, поскольку немцы надеялись выйти через него на других агентов французской разведки. Однако 25 февраля 1943 года начальнику немецкой военной разведки Вильгельму Канарису надоело ждать и он распорядился немедленно задержать и допросить Лемуана. Два дня спустя арестованный Лемуан был привезен для допроса в Париж. Арест Лемуана поставил под угрозу операцию англо-американских союзников по взлому «Энигмы»: ведь он мог рассказать немцам о Гансе Шмидте. Однако Пейоль пребывал в полной уверенности, что Лемуан выполнил свое обещание и перешел франко-испанскую границу, поэтому никаких действий, чтобы как-то смягчить последствия ареста Лемуана, не предпринял.

А тем временем англичане и американцы продолжали вести рискованную игру на море, пытаясь развить успех, которого добились благодаря захвату немецкой подводной лодки «U-559». 17 февраля 1943 года около 9 часов утра командир немецкой подводной лодки «U-205» Фридрих Бергель, находясь у берегов Ливии, заметил англо-американский морской караван, который следовал из Триполи в Александрию. В составе каравана было всего три грузовых судна, которые сопровождал конвой из четырех эсминцев. Один из этих эсминцев, «Паладин», первым засек субмарину немцев, пошел на сближение и начал сбрасывать глубинные бомбы в месте ее предполагаемого нахождения. В результате на подводной лодке погас свет и пришлось включить аварийное освещение, а затем в кормовой части образовалась пробоина. Поступавшая сквозь пробоину вода грозила вывести подводную лодку из равновесия. Глубиномер показывал, что «U-205» уже находится на глубине в 200 метров и продолжает погружаться. Когда стрелка глубиномера достигла отметки 250 метров, «U-205» неожиданно изменила направление своего движения и стала всплывать. Несколько минут спустя она показалась на поверхности. Положение «U-205» было безнадежным. С близкого расстояния по ней вел прицельный огонь «Паладин», а над головой был слышен гул пикирующего самолета. Бергель приказал дать малый ход, открыть кингстоны и покинуть подводную лодку. В то же самое время с «Паладина» был спущен вельбот с призовой командой, который вскоре пришвартовался к немецкой подводной лодке. Сидней Констебль, один из членов призовой команды, спустился вниз в надежде раздобыть какие-нибудь документы по «Энигме». Это был вдвойне смелый поступок, поскольку Констебль знал о трагической судьбе, которая в подобной ситуации постигла Фассона и Гразье. Внутри «U-205» было темно, но Констеблю все-таки удалось найти и перегрузить на вельбот то, ради чего он рисковал своей жизнью. Другой английский эсминец «Глоксиния» взял «U-205» на буксир, чтобы отвести ее в ближайший порт, но по пути она затонула.

Документы, найденные на «U-205», включали таблицы биграмм и «погодный» код. Большого интереса для английских криптоаналитиков они не представляли: таблица биграмм была захвачена еще в декабре 1941 года в ходе операции «Лучник», а «погодный» код — годом позже на борту «U-559». Тем не менее 21 марта 1943 года документы были переданы в распоряжение сотрудников английского дешифровального центра.

Если бы к этому времени в Блетчли-Парке удалось наладить оперативное и бесперебойное вскрытие ключевых установок для «Тритона» (четырехдисковой модификации военно-морской «Энигмы»), то захват документов по «Энигме», уже имевшихся в распоряжении англичан, скорее всего побудил бы их отложить все дальнейшие попытки, нацеленные на захват новых документов. Однако 10 марта 1943 года немцы сменили «погодный» код надводного флота Германии, и английские дешифровальщики лишились ценного источника «подстрочников», которые с середины декабря 1942 года они использовали для вскрытия ключевых установок для «Тритона». Джон Эдельштейн, помощник начальника главного штаба военно-морских сил Англии, информировал об этом Дадли Паунда:

«То, чего мы больше всего опасались, произошло. 8 марта НВМР [37] сообщил, что мы „ослепли“ в том, что касается дислокации подводных лодок противника. Это продлится довольно долго и, возможно, растянется на месяцы».

Паунд, в свою очередь, доложил обстановку заместителю начальника главного штаба Генри Муру:

«Специальная информация относительно немецких подводных лодок почти полностью иссякла. После 10 марта мы вряд ли будем получать… необходимые нам данные чаще чем 2 или 3 раза в месяц, причем эти данные не будут носить оперативный характер. Через 2–3 месяца ситуация должна улучшиться».

Катастрофические последствия этого события не заставили себя долго ждать. Английское адмиралтейство лишилось возможности своевременно предупреждать свои морские караваны, следовавшие через Атлантику, о засадах, которые устраивали немецкие субмарины. А немцы, взломавшие английский военно-морской Код № 3, заблаговременно получали информацию о маршрутах следования англо-американских караванов. Так случилось с караваном из 38 грузопассажирских судов «ГК-229» в Северной Атлантике. С 15 по 18 марта 1943 года немецкие подводные лодки потопили 22 судна, при этом погибла примерно четверть из находившихся на их борту членов экипажа и пассажиров.

Общее водоизмещение англо-американских судов, пущенных ко дну в Атлантике в марте 1943 года, достигло 627 тысяч тонн. В отчете, подготовленном в адмиралтействе, говорилось:

«До 20 марта 1943 г. включительно существовала реальная опасность того, что враг сумеет разорвать все морские коммуникации, связывавшие Англию с Северной Америкой… В первые двадцать дней марта были потоплены наши суда общим водоизмещением более 500 тысяч тонн. Всего за месяц это число выросло на 68 % и достигло максимальной отметки за всю войну. К этому времени в море находилось более сотни подводных лодок противника, а количество наших конвойных кораблей, вынужденных встать на ремонт из-за повреждений, было столь велико, что групповая тактика, которую мы долго и кропотливо совершенствовали, оказалась под угрозой полного краха. Попытки уклониться от встречи с врагом становились все менее удачными, учитывая резко возросшее количество вражеских субмарин… План по импорту снижен до минимума и даже в этом случае вряд ли будет выполнен».

19 марта 1943 года сотрудники секции военно-морской разведки дешифровального центра в Блетчли-Парке сумели взломать «Тритон». В секции работали 10 ведущих криптоаналитиков и 115 человек вспомогательного персонала. Они воспользовались экземпляром «погодного» кода, который был захвачен на борту немецкой подводной лодки «U-559». Обладание «погодным» кодом позволило с успехом применить на практике новый метод получения «подстрочников», которые затем использовались для нахождения ключевых установок при помощи «Бомб». Этот метод заключался в следующем.

Немецкие подводные лодки время от времени сообщали своему командованию на суше об обнаруженных англо-американских морских караванах, а также о направлении и скорости их движения. В конце каждого такого сообщения, как правило, указывался идентификационный номер подводной лодки. Для того чтобы укоротить текст сообщения и чтобы англичанам было труднее применить пеленгацию для определения местонахождения подводной лодки, немцы применяли «погодный» код. Тогда сообщение типа:

«В квадрате CF4232 замечен караван, следующий в южном направлении. U-277»

после кодирования выглядело примерно так:

LCYP NCHW

DLTB

RRZZ

PК

Затем это кодированное сообщение шифровалось при помощи «Энигмы» и посылалось в эфир.

Перехватив немецкую шифровку, сотрудники секции военно-морской разведки в Блетчли-Парке пытались хотя бы очень приблизительно определить, о чем в ней говорилось. Для этого они использовали всю доступную информацию — данные службы пеленгации, полученные от морского каравана сообщения о его скорости и направлении движения, а также содержание прочитанных шифровок противника. Если, например, был перехвачен и прочитан немецкий запрос на получение определенной информации, то можно было догадаться, чему посвящено ответное сообщение, посланное на следующий день. Поскольку в распоряжении английских дешифровальщиков был захваченный на «U-559» «погодный» код, то они могли закодировать данные о местонахождении каравана и о направлении его движения. Полученный результат использовался в качестве «подстрочника» для проверки ключевых установок на «Бомбах». В первой половине 1943 года, для того чтобы вскрыть одну ключевую установку для «Тритона», требовалось от 24 до 72 часов.

19 марта глава английской Секретной разведывательной службы Стюарт Мензис послал премьер-министру Англии Уинстону Черчиллю докладную записку, в которой, в частности, говорилось:

«Мы достигли успеха при вскрытии ключевых установок немецких подводных лодок за 16, 17 и 18 число текущего месяца. Этим установкам присвоено кодовое имя „Акула“».

Внизу докладной записки Мензиса Черчилль начертал свою резолюцию:

«Поздравьте Ваших замечательных куриц, которые несут золотые яйца. УСЧ».

В самом начале марта 1943 года англичане чуть не лишились другого важного источника разведывательной информации, которую получали благодаря чтению немецких шифровок, циркулировавших в сети связи «Гидра». 1 марта немцы ввели в действие новую таблицу биграмм. В результате перестал срабатывать бенберийский метод Тьюринга. Однако к этому времени в Блетчли-Парке уже имелось 17 «Бомб», которых оказалось достаточно, чтобы оперативно вскрывать ключевые установки «Гидры» с использованием «подстрочников». А через три недели английским криптоаналитикам удалось реконструировать таблицы биграмм и опасность миновала.

Следует отметить и такую своеобразную деталь. Взломав «Тритон», англичане неожиданно для себя обнаружили, что теперь дешифровки содержат гораздо меньше полезных данных, чем это было всего два месяца назад. Тогда информация, почерпнутая из дешифровок, использовалась исключительно в оборонительных целях: она помогала англо-американским морским караванам избегать встречи с немецкими подводными лодками. Однако к концу марта в Северной Атлантике скопилось такое большое количество вражеских субмарин, что они перекрывали все возможные пути, по которым могли следовать караваны. Поэтому английским караванам приходилось с боем прорываться мимо немецких подводных лодок, которые вставали у них на пути.

Учитывая это, главнокомандующий военно-морскими силами Соединенных Штатов адмирал Эрнст Кинг предложил сменить оборонительную тактику на наступательную и применить ее, например, против немецких танкеров, которые использовались для увеличения радиуса действия подводных лодок за счет их дозаправки в открытом море. Предложение Кинга было встречено в штыки Паундом, опасавшимся, что смена тактики приведет к потере важного источника разведывательной информации. Паунд послал Кингу телеграмму, в которой говорилось:

«Если сейчас мы лишимся информации, которую черпаем из дешифровок „Энигмы“, то в результате наши потери на море возрастут от 50 до 100 %».

Ответ Кинга был не менее убедительным:

«Я так же, как и Вы, озабочен сохранением в тайне всего, что касается „Энигмы“. Но я полагаю, что мы недостаточно эффективно используем полученную информацию. Дозаправка немецких субмарин является ключевым элементом при проведении крупномасштабных военно-морских операций. Если мы лишим противника этой возможности, то эффективность и радиус действия его подводного флота резко снизится. Даже при самой тщательной подготовке не удастся уничтожить танкеры, не вызвав у немцев подозрений. Несмотря на существующий риск скомпрометировать наш источник информации, будет еще более обидно лишиться его из-за какого-то пустяка».

Основная причина, по которой Паунд так боялся потерять возможность читать немецкие шифровки, состояла в том, что они позволяли получать достоверные данные об усовершенствованиях, которые вносились в устройство немецких подводных лодок и торпед, а также об изменениях в тактике их использования. Эти данные предполагалось использовать при высадке англо-американских войск во Франции, чтобы избежать значительных потерь в случае массированных атак со стороны подводного флота Германии.

Кроме того, если бы немцы узнали о том, что англичане взломали военно-морскую модификацию «Энигмы», это лишило бы англичан возможности читать немецкие сообщения, зашифрованные при помощи «Энигмы» сухопутных войск и люфтваффе. Подобного хода событий Паунд стремился избежать любыми способами. И если ценность дешифровок военно-морской «Энигмы» за последнее время несколько снизилась, то дешифровки «Энигмы», использовавшейся в сухопутных войсках и люфтваффе, ценились англичанами и американцами все больше.

Благодаря взлому военно-морской «Энигмы» и привлечению дополнительных сил для борьбы с немецкими субмаринами, англичанам удалось нанести сокрушительный удар по подводному флоту Германии в Северной Атлантике. После марта 1943 года туда были дополнительно переброшены английские военные корабли, которые до этого прикрывали высадку союзных войск в Тунисе. На их вооружение поступили новые и более совершенные пеленгаторы и радары, которые не поддавались обнаружению с помощью оборудования, установленного на немецких подводных лодках. Вскоре радарами стали оснащаться и английские самолеты. Часть из них получила возможность действовать с борта авианосцев, которые постепенно включались в состав конвоев, сопровождавших морские караваны в Атлантике.

В результате в мае 1943 года общее водоизмещение англо-американских судов, пущенных ко дну немецкими подводными лодками, снизилось до 264 тысяч тонн против 600 тысяч тонн в марте. Оценив потери, понесенные за этот период подводным флотом Германии, адмирал Карл Дениц приказал немецким субмаринам покинуть воды Северной Атлантики. Уже после окончания войны он так прокомментировал свое решение:

«Радары (особенно установка противником радарной техники на своих самолетах) полностью лишили наши подводные лодки возможности вести бой на поверхности. Тактика „волчьих стай“, которая применялась нами против морских караванов в Северной Атлантике, основном театре боевых действий, где прикрытие с воздуха было самым интенсивным, устарела. Возобновить ее можно было, только существенно повысив боеспособность подводных лодок… Соответственно я распорядился, чтобы подводные лодки покинули Северную Атлантику. 24 мая я приказал им передислоцироваться, соблюдая предельную осторожность, к северо-западу от Азорских островов».

21 сентября 1943 года премьер-министр Англии Уинстон Черчилль на заседании палаты общин английского парламента под бурные аплодисменты торжественно заявил, что «за прошедшие четыре месяца в Северной Атлантике противником не было потоплено ни одного нашего торгового судна».