— Спасибо, что пришел, Фил, — улыбнулась Элайн, когда Филипп обнял ее в знак приветствия. — Впрочем, теперь мне уже кажется, что идею встретиться здесь нельзя назвать самой лучшей. Сию секунду я увидела двух девушек, которых когда-то знала. Слава Богу, они меня не заметили.

— Уйдем в другое место? — спросил Филипп.

— Если только они меня заметят и подойдут ко мне, — ответила, вздохнув, Элайн, стараясь не встречаться взглядом со своими бывшими знакомыми. — Сейчас у меня и без того хлопот невпроворот.

Элайн решила не посвящать Филиппа в детали их взаимоотношений. Кэти и Лиза остались в прошлом, хотя Элайн все еще испытывала угрызения совести из-за того, как поступила с ними — сбежала, не заплатив за аренду квартиры и за телефонные переговоры. Но тогда она находилась в таком смятении, что разорвать все связи и сбежать представлялось самым легким выходом из тупика. И с тех пор практически ничего не изменилось — вся ее жизнь, казалось, пошла кувырком. Хаос во всем преследовал ее по пятам, как голодные чайки, летящие за кильватером рыболовецкого судна.

Филипп устроился на стуле рядом с Элайн и собрался заказать себе виски с содовой в высоком стакане. Сегодня у него выдался ужасный день — обед для важных клиентов превратился в фарс из-за ненормальной маленькой блондинки, которая изумительно вкусно готовила, но не умела считать. Она сделала из столовой правления компании комнату смеха.

— Рассказывай, — попросил он, вздохнув. — Что новенького в твоей бурной жизни? Комендантский час на этот раз наступает в девять вечера?

Элайн печально усмехнулась, хотя в ее затруднительном положении не было ничего забавного. Филипп никогда не относился серьезно к сложным отношениям между Элайн и ее отцом. Еще много лет назад он советовал ей полагаться только на себя и освободиться от привычного для отца образа жизни с драконовскими правилами. Но ее характер был не таким несгибаемым, как у Филиппа. Элайн нуждалась в своем отце. Правда, постепенно она стала сильнее и теперь наверняка сможет уехать и начать жить самостоятельно. Однажды Элайн уже пыталась уйти от отца, но тогда ей это не удалось. Однако на сей раз все будет по-другому.

— Если папа счел за лучшее смириться с происшедшим, ему не стоило лезть в мою жизнь, ведь все изменилось. Но его собственнические замашки сводят меня с ума.

Филипп грустно вздохнул и выпил глоток виски, прежде чем продолжить разговор.

— Старый медведь, — прорычал он. — Я даже рад, что он мне больше не отец. Ну, какие еще ссоры и разногласия у вас в последнее время?

— Много чего, — расстроенно произнесла Элайн. — Например, отец пытается выдать меня замуж за Филиппа Симонс-Блэкшоу. И это просто мелочь по сравнению со всем остальным, но она переполнила чашу моего терпения.

Филипп запрокинул голову и расхохотался.

— Тебе бы все смеяться, — тихо прошипела Элайн.

— Чертовски весело! Этот мужик — настоящий слизняк. Конечно, он богат как Крез благодаря полученному наследству, но сам — круглый идиот.

— Зато обожает меня, — сказала Элайн в защиту предполагаемого жениха и тут же прикусила язык, поскольку ее слова прозвучали так, словно она и на самом деле собиралась за него замуж. А это было очень далеко от истины. — Во всяком случае, сводничество принимает серьезный оборот. Он получил благословение от папы и теперь забрасывает меня цветами и подарками, что, признаться, ужасно утомительно.

— Именно поэтому ты попросила меня встретиться здесь? Ты хочешь, чтобы я вмешался и расстроил ваш брак с Филиппом Симонс-Блэкшоу, поскольку эта свадьба равнозначна неминуемой гибели для тебя? — Он снова начал хохотать, и Элайн ткнула его в бок. — Вообще-то, — уже серьезным тоном добавил Филипп, — пусть он и шут, но у него чертовски хорошие связи. Имя Симонс-Блэкшоу стало бы очень полезным дополнением к нашей фамилии.

— Но ведь ты больше не считаешь себя членом этой семьи, — напомнила ему Элайн. — Пять лет назад, когда ты ушел из дома после ужасной ссоры с папой, ты сказал, что вовек не переступишь порог его дома.

— И я сдержал свое слово, — невозмутимо произнес Филипп, сделал большой глоток виски, а затем снова поставил стакан на стойку бара. — Похоже, я всегда не с той стороны подходил к своему отчиму. Интересно, сложилось бы все по-другому, если бы наша мать была до сих пор жива?

Элайн мрачным взглядом уставилась на лужицу вина рядом со своим бокалом. Любое упоминание о матери вызывало мрачное уныние. Элайн было всего пятнадцать лет, а Филиппу — двадцать пять, когда Руфь погибла в авиакатастрофе на маленьком самолете из-за тумана над Францией.

Когда Филиппу исполнилось десять лет, Руфь, устав мириться с многочисленными изменами мужа, развелась с Питером Мейнуорингом, родным отцом Филиппа, и вышла замуж за Джона Мортона. Вскоре родилась Элайн, которую безумно любили и баловали. Повзрослев, Элайн часто думала, что по всем законам природы жизнь ее обожаемого сводного брата должна была бы быть довольно непростой. Ведь у нее было все: и любовь, и всевозможные материальные блага, — в то время как своего приемного сына Джон Мортон держал в строгости. А Филипп всегда возмущался этим, и потому их отношения еще больше ухудшались. Потом, через несколько лет после гибели матери, Филипп вообще ушел из дома, однако поддерживал связь с Элайн. Тогда отец еще туже зажал в тисках собственника свою единственную дочь.

— Извини, дорогая, — с сожалением промолвил Филипп, обнял Элайн и, крепко прижав к себе, ласково поцеловал в щеку. — Мне не стоило заводить этот разговор.

Элайн улыбнулась и выпила вино. Пока Филипп успокаивал ее, она взглянула поверх его плеча на Кэти и Лизу, которые слишком уж поспешно встали из-за своего столика. У Лизы был такой вид, словно она вот-вот упадет в обморок. Наверное, они все-таки заметили Элайн. Элайн положила локоть на стойку бара и прикрыла лицо рукой. Слава Богу, девушки направились к другой двери — запасному выводу в противоположном углу бара, который всегда был открыт в жаркую погоду. Он вел в маленький, мощенный булыжником переулок.

— Всего хорошего, девушки, — крикнул Брюс, наполняя вином бокал Элайн.

Элайн вздрогнула. Кэти и Лизе не удалось выйти из бара быстро и незамеченными. Филипп обернулся и посмотрел, к кому Брюс обратился с такими веселыми словами прощания.

— Уверен, что знаю одну из них, — как-то неопределенно пробормотал брат.

— Похоже, ты знаком со всеми девушками на свете, — хмыкнула Элайн, вздохнув с облегчением, что ее бывшие подруги по квартире ушли, не поднимая скандала. — А теперь забудь на время о своих сексуальных желаниях и выслушай меня.

Сейчас она чувствовала себя лучше и сгорала от нетерпения поделиться с Филиппом своими планами.

— Я решила, что с меня хватит, — сказала она. — Я еще не рассказала тебе, что случилось на прошлой неделе. Начну с самого начала, потому что все это имеет отношение к происходящему. Я искала марки в письменном столе папы и нашла несколько старых писем. — Элайн взглянула на Филиппа, чтобы убедиться, что он внимательно ее слушает. Или же ест жадными глазами всех девушек в баре? Ее брат был просто чемпионом мира по флирту. Удостоверившись, что он весь внимание, она продолжила: — Это были письма от Маркуса из Марбельи, написанные им в прошлом году.

Филипп провел рукою по своим темным густым волосам. Вдруг он почувствовал, что не может смотреть Элайн в глаза, и она знала почему. Ей уже пришлось пережить роковые последствия того, что случилось в минувшем году; тогда Филипп посоветовал ей смириться: ошибка — это всего лишь ошибка, а жизнь идет своим чередом. Отец сказал ей то же самое, однако в более гневных выражениях, чем Филипп, который больше считался с ее чувствами. Тем не менее Элайн понимала, о чем сейчас думает Филипп: зачем возобновлять роман с владельцем бара из Марбельи, учитывая, сколько всего ей довелось вынести? Самое лучшее — не будить спящую собаку.

— Не знаю, как Маркус разыскал мой адрес, — горячо произнесла Элайн. — Ведь я сообщила ему только адрес квартиры, которую снимала тогда у тех девушек. Мои соседки не знали моего домашнего адреса, поэтому не могли переслать мне его письма. В своем первом письме в Найтбридж он писал, что ужасно расстроен и мы больше не можем общаться… Ведь когда я жила в той квартире в Баттерси, мы звонили друг другу по телефону каждые пять минут и…

— Элайн, ты собираешься переходить к сути? — перебил ее Филипп. — Вообще-то я искренне верил, что все это быльем поросло.

— Да, но, как видишь, это не совсем так, — настаивала сестра. — Маркус любит меня по-настоящему, он так написал в своих письмах, он хочет, чтобы я переехала к нему, чтобы мы жили вместе и…

— Элайн, это был всего лишь курортный роман, — возразил Филипп. — Такое происходит постоянно. У меня самого были подобные романы. Они ничего не значат. Несколько ночей страсти в хмельном водовороте отдыха — это совершенно нормальное явление. Тогда ты поступила правильно, расценив случившееся как ошибку, которую нужно учесть в будущем, и вернулась к прежней жизни.

— Но если бы я знала о тех письмах, моя жизнь теперь не была бы столь ужасной, — сердито огрызнулась Элайн. — Отец скрыл от меня письма Маркуса, а когда я их нашла, мы с ним поругались. Он сказал, что такой человек не может быть хорошим, что, наверное, у него есть криминальные связи, поскольку никто не в состоянии разузнать частный адрес судьи Высокого суда

или его домашний телефонный номер. Вероятно, Маркус еще и звонил к нам домой из Марбельи, но отец сказал ему, что со мной нельзя связаться ни сейчас, ни в будущем.

— Отец в чем-то прав, Элайн, — задумчиво произнес Филипп. — Как, черт побери, Маркус смог достать твой адрес и телефон?

— Ты на чьей стороне, Филипп? — вспыхнула от негодования Элайн.

— Конечно, на твоей. Я же всегда заботился о твоих интересах.

— Да, ну хорошо, поддержи меня и на этот раз.

— Поддержать тебя в чем? — с удивлением спросил Филипп.

— Я уезжаю из страны, Филипп. — Элайн кончиком языка облизнула нижнюю губу и гордо вздернула подбородок. — Как только я закончу все необходимые приготовления, я собираюсь отправиться в Марбелью, к Маркусу.

Филипп в изумлении уставился на сестру.

— Я, Филипп… — Элайн опустила темные ресницы, не в силах взглянуть на брата. — Я намереваюсь сбежать в Марбелью и…

— Подожди минуточку. — Филипп тяжело вздохнул и прикрыл ладонью руку Элайн, пытаясь успокоить ее. — Ты сошла с ума? Сбежать! О чем ты говоришь? Ты уверена, что этот Маркус не имеет отношения к преступному миру?

— На все сто процентов! — надув губы, ответила Элайн. — Ты рассуждаешь совсем как отец, который считает, что Марбелья — это «побережье преступников».

— Ну, будучи судьей, он, возможно, лучше, чем другие, знает, где обитают проходимцы.

— Не говори ерунды, Филипп. Маркус владеет совершенно легальным баром на побережье. А слова отца свидетельствуют только о том, что он настоящий параноик. Судьи обязаны быть беспристрастными. Отец не должен делать такие выводы и думать плохо о людях только потому, что они живут там, где повесили несколько грабителей банков. Во всяком случае, дело даже не в этом, — продолжала Элайн. — Если я расскажу отцу о своих планах, он сделает все, чтобы остановить меня. Он закроет аэропорты и железнодорожные вокзалы и примет все меры, лишь бы не дать мне выехать из страны. Именно это я имела в виду, когда сказала, что собираюсь сбежать — сбежать от него.

— Элайн, мне кажется, ты не права. Ты просто нашла несколько старых писем, поругалась с Джоном из-за того, что он заставляет тебя выйти замуж за Блэкшоу, ты ищешь причины…

— Маркус любит меня, — настойчиво повторила Элайн, чувствуя, что теряет поддержку Филиппа, и размышляя, могла ли она хоть когда-нибудь полагаться на него. — И ты, и отец убеждали меня, что это был просто курортный роман, а поскольку тогда я находилась в шоке, то позволила себя уговорить. Сейчас же мое состояние совершенно нормальное, и я чувствую себя иначе из-за тех писем. Маркус и впрямь любит меня и…

— А что же будет с Софи? — Филипп выдвинул последний, самый веский аргумент.

Серые глаза Элайн расширились, и она слегка вздрогнула.

— Конечно, я возьму ее с собой, — ответила Элайн. — Неужели ты думал, что я ее оставлю?

Филипп залпом допил виски и с беспокойством потер лоб. Элайн никогда не смотрела на мир трезвым взглядом. Ее всегда баловали и во всем ей потакали. А потом, когда Элайн была всего лишь подростком, она потеряла мать. Стоит ли удивляться тому, что в итоге с ней случилась такая беда? Филипп в любую минуту готов был помочь Элайн, но он не мог одобрить это сумасбродное решение.

— Элайн, — ласково начал он. — За последний год многое изменилось. Возможно, год назад Маркус все еще мучился от разлуки с тобой, находясь под влиянием вашего романа, но…

— Это был не просто легкий флирт, — горячо возразила Элайн. — Мы по-настоящему любили друг друга.

— Наверное, так оно и было тогда, но с тех пор столько воды утекло. Например, появилась Софи. Ведь Маркус даже ничего не знает о ней. И что же ты станешь делать? Войдешь в бар в час пик, положишь девочку в дорожной детской сумке на стойку бара и заявишь: «Привет, Маркус. А это твой ненаглядный ребенок — результат нашего прошлогоднего романа»?!

На глаза Элайн навернулись слезы. Все произойдет совсем не так. Конечно, сначала Софи может стать для Маркуса потрясением, но ведь он любил ее мать? И ребенка он тоже станет обожать. Ведь не будет же Маркус думать, что Элайн родила ребенка только затем, чтобы женить его на себе. О, если бы она смогла набраться мужества и рассказать Маркусу, что ждет ребенка! Но она струсила. Элайн была так потрясена, когда узнала о своей беременности, что снова вверила свою жизнь в руки отца. В то время она чувствовала себя слабой и беззащитной, находилась в полном смятении. Отец тогда не отходил от дочери ни на шаг и убеждал ее, что она не добьется ничего хорошего, если расскажет Маркусу, что носит его ребенка. Да, поскольку Элайн в то время переживала ужасный стресс, она позволила себя убедить в том, что у них с Маркусом не было ничего серьезного, хотя сердце подсказывало ей совершенно иное. К сожалению, отец зачастую оказывался прав.

Ее первая попытка порвать с отцом потерпела крах. Он нашел ей работу в пресс-центре, так как знал всех в парламенте, но для Элайн это стало настоящим бедствием. Она ничего не понимала, место было ужасно шумным, все кричали, перебивая друг друга…

Элайн никогда не удавалось пожить независимо, в свое удовольствие. Ее сильно баловали, когда она была ребенком, потом Элайн училась в диккенсовской школе для девочек — дочерей высокопоставленных персон. А когда стала взрослой, от нее требовалось только одно — удачно выйти замуж. До сегодняшнего дня все в Элайн бунтовало, ей хотелось самой распоряжаться своей жизнью. Отец в какой-то степени смирился с ее желанием самостоятельно найти работу, но он просто в ужас пришел, когда Элайн решила переехать в арендованную квартирку на противоположном берегу реки. На другой берег — от всех проблем!

— Баттерси! — взревел отец. — Это не место для того, кто хоть что-то собой представляет! Ты не выживешь там, Элайн, — суровым тоном сказал он. — Рядом со мной ты ведешь комфортный образ жизни, можешь позволить себе все, что захочешь. Раскинь мозгами хорошенько, малыш!

— Я не живу здесь по-настоящему, папа, — умоляла его Элайн, понимая, почему отцу хочется удержать ее подле себя — в целости и безопасности. Она — это все, что у него осталось. Мама умерла, Филипп ушел. — И я больше не твой малыш. Я просто задыхаюсь от твоей опеки.

Так они ругались пять дней и ночей, пока наконец Джон Мортон не сдался, только потому что устал от затянутого до невозможности дела по мошенничеству, на слушаниях по которому председательствовал и в которое были вовлечены миллиарды фунтов стерлингов и несколько тысяч обезумевших вкладчиков в пенсионные фонды. Итак, отец достал очередную бутылку солодового виски и осушил ее до дна.

Но оружие Джон Мортон не сложил. Если Элайн хочет жить одна, пусть будет так. Он резко сократил расходы на ее содержание, ожидая, что уже через двадцать четыре часа дочь приползет к нему, исхудавшая, в разорванной одежде, и, спрятав свою гордость в пластиковый пакет из супермаркета, станет просить прощение.

Все именно так и произошло. Даже самая дорогая в мире высшая школа не научила Элайн вести хозяйство. Она привыкла, не задумываясь о деньгах, покупать дорогую одежду и разные красивые мелочи, и вдруг ей пришлось самой платить за проезд на такси на работу — Элайн ненавидела общественный транспорт — и за аренду квартиры, и ее завалили счетами, которые она должна была оплачивать вместе с Кэти и Лизой. Конечно, сначала все казалось забавным, даже волнующим. Ей так хотелось принадлежать к миру этих девушек! Они столько смеялись, ходили в кафе и бары, за ними всегда бегала целая толпа поклонников. И все-таки Элайн так и не почувствовала себя как рыба в воде, ведя этот образ жизни. Она знала, что новые подружки считали ее немного странной. Однажды она даже слышала, как Кэти назвала ее за глаза герцогиней, разумеется, только в шутку, но тем не менее между ними оставалась пропасть. Как полагала Элайн, эта пропасть сохранялась из-за того, что они принадлежали к разным классам общества.

Ее отец оказался прав: она не смогла выжить в таких условиях. Очень скоро Элайн погрязла в долгах. Филипп предлагал ей материальную помощь, но она упрямо отказывалась — ей было стыдно, что она не в состоянии решить свои проблемы. Ее охватила такая глубокая депрессия, когда она истратила больше, чем имела на кредитной карточке в банке, что Элайн отправилась отдыхать в Марбелью, чтобы собраться с мыслями. И там она встретила Маркуса, влюбилась в него с первого взгляда и прекрасно провела время. Но затем на нее обрушилось новое несчастье — Элайн возвратилась и поняла, что беременна.

— Мне пора идти, Филипп, — печально сказала она, вертя в руках бокал с вином. — Папа вел себя просто замечательно: позволил мне вернуться домой и оберегал меня во время беременности. Ты тоже всегда меня морально поддерживал. Знаю, я была круглой дурой, и мне повезло, что все кончилось хорошо. Но когда я смотрю на своего ребенка, то узнаю в нем Маркуса. Я пыталась забыть его, хотя это казалось невозможным. А когда я обнаружила эти письма и поняла, как сильно Маркус любит меня, все мои чувства вспыхнули с новой силой. Ты говоришь, что мне сложно будет сказать ему о ребенке, но мне нужно попытаться. Я не могу выйти замуж за Филиппа Симонс-Блэкшоу. Может, он и богат, но я не люблю его. Я хочу Маркуса и…

— А тебе не приходило в голову, что сейчас у него, возможно, появилась другая женщина? — перебил ее Филипп. Ему не хотелось быть жестоким, но иногда надо трезво смотреть на вещи.

— Если Маркус не лгал в своих письмах, то он все еще должен быть свободен, Филипп, — едва слышно прошептала Элайн. — Ведь моя любовь не погасла, почему же у него может быть по-другому?

— Потому что он мужчина, дорогая Элайн, мужчина, — настаивал Филипп. — В сезон отпусков он наверняка встречает миллион красивых девушек. Уверяю тебя, ты была не единственной. Разве ты не смотрела фильм «Мак Валентина»? Не успела Паулин Коллинз добраться до аэропорта, как Том Конти, владелец бара в Греции, уже флиртовал с другой.

Элайн печально вздохнула. Это был один из ее самых любимых фильмов: уставшая домохозяйка сбегает от однообразия быта на отдых в Грецию, где встречает красивого грека, который круто меняет всю ее жизнь. Дело заканчивается тем, что она готовит в его баре чипсы и яичницу для английских туристов. Но Элайн и сама не прочь делать это в Марбелье вместе с Маркусом. Вообще-то она никогда не готовила чипсы и не жарила яичницу, но могла бы научиться.

— Маркус англичанин, а не грек, — пробормотала Элайн. — И мне нужна твоя поддержка, а не циничные рассуждения. Вся беда в том, что ты ничего не знаешь о любви. Если у тебя самого была уйма подружек, то, думаешь, все мужчины такие же? Что все они сторонники дискриминации женщин?

— Я просто знаю, как рассуждают и ведут себя мужчины, дорогая, — заявил Филипп. — Поверь мне: у парня случится сердечный приступ, когда ты вернешься к нему с родившимся от него ребенком. Если он не упадет замертво от шока, то по крайней мере разобьет твое сердце. А мне не хотелось бы видеть, как ты страдаешь, Элайн.

— Значит, ты не поедешь туда вместе со мной? — тихо спросила Элайн.

— Так вот в чем заключался весь вопрос? Ты хочешь, чтобы я сопровождал тебя в Марбелью? — с изумлением спросил Филипп.

— Я… я подумала, что ты мог бы взять отпуск и мы поехали бы вместе. Я решила…

— Ты решила, что мое присутствие поможет тебе выстоять, если все пойдет плохо, — закончил он за Элайн.

«Не совсем так», — удрученно подумала Элайн. Филипп слишком много работает. Отдых на солнце пошел бы ему только на пользу. Но кое в чем он прав. Он будет рядом с ней, если ее план потерпит крах, ведь раньше в тяжелую минуту она всегда чувствовала его поддержку. И пусть сейчас Филипп был категорически против того, чтобы она ехала в Марбелью, он тем не менее беспокоился за ее благополучие. Элайн надеялась, что Маркус встретит ее с распростертыми объятиями, но в глубине души испытывала страх. Год — это большой срок. Чувства людей меняются, хотя ее отношение к Маркусу осталось прежним. Ее любовь выдержала испытание разлукой, но… Ведь ей никогда не приходила в голову мысль, что Маркус сейчас может относиться к ней по-другому. Элайн решила все-таки поехать. Она гордо подняла голову.

— Я еду, Филипп, — твердым тоном произнесла она. — Всю свою жизнь я была избалованной богатой девочкой. Каждый раз я перекладывала свои проблемы на папу, но все изменилось, когда родилась Софи. Теперь я — мать, и настало время самой принимать решения за нас двоих. Маркус — ее отец! Это видно, стоит лишь взглянуть на Софи, и мне хочется дать малышке шанс познакомиться с папочкой, а ему — с ней. Это их право.

Элайн отодвинула свой бокал, закинула сумку от Энни на плечо, слезла с высокого стула и посмотрела на брата.

— Я прошу тебя только об одном, Филипп: не рассказывай никому о нашем разговоре. Не говори отцу, куда я собираюсь.

— Это исключено, ведь я не общаюсь с ним уже несколько лет, — пробормотал Филипп, положив на стойку бара деньги за вино и виски. — Пойдем, я посажу тебя в такси.

Выйдя из бара и ожидая такси, Филипп повернул Элайн к себе и обнял за плечи.

— Я не могу поддержать тебя в этом, сестренка. Мне бы очень хотелось, поверь, но… Ты совершаешь ужасную ошибку. Подумай как следует. Кроме того — извини за то, что я вообще говорю об этом, — ты никогда не задумывалась над тем, что Маркус мог бы приехать в Англию, чтобы разыскать тебя, если он и впрямь относится к тебе так же, как ты к нему?

Элайн облизала пересохшие губы и тяжело вздохнула. Когда она заговорила, ее голос звучал еле слышно и дрожал:

— Да, Филипп, я тоже об этом думала. Но я узнаю, приезжал он или нет, только тогда, когда встречусь с ним. Мне кажется, он приезжал, но не застал меня дома, а папа дал ему резкий отпор. И насколько мне известно, папа проинструктировал няню Карен и всех остальных слуг поступать с Маркусом точно так же. Я ничего не знаю наверняка, но обязательно выясню.

Филипп раздраженно хмыкнул. Женская логика всегда приводила его в замешательство. Он совершенно не понимал женщин, хотя восхищался ими — всеми сразу и каждой в отдельности.

Элайн решительно покачала головой в ответ, у нее даже в горле пересохло от разочарования, что Филипп не поддерживает ее сейчас, когда она больше всего в нем нуждается. И хотя она утверждала, что старается стать хозяйкой своей судьбы, все-таки Элайн дрожала от страха при мысли о поездке в одиночестве в Испанию с грудным ребенком и о предстоящей встрече с отцом Софи. И все это по вине Филиппа. Когда Элайн вошла в бар, встретилась с братом, рассказала ему о своих планах и попросила о помощи, она не сомневалась, что поступает правильно, и была настроена оптимистично — Маркус встретит ее вне себя от радости и с полным любви сердцем. Но Филипп ей высказал все, о чем Элайн не хотела думать, и вновь пробудил те сомнения, которые она прятала поглубже. Порой ей действительно казалось, что все совершенно бесполезно, Маркус, возможно, больше ее не хочет… Нет, Элайн не станет размышлять над этим. Она просто, поедет туда.

— На улицу Ганз-Кресент, — сказал Филипп водителю такси, открывая дверь для Элайн. Он обнял ее и поцеловал в щеку на прощание. — Не вешай нос, дорогая. Хорошенько обдумай все, а я позвоню тебе завтра, когда старый медведь уйдет в Бейли

Или он не там заседает в эти дни? Знаешь, сейчас в первый раз за все это время мне захотелось наладить отношения с Джоном… Противно признаться, но он прав. Если бы я был уверен, что выйдет что-нибудь толковое из нашего с ним примирения, я бы позволил ему и, может, вдвоем мы бы отговорили тебя от этой сумасшедшей идеи.

Элайн села в такси, захлопнула за собой дверцу и опустила стекло, чтобы договорить с Филиппом. На глаза у нее наворачивались слезы, но она смогла произнести холодным тоном:

— Я очень хочу, чтобы ты помирился с папой, но только не таким образом, Филипп. Лучше бы я ничего не рассказывала тебе. Постарайся забыть все, что я говорила.

— Так ты передумала? — с надеждой спросил Филипп.

Элайн не ответила. Она послала брату воздушный поцелуй, закрыла окно, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза, пока такси отъезжало от обочины.

Сейчас Элайн испытывала такое же смятение, как и в прошлом году, когда обнаружила, что беременна. Ее отец замечательно относился к ней, лишь только прошел первый порыв гнева, но в последнее время она чувствовала, как он опутывает ее сетями своего чрезмерного покровительства. Отец сватал ее к Блэкшоу — в открытую, ничуть не скрывая своих намерений, — и постоянно говорил о венчании в храме и о том, каким славным малым был его избранник. Но Элайн даже мысли не допускала, что остаток жизни проведет с этим Блэкшоу. Филипп Симонс-Блэкшоу был занудой до мозга костей по сравнению с волнующим ее Маркусом, который смешивал коктейль с таким дьявольским шиком, что окружающие аплодировали ему. Как она могла думать о ком-то, кроме него?

Нет, Элайн даже не соблазняли наследство Филиппа и его загородный особняк в готическом стиле с семнадцатью спальнями, пятнадцать из которых имели отдельную ванную комнату. Да, именно Маркус открыл ей глаза на реальный мир. Правда, нельзя сказать, что Маркус был нищим. Его бар считался самым прибыльным местом на побережье и всегда был битком набит. О Господи, какой радостью переполнялось сердце Элайн, когда Маркус находил для нее время среди этого блеска Марбельи!

Элайн помнила, как она впервые переступила порог его бара. Надо признать, что она ужасно нервничала, даже боялась, но после трех дней, проведенных в самом шикарном отеле на побережье, от одиночества у нее кошки скребли на душе. У всех были партнеры, все вокруг веселились, а она все сильнее впадала в депрессию и чувствовала себя полностью оторванной от мира. Однажды вечером, выпив для храбрости пару коктейлей в баре гостиницы, Элайн собралась с духом, вышла на набережную и просто слилась с яркой толпой, и ей было все равно, в каком направлении идти. Конечно, позже ей стало плохо. У нее кружилась голова, а ноги подкашивались, но рядом находился Маркус, который проводил ее до отеля, через службу доставки в номер заказал литр черного кофе, раздел ее и уложил в постель. И хотя Элайн была в полубессознательном состоянии, одна ошеломляющая мысль не покидала ее: Маркус даже не попытался забраться в постель вместе с ней. «Как это мило!» — думала Элайн, засыпая.

А на следующий день все и началось. Маркус позвонил утром в гостиницу, чтобы узнать, как она себя чувствует, принес ей огромный букет розовых гвоздик, и с этой минуты между ними завязался роман. Маркус возил ее в горы, они гуляли по оливковым рощам и устраивали пикник возле горных речушек. Все это так отличалось от жизни в Лондоне! А каким потрясающим любовником оказался Маркус!

Первый раз они занимались любовью в его уютной квартире над баром, и Элайн помнила все до мельчайших подробностей, настолько это было дивно.

Ударом ноги захлопнув за собой дверь, Маркус заключил Элайн в объятия и с такой страстью прильнул своим чувственным ртом к ее губам, что у нее закружилась голова. Дрожащими пальцами Элайн гладила его по длинным, до плеч, вьющимся волосам, которые сейчас не были завязаны кожаным шнурочком, как обычно. Его черные кудри были мягкими и шелковистыми, пахли миндалем и иланг-илангом, и от этого аромата Элайн словно захмелела. Она нежно дотрагивалась до смуглого лица Маркуса, наслаждаясь упругостью его кожи и правильными чертами. Он был самым красивым мужчиной из всех, к каким она прикасалась в такой интимной обстановке!

Маркус тихо стонал, вдыхая запах ее волос, а прижавшись к ней, резко вздрогнул. И тогда она поняла, что была для него особенной, как и он — для нее. Опустив Элайн на свою великолепную кровать, он стал целовать ее лицо и губы до тех пор, пока она не захотела его каждой клеточкой тела. Потом он осторожно снял с нее платье, а когда поднялся и медленно, невероятно эротично разделся, Элайн подумала, что никогда еще не испытывала такого счастья.

У Маркуса была превосходная фигура и не столь мускулистая, как у некоторых парней на пляже. Он был пропорционально сложен, с узкими бедрами, его кожа была гладкой и загорелой, у него на груди не росли эти отвратительные волосы, которые всегда отталкивали Элайн, но она знала, что, даже если бы он оказался волосатым с головы до пят, она все равно не стала бы любить его меньше. Впрочем, перед ней не стояло такой дилеммы, ведь у Маркуса было тело молодого греческого бога.

Элайн вся ожила, когда Маркус расстегнул ей кружевной бюстгальтер и начал снимать с нее трусики так неспешно и нежно, словно срывал экзотический цветок. Его теплые и чувственные губы целовали каждую частичку ее обнаженной плоти. И по мере того как Элайн захлестывала волна ощущений, ей становилось ясно, как мало она знала, какой невинной была. Маркус ласково смеялся и продолжал учить ее всему тому, о чем она даже не подозревала, но что ей следовало знать о собственном теле.

Все казалось просто чудом, а его проникновение в нее, первое в жизни Элайн, волнующее из-за их прерывистого дыхания, из-за дрожи их тел, слившихся в предвосхищении удовольствия, осталось навсегда в ее сердце и в ее душе. Маркус двигался так ритмично, так замечательно! Каждое его движение усиливало ее наслаждение, каждое его слово, которое он бормотал, приободряя ее, возбуждало ее все больше, пока наконец стало уже невозможно удержаться на огненной волне бушующего моря страсти, уносящей их в мир любви и вожделения.

Да, Маркус открыл для нее целый мир, разбудил ее сердце…

Когда Элайн вернулась домой, в Англию, она звонила Маркусу несколько раз в день, и он говорил ей, как сильно любит ее, безумно скучает, а потом… потом… Да, какой же наивной она все-таки была! Она поняла, что беременна и не знает, что делать дальше, она даже не могла самостоятельно принять какое-либо решение. Собрав свои пожитки, Элайн уехала из квартирки в Баттерси и, поджав хвост, вернулась к отцу.

Но теперь она уже не та слабовольная девочка, что раньше. Ее жизнь необратимо изменилась, когда она обнаружила письма, которые отец прятал от нее. «Ну, я почти стала другой», — уныло подумала Элайн, потому что сейчас та, прошлогодняя, нерешительность снова возвращалась к ней.

Филипп был ее последней опорой, больше она ни на кого не могла рассчитывать. Ее знакомые по Найтбриджу помочь были не в силах, потому что интересовались только светскими сплетнями и магазинами. А она сама мало чем отличалась от них.

«И все-таки я переменилась», — убеждала Элайн самое себя. Теперь она стала матерью, единственным родителем своего ребенка, а ей ужасно хотелось, чтобы у ее обожаемой дочки был еще и отец. Кроме того, Элайн любила Маркуса. Она безудержно рыдала, когда нашла эти старые письма и поняла, как глупо себя повела, что не связалась с Маркусом, как только узнала о своей беременности. Ведь он тоже любил ее, и так сильно, что его чувства не могли просто погаснуть.

Но хватит ли у нее мужества в одиночку отправиться на юг Испании и показать любовнику его дитя? Ей придется ехать одной, ведь Филипп и слушать не хотел о ее планах. Не переоценивает ли она свои силы? Элайн уже решила, что не станет брать с собой Карен, няню дочери. Карен, воспитанная в духе Северной Англии, всегда серьезно относилась к своим обязанностям. Ее нанял Джон Мортон, и она неизменно обращалась к нему, когда возникали какие-либо проблемы. Преданность этой женщины распространялась только на хозяина, который платил ей жалованье; нельзя было полностью доверить Карен свои секреты.

Нет, лишь к Филиппу, своему брату, могла обратиться Элайн. С Филиппом ей становилось намного легче, он придавал ей сил, она доверяла ему. Однако в этот раз он был непреклонен и отказывался поддержать ее. Лучше бы она вообще ничего ему не говорила. Она поступила неправильно. Ей стоило бы предложить ему провести вместе отпуск в Марбелье, и тогда бы он просто поехал с ней, и не понадобились бы никакие советы. В Испании Филипп мигом нашел бы какую-нибудь красивую девушку, а Элайн занялась бы решением своих проблем с Маркусом. Но сейчас уже слишком поздно, она опять допустила промах. Теперь Филипп знал о ее планах, поэтому надо спешить. Возможно, быстрота — это самая лучшая тактика на сегодня. Ей нужно уезжать, и как можно скорее.

Кусая губы, Элайн смотрела в окно такси, пока они направлялись вниз по улице Риджент к Пиккадилли-серкус. Ей вдруг стало страшно, она почувствовала себя такой одинокой. Больше ей не к кому обратиться. Если только…

И вдруг Элайн выпрямилась на сиденье.

— Хм, вы не могли бы… я хочу сказать… вас не затруднит сделать крюк? Пожалуйста!

— Куда ехать, леди? — спросил водитель, слегка вздохнув.

— Э… ну, вообще-то в район Баттерси. Бугенвиль-Террас, угол улицы Нэгз-Хэд.

— Да, я знаю это место. Я вырос в Баттерси. Сейчас там все изменилось. Проклятые хиппи заполонили весь этот район и превратили все террасы

в квартиры. Во время войны на улице Нэгз-Хэд находилось бомбоубежище — в знаменитых винных погребах Моррисона, и, когда смолкали звуки сирены, мы, ребятня, проникали в эти подвалы и устраивали там разные игры. Те времена были… знаете, ведь я не видел бананов до шестилетнего возраста и…

— Прекрасное время, — пробормотала Элайн, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. Больше она ничего не слышала. Ее мысли были заняты только одной идеей, вертевшейся у нее в голове. Сумасшедшая идея, но Элайн пребывала в отчаянии и нуждалась в крайних мерах.

— Какой номер дома, леди? — немного погодя спросил водитель, заставив Элайн открыть глаза.

— Просто остановитесь здесь, за этим… этим… как вы называете его? За этим убежищем, — быстро сказала она. Сердце Элайн бешено забилось, а ладони стали холодными и липкими. Элайн увидела, что чуть дальше Кэти и Лиза вытаскивают коробки из белого автофургона. Ей даже в голову не пришло, что они, возможно, здесь уже больше не живут. Как же хорошо, что они никуда не переехали!

Водитель протянул руку через окно и, не вставая с сиденья, открыл для Элайн дверцу машины.

— Подождите немножко, — сказала она. — Я… я не совсем уверена. Могу я посидеть в машине еще одну минуту?

— Как скажете, душенька. Я в вашем полном распоряжении, — ответил ей водитель, радостно взглянув на тикающий счетчик.

И вдруг идея показалась Элайн не такой уж и хорошей. Как она могла снова ворваться в их жизнь и просить о помощи, когда прошло столько времени? Ей нужно все хорошенько обдумать. Крепко сжав руки, Элайн наблюдала за двумя девушками. Она помнила, что Лиза продавала из изящных корзиночек с крышками сандвичи в офисах западной части города. Лиза вставала с рассветом, чтобы приготовить эти вкуснейшие огромные бутерброды с упругой ветчиной и маринованными огурчиками, с кусочками сыра и мелко порезанным луком. От запаха этих сандвичей у Элайн всегда текли слюнки, но она никогда не пробовала их, опасаясь растолстеть до невероятных размеров. Как она завидовала смелости Лизы, которая просто заходила в незнакомые офисы и продавала там свои сандвичи! Элайн не решилась бы на такое, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

А Кэти работала секретарем. Они с Лизой часто смеялись над начальником Кэти, выпускником Итона. Старик сразу же начал приставать к Кэти, как только они оставались наедине. Но Кэти не была дурой, она знала, как вести себя со своим начальником. Казалось, практичная и опытная Кэти могла одним лишь взглядом своих страстных темных глаз поставить на место даже Казанову.

Элайн вздохнула с сожалением. Как бы ей хотелось повернуть время вспять: жить с этими девушками в одной квартире, вести вместе с ними беззаботный образ жизни! Рано или поздно они бы приняли ее… Они ведь пытались это сделать, насколько помнила Элайн. Однажды они даже взяли ее с собой в ужасный бар на углу Нэгз-Хэд — с треснутыми пластиковыми стульями и караоке, пропахший пивом и закусками. Кэти спросила, что будет пить Элайн, и та ответила: «Пимз». После этого вечер стал каким-то скучным. Лиза представила Элайн своим друзьям, в основном парням из соседнего магазина, но они так шумели, что Элайн сослалась на головную боль и ушла домой. Именно в эту ночь, когда Кэти и Лиза вернулись, шушукаясь и хихикая, Элайн подслушала, что они называли ее герцогиней.

Да, эти две девушки жили абсолютно беспечно. Они не знали, что значит стоять на краю пропасти, когда рушится вся твоя жизнь. Они умели обращаться с мужчинами. И не позволили бы ни одному из них обижать себя.

Впрочем, сейчас они не производили впечатления таких уж счастливиц, по мнению Элайн. Лиза казалась такой же бледной и изнуренной, какой она была в баре. И Кэти тоже выглядела расстроенной. Но с другой стороны, близился к концу жаркий июльский день, и девушки, должно быть, устали.

А поскольку Элайн и сама чувствовала себя изможденной после попыток уговорить брата поддержать ее намерения, то мужество совсем покинуло ее. Она даже не решилась выйти из такси и подойти к Кэти и Лизе. В конце концов, они, вероятно, просто ненавидят ее за то, как она поступила с ними в прошлом году — сбежала, оставив неоплаченными счета. Они не поймут, почему тогда у нее не было выбора, и не поймут, почему сейчас она пытается вновь наладить отношения с ними. Нет, ее идея казалась теперь безнадежной, и она не имеет права рассчитывать на их помощь.

— Э… Я опять передумала, — пробормотала Элайн водителю такси. — В Найтбридж, пожалуйста.

Элайн снова закрыла глаза, когда машина развернулась и направилась обратно в сторону реки. Ей не терпелось вернуться домой и прижать к себе дочурку. Как было бы здорово, если бы ее ждал Маркус! Заключив ее в свои объятия, он сказал бы, как сильно скучал по ней, как обожает свою маленькую дочку.

И мечты об объятиях Маркуса, о его чувственных губах, прильнувших к ее рту, о его желании обладать ею, таком горячем, что страсть унесет их туда, где она еще никогда не была, — именно эти мечты побудили Элайн осуществить свой план до конца.

Она должна ехать и поедет. Как бы там ни было, завтра настанет новый день, и, возможно, у нее будет больше мужества и сил. А сейчас ей хотелось только одного — взять на руки Софи и на время забыть о своем малодушии.