Я родился в Англии, в Лондоне, рос и получал образование по всему миру. Изучал юриспруденцию в США и в Европе, стал специалистом по международному праву и продолжал вести кочевой образ жизни. Работая адвокатом, я повидал немало стран, провел много часов в гостиницах за границей, часто — за чтением книжек в мягких обложках. Зачастую авторами этих романов были бывшие юристы, которые сменили род занятий и стали писателями. Я начинал уставать от постоянных разъездов и все сильнее им завидовал. И в итоге взялся за перо — вернее, за ноутбук. Странствовать стало не так скучно. Я писал в самолетах и в поездах; в залах ожидания по всему миру.

Кончилось тем, что я оставил юриспруденцию и, подобно Эрнесту Хемингуэю, поселился в тропиках, чтобы заняться творчеством. Обосновался я в Мексике, в живописной Пуэрто-Вальярте, и с тех пор почти не трогаюсь с места.

Потекли идиллические годы — я сочинял истории, гулял по пляжу, наблюдал закаты — и читал отказные письма от издателей. По счастью, писательство нравилось мне само по себе. Пару лет назад я как раз начал работу над новым романом, и тут друзья пригласили меня поужинать. Среди гостей был один геофизик. Сидел он со мной рядом, и я спросил о его работе. Он рассказал, что трудится над секретным проектом по разработке нового источника энергии, который называется гидрат метана. Я заинтересовался, провел некоторые изыскания и выяснил, что это — замерзший газ, в больших количествах содержащийся под океанским дном. Мне эта штука показалась экзотичной, она прекрасно подходила для триллера, над которым я как раз начал работать. В тот вечер и родился замысел «Горящего льда».

Новый Орлеан я выбрал в качестве места действия прежде всего потому, что всегда очень любил этот город. Его историческое наследие, богатая история, его архитектура, музыка и кухня ни с чем не сравнимы, писать про них — чистая радость. Это подлинная сокровищница для писателя.

Разумеется, я не смог бы за эти годы ничего написать, не будь у меня своей музы. Муза эта была беспризорным котенком, когда я ее подобрал: трудно поверить, что сейчас ей — по кошачьему летосчислению — сто один год. Когда я пишу, она неизменно лежит, свернувшись клубком, у меня на столе или на коленях. И вот сейчас она намекает, что я чего-то слишком уж разболтался о себе, пора и ей уделить внимание.

А засим — извините…