Дерек вернулся домой ближе к вечеру. Стояли самые короткие дни в году, и затянутое плотной пеленой свинцовых туч небо уже потемнело. Снег, на некоторое время было прекратившийся, пошел с новой силой. Окрестные поля и холмы покрывались пушистым белым ковром, с каждой минутой становящимся все толще.

Сняв куртку и повесив ее на крючок в холле, он ожесточенно затопал ногами, стряхивая налипший на них снег. И сами эти движения прекрасно отражали владеющие им чувства.

Дерек замерз, был голоден, но что самое главное, настроение у него было просто отвратительное. Поиски матери ребенка окончились безрезультатно, что, естественно, вызывало в нем глухое раздражение.

Куда, черт возьми, подевалась Оливия? Он побывал всюду, где та могла быть. А может быть, ему просто не все известно?

Сидя на обитом золотистой тканью диване с по-детски поджатыми под себя ногами, Эльвира выглядела совсем юной девушкой. Головка Дороти, укутанной в белое одеяльце, удобно лежала на сгибе одной ее руки. В другой Эльвира держала бутылочку молока с надетой на нее соской, которую малышка жадно сосала, причмокивая от удовольствия. Лампы были потушены, вместо этого Эльвира разожгла в камине огонь, от которого исходил мягкий колеблющийся свет.

При виде этой сцены у Дерека перехватило дыхание. Ему с трудом удалось сдержать рвущийся наружу стон. Здесь, прямо перед ним, находилось все, чего он хотел, хотел всегда. Он готов был стоять так до бесконечности и молча наблюдать за происходящим.

Однако либо не до конца подавленный стон, либо что-то еще привлекло внимание Эльвиры, заставив ее поднять голову.

— А, вот и ты. Наконец-то. Я уже было решила, что ты никогда не вернешься домой.

Что-то в словах Эльвиры, в самом тоне ее голоса показалось Дереку несправедливым и обидным, отнюдь не улучшив и так скверное настроение.

— Я разыскивал мать Дороти и не хотел возвращаться до тех пор, пока не найду!

— И ты ее нашел? Тебе это удалось? Где же она?

— Черт его знает где! Как сквозь землю провалилась! Неужели ты думаешь, что я вернулся бы, если бы у меня оставалась хоть какая-то надежда?

— Значит, ты ее не нашел…

Эльвира была явно разочарована, но далеко не в той степени, как сам Дерек.

— Разве по мне не заметно? — огрызнулся он, включая верхний свет.

Повернувшись, Дерек со злорадным удовлетворением увидел, что заливший гостиную яркий свет разрушил очарование развернувшейся перед ним минуту назад сцены. Ведь следовало признать, что в сущности все это было лишь иллюзией, не имеющей никакого отношения к истинному положению вещей, фантазией, обусловленной стремлением выдать желаемое за действительное. Он видел не то, что существовало на самом деле, а то, что ему хотелось увидеть.

— Я просто подумала… Я надеялась…

Дерек знал, на что надеялась Эльвира, разочарование, звучащее в ее голосе, не оставляло в этом никакого сомнения. Она рассчитывала на то, что он приведет с собой мать Дороти, которой можно будет отдать девочку, забыв о ней навсегда. Именно тем, что этого не случилось, и объясняется недовольное выражение ее лица.

— Что ж, не хочется тебя расстраивать, но я ее не нашел. Более того, я не нашел никого, кто хотя бы видел ее или знает о местопребывании этой женщины.

От образа молодой матери, так поразившего его воображение в первый момент появления в гостиной, не осталось и следа. Более того, понимание того, что породило это видение, причинило ему душевную боль.

Дерек был сыт по горло Рождеством и всем, что с ним связано, в том числе и образом Мадонны с младенцем, растиражированным на множестве попадающихся на каждом шагу открыток и плакатов. Образом, ассоциирующимся с нежностью, любовью и преданностью, лежащими в основе всех особых взаимоотношений между людьми.

Возле местной церквушки были выставлены традиционные рождественские ясли. И, ища Оливию, опрашивая каждого, кто хоть как-то мог помочь ему обнаружить ее местопребывание, Дерек несколько раз проходил мимо них.

Весьма реалистично вылепленные фигуры библейских персонажей были изготовлены в половину человеческого роста, и выражение, которое он якобы увидел на лице Эльвиры, принадлежало скульптурному изображению Мадонны.

Эльвира и Мадонна… просто смеху подобно!

Наивные иллюзии прошлого понять еще можно, но это уже не лезет ни в какие ворота! Кого он пытается обмануть?

Только сейчас до него дошло, что основной причиной испытанного им по возвращении раздражения были резко и неприветливо прозвучавшие слова Эльвиры: «Я уже было решила, что ты никогда не вернешься домой». Домой, вот в чем дело! Однако никогда еще в своей жизни Дерек не чувствовал себе менее дома, чем в эту минуту.

— Я потерпел полную неудачу!

— Очень жаль. И что мы теперь будем делать?

Девочка, лежащая на руках Эльвиры, допила молоко и с громким чмоканьем оторвалась от соски, что привлекло внимание Эльвиры.

— Ничего не осталось! Вот это да! У нее просто поразительный аппетит! Со времени твоего ухода она ест уже второй раз.

Придерживая рукой за спинку, она осторожно устроила ребенка в вертикальном положении. Головка девочки уже начала сонно клониться, глазки закрывались.

— Хорошая девочка! — В мимолетно брошенном на Дерека взгляде промелькнула радость, исчезнувшая так же быстро, как и появилась.

Ее сменила нарочитая деловитость. — Надо будет сменить ей пеленки. И она наверняка снова уснет. Передай, пожалуйста, мне сумку. Там должно быть все необходимое.

Эльвира говорила только лишь для того, чтобы нарушить гнетущую тишину, чтобы не позволить себе задумываться над тем, что кроется за взглядом зеленых глаз Дерека, какие мысли теснятся в его голове.

Ясно было только одно: если, уходя на поиски матери девочки, Дерек был настроен весьма мрачно, то по возвращении дело обстояло еще хуже. Подавая сумку, он даже не взглянул на жену.

— Мне сделать это самому?

— Неужели ты умеешь менять пеленки? — Поймав его несколько смущенный взгляд, Эльвира сдержала готовую появиться на губах улыбку. — Оставь это мне. Ты сегодня весь день на ногах. Где тебе довелось побывать?

— Обошел всю округу… даже добрался до города.

— Должно быть, немало пришлось походить.

Да еще в такую погоду!

— Поначалу было не так плохо. Снегопад усилился около часа назад.

Только принимая от него сумку, она разглядела под его глазами тени от усталости. Освободив руки, Дерек энергично растер ими лицо и пригладил растрепавшиеся волосы. От невольно нахлынувшей симпатии к явно утомленному и расстроенному неудачей мужу что-то дрогнуло в сердце Эльвиры.

— У тебя очень усталый вид. Ты хоть успел поесть?

Дерек ничего не ответил, однако вид его говорил сам за себя.

— Подожди минутку, я что-нибудь для тебя придумаю. Только сначала уложу Дороти.

Вопрошающий взгляд Дерека упал на картонную коробку, лежащую возле очага. Теперь пустая, она выглядела очень непрезентабельной и грязной.

— Не сюда, — сказала Эльвира, проследив за его взглядом.

Она указала на лежащий на столе ящик от комода, принесенный ею сверху.

— Весьма изобретательно! — заметил Дерек странным тоном.

— Совсем нет. Просто я вспомнила, что читала в какой-то книге о кроватке для младенца, устроенной из ящика письменного стола, и решила сделать то же самое. Одеяло в качестве матрасика и ее собственный стеганый конверт — вот и все, что надо.

Эльвира вовсе не ожидала бурного одобрения. Простых слов благодарности было бы вполне достаточно, хотя хватило бы и простого признания того, что сообщение принято к сведению. Но чего она никак не ожидала, так это полнейшего безразличия. Выражение лица Дерека осталось таким же непроницаемым, в глазах не отразилось ни малейшей эмоции. Впечатление было такое, словно ему сообщили о ценах на рыбу в местном магазине.

А чего я, собственно говоря, ожидала? спросила себя Эльвира. Нобелевской премии по уходу за ребенком? Я ведь говорила с человеком, который не постеснялся признаться в том, что женился на мне из-за моего происхождения. На представительнице высшего класса, по его собственным словам. Ему совершенно безразлично, способна ли я ухаживать за ребенком или даже любить его. Главное это благоприятное сочетание генов.

Чувствуя, как наворачиваются на глаза слезы, вроде бы выплаканные еще утром, Эльвира поняла, что должна как можно скорее покинуть гостиную, иначе с ней случится истерика.

— Я сменю ей пеленки в ванной, — сообщила она, стараясь не показать своей слабости. — Так будет лучше всего. Ты пока отдохни и согрейся. А я, как только закончу, приготовлю тебе чего-нибудь поесть.

— Я и сам могу сделать себе сандвич. Тебе совсем ни к чему об этом беспокоиться.

Замечание Дерека больно задело Эльвиру и вызвало в ней неожиданную вспышку обиды, которую, однако, можно было только приветствовать. Обида придала ей сил, заставив хоть на время забыть о прочих неприятностях.

— Я пока еще в состоянии сделать тебе сандвич и подогреть суп! Можешь не бояться, не отравишься!

К великому удивлению Эльвиры, строгие, суровые линии его лица несколько разгладились, а на плотно сжатых губах промелькнула даже тень улыбки, быстро, впрочем, исчезнувшая без следа.

— Я имею некоторое понятие о твоих кулинарных талантах, не забывай, — пробормотал Дерек.

Справедливость этого замечания отрицать было трудно. Приготовление пищи отнюдь не являлось ее сильным местом. Неизвестно почему, но кулинарные таланты матери не передались ей ни в малейшей степени. В самом начале их совместной жизни Эльвира несколько раз пыталась приготовить нечто съедобное, однако все ее блюда либо подгорали, либо, наоборот, оставались практически сырыми. С тех пор она кое-чему научилась, однако все равно предпочитала доверять приготовление пищи экономке.

— Суп варила миссис Скотерн. А намазать маслом пару кусков хлеба и засунуть между ними несколько ломтиков сыру могу даже я!

— Что ж, прекрасно. Придется рискнуть.

Легкость, с которой согласился Дерек, обычно спорящий до хрипоты из-за каждого пустяка, ясно показывала, как плохо он себя чувствует. Усталость ли тому была причиной или что-то другое? К несчастью, заглянуть под маску бесстрастного равнодушия не представлялось возможным.

— Я скоро вернусь, — пообещала Эльвира.

Единственной реакцией Дерека был легкий кивок. Все его внимание было сосредоточено на уже уснувшей на руках жены девочке. Протянув руку, он осторожно коснулся пальцем пухлой щечки.

Контраст между его большой, сильной кистью и нежностью младенческого личика подействовал на расстроенную Эльвиру так сильно, что понадобились поистине героические усилия для того, чтобы сдержать вновь навернувшиеся на глаза слезы.

— Займись лучше собой! — сказала она неестественно громким от героических попыток совладать со своими нервами голосом. — Я ненадолго.

И, радуясь возможности покинуть эмоционально напряженную атмосферу гостиной, Эльвира вышла в холл и поднялась по лестнице.

Не слишком торопясь, она переменила девочке пеленки и спустилась вниз, лишь почувствовав себя в состоянии вновь встретиться с мужем лицом к лицу. Конечно, неплохо было бы переждать еще немного, но дальнейшее промедление могло привести к тому, что Дерек сам поднялся бы наверх, чтобы выяснить, в чем дело.

Поэтому, плеснув в лицо холодной воды с целью уменьшить жжение в глазах, Эльвира сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и неспешно вернулась в гостиную.

Дерек сидел на диване, положив подбородок на упертые в колени руки, и смотрел на огонь в очаге, как будто читая некие написанные пляшущими язычками пламени таинственные письмена. Словно не заметив того, как она укладывает Дороти в сделанную из ящика кроватку, он очнулся лишь тогда, когда Эльвира, сходив в кухню, вернулась с тарелкой супа и сандвичами и поставила их на стоящий рядом с ним кофейный столик.

— Спасибо, — рассеянно поблагодарил Дерек. Было ясно, что мысли его снова находятся совсем в другом месте.

Что ж, у нее тоже были свои поводы для беспокойства.

— Дерек, я хотела спросить тебя насчет Дороти, — начала Эльвира, устроившись в стоящем возле камина кресле. — Ты меня слышишь, Дерек?

— А что насчет Дороти?

— Разве это не ясно? Что мы будем с ней делать? Ты же понимаешь, что держать ее у себя мы не имеем права. Может быть, надо сообщить о ней в службу социального обеспечения? Или еще каким-нибудь официальным лицам?

Это неожиданно на него подействовало.

Словно внезапно ожив, Дерек бросил на нее испепеляющий взгляд.

— Ни в коем случае!

— Но, Дерек, мы ведь должны…

— Я сказал: ни в коем случае!

Прозвучавшая в его голосе ярость была столь необъяснима, что Эльвира недоуменно переспросила:

— Что ты имеешь в виду?

Дерек, сделав над собой видимое усилие, несколько сбавил тон.

— Нам не надо сообщать о малышке в службу социального обеспечения. Стоит им только узнать…

— Но мы обязаны это сделать! Для этого и существуют подобные органы. Это их работа.

— Нет.

Это тихо, уверенно и спокойно произнесенное короткое слово произвело на Эльвиру гораздо более сильное впечатление, чем все предыдущие.

— Позволь мне объяснить тебе, — начал Дерек после довольно долгого молчания. — Дело обстоит гораздо сложнее, чем тебе может показаться на первый взгляд. Дороти не обычный подкинутый ребенок. — — И в чем же эта сложность?

— Я очень хорошо знаю мать Дороти.

Совершенно не ожидавшая подобного поворота событий Эльвира подняла на мужа ошеломленный взгляд.

— Хорошо знаешь? Ты? Но каким образом?

— Она живет в деревне. И всегда была несколько странной… немного не в себе. Ее зовут Оливией…

— А откуда ты знаешь, что именно Оливия мать Дороти? Кстати, с чего ты вообще взял, что девочку так зовут? — спросила Эльвира.

— В коробке рядом с ней лежала записка. Там было написано, что имя девочки Дороти… и еще кое-что.

— И в этом «кое-чем» говорилось, кто мать Дороти?

Ответом ей послужил лишь молчаливый кивок.

— Могу я увидеть записку?

Эльвира знала, что последует дальше, прежде чем муж открыл рот. Нежелание Дерека сообщать ей определенные факты было очевидным, как нежелание показать это.

— У меня ее с собой нет. Должно быть, оставил где-нибудь. Но я точно знаю, что матерью Дороти является именно Оливия. И именно поэтому я знаю, что если мы впутаем сюда представителей службы социального обеспечения, то Оливия окажется в затруднительном положении.

— А разве она не находится в таком положении уже сейчас? Что это за мать, которая…

— Позволь судить об этом мне! У Оливии были неприятности и до этого: она заводила связи с малоподходящими парнями, пару раз даже имела дело с законом. Ничего особо серьезного, однако достаточно для того, чтобы быть на плохом счету. Но она старалась исправиться, поэтому меньше всего ей сейчас нужен скандал. Если мы сообщим в службу социального обеспечения, то дело примет официальный характер, и тогда огласки уже не избежать. У нее даже могут отобрать ребенка.

— Даже не знаю, Дерек. Но, может, все-таки лучше…

— Нет! — прервал ее Дерек. — Это усложнит все до крайности. Необходимо сохранить все в тайне, по крайней мере, несколько дней… во всяком случае, не больше недели. За это время я смогу найти Оливию и все уладить.

Взяв руки Эльвиры в свои, он крепко сжал их и заглянул ей в глаза.

— Эльвира… пожалуйста! Пожалуйста, помоги мне в этом!

Это буквально потрясло ее, потрясло до такой степени, что она потеряла дар речи. Ее муж сказал «пожалуйста». Пожалуйста! И не один раз, а дважды!

До этого Эльвира ни разу не слышала от него ничего подобного. Он не сказал «пожалуйста» даже тогда, когда делал ей предложение!

Нет, разумеется, Дерек часто употреблял это слово в житейских ситуациях — бездумные, почти автоматические «спасибо» и «пожалуйста», приправляющие разговоры любого человека в магазинах, ресторанах или по телефону. Однако истинное, искреннее «пожалуйста», означающее «мне очень нужна эта вещь, а ты единственный человек, способный предоставить мне ее», никогда не слетало с губ Дерека. , — Неужели это значит для тебя так много?

Впрочем, ответ был совсем не обязателен.

«Пожалуйста» говорило само за себя. Однако Дерек все же утвердительно кивнул.

— Дай мне всего несколько дней на наведение необходимых справок. Можешь ты остаться на это время?

— Остаться?

В первый момент Эльвира ничего не поняла, уже забыв о своем обещании покинуть его, развестись с ним. Однако Дерек, как оказалось, помнил все.

— Почему ты хочешь, чтобы я осталась? Из-за ребенка?

Эта неожиданно пришедшая ей в голову мысль причинила ужасную боль.

— Хотя бы поэтому.

— И чего ты от меня хочешь?

— Ты знаешь, чего я хочу. Того, чего хотел всегда. Брака, о котором мы с тобой договорились с самого начала. Брака на условиях, на которые мы согласились год назад.

— Ты имеешь в виду ребенка? — с трудом сдерживая дрожь в голосе, спросила Эльвира.

— Законнорожденного ребенка.

Тон его вновь стал суровым и непреклонным. И она поняла, что проникнуть сквозь его броню безразличия ей не удастся.

— Нет ребенка — нет брака, — с горечью в голосе повторила Эльвира его же слова.

Ничего не ответив, Дерек просто смотрел на нее немигающим взглядом, в котором не светилось ни единой человеческой эмоции.

— Так что за этим кроется, Дерек? Ты хочешь оставить Дороти в доме, чтобы заставить меня почувствовать себя матерью… чтобы запустить в моем организме нужные тебе процессы?

— Матерью? — с издевкой повторил он. — Тебя?

Новая боль, доставленная этим презрительным замечанием, заставила Эльвиру возразить не подумав:

— Я могу стать ею… И буду… с подходящим партнером!

Она заметила ошибку сразу же, как только произнесла роковые слова, после которых наступило пугающее, гнетущее молчание, молчание столь напряженное, что у нее даже перехватило дыхание.

— С подходящим партнером, — отозвался Дерек с угрозой в голосе. — И этим «подходящим партнером», разумеется, буду не я.

Уже жалея о сказанном, Эльвира закрыла глаза. Говоря «с подходящим партнером», она имела в виду человека, который любил бы ее.

Однако прозвучало все совсем не так, как следовало, и она понимала, что именно Дерек подумал по поводу ее отчаянного заявления.

Он, естественно, связал это с деньгами, его деньгами, которых ей якобы показалось недостаточно для того, чтобы согласиться зачать его ребенка.

— Я… — начала Эльвира, толком не зная, что сказать, но понимая, что необходимо каким-то образом разрядить взрывоопасную ситуацию. — Я вовсе не…

Однако, открыв глаза, она, к своему удивлению, обнаружила, что обращается в пустоту. Воспользовавшись тем, что жена его не видит, Дерек вышел из комнаты, не сказав ей ни слова.

Второй раз за прошедшие сутки он решил, что покинуть место действия будет гораздо умнее, чем поддерживать обоюдоострый диалог.

Ему не хотелось еще больше накалять обстановку. Продолжать разговор с Эльвирой можно было лишь после того, как он возьмет себя в руки, иначе долго сдерживаемая ярость грозила вырваться наружу, и масштабы причиненного ею ущерба оценить не представлялось возможным. Дерек знал, что стоит только ему открыть рот, как остановить его будет невозможно, а сказано было и так вполне достаточно.

Помочь ему мог только душ, сначала очень горячий, а потом такой холодный, сколько можно выдержать…

Однако не помог и душ. К тому времени, когда Дерек, вытираясь полотенцем и стуча зубами от холода, вылез из ванны, кожа его горела огнем, но бушующая внутри ярость не уменьшилась.

Вытершись, Дерек швырнул полотенце в корзину для грязного белья и шагнул к двери.

Раздавшийся под ногой странный хруст привлек его внимание. Нагнувшись, он обнаружил смятую упаковку таблеток, отобранную этим утром у Эльвиры здесь, в этой ванной.

«Я просто не имею права ввести ребенка в этот мир… твой мир… Я… не желаю рожать ребенка в нашем с тобой браке, где нет любви».

Брошенные тогда ему в лицо слова сейчас отозвались в голове Дерека тупой болью. «Я могу стать ею… И буду… с подходящим партнером!»

А это она сказала всего каких-то полчаса назад.

Черт побери!

Пальцы сжались в кулак, яростно давя таблетки. Он дал этой женщине все, что обещал, все, чего она хотела. А она швырнула полученное ему под ноги.

Что ж, пусть пеняет на себя! — зло усмехнулся Дерек. Эльвира решила поиграть с огнем, пусть будет так. Но огонь, мысль о котором зародилась сейчас в его голове, будет совершенно иного, более приятного свойства.

Дерек разжал пальцы и рассмотрел раздавленную упаковку таблеток. Недоставало только двух. Однако наверняка у Эльвиры есть где-то еще.

Тщательно обыскав ящики туалетного столика жены, он с мрачным удовлетворением обнаружил то, что и намеревался найти. Теперь оставалась только одна мелочь…

Несколько минут спустя Дерек уже спускался по лестнице.

Эльвира все еще сидела там, где он ее оставил. Уронив стиснутые руки на колени, она задумчиво смотрела на пламя в камине. Тарелка супа и блюдо с сандвичами, уже начавшими подсыхать и выглядевшими весьма неаппетитно, по-прежнему стояли на журнальном столике.

При виде Дерека она подняла было на него взгляд, но тут же потупилась.

— Твой суп совсем остыл.

Это было единственное, что пришло ей в голову в данный момент. Долгие минуты, проведенные в ожидании Дерека, стали для нее нелегким испытанием и привели ее на грань нервного срыва.

С момента его ухода Эльвире пришлось выдержать нешуточную борьбу с желанием убежать.

Более слабая сторона ее натуры отчаянно желала лишь одного — схватить пальто в охапку и покинуть этот дом с тем, чтобы никогда больше не возвращаться. Однако, после некоторого раздумья, более сильная сторона от этой идеи отказалась. Во-первых, нельзя было забывать о Дороти.

Не могла же она бросить девочку, как это сделала ее мать? А кроме того, Эльвира не привыкла пасовать перед трудностями. Будь что будет, а она останется и продолжит борьбу, хотя вряд ли кто-нибудь из них двоих способен в ней выиграть.

— Я не голоден, — медленно произнес Дерек, останавливаясь в дверях и глядя на Эльвиру. — Во всяком случае, в смысле еды.

Какой именно голод имеется в виду, спрашивать было не надо. Об этом давал понять его чувственный взгляд, проникающий, казалось, в глубь ее сердца.

В любое другое время вполне определенная ответная реакция Эльвиры последовала бы немедленно и неотвратимо. Даже сейчас тело ее словно само стремилось оказаться в объятиях Дерека Но, поступив таким образом, она вновь оказалась бы там, откуда начинала, и потеряла бы все приобретения последнего дня.

Хотя, по правде говоря, Эльвира уже не могла понять, выиграла она хоть что-то или проиграла. Можно ли считать желание остаться с Дереком, зная о том, что он ее не любит, наихудшим выходом из сложившейся ситуации?

Или, напротив, самым ужасным будет разорвать этот брак и продолжить жить одной, оставив всякую надежду вновь увидеться с любимым человеком?

— Больше мне нечего тебе предложить.

— Нечего? — вкрадчиво спросил Дерек. — Интересно, долго ты еще собираешься дуться? Не вредишь ли ты самой себе, поступая мне назло?

Не давая себе труда ответить, Эльвира бросила на мужа презрительный взгляд, надеясь скрыть за ним возникшие у нее подозрение и тревогу. Какую хитрую комбинацию задумал он на сей раз?

Что ж, сейчас она наверняка узнает это.

Свободной, непринужденной походкой Дерек пересек гостиную, подойдя к Эльвире совсем близко.

— Возьми…

На раскрытой ладони выставленной вперед руки лежало золотое кольцо.

Ее обручальное кольцо.

Эльвира сглотнула внезапно образовавшийся в горле комок.

— И что я должна с ним делать? — Усилие, приложенное ею к тому, чтобы не позволить голосу дрожать, придало ему сухости и холодности.

— Попытайся носить. Я купил его для тебя.

Слова его прозвучали вполне резонно. Однако, прекрасно зная Дерека, она понимала, что такого просто не может быть. За этим должно было стоять нечто совсем иное.

— А я отдала его тебе. Оно мне больше не нужно.

Разумеется, это было ложью. Когда-то кольцо было для нее дороже всего на свете, носить его на своем пальце означало для нее столь многое… означало быть женой Дерека. Однако это было до того, как Эльвира поняла, что ей нужно гораздо большее, чем он может дать, и что она не в состоянии продолжать жить в том браке, который ей предлагается. Оставаться с ним, зная, что муж ее не любит, было выше ее сил.

Поначалу, еще надеясь на то, что Дерек полюбит ее, Эльвира молилась об этом. Но потом, когда стало окончательно ясно, что мольбы бесполезны, она стала просить Бога о том, чтобы он помог ей разлюбить мужа. Однако это оказалось равным образом невозможным.

— Оно мне больше не нужно, Дерек! — твердо повторила Эльвира.

— Что ж, мне тоже — Быстрым движением руки он сбросил кольцо со своей ладони на кофейный столик. Подпрыгнув, оно прокатилось несколько сантиметров и замерло… красивый, но бесполезный символ никогда не существовавшей любви. — Без этого мы тоже можем обойтись…

Что первое он бросил в пламя камина, на мгновение окрасившее его в необычный цвет, Эльвира не заметила. Однако второй предмет представлял собой знакомую картонную упаковку.

— Это мои таблетки!

Вскочив с кресла, Эльвира попыталась остановить Дерека прежде, чем он выкинет остальные две упаковки, но, опоздав на какую-то долю секунды, попыталась вытащить их из огня. Схватив за плечи, Дерек оттащил Эльвиру подальше от камина.

— У тебя с головой все в порядке? — прорычал он. — Ты же могла обжечься!

— Плевать я хотела! — огрызнулась она. — Мне нужны эти таблетки!

— Нет, не нужны, — хладнокровно возразил Дерек и прижал ее к себе, лишая всякой возможности к сопротивлению. — Никакие противозачаточные таблетки тебе больше не понадобятся.

— Не понадобятся? — недоуменно переспросила Эльвира.

— С этого момента у тебя не будет никаких поводов для того, чтобы принимать их. Либо мы по-прежнему остаемся мужем и женой, и в этом случае ты будешь спать со мной, когда и как я захочу. Либо ты уходишь, и тогда таблетки тебе опять-таки не понадобятся, потому что я подам на развод. Но, клянусь Богом, если ты после этого хотя бы посмотришь на другого мужчину, я позабочусь о том, чтобы тебе не досталось ни единого пенса, даже если мне придется самому отдать все деньги на еще более нелепый проект, чем дедов перпетуум-мобиле.

По-прежнему не выпуская Эльвиру из рук, он повернул ее к себе, заставляя заглянуть ему в словно окаменевшее лицо, нисколько не напоминающее лицо человека, которого она так отчаянно любила.

— Так как же, сердце мое? Пришло время решать. Что ты скажешь? На чем мы остановимся?