— Я собираюсь идти спать.

Эльвира держалась, сколько было сил, но это не могло продолжаться до бесконечности.

Было уже поздно, глаза у нее слипались, и, сев в стоящее у камина кресло, она тут же начала клевать носом. Поняв, что помочь может лишь движение, Эльвира встала и обернулась к Дереку, устало глядя на него.

Поначалу все казалось совсем просто. Надо было только держаться от него подальше, не позволять ему коснуться себя, не говоря уже о поцелуях, и безопасность ей гарантирована.

Какое-то время все так и шло.

Уход за Дороти и ее кормление предоставляли ей массу возможностей занять время, сконцентрировав все внимание на девочке. К тому же они договорились разделить обязанности поровну. Поэтому ей не составило особого труда всю оставшуюся часть дня избегать опасности остаться с Дереком в комнате один на один.

Тем не менее, не зная, что и когда может предпринять хитроумный муж, Эльвира пребывала в постоянном напряжении.

— Думаю, это хорошая идея, — отозвался он спокойным тоном.

При этом Дерек не сделал никакой попытки подняться на ноги и даже не отложил в сторону книгу, которую читал. Неужели все окажется так просто?

— Отнести Дороти наверх? — спросил он.

До этого они уже решили, что девочке лучше остаться в импровизированной кроватке, которую на ночь можно будет поставить в спальне. А завтра, если не удастся отыскать родную мать Дороти, они собирались подумать о более подходящей для малышки колыбельке.

— Буду тебе очень благодарна.

Никогда еще Эльвира не поднималась по широкой лестнице с такой поспешностью. Каждый шаг напоминал о моментах — пожалуй, даже слишком частых за последний год, — когда они торопились по этим ступенькам наверх, в спальню, где…

Она постаралась прогнать прочь мысли о горячих интимных ласках, долгих чувственных поцелуях, вздохах и изумительно страстных, пьянящих голову объятиях…

Все это осталось в прошлом, уверяла себя Эльвира, отказываясь прислушиваться к протестам души, не желающей страдать от одиночества.

Ну что плохого в капитуляции? — вкрадчиво спрашивал тихий внутренний голос. Что ты при этом можешь потерять?

Все! — решительно возразила самой себе Эльвира. К примеру, самоуважение. Вот уже год как она живет с человеком, своим мужем, который ее не любит, и это достаточно плохо само по себе. Однако выяснилось, что он к тому же не доверяет ей, всерьез полагая, что ее интересуют лишь его деньги. И если с отсутствием любви еще можно было бы как-то смириться, если есть уважение, забота и внимание, то как жить с человеком, который готов спать с женщиной, не скрывая при этом своего презрения к ней?

Как Эльвира уже заявила ему этим утром, подобное обхождение уместно лишь с племенной кобылой.

— Если ты положишь Дороти здесь, — сказала она, стараясь, чтобы голос ее, несмотря на сумбур мыслей, царящий в голове, звучал как можно естественнее, — я наверняка услышу, если малышка заплачет.

Когда ящик с девочкой был надежно устроен в кресле, стоящем возле кровати, Эльвира отправилась в ванную. Пробыв там, по ее мнению, достаточно долго, она вернулась в спальню, надеясь, что Дерек уже спустился вниз.

Но не тут-то было.

Муж по-прежнему находился в комнате и, сидя на кровати — на своей стороне кровати без свитера, рубашки и ботинок, к великому ужасу Эльвиры, собирался стянуть с себя носки.

— Что это ты такое делаешь?

Дерек повернулся к ней. Во взгляде мелькнула тень насмешки.

— Мне кажется, это вполне очевидно. Собираюсь лечь спать.

— Но не здесь же…

Инстинктивно она плотнее запахнула халат и крепче затянула пояс. То, что под халатом надето нижнее белье, отнюдь не придавало ей уверенности.

— А где же мне еще спать? Это моя спальня.

— Да, но…

— Эльвира, я устал, — прервал ее Дерек. — Мы оба устали. День был тяжелый. И мне очень хочется спать.

Его подчеркнутое спокойствие может очень быстро смениться крайней степенью раздражения, с опаской подумала Эльвира. Тем более что спокойствие явно наигранное. Однако она не могла позволить Дереку остаться в спальне.

Разве можно доверять ему настолько, чтобы лечь с ним в одну постель?.. И если уж говорить начистоту, то в первую очередь Эльвира не доверяла себе.

— Но только не здесь! Здесь сплю я!

— И я тоже.

Поднявшись, Дерек начал расстегивать пряжку ремня.

— Дерек!

Взгляд его стал откровенно насмешливым, в голосе появилась издевательская нотка.

— Эльвира! — очень похоже передразнил он. — Почему ты ведешь себя на манер стыдливой девственницы, впервые ложащейся в постель с мужчиной? Мы ведь с тобой прекрасно знаем, что это не соответствует истине.

Самое удивительное было то, что Эльвира действительно чувствовала себя стыдливой девственницей. Так сильно она не нервничала даже в первую их ночь вдвоем. Желание быть с Дереком оказалось тогда настолько всепоглощающим, что заставило ее забыть обо всем на свете.

— Мне кажется, что я выразилась вполне определенно. — Неужели этот холодный, жесткий, неестественно звучащий голос действительно принадлежит мне? — подумала Эльвира, недовольно поморщившись. — Я не собираюсь спать с тобой в одной постели. Можешь считать, что нашего брака больше не существует.

— А мне кажется, что я выразился не менее определенно. Наш брак перестанет существовать только тогда, когда этого захочу я. Поэтому я буду спать там, где мне заблагорассудится.

— Только не там, где я. Если ты собираешься спать здесь, тогда я лягу где-нибудь в другом месте.

Схватив ящик со спящим ребенком, Эльвира бросилась прочь из спальни. Впрочем, она сомневалась, что ей удастся ускользнуть. Однако если повезет добраться до какой-нибудь другой комнаты и запереть замок, то…

Разумеется, из этой затеи ничего не вышло.

Пытаясь открыть одной рукой дверь, не побеспокоив при этом Дороти, Эльвира почувствовала, как на ее талии сомкнулись сильные, теплые руки.

— Мы с тобой до сих пор муж и жена, прошептал Дерек ей на ухо, щекоча его своим дыханием. — А муж и жена должны спать вместе.

— Нет…

— Да. И не вздумай спорить, моя дорогая.

Ты ведь знаешь, что этим ничего не добьешься. А кроме того, тебе же не хочется разбудить Дороти…

Его последнее замечание позволило Эльвире найти внутреннее оправдание своей уступчивости, своему желанию пойти на попятный.

Хотя было несколько неприятно признаваться, даже себе самой, в том, что одно его прикосновение вызывает в ней мгновенную чувственную реакцию. Эльвира охотно научилась бы не обращать внимания на эти приступы острого желания, неизбежно возникающие всякий раз, когда она оказывалась в столь непосредственной близости от Дерека. Но это оказалось выше ее сил.

— Нет, — пробормотала она. — Я не хочу ее разбудить.

Отпустив талию Эльвиры, Дерек, не торопясь, повернул ее лицом к себе. Затем он забрал у нее ящик со спящей малышкой и, надежно обхватив его одной рукой, внимательно посмотрел на жену.

То, что предстало его взору, поразило Дерека до глубины души. Вид бледных как полотно щек и темных кругов вокруг глаз заставил его испытать угрызения совести. Эльвира выглядела измученной и явно еле стояла на ногах.

Хотя вряд ли этому стоило удивляться. Всю вторую половину дня Дороти не давала им ни минуты покоя. Видимо скучая по матери, она все время капризничала. Бутылочка с детским питанием, предложенная ей Эльвирой, была поначалу отвергнута и принята лишь после утомительных уговоров. Но даже после кормления девочка не успокоилась, и пришлось долго укачивать ее на руках, чтобы она наконец перестала плакать и уснула.

И вот сейчас Эльвира, казалось, была готова сделать то же самое — уснуть мертвым сном прямо там, где стоит.

— Ты выглядишь очень усталой.

Она только молча кивнула, при этом волосы упали ей на лицо. Эльвира, поднявшая руку, чтобы поправить их, внезапно показалась Дереку такой юной, невинной и вместе с тем женственной и желанной, что ему страстно захотелось обнять, приласкать и защитить ее, положив на это все силы, которые у него еще остались.

Это было возвращение того чувства, которое возникло у Дерека в тот момент, когда он вернулся домой после бесплодных поисков Оливии и увидел Эльвиру кормящей девочку. Сцена, представшая его взору, невольно напомнила о том, как сильно хотелось ему создать собственную семью и как он надеялся на то, что давняя мечта воплотится в браке с Эльвирой. И вот оказалось, что вроде бы ушедшее уже чувство никуда не делось. И как бы глупо с его стороны ни было принимать желаемое за действительное, все-таки это Рождество он встречает с женой и ребенком, пусть даже, по грустной иронии судьбы, ребенок был чужой, а жена собиралась покинуть его так скоро, как только удастся.

— Ты прекрасно справляешься с новорожденными, — тихо сказал Дерек. — Ты просто создана для этого.

Его слова, казалось, повисли в разделяющем их пространстве. И Эльвира внезапно почувствовала, что на глаза ее наворачиваются слезы. Неожиданная мягкость тона Дерека была почти невыносима. Закусив губу, она отчаянно пыталась взять себя в руки.

— А теперь пойдем в кровать. Мы оба очень нуждаемся в отдыхе.

— В отдыхе? — Испытанное ею изумление было столь велико, что восклицание вырвалось у Эльвиры машинально, помимо воли. — В отдыхе?! — недоуменно повторила она.

— Разумеется. — Взгляд широко открытых глаз Дерека казался почти искренним. — Разве ты ожидала от меня чего-нибудь другого?

Вопрос был явно риторический. Поэтому ответом ему послужил лишь негодующий взгляд Эльвиры, призванный скрыть испытываемые ею в действительности чувства.

Однако далее последовало то, что буквально выбило почву из-под ее ног, лишив Эльвиру уверенности в разумности и справедливости своих поступков и поставив под сомнение их мотивацию.

— Пойдем со мной, жена моя, — ласково сказал Дерек. — Пойдем ляжем спать. Ничего больше, обещаю тебе… Во всяком случае, не сегодня. Завтра все может обернуться по-другому. Как говорится: поживем — увидим. Пусть будет то, что будет. Сегодня же мы просто ляжем вместе и уснем.

Дерек протянул ей руку и, когда она взяла ее, подвел к кровати. Вернув на место ящик с Дороти, он откинул покрывало и, разгладив простыни ладонями, ласковыми, но на редкость бесстрастными движениями снял с нее шелковый халат и откинул его в сторону.

— Ложись.

Легким, но решительным нажатием на плечи Дерек уложил Эльвиру на кровать и, окинув неспешным взглядом, подобрал рассыпавшиеся по подушке волосы.

— Спи спокойно.

К великому удивлению Эльвиры, нежно поцеловав ее в лоб, Дерек отошел от кровати. Лежа со слипающимися от усталости глазами, она слышала звуки его шагов по комнате, потом из ванной раздался звук текущей воды. Эльвира уже почти спала, когда, вернувшись, он улегся рядом.

— Спокойной ночи, дорогая, — тихо произнес Дерек. И может быть, из-за того, что ее мозг был уже затуманен сонной дремотой, или же ее обманула мягкость его тона, но на сей раз она не услышала в голосе мужа ставшего уже обычным мрачного сарказма. Напротив, он показался ей искренним.

Именно с этими мыслями и с ощущением теплых, сильных, надежных рук Дерека, обнимающих ее, она и уснула…

Разбудил Эльвиру голодный плач Дороти.

Отчаянно борясь с нежелающим отпускать ее сном, она села на кровати и, протерев глаза тыльной стороной руки, потянулась к ящику, стоящему на кресле.

— Все в порядке, маленькая, я здесь.

Только взяв ребенка на руки, она заметила, что на кровати рядом с ней никого нет. Собравшись было спуститься вниз, чтобы подогреть бутылочку с детским питанием, Эльвира увидела входящего в спальню Дерека, несущего именно то, что ей нужно.

— Я услышал, как она хнычет, еще несколько минут назад, — объяснил он. — Все уже было наготове, оставалось только подогреть. И я решил, что настала моя очередь. Дай мне ее.

А ведь так было весь предыдущий день, подумала Эльвира, наблюдая за тем, как Дерек берет девочку на руки, удобно устраивается с ней на своей половине кровати и предлагает малышке бутылочку. Несмотря на трения между ними, он ни разу не пропустил своей очереди покормить Дороти или переменить ей пеленки, ни разу не сказал, что уход за ребенком занятие женское и не имеет к нему никакого отношения.

При виде Дерека, одетого лишь в темно-синие пижамные брюки, с обнаженной широкой, покрытой завитками волос грудью, Эльвира замерла, не в силах отвести от него взгляда. Склонив голову над лежащей на его руках и сосущей бутылочку Дороти, он не отрывал глаз от ее обращенного вверх крохотного личика.

В памяти само собой всплыло воспоминание о том, как, засыпая и повернувшись к нему спиной, Эльвира невольно почувствовала, насколько муж возбужден. Однако, несмотря на явное желание, Дерек не предпринял никаких попыток воспользоваться ситуацией, а просто позволил ей спокойно заснуть.

— Значит, на этот раз на мою долю достанутся пеленки… Ну, спасибо! — Каким-то образом Эльвира ухитрилась придать своему ответу несколько юмористическую окраску, скорее всего для того, чтобы поскорее отвлечься от одолевающих ее эротических воспоминаний.

— Уговор дороже денег. Поровну так поровну. Я менял ей пеленки перед тем, как мы уложили ее спать. Теперь твоя очередь.

Интересно, невольно подумала Эльвира, как бы он себя вел, если бы это был его собственный ребенок? Почти наверняка точно так же.

И что сказал бы сейчас Дерек, узнай он, что весь этот вечер время от времени она позволяла себе перенестись в мир иллюзий? Тешила себя прекрасной фантазией о том, что они с Дереком, живя душа в душу, заботятся о Дороти как самые настоящие родители… Нет, так можно зайти слишком далеко!

Нагнувшись, Эльвира пощекотала ладошку девочки и невольно улыбнулась, когда малышка крепко ухватилась за ее палец пухлыми крохотными пальчиками.

— Завтра нам понадобятся пеленки и детское питание тоже… Плюс еще кое-какие мелочи на случай, если Дороти останется у нас еще на некоторое время. Кроме того, тебе не покажется странным, если мы купим… кроватку? — сказала Эльвира.

— Ничего не имею против. Маленькая леди вроде Дороти не должна спать в ящике от комода. А когда мы наконец отыщем ее мать, то отдадим ей кроватку.

Его «мы» прозвучало просто прекрасно тепло и по-дружески, что не могло не заставить ее снова улыбнуться.

— В качестве рождественского подарка? — спросила она.

— Нет! — Неожиданная резкость его ответа удивила Эльвиру. — Для рождественского подарка это было бы слишком практично. Мы купим ей настоящие подарки… игрушки…

— Дерек, опомнись! — На этот раз смех Эльвиры был совершенно искренний. — Дороти еще младенец и понятия не имеет, что такое Рождество!

— Может, и нет… Но, возможно, она так и останется единственным ребенком, о котором я могу позаботиться на Рождество, так что мне не хочется упускать шанс. Ей не придется довольствоваться вещами, купленными на дешевых распродажах…

— На дешевых распродажах? — недоуменно повторила Эльвира.

В голосе Дерека звучали новые, гневные интонации. Было совершенно ясно, что то, о чем он говорит, знакомо ему не понаслышке.

— Но мне казалось, что твоя мать вышла замуж…

— Моя мать вышла замуж сразу же после того, как исчез мой отец, это правда… — Взяв бумажную салфетку, Дерек осторожно вытер со щеки девочки струйку молока. — И у моего отчима было много денег… но только для членов своей семьи, а вовсе не для незаконнорожденного сына новой жены.

Он уже не мог остановиться. И звучащая в его голосе горечь была столь очевидна, что потрясенная Эльвира не решилась даже выразить ему свои сочувствие и симпатию.

— Разумеется, я получал необходимую одежду, обувь, еду… но и только. Стоило мне попросить что-либо сверх этого, как мне тут же давали понять, что я должен быть благодарен уже за то, что меня вообще держат в доме, а не выкинули на улицу, где мне самое место.

— И тебе не дарили никаких подарков? — рискнула спросить Эльвира, когда он замолк.

Дерек яростно затряс головой, заставив ее широко открыть глаза в молчаливом изумлении.

— Извини, дорогая, — опомнился он и погладил ее по голове. — В конце концов я научился ничего не просить, так как знал, что все равно не получу желаемого. Гораздо легче было вообще не упоминать ни о каких подарках.

«Гораздо легче было вообще не упоминать…» Так же, как легче никогда не говорить «пожалуйста»? Никогда не показывать, что тебе чего-то очень хочется? Острый укол совести заставил ее зябко поежиться под теплым одеялом.

— Мне… мне хочется кое-что тебе объяснить… — пробормотала Эльвира, словно со стороны слыша, как она говорит слова, произносить которые совершенно не собиралась. Насчет противозачаточных таблеток…

Внимательно до того наблюдавший за уровнем молока в бутылочке Дороти, Дерек поднял голову и окинул ее пристальным взглядом.

Он не издал ни звука, но напряженная поза его крупного тела явственно показывала, что он готов внимательно ее выслушать.

— Я… вовсе не лгала тебе… поначалу, во всяком случае, — несмело пролепетала Эльвира, уже жалея о том, что решила довериться ему.

Но она так же понимала, что отступать уже поздно. — Мне казалось, что исполнения договоренностей будет вполне достаточно, ведь мы оба хотели иметь детей…

— И что же потом изменилось? — не вытерпев, спросил Дерек, видя, что она замолчала, то ли не зная, как продолжить, то ли подыскивая нужные слова. — Что изменилось?

— Изменилась я… вернее, мои чувства. Я начала понимать, что то, что хорошо для нас, может оказаться плохим… для самого ребенка.

Поймет ли ее Дерек? Захочет ли понять?

Слушал он очень внимательно, но вот попытается ли взглянуть на ситуацию ее глазами, Эльвира не знала.

— Продолжай.

Она все еще прикидывала, как лучше выразить свои мысли, когда Дороти завозилась на руках Дерека, невольно привлекая внимание обоих взрослых. И вдруг, глядя на малышку, Эльвира неожиданно нашла нужные слова.

— Возьмем, к примеру, Дороти… Она еще очень мала, но сегодня весь день капризничала, наверняка потому, что скучает по матери.

Ты ведь сам сказал, что сделаешь все, что в твоих силах, лишь бы воссоединить девочку с родной матерью…

Дерек ничего не ответил, но Эльвира не сомневалась, что он по-прежнему ее слушает.

Не решаясь взглянуть ему в лицо, она сосредоточила все свое внимание на маленькой Дороти.

— Ребенку нужны родители, любящие его… и любящие друг друга.

— Я любил бы моего ребенка…

Замечание Дерека чуть было не перечеркнуло все сказанное Эльвирой. Но только чуть было…

— Я это знаю. — Голос ее понизился почти до шепота, говорить подобное было мучительно больно. Однако она понимала, что должна высказаться полностью. Слишком многое от этого зависело. — Я знаю, что ты любил бы своего ребенка… Я тоже любила бы его. Но мы любили бы его как два разных человека, а не вместе, как одно живое существо… Надеюсь, ты поймешь меня, не можешь не понять… с твоим-то жизненным опытом. Разве ты не был бы счастливее в детстве, если бы твои родители любили друг друга?

— Да, — буркнул он и, осторожно взяв у Дороти уже опустевшую бутылочку, похлопал ее по спинке с такой нежностью, что у Эльвиры сжалось сердце.

— Мне вдруг стало ясно, что мы можем дать нашему ребенку все… кроме самого для него главного. Мы не можем дать ему любящих друг друга родителей. Ты меня действительно понимаешь?

— Да, понимаю. Можешь дальше не объяснять, я вижу, куда ты клонишь. И ты права: если мы не любим друг друга, то как можем по-настоящему любить нашего ребенка?

По-прежнему держа Дороти на руках, Дерек встал и направился к двери.

— Куда ты?

Эльвира вынудила себя говорить спокойно, не повышая голоса, хотя никакого спокойствия не было и в помине. До последней минуты у нее еще оставалась малая толика надежды: вдруг Дерек скажет, что она ошибается, что он испытывает к ней чувство более сильное, чем она полагает. Или, по крайней мере, испытывает хоть что-нибудь. Однако все ее надежды оказались беспочвенными.

«Мы не любим даже друг друга». Разве можно было бы выразиться яснее?

— Я подумал, что лучше будет переменить Дороти пеленки в другой комнате. Когда все будет готово, я принесу ее обратно, — Но сейчас моя очередь… — начала было Эльвира.

Но он заставил ее замолчать резким взмахом руки.

— У меня весь сон прошел, и я вряд ли смогу сейчас уснуть. А ты спи! — Таким тоном в армии обычно отдают приказы.

Однако Эльвира все-таки открыла рот, чтобы воспротивиться, настоять на своем. Но прежде чем успела вымолвить хоть слово, Дерек решительно выключил свет и закрыл за собой дверь.

Попытавшись объяснить мужу, почему принимала противозачаточные таблетки, Эльвира выложила свой последний козырь. Кроме того, она попыталась намекнуть ему на свои чувства.

Дойдя до крайней степени отчаяния, она согласилась бы, даже если бы он предложил ей хоть самую малость. Но Дерек не сделал и этого, ясно дав понять, что не любит ее и не полюбит никогда. Как ему не терпелось поскорее выйти из комнаты, убраться подальше от самой Эльвиры и ненужных ему чувств! А больше ей предложить было нечего.

Она старалась как могла, рискнула последним… и проиграла. С Дереком у них нет общего будущего. Как бы сильно ни любила мужа Эльвира, надо было смириться с тем, что их браку пришел конец.

«Ты меня действительно понимаешь?» мысленно повторял Дерек вопрос Эльвиры, закрывая за собой дверь. О да, он все прекрасно понял! Понял, что быть мужем этой женщины все равно что кататься на американских горках. Поднимаешься все выше и выше, пока перед тобой не откроется прекраснейший вид, но только для того, чтобы тут же рухнуть в глубочайшую пропасть.

«Мы можем дать нашему ребенку все… кроме самого для него главного… любящих друг друга родителей».

Почему это должно было случиться именно сегодня? Почему ему суждено было понять, что с ним происходит в самое неподходящее для этого время, в эту ночь?..

Да потому, что все шло к этому уже давно, просто он не сразу понял, что к чему. Видимо, сказалось отсутствие опыта — не с чем было сравнивать, не по чему мерить.

До этого Дерек не знал о любви почти ничего. Точнее, считал ее красивенькой фантазией, продуктом воображения поэтов-романтиков или наживающихся на этой сказке мошенников.

Но сразила его именно любовь, а он даже не заметил, как она к нему подкралась. И, только услышав это слово от жены, Дерек почувствовал озарение, такое яркое, что, казалось, должно было осветить всю комнату… да что там комнату, всю округу невероятным красочным фейерверком.

«Мы можем дать нашему ребенку все… кроме самого для него главного… любящих друг друга родителей».

Всего лишь одна фраза, незамысловатая и откровенная. Однако огонь, сверкавший в глазах Эльвиры во время ее произнесения, предвещал конец всем его мечтам и надеждам. Он наконец-то понял, что любит свою жену, но понял слишком поздно.

И по иронии судьбы — именно в ту ночь, когда она ясно дала понять, что не любит его.

И никогда не полюбит…