— Ты что, шутишь?

Франческо покачал головой, выражение его лица вновь стало совершенно серьезным.

— Такими вещами не шутят, — сказал он тоном, от которого по спине Роберты пробежал холодок. — Я отвечаю за каждое произнесенное мной слово.

Да, действительно, на шутку это не похоже, с тревогой согласилась Роберта. Собственно говоря, он казался абсолютно уверенным в том, что таким образом можно решить все их проблемы… В чем она была совершенно не уверена. Даже если убедить репортеров в том, что она является любовницей Франческо, каким образом это поможет разрядить ситуацию?

И что означает «воплотить воображаемое в реальность»?

— Не потрудишься ли объяснить? — Произнесенная фраза наполнила Роберту гордостью, прозвучав, как ей показалось, необыкновенно выдержанно, даже достойно.

Никто не смог бы догадаться, что при одной мысли о перспективе провести еще один день под одной крышей с Франческо — не говоря уже о предложении выступить в роли его любовницы — ее охватила внутренняя дрожь, а сердце забилось как сумасшедшее.

— Если они считают нас влюбленной парочкой, надо показать, что мы таковой и являемся.

— Можно подумать, что все так просто! Впрочем, возможно, это действительно просто. Ведь если посмотреть на положение вещей трезво, Франческо все равно уже здесь. Потрясение, вызванное его внезапным появлением, понемногу проходило. Не то чтобы Роберта вновь начала привыкать к его присутствию в своей жизни и в этом доме, однако стала потихоньку приспосабливаться. В конце концов, у каждого из них своя комната, а в доме достаточно места для того, чтобы жить, практически не встречаясь друг с другом.

Не говоря уже о том, что у нее есть работа в галерее, а у Франческо — многочисленные и важные дела, из-за которых он и прилетел в Лондон.

— Хотя это действительно может сработать. Все равно днем каждый будет заниматься своими делами, а вечерами мы даже не обязаны видеться друг с другом.

Франческо имел в виду не совсем это. Предлагая свою идею, он руководствовался внутренним побуждением, не совсем понятным даже ему самому.

Правда, когда дело касалось Роберты Стаффорд, ему никогда не удавалось быть рациональным до конца. С самой первой их встречи Франческо чувствовал себя как человек, сунувший голову в ледяную воду, — испытанное им потрясение на время лишило его способности рассуждать здраво. Некоторое время он пребывал в непривычном для себя состоянии эйфории, а когда вновь начал ощущать почву под ногами, дело зашло слишком далеко и думать было уже поздно.

— Неужели ты уверена, что это может их убедить?

— А что собираешься предпринять ты? — Роберта смотрела на него так, будто он предложил ей взять в руки ядовитую змею или проглотить слизняка.

Неужели он настолько испортил их отношения, что она до сих пор не может его простить? А может быть, правда, о которой Франческо не желал даже думать, заключалась в том, что Роберта всего-навсего пустоголовая, неразборчивая в знакомствах маленькая шлюха, которой наскучила жизнь с одним и тем же мужчиной?

Ту Роберту, которой он ее считал, Франческо надеялся завоевать вновь либо заставить простить его ошибки, спуститься из хрустальной башни, в которую она удалилась вместе со своей гордостью, и попытаться дать их браку вторую жизнь.

С другой же Робертой, той, которую Франческо, к своему негодованию, встретил по возвращении в Лондон — неужели это было только вчера? — дело обстояло совершенно иначе. Ее он хотел бы иметь в своей постели, но не более того. Эту Роберту он вожделел с такой силой, что буквально терял голову.

Пытаясь отогнать от себя навязчивые эротические видения, Франческо вскочил с кровати.

— Это не самое лучшее место для обсуждения подобных проблем, — решительно заявил он, подходя к двери и распахивая ее настежь. — Нам будет гораздо удобнее поговорить об этом внизу.

На самом деле ему подошло бы любое место, лишь бы оно не вызывало воспоминаний о прошлой интимной близости.

Кухня для этого не годилась, в ней еще витал дух их утренней встречи, когда он прятался за газету, желая Роберту с доводящей почти до умоисступления страстью. Вид входной двери в свою очередь напомнил о сцене на крыльце и об их поцелуе.

Боже, что за чертовщина!

Очутившись в гостиной, Франческо, по-прежнему не находивший себе места, начал метаться взад-вперед по комнате, видя по лицу Роберты, что терпения ее хватит ненадолго. Первые же произнесенные ею слова подтвердили его наблюдение.

— Ну? — требовательно сказала она, садясь и кладя руку на спинку обитого золотистой парчой дивана и не спуская с него глаз. — Тут тебе достаточно удобно? Может быть, объяснишь наконец, что ты имеешь в виду? Только хочу тебя предупредить…

— Сам факт проживания в одном доме не убедит никого, — оборвал ее Франческо. — Мы подкинули прессе историю о том, что встретились недавно, влюбились по уши и без ума друг друга, и должны строго придерживаться этой версии, иначе репортеры почуют неладное. Поэтому нам придется показываться на людях вместе и делать вид, будто мы с тобой действительно являемся любовниками.

— Делать вид, будто мы являемся любовниками?! — Память об обжигающем жаре его поцелуя заставляла Роберту скрывать бушующий в душе ураган чувств за тщательной имитацией сарказма. — Это выглядит скорее откровенной попыткой оправдать свои приставания там, на лестнице, и я вовсе не собираюсь способствовать тебе в этом.

— Ты приставала ко мне в не меньшей степени, — ту же возразил Франческо. — Может быть, осознание этого облегчит тебе задачу?

— Едва ли!

От одной мысли об этом ей становилось жарко, а сердце начинало биться где-то в горле.

— Никто не поверит в то, что мы с тобой любовники, если мы не будем демонстрировать свою страсть.

— Лично я вполне способна соблюдать элементарные правила приличия. — Попытка предстать перед ним, , высокомерной, сдержанной дамой не удалась. Ее выдал голос, который прозвучал напряженно и неестественно.

— Что ж, придется тебе забыть об этой твоей способности, иначе вся затея провалится.

Взгляд, брошенный на нее Франческо, ясно показывал, что он желает предотвратить возможные возражения, о которых она и помыслить не смела в самом начале их семейной жизни. Тогда он часто шутливо называл ее «щенком», поскольку молодая жена всюду следовала за ним по пятам, не сводя с него очарованного взгляда. До чего же глупа и слепа может быть влюбленная женщина!

— Кроме того, тебе придется на время оставить работу. Это возможно?

— Взять отпуск? Я могу, конечно… но не собираюсь этого делать. Не понимаю, зачем…

— Я намеревался провести здесь всего день. Утром в понедельник мне надо вылететь в Париж.

Париж! Одно это слово обладало над Робертой такой властью, что заставило ее промолчать. Она всегда мечтала увидеть столицу Франции, пройтись по ее улицам. И некогда Франческо обещал устроить ей запоздалое свадебное путешествие, свозив в Париж, после того, разумеется, как исчезнет необходимость хранить их брак в глубокой тайне. Однако этому не суждено было сбыться.

— Но какое отношение это имеет ко мне?

Франческо взглянул на нее так, будто посчитал подобный вопрос крайне глупым.

— Ты, разумеется, полетишь со мной.

— Нет, я не могу!

— Можешь, если хочешь, чтобы наш план сработал.

А хочет ли она этого?

— Мне кажется, что я не хочу. Твой план представляется мне слишком сложным и не стоящим усилий, требующихся для его осуществления. — Роберта небрежно откинулась на подушки дивана, всем своим видом показывая, что ей глубоко безразлично, что думает Франческо по поводу ее заявления. — Давай лучше забудем об этом.

Ожидая возражений, она побаивалась настойчивости и напора Франческо, однако страхи эти, как ни странно, не оправдались. Он пожал плечами, как будто ее отказ для него ничего не значил.

— Дело твое. Однако если ты не желаешь ехать со мной, тебе придется придумать нечто взамен. Надо же им хоть что-нибудь сказать.

— Я ничего и никому не собираюсь говорить!

— Придется. — Подойдя поближе, Франческо оперся руками о спинку стоящего напротив дивана кресла. — Должна же у тебя быть хоть какая-то версия, иначе как ты от них отделаешься?

— Просто скажу, что отказываюсь отвечать на их вопросы.

В голосе ее звучала бравада, которой она вовсе не испытывала. Память об утреннем происшествии не давала Роберте покоя, и перспектива еще раз столкнуться лицом к лицу с толпой репортеров пугала ее.

— И ты думаешь, что этот номер у тебя пройдет?

— Должен пройти. Если я откажусь с ними разговаривать, они очень скоро потеряют ко мне интерес и отстанут.

— Когда эта банда чует жареное, она никогда не теряет интереса и не отстает. Кроме того, можешь мне поверить, для того чтобы они заявились сюда, Сайлас должен был наговорить такого, что им хватит еще надолго.

— Но мне казалось…

Роберта не договорила, потому что Франческо подскочил к ней и, прежде чем она успела что-либо предпринять, бесцеремонно поднял с дивана и подтащил к эркеру, выходящему на улицу.

— Взгляни! — потребовал он. Выглянув в окно, Роберта почувствовала, как леденеет кровь в жилах.

Репортеры не только не ушли от дома, но их, казалось, стало вдвое больше. На ступеньках крыльца уже не было свободного места, и многие расположились прямо на тротуаре. Один их вид сразу напомнил Роберте о том, каково было очутиться в подобном окружении. Шум, вспышки фотокамер, непрерывные вопросы, настолько частые и торопливые, что не было даже времени как следует их расслышать, не говоря уже о том, чтобы обдумать и дать достойный ответ.

— Кого они ждут?

— Тебя.

— Но звезда тут ты! Это твое имя не сходит со страниц светской хроники!

— Именно поэтому ты их и интересуешь. Им хочется узнать, как мы с тобой повстречались, что ты такого сказала или сделала, чтобы поймать меня в силки…

— Но я никогда никого не ловила!

— Им нет до этого никакого дела.

Роберта настолько разволновалась, что совершенно забыла об осторожности. Раздвинув полупрозрачные занавески, она приблизила лицо к стеклу, стараясь получше рассмотреть собравшихся внизу репортеров.

— Роберта… — попытался было предупредить ее опрометчивые действия Франческо.

Но было уже поздно. Кто-то из репортеров, случайно подняв взгляд, заметил ее и привлек внимание других. Поднялся шум, фейерверк фотовспышек чуть не ослепил Роберту, заставив в испуге отпрянуть.

— Отойди оттуда, дурочка! — Бесцеремонно схватив за плечи, Франческо развернул ее спиной к окну. — Не смотри на них!

На этот раз его командный тон не вызвал у нее возражений, хотя кто, как не он, подтащил ее к эркеру. Но даже если бы Роберта и была сейчас способна на бунт, нельзя же было одновременно противостоять и Франческо, и папарацци. Хотя кто из них доставлял ей больше проблем, стоящий рядом мужчина или толпа жаждущих сенсации репортеров снаружи, сказать было трудно.

— Ты соображаешь что-нибудь? — очень сердитым тоном спросил он. — Эта банда только того и ждет. Подобные поступки могут лишь подлить масла в огонь.

Позади себя Роберта слышала шум и, хотя не осмеливалась оглянуться, знала, что стоящие внизу журналисты по-прежнему жадно смотрят на окно в надежде, что она предпримет еще что-нибудь.

— Но это просто ужасно! Теперь я понимаю, что значит быть запертым в клетке диким животным в окружении любопытствующей толпы, наблюдающей за каждым его движением.

Губы Франческо скривились в усмешке.

— Добро пожаловать в нашу компанию, — цинично пригласил он. — Просто… О черт!..

— В чем дело?

Повернувшись следом за метнувшимся к окну Франческо, Роберта с ужасом увидела прижатое снаружи к стеклу неясно видимое лицо. Очередная вспышка фотокамеры заставила ее испуганно вздрогнуть. В это время раздался звук прислоняемой к стене очередной лестницы и торопливые шаги поднимающегося по ней человека.

— Франческо!

Но он уже оттащил Роберту от окна и задернул плотные бархатные, черные с золотым шторы, лишив репортеров всякой возможности разглядеть, что творится в гостиной.

— Теперь им ничего не увидеть, — сообщил Франческо с мрачным удовлетворением.

Однако Роберту уже охватила самая настоящая паника. Для нее это вторжение в личную жизнь, в ее дом явилось последней каплей, лишившей ее душевного равновесия

Отчаянно стремясь оказаться как можно дальше от собравшейся возле дома любопытной толпы, она бросилась в глубь комнаты и, упав ничком на диван, спрятала лицо в ладони.

— Как я все это ненавижу! Сколько можно терпеть!

— Все еще полагаешь, что сможешь отделаться от них, просто отказываясь отвечать на вопросы?

Голос Франческо звучал настолько самодовольно, что мгновенно заставил Роберту ощетиниться.

— Я ничего не собираюсь им говорить, — сказала она, подняв голову и глядя ему в глаза. — А вот тебе следовало бы! В конце концов именно из-за тебя я попала в это неприятное положение. Если бы ты не появился в этом доме, ничего подобного не произошло бы. Так почему бы тебе не предпринять что-либо, чтобы разрядить ситуацию?

— И что же именно?

— Ну, например… Да откуда мне знать? Это ты объявил себя специалистом по папарацци, так что должен уметь находить с ними общий язык!

Последовавшее за этим напряженное молчание действовало Роберте на нервы. Франческо не произносил ни слова и не двигался с места так долго, что она, против своего желания, почувствовала, что сейчас что-то сделает, неважно, что именно, но сделает.

И тут Франческо неожиданно сухо произнес:

— Прекрасно! Я найду с ними общий язык!

Прежде чем она обрела дар речи, он был уже у двери. В решительности, с которой прозвучали его слова, было что-то пугающее. Еще не зная, что именно он задумал, Роберт уже чувствовала, что вряд ли ей это понравиться.

— Постой!

Услышал ли ее Франческо? И если да, то остановится ли он?

Когда, к ее великому огорчению, стало казаться, что рассчитывать на это не приходится, Франческо внезапно замер на месте и, обернувшись, остановил на ней свой взгляд.

— В чем дело?

Лицо его было абсолютно непроницаемым, без всякого намека на какие-либо эмоции.

— Что ты собираешься предпринять?

Изданный им тяжелый вздох явился поистине верхом совершенства. Сочетание сожаления, раздражения и евангельского смирения одновременно, с налетом легкого презрения к глупости прозвучавшего вопроса.

— То, о чем ты меня просила. Тебе хотелось, чтобы я с ними поговорил. Именно это я и намерен сделать.

— Но что ты собираешься им сказать?

Очередной уничижительный взгляд с его стороны заставил Роберту почувствовать себя маленькой и ничтожной.

— Если уж ты не хочешь, чтобы я солгал им, представив тебя как свою любовницу, то после сцены на крыльце и нашего поцелуя остается только одно.

— И что же?

Ею овладело нехорошее, пугающее предчувствие.

— Сказать им правду.

— Что?? — Открыв рот, Роберта попыталась было хоть что-нибудь сказать, но смогла издать лишь этот ничего не значащий возглас. Собравшись с последними силами, она попытала счастья еще раз: — Правду? Но какую правду?

— Разве это не очевидно? Я собираюсь сообщить им, что ты моя жена и что мы поженились год назад. А чего еще ты могла ожидать?

— Нет! Не надо!

Испытываемый ею ужас заставил Роберту вскочить с дивана. Ноги дрожали так сильно, что не держали ее, и она вынуждена была опереться руками на стоящий поблизости стол.

— Не делай этого!

Разве можно было допустить, чтобы все узнали о том, что некогда она любила его до такой степени, что решила выйти за него замуж? Что оказалась настолько глупа, что собиралась посвятить ему свою жизнь, носила на пальце его кольцо, лежала с ним в одной постели — и все в слепой, наивной вере в его любовь? Но все это обернулось ложью. И если люди узнают всю правду о ее браке, они узнают и о лжи тоже. Узнают о том, как мало он ее любил, как бесцеремонно отшвырнул в сторону, чтобы иметь возможность жениться на женщине, которая всегда была ему нужна, — на своей Луизе.

И теперь эта и без того грустная история будет использована желтой прессой как повод для очередного публичного скандала.

— Не делай этого! Я настаиваю!

— Можешь настаивать на чем угодно, — невозмутимо возразил Франческо. — Однако мы должны сказать им хоть что-нибудь.

Но только не это! Кроме того, если известие об их браке станет достоянием общественности, это неизбежно нарушит и его собственные интересы. Может быть, Франческо просто блефует? Однако по его суровому, непроницаемому лицу сказать что-либо определенное было невозможно.

— Ну что? — не отставал Франческо.

Лицо Роберты, на котором выделялись широко раскрытые изумрудные глаза, было так бледно, будто ей только что сообщили о смерти близкого друга.

Неужели перспектива, что он объявит ее своей, настолько ужасна? Что с того, если мир узнает, что они являются не просто любовниками, а мужем и женой, связаны друг с другом не только эмоционально, но и самым что ни на есть законным образом?

Черт побери, да любила ли она его когда-нибудь вообще? В свое время, в начале их знакомства, Франческо готов был поклясться в этом чем угодно, но теперь сомневался.

Хорошо, предположим, Роберта разозлилась на меня из-за истории с земельным участком, рассуждал он. По правде сказать, у нее были на это все основания. Тогда он сильно себе напортил. Очень сильно. Поэтому-то и решил переждать, пока она не успокоится, и попробовать наладить прежние отношения немного погодя. Но чем дольше Франческо ждал, тем меньше ему казалось, что действительной причиной их разрыва был злосчастный клочок земли. И чем это все закончилось?

Сайласом!

При одной мысли об этом человеке у Франческо внутри все словно переворачивалось. Спроси его кто-нибудь еще совсем недавно, и он, ничуть не сомневаясь, заявил бы, что Роберта не относится к числу женщин, ложащихся в постель с первым встречным. Однако не прошло и пяти минут после его появления в этом доме, как доказательство обратного оказалось перед его глазами. Сайлас устроился здесь настолько прочно и хорошо, что даже привел девицу в их с Робертой спальню.

Все это вновь и вновь вынуждало Франческо возвращаться к одному и тому же вопросу: любила ли она его когда-нибудь вообще? В свое время Луиза высказала предположение, что Роберта выходит за него замуж только из-за денег, но, будучи ослеплен страстью, он с негодованием отверг такую возможность. Теперь его уверенность несколько поуменьшилась, если не сказать больше.

— Ну ладно. Согласен, что сообщать им о том, что мы женаты, не самое лучшее из того, что можно придумать.

Внезапно идея предстать перед прессой с этим заявлением перестала казаться Франческо привлекательной. Хотя репортерам наверняка понравилась бы история о многоопытном, известном всему миру магнате, попавшем в старую как сам мир переделку: отдав свое сердце прекрасной девушке с невинным лицом и потрясающей красоты телом он, к своему великому стыду, обнаружил, что оказался женат на алчной охотнице за его деньгами.

Однако вряд ли кто-нибудь решится винить его в этом. Стоит лишь взглянуть на обрамленное иссиня-черными волосами по-кельтски бледное лицо, на великолепную фигуру, которую не может скрыть никакая одежда…

О черт побери, довольно! Нельзя позволять своим мыслям приобретать чувственный оттенок. Он должен думать о Сайласе и о неприятной ситуации, в которую поставил их этот подонок.

— Но что мы можем предпринять кроме этого? Есть какие-нибудь идеи?

— Идеи! — язвительно передразнила его несколько пришедшая в себя Роберта. — По-моему, главный специалист по идеям тут ты, не так ли? Эксперт по вопросам общения с желтой прессой! Кому, как не тебе, предлагать идеи?

— Я и предложил, — огрызнулся Франческо. — Но ни одна из них тебе не понравилась.

— Тебя это удивляет? Неужели ты забыл, к какому результату привела твоя «идея» сегодня утром?

Воспоминание о поцелуе и о действии, оказанном им на нее, в сочетании с острым разочарованием от понимания фальшивости этого поцелуя неожиданным образом придали Роберте сил и уверенности.

— Как бы мне хотелось, чтобы этого поцелуя не было вовсе! — с горечью воскликнула она.

— Мне тоже, — ответил Франческо. — Ты даже представить не можешь, до какой степени. Но что сделано, то сделано, и сожалеть об этом не имеет смысла. Надо думать о том, что можно предпринять.

К ее великому облегчению, он — на время, по крайней мере, — отказался от намерения выйти к собравшимся у дома репортерам.

— А как насчет того, чтобы все-таки вернуться к первоначальному плану: постараться убедить их в том, что мы любовники? Обещаю тебе, что при любой встрече с репортерами я буду рядом, помогая тебе. Стану отвечать на все их вопросы, позабочусь, чтобы тебя беспокоили как можно меньше. Как тебе — нравится?

Выглядит заманчиво, призналась себе Роберта. «Я буду рядом, помогая тебе». Чего еще она может желать?

Того, чтобы Франческо был рядом не потому, что к этому его вынуждают неблагоприятные обстоятельства и происки Сайласа, а из любви к ней. Но это было недостижимой мечтой, на исполнение которой не оставалось никакой надежды.

— Не знаю, — неуверенно произнесла Роберта.

Да и как могла она ответить иначе, если ее буквально разрывало на две части? Она приходила в ужас от мысли остаться с репортерами один на один, без него. И при этом замирала от страха перед болью, которую придется выносить, находясь рядом с Франческо и зная, что каждая улыбка, каждое прикосновение, каждый жест внимания с его стороны является ложью, игрой на публику и позированием перед камерами папарацци.

Разумеется, таковым был весь ее брак: ложью с начала и до конца. Но тогда она этого не знала, проведя несколько месяцев в счастливом неведении, — пока правда не обнаружилась во всей своей болезненной определенности.

— Черт побери, я даже готов позволить тебе официально покончить с этим. И ты сможешь наконец-то от меня избавиться, — заявил Франческо тоном человека, делающего большое одолжение.

Хотя для него это, вероятно, действительно огромная уступка, подумала Роберта с кривой усмешкой. От Франческо Бальони не избавлялась еще ни одна женщина. Он всегда делал, что хотел, связывался с теми женщинами, которых выбирал сам и на тот срок, который его устраивал. Когда приходило время расставания, Франческо просто говорил «прощай» и никогда не оглядывался назад.

— Если хочешь, мы можем даже инсценировать бурную публичную ссору в ресторане… или, скажем, в театре. Ты получишь возможность вспылить и заявить, что не желаешь больше меня видеть, а я изображу безутешного любовника, брошенного обожаемой им женщиной.

Должно быть, он шутит, подумала Роберта, глядя Франческо в глаза и не веря собственным ушам.

— Ты поступишь так ради меня? — спросила она изумленным и недоверчивым тоном.

— Таким образом можно будет решить проблему приемлемым для нас обоих способом. — Внезапно глаза его сверкнули мрачным юмором, а губы скривились в ухмылке. — Я даже дам тебе кольцо, которым ты сможешь в меня бросить Жест получится чрезвычайно эффектным.

Это было уже чересчур. Перспектива бросить ему в лицо кольцо выглядела слишком заманчивой для того, чтобы доставить удовлетворение. Встретившись с его циничным и насмешливым взглядом, Роберта не смогла выдавить из себя даже подобие улыбки. Она так и не смогла забыть той боли, которую испытала, снимая обручальное кольцо с пальца и зная, что делает это навсегда.

Ничто в мире не смогло бы заставить ее пройти через это еще раз.

— Мне надо подумать, — произнесла Роберта сдержанным, ничего не выражающим тоном.

В очередной раз тяжело вздохнув, Франческо нетерпеливо тряхнул головой

— Только поторопись! Нам надо прийти к какому-либо решению, и как можно скорее. Потому что — если, конечно, у тебя нет запаса провизии на неделю осады — вскоре одному из нас или обоим придется выйти из дому. И можешь мне поверить, когда это произойдет, случится светопреставление.

Действительно, тут было над чем подумать. И Роберта посвятила этому остаток утра и весь день.

Комнаты нижнего этажа с наглухо задернутыми шторами производили мрачное и неуютное впечатление. Любительница свежего воздуха, Роберта открыла было окно. Но хотя оно и находилось на задней стороне дома, оказалось, что шум голосов репортеров, шарканье ног и спорадический смех доносится даже сюда. Деться от них было некуда, и это отнюдь не способствовало ясности мыслей.

Хорошо хоть Франческо имел совесть не мешать. Удалившись в свою комнату, он проработал там все утро, совершенно не обращая внимания на осаждающую дом толпу…

День уже начал клониться к вечеру, а Роберта все еще не пришла ни к какому решению, хотя знала, что сделать это надо. Рано или поздно настанет утро понедельника, когда придется пойти на работу, а значит, выйти за дверь и оказаться перед жаждущими сенсаций репортерами Одна мысль о подобной перспективе заставляла ее содрогаться. Что она им скажет? И не последуют ли они за ней в галерею?

О Боже! Идену это не слишком понравится!

По пути в кухню пришлось пройти мимо входной двери. И Роберта постаралась не обращать внимания на рассыпанные по коврику записки с просьбами об эксклюзивных интервью. Но тут звук шлепка возвестил о прибытии вечерней газеты. Машинально подобрав ее с пола, она рассеянно развернула сверток.

Один взгляд на первую страницу заставил Роберту опрометью броситься вверх по лестнице…

Глядя на лежащие перед ним исписанные листы бумаги, Франческо громко выругался. Придется начинать все сначала! А ведь проблема была не слишком сложной.

Хотя чего еще можно ожидать, спросил он себя, когда не можешь полностью отдаться работе? Все его мысли и часть внимания были сейчас сосредоточены на находящейся внизу женщине. И как он ни старался, забыть о ней хотя бы на время у него никак не получалось.

Лицо Роберты постоянно стояло перед глазами Франческо, запах духов, казалось, витал в комнате. А когда он, направляясь в кухню, чтобы приготовить себе очередную чашку кофе, прошел мимо ее спальни, воспоминания о горячем, жаждущем ласк теле всплыли помимо его воли.

Прежние простыни и наволочки были заменены, но один вид комнаты заставил его сердце забиться быстрее. Франческо, казалось, ощущал вкус ее губ, видел великолепную обнаженную грудь…

— О Господи! — простонал он, отчаянно тряся головой в надежде развеять наваждение. Необходимо взять себя в руки, подумать о чем-либо другом, постороннем.

Думай о Сайласе! О Сайласе с Робертой. Без сомнения это поможет…

Внезапно, без всякого предупреждения, дверь с грохотом распахнулась и на пороге появился объект его мечтаний — с растрепанными волосами и красными как маков цвет щеками.

— Какого черта?.. — Оторванный от своих навязчивых фантазий Франческо не смог сдержать эмоций. — Что ты здесь делаешь? — спросил он, бросая на нее сердитый взгляд. — Что тебе надо?

Не обращая внимания на столь неприветливую встречу, Роберта смело встретила его взгляд. Сейчас ее волновали совсем другие проблемы.

— Это твоя гениальная идея, — без предисловий начала она. — Какие конкретные цели она преследовала?

— Что? — На какое-то мгновение Франческо, казалось, потерял всякую способность соображать. — В чем дело? О чем ты говоришь?

Его недогадливость привела Роберту в бешенство. Но, стиснув зубы и сосчитав до десяти, чтобы привести нервы в порядок, она продолжила более спокойным тоном.

— Я говорю о твоей идее, — объяснила Роберта с оскорбительной обстоятельностью. — Насчет того, что мы, если хотим сбить с толку эту стаю стервятников, должны разыграть из себя любовников. Но насколько далеко ты собираешься для этого зайти? Я хочу сказать… не означает ли это, что мы должны и на самом деле… — Бросив взгляд на кровать, Роберта покраснела и вновь перевела его на Франческо. — Что мы будем…

Думай только о Сайласе, мысленно твердил себе Франческо. О Сайласе и Роберте. Вместе, в одной постели.

— Что мы должны будем спать вместе? Разумеется, нет! Ничего подобного у меня и в мыслях не было! Как это только могло прийти тебе в голову?

Лжец, укорил самого себя Франческо, бессовестный лжец! Но несмотря ни на что, это было не так уж далеко от истины — по крайней мере, на текущий момент. Мысли о взаимоотношениях Роберты и Сайласа действовали на него как холодный душ, так что перспектива переспать с ней выглядела в его глазах сейчас не слишком заманчивой.

— Так это действительно будет только инсценировка? Имитация любовных отношений?

— Конечно.

Можно было ожидать, что этот ответ улучшит настроение Роберты и хоть немного успокоит ее, уберет беспокойное выражение из ее взгляда. Однако, как ни странно, она сильно побледнела, а изумрудные глаза потемнели.

— Нам просто нужно было дать этим бандитам, о чем писать, и нечего больше.

Внимательно всмотревшись в лицо жены, Франческо увидел отразившиеся на нем эмоции, скрыть которые ей так и не удалось. Преобладало явное облегчение, хотя и с некоторым налетом вызова.

— Но в чем дело, Роберта? — требовательно спросил он. — К чему эти вопросы? Ты все-таки решила согласиться с моим планом? Собираешься лететь со мной в Париж?

Она молча кивнула и бросила перед ним газету, которую держала в руке.

Объяснять, на что именно нужно обратить внимание, ей не пришлось. Все было понятно с первого взгляда. На самом верху страницы были помещены две фотографии, сделанные этим утром на ступеньках дома.

Первая запечатлела момент поцелуя. Они двое, сплетенные телами так, что было почти невозможно определить, где кончается одно и начинается другое. Примитивная чувственность объятия была столь очевидна, что не требовала никаких объяснений.

Закрыв на мгновение глаза, Франческо выругался про себя и, вновь открыв их, взглянул на вторую фотографию.

На ней тоже, разумеется, были они с Робертой. Их сфотографировали в тот момент, когда он привлек ее к себе, а она положила голову ему на плечо. Франческо прекрасно знал, что тогда Роберта была в шоке от того, как он поцеловал ее. Кроме того, столь суровое испытание — впервые в жизни оказаться в центре внимания прессы — привело ее в замешательство, эмоционально опустошило.

Напечатанный крупным шрифтом заголовок вверху страницы гласил: «Должно быть, это любовь», подразумевая, что никакого другого разумного объяснения этим сценам нет и быть не может.

— Ого! — только и мог сказать Франческо.

— Вот именно — ого, — отозвалась Роберта безжизненным голосом. — Это является ответом на твой вопрос? Да, я намерена улететь с тобой в Париж. Собственно говоря, не только намерена, я вынуждена это сделать. Похоже, у меня просто нет другого выхода.