Закончив в понедельник уроки, Вероника ожидала увидеть Ралфа возле своей малолитражки. Но его там не было. Она поехала прямо в больницу и не удивилась бы незваному визитеру. Однако и тут ошиблась. За весь вечер ей никто не позвонил, и она провела беспокойную ночь, заснула только под утро, проспала и опоздала в класс на пять минут.

Около десяти из администрации школы принесли записку, где сообщалось, что ей звонил Ралф Спенсер и просил перезвонить ему по указанному номеру.

Когда ученики с шумом и гамом вырвались после звонка из класса, Вероника собрала учебники, тетради, сложила все это в сумку и направилась к телефону-автомату.

Ралф ответил сразу.

— Вероника, вы сможете в четыре часа прийти в офис моего адвоката?

До центра Вероника добралась на автобусе. Все дешевле, чем платить астрономическую сумму за парковку. Но к адвокату она опоздала на пятнадцать минут.

Ралф был уже там.

Войдя в кабинет, она опустилась в большое кожаное кресло и с благодарностью приняла предложенный ей стакан содовой.

Адвокат задумчиво спросил:

— Мисс Хеймиш, вы довольны советами, полученными от независимого юриста?

— Его консультация полностью прояснила мне значение всех пунктов, относящихся к делу.

Консультация эта, кстати, не особо чем отличалась от того, что говорил ей хозяин этого кабинета.

— Результаты медицинских исследований к нам поступили, — продолжил он. — И они чисты.

Какими же еще им быть, если и сама она чиста? Ей страшно хотелось сказать в ответ что-то обидное. Но момент не совсем подходящий для конфронтации, так что она просто кивнула.

— Мисс Хеймиш, вы готовы подписать документацию?

Трап убран. Она чувствовала себя одной из жен короля Генриха VIII, стоящей лицом к гильотине.

Вероника постаралась не думать ни о чем, кроме своего умирающего отца.

— Да, господин адвокат, готова.

Это оказалось минутным делом. Сначала ее подписи, затем — мистера Спенсера. И подпись адвоката, выступавшего в качестве свидетеля.

Вероника хотела одного: скорее уйти из просторного адвокатского кабинета. Не сидеть же здесь с ними, обмениваясь ничего не значащими любезностями.

— Простите, но я вынуждена покинуть вас, — сказала она, выбираясь из глубокого кресла. — Мне надо в больницу.

— Я ухожу с вами.

Ралф встал, пожал адвокату руку и последовал за ней в приемную.

— Где ваша машина? — спросил он, когда за ними закрылись двери лифта.

— Возле школы. Я приехала на автобусе.

Лифт остановился, и Вероника вышла в фойе.

— В таком случае, я отвезу вас в больницу, а потом мы заедем за вашей машиной.

— Мистер Спенсер, вам нет никакой необходимости посещать моего отца.

Ей нужно сейчас побыть одной и до конца осознать всю чудовищность поступка, который она только что совершила.

— Я припарковался на той стороне улицы.

Он был так чертовски невозмутим, что ей хотелось его ударить.

— Спасибо, я прекрасно доберусь на автобусе.

Они прошли через вращающиеся стеклянные двери и оказались на улице.

— Мисс Хеймиш, еще чернила наших подписей не просохли на нашем с вами соглашении о взаимном согласии, а вы уже решили со мною не соглашаться?

Под мягкими интонациями его голоса таилась сталь, и она осознала невысказанную угрозу.

Силы небесные! Завтра может наступить уже сегодня!

— Предпочитаю навестить отца одна. Потом мне нужно упаковаться, прибрать за собой, уведомить о своем отъезде хозяйку.

Ох, еще эта хозяйка! Она вряд ли обрадуется тому, что в двадцать четыре часа теряет постоялицу и что теперь ей придется возвращать часть денег, уплаченных вперед.

Ралф задумчиво смотрел на нее несколько долгих секунд.

Вероника решила не отступать.

— Я не собираюсь бежать от вас.

— Надеюсь, что так, — вкрадчиво, с опасной мягкостью проговорил он. — Будьте уверены, что с неприятелями я безжалостен.

Видно, придется смириться и слушаться его. Нехорошо, в самом деле, начинать совместную жизнь с пустых пререканий.

В машине она сидела тихо, да и не так много прошло времени, скоро они уже подъезжали к школе.

Вероника едва взглянула на него, когда он выходил вслед за ней из машины. Она мгновенно оказалась возле своей малолитражки и проскользнула за руль. Только она хотела закрыть дверь, как обнаружила, что Ралф стоит рядом, опершись о дверную раму.

Она повернулась к нему и удивленно приподняла брови.

— Будет лучше, дорогая, если вы запишете мой адрес.

Вероника молча достала из сумки тетрадь, ручку и записала продиктованный им адрес.

— Я буду ждать вас завтра днем, мисс Хеймиш, — тягуче проговорил он.

— Не раньше, чем закончатся занятия в школе, — уточнила Вероника, — и я навещу отца.

— В шесть, — твердо сказал Ралф. — Не позднее.

Она повернула ключ зажигания, закрыла дверь, выехала со стоянки и влилась в поток уличного движения.

Хорошо хоть сегодня, в последний день свободы, ей удалось остаться одной.

К больнице Вероника подъехала почти затемно. Когда время посещения закончилось, она пожелала отцу спокойной ночи и отправилась домой.

Чувствуя, что проголодалась, Вероника отправилась на кухню, разогрела тушеную фасоль, приготовила тосты и заварила свежий чай. Потом она позвонила своей хозяйке. Разумеется, ей пришлось выслушать брюзжание домовладелицы, до крайности раздраженной требованием возвратить деньги.

— Хорошо, хорошо! Вычтите за установку охранной сигнализации, — устало проговорила Вероника, поняв, что если она будет настаивать, то хозяйка найдет еще массу причин для отказа.

Покончив с этим, она упаковала свои пожитки, затем какое-то время прибиралась, чистила и мыла, пока руки не загудели от усталости. Уже за полночь она приняла душ и легла спать.

Разбудил Веронику звук проливного дождя. Что это, дурное предзнаменование? Она быстро оделась и завтракала уже на бегу, опасаясь, что с минуты на минуту может появиться хозяйка, чтобы дать последний бой.

По мере прохождения уроков Вероника становилась все напряженнее, и, когда прозвучал последний звонок, нервы ее были взведены, как туго закрученная пружина.

В больнице она сообщила на сестринский пост о перемене места жительства, дала новый адрес и номер телефона, после чего прошла в палату.

Перемен там не было, и сердце ее заныло от жалости к отцу. Как страшно, должно быть, вот так сутками лежать и ждать смерти. Ведь он наверняка понимает, что происходит...

Весь день она думала о том, каким образом сообщить ему, что Ралфу Спенсеру он больше ничего не должен. Было бы ужасно, если бы отец узнал правду. И она ему правды не скажет. Но беда в том, что он до сих пор не утратил своей проницательности. Нет, она не станет дурачить его байками о выигрыше в лотерею или о найденном чемодане, набитом пачками денег.

В конце концов, она решила быть по возможности честной.

— А у меня хорошие новости, — тихо проговорила Вероника, присев на стул рядом с кроватью отца. Она взяла его руку и легонько поглаживала, прервав непроизвольные движения его пальцев, перебирающих край одеяла. — У меня есть все основания думать, что мистер Спенсер больше не намерен взыскивать с тебя долг.

Рот его дрогнул.

— Ты уверена? Но почему?

— Думаю, что-то побудило его совершить благородный поступок. Мало ли, какие у него могли появиться причины...

— Потому он и пришел меня навестить?

Вероника ухватилась за это, как утопающий за соломинку.

— Полагаю, что так, папа. А иначе зачем ему было приходить?

В палату заглянула сестра, а минут через десять прибыла тележка с ужином.

— Я пойду, — тихо сказала Вероника. — Спокойного тебе сна, папа, завтра я обязательно приду.

Было почти половина шестого, когда она выехала с территории больницы и направилась к пригороду. Проехав большую часть пути, она остановилась у обочины и достала городскую карту. Выяснив, где лучше свернуть, она тронулась с места и набрала скорость.

Когда Вероника увидела название нужной ей улицы, в животе ее что-то свернулось в болезненный узел. Старые деревья окаймляли эту улицу с обеих сторон, их обширные кроны еще сохраняли весеннюю свежесть листы. Она медленно ехала вдоль домов, разглядывая их номера, пока не увидела широкую, плавно закругляющуюся подъездную аллею, защищенную огромными коваными воротами.

Они были закрыты. Вероника вышла из машины и нажала кнопку звонка.

Вскоре механизм ворот пришел в движение, пропустив малолитражку на территорию особняка.

Безукоризненные газоны, прекрасный двухэтажный дом средиземноморского стиля, кремового цвета, с огромными, закругленными сверху окнами, статуями, охраняющими вход, и черепичной крышей.

Не доезжая до здания, Вероника увидела под крытой черепицей галереи «мерседес» Ралфа.

Значит, он дома. Когда она выходила из машины, сердце ее громко колотилось в груди. Она была уже возле тяжелых двойных дверей, когда одна из них открылась. В проеме стоял Ралф.

Что ему сказать? Что ни скажи, все будет звучать банально, и она просто кивнула ему, после чего повернулась и пошла обратно к машине.

— Там все мои вещи.

Но он опередил ее и, когда она открыла багажник, подхватил оба саквояжа с такой легкостью, которой можно было только позавидовать.

— Я принесу остальное, — сказала она.

Остальным была ее сумка, в которой она таскала тетради и учебники, и две коробки с книгами.

— Мне не интересно, какой вес вы обычно поднимаете, — холодно ответил он. — Просто беспокоюсь, что вы можете повредить раненой руке.

Вестибюль был огромен, пол выложен декоративной плиткой, шкафы красного дерева расположены возле стены. Широкая лестница, украшенная резной балюстрадой, двумя закругляющимися маршами вела на второй этаж. С потолка свисала великолепная хрустальная люстра. Длинный фриз и хрустальные бра украшали стены наряду с другими произведениями искусства.

Богатство явственно проступало во всем, что Вероника здесь видела.

Пожалуйста, пожалуйста, успокойте меня! Скажите, что мне будет выделена отдельная комната, безмолвно заклинала она своего нанимателя, тащась вслед за ним по лестнице. Вслух об этом спросить она просто не решалась.

Наверху было несколько гостевых спален, пять или даже больше, она просто не успела сосчитать все эти быстро мелькающие двери, мимо которых они шли.

Ралф остановился возле одной из них, открыл ее и поставил ее саквояжи неподалеку от кровати.

Очень большая кровать, подумала она, и сердце ее упало. Ох, если бы это была только ее комната, в которую он входил бы лишь в тех случаях, когда ему потребуются ее услуги! Да и то — постучавшись!

— Здесь два гардероба и две ванные. Я буду пользоваться тем, что справа. Вам предоставляется все, что слева.

Так оно и есть! Самые худшие ее предположения, увы, оправдались.

— Я бы предпочла отдельную комнату с ванной, — храбро заявила Вероника и, встретившись с его жестким взглядом, глаз не отвела.

— Не пойдет.

— Обычно любовница живет отдельно, — нервно сказала она. — Хорошо, наш случай не типичен, но разве я слишком много прошу, желая получить отдельную спальню?

— Да, милая, вы просите слишком много, — опасно вкрадчивым голосом проговорил он. — Кстати, до вашего прихода я уже успел принять душ и переодеться. Полагаю, вы сделаете то же самое, после чего мы пойдем куда-нибудь поужинать.

— Поужинать? — Вероника растерянно взглянула на свои саквояжи. — Мне нужно распаковать вещи...

— Это можно сделать и завтра утром.

— Нет, — сказала она осторожно, — боюсь, что не могу...

Он резко прервал ее, отчего она внутренне содрогнулась.

— Вы имеете в виду школу? Я-то надеялся, что вы сообщили им о своем уходе.

Тут Вероника чуть не фыркнула от возмущения.

— В подписанном нами соглашении нет пункта, требующего от меня увольнения из школы. — Голос ее прозвучал довольно твердо. — И вообще, как вы полагаете, чем я должна заниматься, пока вы будете на работе?

Ралф увидел, как вздернулся ее подбородок, а в потемневших глазах гневно сверкнуло зеленое пламя.

— Неужели вы думаете, — продолжала она, — что я с утра до ночи буду сидеть в этом доме и заниматься одним только удовлетворением ваших сексуальных потребностей?

Интересная постановка вопроса, подумал Ралф и слегка улыбнулся.

— Я предпочитаю комфорт. Но готов признать, что эта спальня не единственное место в доме, где вы можете себя проявить. Если, конечно, вас влечет к тому призвание.

Призвание? Черт побери, да не имеет она никакого призвания! На что этот мистер намекает? На кухню? Ну, уж это — дудки! Кухаркой она сюда не нанималась!

— Вы, кажется, собирались пойти куда-то поужинать? — спросила она, дабы на время перевести разговор в другое русло, иначе как бы и вправду не вышла перебранка.

Вероника подтащила к левому гардеробу, предоставленному ей в пользование, один из своих саквояжей, достала из него не мнущийся брючный костюм изумрудного цвета и свежее нижнее белье.

Еще она вынула сумочку с туалетными принадлежностями, косметичку и прошла в свою ванную.

— Вот и прекрасно. А я пока схожу за второй коробкой и пристрою вашу машину, — сказал Ралф, но она уже закрыла за собой дверь.

Ванная, ничего не скажешь, была просто великолепна. На прохладных плитках пола лежал мохнатый коврик, стены облицованы желтовато-розовым мрамором, над туалетным столиком возвышается огромное зеркало. Множество полок и шкафчиков, стопка роскошных махровых полотенец.

Приняв душ, Вероника свернула волосы в тугой строгий пучок, оставив с каждой стороны по две свободно вьющихся прядки.

На макияж, как обычно, ушло не очень много времени. Две-три минуты — и все самое привлекательное в лице слегка подчеркнуто.

Ее костюм выглядел весьма эффектно и вполне соответствовал определению «вечерний наряд». Шелковый жакет с длинными рукавами сидел на ней ловко и привлекательно. Да и повязку, кстати, скрывал. Костюм этот не был последним криком моды, но она имела привычку выбирать одежду не по моде, а по вкусу, по тому, насколько эта одежда идет ей. Гардероб ее был скорее спокойным, нежели вызывающим. Собственный стиль был для нее гораздо важнее всякой моды.

Ралф Спенсер не тот, кем хотел бы казаться, думала она, возвращаясь из ванной в спальню. Преуспевающий человек, чей облик и умение держаться в обществе определенно скрывали под собой жестокость. Сталь, завернутая в шелк и бархат, так она определила бы характер этого человека. Причем он настолько хорошо владел собой, что его выдержка подчас вызывала у нее внутренний протест. Там, где другой закричал бы, этот господин начинал говорить еще тише.

Она мельком взглянула на Ралфа, одетого в темный костюм и белую рубашку с умело подобранным изысканным галстуком, и вдруг подумала, что было в нем и нечто иное, не только сталь. А вот что именно, ей не вполне удавалось уловить и понять.

Вероника почти осязаемо чувствовала на себе его оценивающий взгляд, а потому ее тело под одеждой буквально покрылась гусиной кожей. И если он хотел выбить ее из колеи, то в этом преуспел. Но она, черт побери, скорее умрет, чем позволит ему заметить свое смятение.

— Так мы идем? — нетерпеливо спросил Ралф и, видя, что Вероника направилась к дверям, последовал за ней.

Они спустились в вестибюль и пошли к выходу. Двое чуждых друг другу людей покинули огромный дом и направились в город поужинать.

Когда мощный автомобиль, направляемый рукой Ралфа, мчался к центру, она подумала, не затеять ли ей любезную беседу. Разве не так поступает настоящая любовница?

— Могу я спросить вас, мистер Спенсер, как складывается обычно ваш день?

Вероника не была уверена, что правильно поступает, пытаясь затеять разговор. Знала только одно: если он захочет, то поддержит разговор, а нет, ну так и пусть. Она может и помолчать.

— А вам, мисс Хеймиш, это и в самом деле интересно?

Она метнула в него быстрый взгляд.

— Я примерно знаю, чем вы занимаетесь. Но хотелось бы знать, из каких мелочей состоит ваш рабочий день.

— Ну, дорогая моя, мне нужно все время быть собранным, изучать текущий ход определенных событий. И всегда стараться хоть на шаг опередить конкурентов.

— Вы ведь человек преуспевающий, не так ли? — сказала она, понимая, что это общее место.

— Да, Вероника, так оно и есть.

Многие из мужчин ее круга просто рассмеялись бы над стремлением человека превзойти всех, а потому и оставались серенькими, никому не известными личностями. Ралф Спенсер — это нечто иное.

— А вы, Вероника? — спросил он. — Я?

— Ну, ваш день, из чего он складывается?

— С чего, как вам кажется, мне начать? С квартирной хозяйки, настоящего исчадия ада? Или с конфликта между двумя ученическими группировками? А может, с того, как втолковать шестнадцатилетним детям, чем одно литературное направление отличается от другого?

— Не сомневаюсь, что все это весьма занимательно, — вежливо проговорил Ралф, подъезжая к автостоянке.

Ну да! Еще бы не занимательно, не без иронии подумала Вероника. Ведь она работала не в привилегированной частной школе. Ее ученики — выходцы из неблагополучных районов, где семьдесят пять процентов родителей не имели постоянной работы, пятьдесят процентов — вообще были безработными, где половина родителей не знала, посещают ли их детки школу, а другая половина даже не интересовалась этим.

Ее работа была вечной битвой, и ее тактикой было уважительное отношение к ученикам и умение внушить этим подросткам, что воспитание и образование необходимы им, чтобы хоть немного подняться над печальными обстоятельствами их жизни.

Ралф припарковал машину, и они прошлись по набережной гавани. Ресторанов здесь было предостаточно, и он повел ее в тот, где, по-видимому, частенько бывал. Метрдотель встретил их весьма радушно и проводил к зарезервированному столику.

Еда и вино были на удивление хороши, и Вероника выбирала внимательно, ела с аппетитом и удовольствием, и одним бокалом восхитительного шардонэ не ограничилась.

— Вы, я вижу, часто здесь бываете.

Ралфа обслуживали просто стремительно, к тому же называли его по имени.

— Да, Вероника, меня вполне можно причислить к завсегдатаям этого заведения. Раз или два в неделю я здесь обязательно появляюсь.

Она откинулась на спинку стула и осторожно спросила:

— Один?

Он встретил ее прямой взгляд и позволил себе проявить нечто вроде иронии.

— Нет, дорогая, не всегда.

Вероника взяла бокал и отпила немного вина.

— Просто мне хотелось бы знать, есть ли среди ваших знакомых женщина, которая огорчилась бы, узнав о нашем... — она запнулась, помолчала, но все же, собравшись с силами, договорила, — о нашем соглашении?

На губах его возникла легкая улыбка.

— Такая женщина есть. Но огорчится ли она? Не думаю. Будет удивлена, пожалуй.

— Значит, мне не грозит стать мишенью для стрел ее ревности?

— Я не могу отвечать за нее. И не считаю себя обязанным что-либо кому-либо объяснять.

Ну, этого он мог и не говорить, это и так ясно.

— Вероника, кофе с десертом будем заказывать?

— Честно говоря, здесь душновато, — сказала она. — Может, лучше выбраться отсюда и немного пройтись. Просто прогуляться по набережной.

И она явственно представила себе свежесть морского воздуха, легким ветерком овевающего разгоряченное лицо.

— И зайти куда-нибудь выпить кофе?

— Да, — сказала она, наблюдая, как он рассчитывается с официантом.

Он встал, предложил ей руку, и они покинули ресторан.

Воздух был прохладен и напоен острым солоноватым запахом моря. Повсюду сияли огни. Светились сотни и сотни окон в высотных зданиях, отелях, жилых строениях, возвышающихся над темными водами залива.

Вокруг ненавязчиво звучала музыка, и жизнь пульсировала с переменным ритмом. Множество людей разных культур выказывали поверхностное знание итальянского, греческого, японского и корейского языков, и одеяния их весьма отличались от утонченных вечерних нарядов ресторанной публики.

Здесь были магазины, цветочные лавки, а надо всем этим темное, цвета индиго, небо, усеянное яркими звездами.

Взглянув на свою спутницу, Ралф заметил, что шелковый шарфик, которым были повязаны ее волосы, начинает сползать, и, не спросив разрешения, развязал и снял его.

Вероника, видя протянутую к ней руку, оцепенела и была не в силах слова вымолвить, пока его пальцы развязывали узел. Освобожденные пепельно-белокурые волосы каскадом упали ей на плечи, и она тотчас отвела их назад, заведя пряди за уши.

Ралф представил, как он погружает пальцы в эту струящуюся шелковистую массу, сжимает густые пряди в кулак и, запрокинув ей голову, жадно целует в губы.

Но он подавил свое желание и просто смотрел на свою спутницу, готовый потворствовать ей весь остаток вечера.

Они бродили почти целый час, затем возвратились на прежнее место и уселись за столик уличного кафе, где выпили по чашечке особенно ароматного на свежем воздухе кофе.

— Спасибо, — тихо сказала Вероника, когда они шли к авто.

— За что? За вкусную еду?

Она даже и не знала, что ему ответить.

— И за это тоже.

Он открыл перед ней дверцу машины и, взглянув на Веронику, сказал:

— Садитесь, дорогая. Пора домой.

Это прозвучало для нее почти угрожающе, и, пока он выводил машину с парковочной стоянки, а затем, влившись в поток уличного движения, ехал в сторону пригорода, она сидела молча.

Всю дорогу Вероника пыталась отрегулировать дыхание, и ей это удалось, но все же, когда Ралф въехал в гараж, душу ее охватило смятение.

В вестибюле Ралф задумчиво посмотрел на нее, увидел быстро бьющуюся жилку в основании ее шеи, заметил нервные движения ее пальцев на застежке сумочки и был заинтригован.

Он не мог не чувствовать ее напряжения и удивлялся этому. Близость между двумя договорившимися взрослыми людьми была возможностью раскрыть свои эмоции. Взаимное исследование, которое дарит наслаждение.

Когда они поднимались по лестнице, Ралф хмурился. О чем она, ради всего святого, думает? Что он сорвет с нее одежду, швырнет на кровать и грубо изнасилует?

В спальне он включил приглушенный свет, затем снял пиджак, расслабил узел галстука, незаметно наблюдая за тем, как она разувается и снимает свой вечерний жакет.

А Вероника подошла к своему саквояжу, достала трикотажную футболку до колен, в которой обычно спала, и отправилась в ванную.

— К чему такие хлопоты? — растягивая слова и улыбаясь, спросил он через комнату. — Вам не долго придется оставаться в своей забавной одежке.

На какой-то миг она замерла, спина ее будто окаменела, затем она быстро вошла в ванную и закрыла за собой дверь. Времени потребуется немного, только переодеться, удалить макияж и почистить зубы. Футболку, раздраженно подумала Вероника, она все равно натянет, тем более что эта забавная одежка, как он ее назвал, отлично подчеркивает ее тугие груди и стройные бедра.

Все лучше, чем нагота, что бы он там ни говорил. И чтоб ей провалиться, если она войдет в спальню голая.

Ралф явно не предавался подобным размышлениям, и Вероника, выйдя из ванной, замерла как парализованная, увидев его в натуральном виде. Он стоял к ней спиной.

Его крупное тело казалось произведением искусства. Тугие ягодицы, скульптурно вылепленный торс, длинные мускулистые ноги. Она перевела взгляд на его плечи, играющие мышцами, на бицепсы, и чуть не потеряла сознание, когда он повернулся к ней лицом.

Темные волосы кудрявились на его груди, сужаясь к животу и соединяясь с линией волос, украшающих его возбужденное мужское достоинство.

Силы небесные! Да он в нее просто не поместится!

Чувствуя себя абсолютно непринужденно, он подошел к кровати, откинул одеяло и прилег, опершись на локоть и указывая ей место рядом с собой.

Ей хотелось одного: бежать. Но бежать было некуда. Да и что за идиотское желание? Раньше надо было думать, девушка. А теперь остается только одно: смириться, подчиниться и пройти через это испытание.

Кровать была огромна. В конце концов, когда все совершится, она сможет отодвинуться поближе к краю и спокойно уснуть, места здесь хватит.

Вероника медленно, шаг за шагом продвигалась к постели и, дойдя до нее, легла и лежала безмолвно и неподвижно.

— Ваша скованность, pequena, понятна, — проговорил он. — Но вы не должны меня бояться.

Трудно поверить, но она почти не дышала.

— Обстоятельства, которые нас свели, не совсем обычны. Поэтому я и испытываю некоторую неловкость.

Его тихий смешок немного успокоил ее.

— Так-то оно так, — лениво проговорил он. — Но, может, вам будет удобнее и спокойнее, если я сам проявлю инициативу?

Сил у нее хватило только на одно слово.

— Да.

— Для начала было бы хорошо, если бы вы придвинулись ближе.

Кулаки ее сжались, и она довольно неловко продвинулась на несколько дюймов.

— Теперь вы довольны?

— Не особенно.

Небеса всеблагие! Если она не сумеет удовлетворить его, он не захочет оставить ее здесь. А если она не останется, ей придется выплачивать ему отцовский долг.

Она подвинулась еще, оказавшись так близко к его мускулистому телу, что почувствовала жар, исходящий от него, и его мужской мускусный запах.

— Уже немного лучше, — тихо сказал он и нежно провел пальцами по ее щеке.

Глаза Вероники потемнели и казались слишком большими для ее лица. Круги под этими огромными глазами выглядели на нежной коже почти синяками, и он подумал, что если испытывает к ней хоть какие-то чувство, то должен позволить ей поспать.

Вместо этого он наклонился к ней и обвел пальцем нежные тени, а потом медленно спустился к уголку рта.

Слыша ее прерывистое дыхание, он коснулся губами ее губ и, прикрыв большими пальцами полукружия ее век, погрузил язык в сладостную влажность рта, поддразнивая ее вызывающими движениями языка, имитирующими половой акт.

Вероника почувствовала, как рука его скользнула ей на грудь, и издала легкий стон, когда он нашел сосок и начал нежно покручивать его между пальцами.

Но вот его рука поползла ниже, забралась под край футболки и коснулась курчавых волос внизу живота.

Она громко вздохнула, когда он тронул нежную плоть, нащупывая чувствительный бугорок, и инстинктивно сжала ноги, но было уже поздно, его пальцы скользнули внутрь, и всплеск острой чувственности привел ее в смятение.

— Может, нам избавиться от этого? — спросил он, приподнял ее и одним плавным движением стянул с нее футболку.

Возможно ли покраснеть всем телом? А у нее было именно такое ощущение, и она увидела его глаза, расширившиеся и темные, когда он водил рукой по ее гладкой шелковистой коже.

Ралф исследовал каждый изгиб, каждую выпуклость ее тела, после чего наклонился и обвел губами обе ее груди, затем покрыл поцелуями живот, исследовал кончиком языка пупок и двинулся еще ниже...

Он не должен, не смеет... Но он посмел. Она пылала, объятая сладостным огнем, испытывая множество ощущений, которым не было названия.

Осознавала ли она, что издает тихие гортанные звуки? И что руки ее неистово пытаются поднять его голову, освободиться от этой странной пытки?

Она дрожала, почти теряя сознание, а он все не отступал. Затем приподнялся и резко овладел ею.

И замер. Madré de Dios!

Веронику из наслаждения швырнуло в боль, и в тот миг, когда ее пронзила острая мука разрываемой плоти, она вскрикнула и инстинктивно оттолкнула его в попытке избежать следующего болезненного удара.

Ралф не двигался, и все его тело содрогалось от напряжения. В дьявольской тишине он про себя проклинал каждого святого, чье имя знал, а потом и всех безымянных.

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он смог заговорить. Голос его прозвучал низко и глухо.

— Вероника, какого черта вы не сказали, что вы девственница? — спросил он, переместив свой вес на локти.

Проклятье, она такая невероятно хрупкая и выглядит как побитая.

— Вы не поверили бы мне, — процедила она сквозь зубы.

Ирония заключалась в том, что она была права.

— Почему? — все же спросил он, едва сдерживая гнев и в то же время испытывая угрызения совести.

— Мне ни разу в жизни не встретился мужчина, которого бы я... с которым мне хотелось бы вступить в интимную близость. — Теперь настал ее черед задавать вопросы. И она спросила: — А разве это имеет значение?

Пресвятая Матерь Божья!

— Да если бы я знал, то вел бы себя совсем иначе, был бы осторожнее.

Да, гораздо, гораздо осторожнее и бережнее.

— Если мы уже закончили вскрытие, так, может, вам пора отодвинуться? — сказала Вероника, чувствуя, что, если бы не инъекция черного юмора, ей в этой ситуации впору разрыдаться.

— О, нет, pequena, — прошептал он. — Мне еще не пора отодвигаться.

Губы ее дрогнули.

— А мне пора.

— Нет, — мягко возразил Ралф, — и вам еще не пора. Доверьтесь мне.

Интересно, как это может она ему довериться?

Его губы коснулись ее плеча, и он начал потихоньку обцеловывать все ее чувствительные места, пытаясь вновь возбудить в ней желание.

У него был невероятно чувственный рот, и Вероника, отдаваясь его ласкам и поцелуям, скоро забыла, кто он и почему она здесь, с ним.

Громкий стон вырвался из ее гортани, когда он наклонился к ее груди и, поцеловав сосок, начал легонько терзать его зубами, затем пошли в ход более изысканные ласки, так что она не заметила, как его внимание переключилось на следующий этап, и вскоре он вновь овладел ею.

Он ощутил, как сжались вокруг его плоти ее мышцы, и чуть-чуть отстранился, но, услышав ее стон, вновь немного продвинулся вперед. Он медленно повторял эти движения до тех пор, пока она не начала поддерживать его ритм.

На это ушло какое-то время. Но вот он почувствовал, что все идет нормально, поднял ее ноги, которыми она охватила его поясницу, и начал двигаться сильнее и быстрее, пока они в унисон не пришли к завершению.

Ралф лег сбоку, обнял ее и закрыл поцелуем стонущий рот.

Потом он бережно отвел от ее лица пряди волос и улыбнулся, когда ее ресницы медленно опустились. Она выглядела... пресыщенной, он видел, что сон вот-вот овладеет ее сознанием. Одним легким движением он выскользнул из постели, наполнил ванну горячей водой, сходил в спальню и, вернувшись, ступил в душистую воду, держа любовницу в своих объятиях.

Вероника решила, что спит. Сонное сознание ощущало воду, приятные струи, обтекающие тело, но к действительности она возвратилась не сразу, отказываясь верить, что все это блаженство не плод ее сонного воображения.

Надо было проснуться, но все ее существо противилось необходимости выскальзывать из этой неги.

Вдруг что-то изменилось, ее куда-то тащили из блаженного тепла, она недовольно приоткрыла глаза и сонно взглянула на Ралфа, который, вынув ее из ванны, обтирал полотенцем.

Потом он отнес Веронику в постель, лег рядом и обнял ее.