В субботу Вероника проснулась поздно, взглянула на часы и бросилась принимать душ.

Ралф, обеспокоенный ее поведением, возник на пороге ванной и увидел, что она чем-то взвинчена.

— Что за спешка?

— Ох, я забыла позвонить Патти. Обещала помочь ей, а сама... Черт! — ругнулась она, когда мыло, выскользнув из рук, полетело на дно ванной.

Она быстро наклонилась и подняла его.

— Стойте спокойно, — скомандовал Ралф, забирая мыло из ее дрожащих пальцев. — И объясните все толком.

— Патти моя подруга. Я работаю в ее магазинчике по выходным. Я хотела позвонить ей и сказать, что в эти выходные не приеду, но забыла. А у нее дел по горло, поступил новый товар и все такое... — проговорила Вероника с несчастным видом, — словом, она будет ждать меня. — Тут до Вероники начал доходить смысл его манипуляций с мылом, и она попыталась отстраниться. — Может, вы прекратите это?

Он многозначительно и чувственно улыбнулся.

— Нет, не прекращу.

— Ралф!.. — воскликнула она, опасаясь, что ее тело скорее отзовется на его призыв, нежели на доводы ее собственного рассудка.

Он с сожалением вернул ей мыло.

— Но можно же потом ей все объяснить.

Нет, она не должна поддаваться.

— Я так не думаю.

— Смотрите, Вероника, ваша рана уже совсем зажила.

На руке остался лишь тонкий розовый шрам, а следы от ниток уже совсем побледнели. Она посмотрела на него, увидела, что возбуждение его утихает.

— Мне действительно надо идти.

Он наклонился и чмокнул ее в щечку.

— Тогда вперед, pequena.

— Я пробуду там несколько часов, — неуверенно проговорила она, сожалея, что не может остаться.

— А потом еще вам надо отца навестить... Я приготовлю ужин. — Он заметил ее колебания и тихо сказал: — Десять секунд, Вероника, или вы задержитесь в этом доме еще на час.

Она поспешила и через несколько минут, надев джинсы, свободный топ и кроссовки, сбежала вниз по лестнице.

День был суматошный. Ни Вероника, ни Патти ни разу не присели. Но перед тем как закончить, у них появилось немного времени, и они сели передохнуть и выпить по чашке чая. Тут Вероника и сообщила подруге о своем переезде и о том, что в будущем помогать ей, скорее всего, она уже не сможет.

— Ты шутишь, да? — Патти прищурилась. — Неужели ты живешь с ним и занимаешься сексом? — Она присвистнула. — Представляю, что это за мужик! Ты же всегда божилась, что не будешь делать этого без обручального кольца.

Вероника пожала плечами.

— Ну, мало ли... Разве девушка не может переменить свое решение?

Ей очень хотелось сказать, что это не ее выбор, что так распорядилась сама судьба, но она промолчала. Чем меньше Патти будет знать, тем лучше.

— Послушай, подружка, почему бы тебе не закончить пораньше и не поехать в больницу? Основное уже сделано, а с остальным я управлюсь.

— Ты уверена?

— Езжай, Вероника. Не пропадай, позванивай мне, хорошо?

— Конечно.

В этот день отец выглядел крайне изможденным, и сердце дочери болезненно сжалось. Старшая сестра была уклончива, предположила только, что постепенное ухудшение его состояния неизбежно.

Вероника посидела какое-то время возле отца, помогла его кормить. Медленный процесс угасания, ужасавший ее, проявлялся и в том, что он все меньше интересовался едой.

С грустью думала Вероника о том, что жизнь отца неуклонно идет к концу. И не было возможности хоть чем-то ему помочь.

Когда она появилась на кухне, Ралф, при виде ее удрученного лица, отвлекся от стряпни.

— Что случилось?

Она поведала ему о своих наблюдениях и о разговоре с медсестрой, хотя понимала, что ничего иного он и не ожидал.

Ралф поднял ее лицо за подбородок и заглянул в глаза. Эта бледность, круги под глазами...

— Вероника, вам удалось перекусить?

О пропущенном ланче она подумала только теперь.

— Мы были очень заняты. Но сандвич я перехватила.

Его захлестнула волна гнева, чему он и сам удивился, быстро взяв себя в руки.

— Я приготовил макароны с крабовым соусом.

Он достал второй бокал и налил ей вина.

— Может, не стоит? — задумчиво проговорила она. — Меня же сразу потянет в сон.

Как знать, подумал Ралф, может, это именно то, что бедняжке сейчас и нужно. Она совершенно вымотана, как физически, так и душевно.

— Пейте.

Он чокнулся с ней, отпил глоток и смотрел, как она помаленьку отхлебывает из своего бокала.

— Пойду приму душ и переоденусь.

— Конечно, дорогая, почему нет? Я как раз закончу со стряпней и к вашему возвращению накрою на стол.

Вероника поставила бокал на стол и отправилась наверх. Ей понадобилось десять минут, чтобы почувствовать себя приятно посвежевшей. Она облачилась в безупречно сшитые брюки, блузку с множеством крошечных пуговиц, волосы оставила распущенными и немного подкрасила губы.

Когда она вернулась на кухню, Ралф уже раскладывал кушанье по тарелкам, и дразнящий аромат горячего чесночного хлеба возбудил ее аппетит.

Отпив немного вина, она отведала приготовленное им блюдо и воскликнула:

— О-о, как вкусно!

— Gracias.

Ралф лениво отломил кусочек чесночного хлеба, обмакнул в соус и положил в рот. Если у Вероники и появился аппетит, то у него он совершенно исчез, настолько он был обеспокоен состоянием своей партнерши.

Рукава его рубашки были закатаны по локоть, и Вероника смотрела на его руки, такие сильные, с такой смуглой и гладкой кожей. И вдруг поняла, что ей хотелось бы побольше узнать об этом человеке.

— Ралф, вы всю жизнь живете в Австралии?

— Интересуетесь моей биографией? — спросил он с легкой усмешкой, взглянув ей в глаза.

— Интересуюсь, — согласилась она.

— Нас было четверо детей, я самый младший. Родители эмигрировали из Валенсии в Сан-Франциско в надежде обрести кусочек Американской мечты. И ошиблись. — О вопиющей бедности их семьи в Сан-Франциско Ралф рассказывать не стал, сразу перейдя к жизни в Австралии. — Отцу удалось договориться о работе в Мельбурне. Работал он много и тяжело, но через несколько лет все же смог перевезти семью к себе.

Вероника не спускала с Ралфа глаз, чувствуя, что сказано еще далеко не все.

— Значит, вы уже здесь, в Мельбурне, окончили школу?

— Да. Мне даже посчастливилось поступить в университет и успешно окончить его.

— Ох, вот бы и Тони так посчастливилось.

Ралф нехотя доел все, что было у него на тарелке, отодвинул ее и, в свою очередь, спросил:

— А вы, Вероника? Как складывалась ваша судьба?

— Росла и воспитывалась в семье среднего достатка. Частная школа, занятия спортом, университет, друзья, — она слегка пожала плечами и договорила: — Словом, обычная жизнь, ничего особо выдающегося.

— Мне известно, что ваша матушка пострадала в дорожной катастрофе и лежала в коме до конца своих дней. И что до этого жизнь вашей семьи была вполне сносной.

Ох, мама!.. Непоправимая потеря.

Хуже всего было обнаружить, что ее отец растратил чужие деньги и что его собственное здоровье пошатнулось. Все это в совокупности и привело Веронику к столь отчаянному положению, когда она вынуждена была предложить себя человеку, сидевшему сейчас напротив нее.

— Да, это был нелегкий год, — сдержанно охарактеризовала она самый тяжелый период своей жизни.

— А теперь, выходит, вы всем обязаны мне.

— Выходит так.

Он видел, как расширились глаза Вероники, как вздернулся ее подбородок. Гордость и отвага. Но как ее гордость уживается с ее поступком?

А Вероника думала о том, что ей предстояло прожить в этом доме еще четырнадцать месяцев, три недели и четыре дня. Более четырехсот ночей с человеком, который начинал забираться в ее душу. Как бы она хотела ненавидеть его. А вместо этого подпала под власть его ласк. Собственное тело предает ее, а чувства, не спрашивая дозволения разума, воспаряют подчас так высоко, как нельзя себе было вообразить даже в самых необузданных девичьих фантазиях.

Она встала, собрала тарелки, ножи с вилками и отнесла все это в раковину, очередной раз удивившись тому, что этот богач обходится без прислуги. Пока она возилась с посудой, Ралф наблюдал за ней, видел выпрямленные плечи и несколько стесненные движения, и ему страшно хотелось подойти, обнять ее и нежно поцеловать, чтобы она расслабилась, чтобы ушло из ее тела это мучительное напряжение.

Проснувшись в воскресенье, Ралф решил, что им пора как-то разнообразить свое существование.

Когда они заканчивали завтракать, он заговорил об этом.

— Вы упомянули занятия спортом. А каким именно?

Вероника помолчала немного, вопросительно взглянув на него, и ответила:

— Теннис, плавание. — Она отставила чашку и задумалась, что не ускользнуло от его внимания. — Еще тай-бо.

— Здесь имеется неплохой теннисный корт, бассейн и отлично оборудованный гимнастический зал. Выбирайте.

Вероника взглянула на него, и теперь он удивился, ибо она, кажется, не особенно заинтересовалась.

— Теннис.

Ралф кивнул.

— Через полчаса?

— Хорошо.

Она уже была на корте, поджидая его, и они сначала немного разогрелись, а потом сыграли в полную силу.

Он выиграл, конечно. Ничего другого она и не ожидала, ведь он высокий, широкоплечий, невероятно сильный, так что разгромить ее на корте ему ничего не стоило. Кроме того, он не старался ей подыграть, что было приятно.

— Может, еще?.. — спросила Вероника, хотя и не надеялась на реванш.

— Нет, дорогая, на сегодня достаточно, — ответил Ралф. — Иначе вы перетрудите руку.

Они вместе вернулись в дом и поднялись на второй этаж.

— Не хотите помокнуть со мной в ванне?

Вероника перехватила его быстрый взгляд и покачала головой.

— Спасибо, Ралф, но лучше я приму душ.

Она все еще чувствует себя немного скованно, подумал он, предвкушая тот день, когда она проявит инициативу и выдумку в сексуальных забавах. Понимает ли она, какую власть над ним имеют ее руки?

— Жаль, — тягуче произнес Ралф, усмехнулся и, когда они вошли в спальню, сразу же направился в свою ванную.

А Вероника пошла принимать душ, позволив себе насладиться сей водной процедурой без обычной спешки. Потом она облачилась в джинсы и вязаную облегающую маечку. Волосы во всякие замысловатые пучки — гладкие и с прихотливо падающими локонами — она скручивала весьма ловко, а вот пользоваться косметикой не очень любила.

Войдя в спальню, Вероника остановилась как вкопанная, потрясенная видом Ралфа, не потрудившегося хотя бы полотенце обмотать вокруг бедер.

Он заметил ее смущение и удивленно поднял брови.

— Моя нагота вам неприятна?

Не дождавшись ответа, он неторопливо прошел к своему гардеробу и начал неторопливо одеваться.

После ужина Вероника сказала:

— Ралф, мне обязательно нужно проверить тетради и подготовиться к завтрашнему уроку. Это займет два-три часа.

Он молча пожал плечами.

Веронике нравилась дружелюбная атмосфера кухни, и она, убрав со стола все лишнее, уютно расположилась там со своими тетрадями и учебниками.

Часов в одиннадцать она убрала тетради и книги в сумку и, подняв руки, потрясла кистями, чтобы снять напряжение.

Несколько минут спустя она выключила свет и поднялась наверх, в спальню.

Ралфа там не было, и она, быстро раздевшись, нырнула в постель, заснув сразу, как только ее голова коснулась подушки.

Ночью Вероника почувствовала прикосновение к изгибу своего бедра, затем его рука скользнула вверх, к груди, и нежно приласкала ее. Его губы маленькими влажными поцелуями осыпали ее тело, пока не достигли живота, затем он осторожно раздвинул ее колени и добрался до сокровенного места.

Ей трудно было поверить, что подобные ощущения можно испытывать в реальности. Вероника непроизвольно прогнулась, задохнувшись, когда Ралф коснулся поцелуем самой ее заповедной и чувственной точки.

За несколько секунд она достигла почти бессознательного состояния, хрипло что-то выкрикивая и в страстном нетерпении желая, чтобы он скорее овладел ею, но он не торопился.

Он хотел ее горячо, страстно, безумно, но оттягивал завершение, пока она не стала бить его по плечам кулачками, не в силах терпеть эту сладострастную пытку. Только тогда он овладел ею. И на этот раз они пришли к завершающему блаженству вместе.

Вероника не сразу пришла в себя и еще долго лежала, постанывая, не в силах пошевельнуться.

А он так нежно целовал ее, что она чуть не заплакала. Всегда ли минуты отдохновения будут наполняться такой томительной нежностью?

Она заснула, и пробудило ее прикосновение его руки.

— Семь тридцать, — прозвучал его тихий голос. Он уже побрился, принял душ и был частично одет. — Пойду приготовлю завтрак.

Вероника выбралась из постели, взяла свежее нижнее белье и отправилась в ванную. Пятнадцати минут ей хватило освежиться под душем, причесаться и немного подкраситься. В брюках, джемпере из тонкой кашемировой шерсти и в туфлях на низком каблуке она легко сбежала по лестнице и появилась на кухне как раз в тот момент, когда все было готово и подано на стол.

Апельсиновый сок, яичница с помидорами и зеленью, тосты... Она отведала еды и со вздохом сказала:

— У вас это получается просто отменно.

— Только еда, Вероника?

Она посмотрела на него, заметила озорной блеск в его темных глазах и, сморщив нос, буркнула.

— И еда тоже.

Он положил перед ней связку ключей.

— Это ворота, — пояснял он. — Гараж, дом. Я покажу вам, как включать и выключать сигнализацию. — Он указал на телефон. — Полагаю, вы оставили его номер в больнице?

Упоминание о больнице опечалило ее.

— Да.

— Домой я вернусь не раньше семи.

Он допил кофе и налил себе вторую чашку.

— Сегодня ужин готовлю я, — сообщила Вероника. — Решила побаловать вас цыпленком по-тайски с рисом и соусом карри.

Ралф достал бумажник и вынул оттуда банкноту.

— Купите все, что вам для этого понадобится.

Вероника к банкноте даже не прикоснулась.

— Спасибо, у меня есть деньги, — сказала она, а про себя подумала: не много, но достаточно.

Его глаза сузились.

— Возьмите.

— Нет.

Она доела завтрак, выпила кофе, встала и занялась посудой.

Ралф положил банкноту на стол и стал ей помогать. Сковороду он вымыл раньше, а запихнуть тарелки с чашками в моечную машину было делом минуты.

Ралф сходил за своим портфелем, а Вероника в это время проверила сумку: все ли она положила в нее из того, что может сегодня понадобится ей в школе.

Уходя, он обернулся. Банкнота лежала на прежнем месте.

И когда он вечером возвратился домой, она продолжала пребывать там же.

Ноздри приятно щекотал острый аромат специй и хлеба, разогреваемого в духовке.

— Я успею принять душ и переодеться?

— В вашем распоряжении пятнадцать минут, — отозвалась Вероника, засыпая рис в слабо кипящую воду. — А выбор вина я оставляю за вами.

Когда он вернулся, на столе стояла миска с зеленым салатом, соусник и тарелки с мясом цыпленка и с рисом, который, к чести Вероники, получился светлым и рассыпчатым.

— Вкусно, — похвалил ее Ралф, попробовав кушанье, и она удовлетворенно кивнула. — А что еще вы умеете готовить?

— Утку по-пекински, ризотто с креветками, седло молодого барашка, бифштекс по-английски... Мне продолжать?

— Вы научились всему этому на кулинарных курсах?

— Моя мать любила готовить. Я унаследовала это качество.

— Как сегодня ваш батюшка? — спросил он, не считая нужным доводить до ее сведения, что ему ежедневно звонят из больницы, чтобы сообщить о его состоянии.

— Все так же.

— А Тони?

— Его через день-два должны выписать.

Ралф наполнил бокалы вином.

— И он опять попадет в то же самое окружение.

— Боюсь, что так. Он хорошо учится. Сообразительный, а главное, занимается с удовольствием, даже с какой-то жадностью. Хочется надеяться, что этот мальчик достигнет многого.

— Вы намерены помогать ему? — с усмешкой спросил Ралф.

— Во всяком случае, постараюсь.

Он помрачнел, выражение его лица стало жестким.

— Ангелы-хранители сами, подчас, попадают в переплет.

— Я не дитя, заблудившееся в лесу, так что вам, Ралф, не стоит особенно волноваться.

— Да уж, — задумчиво проговорил он. — Хотя мне кажется, что вы именно дитя.

— Нет, мистер, — разозлившись, отрезала она. — Я не дитя. И я могу постоять за себя.

— Возможно, — лениво проговорил Ралф. — Не хотите, дорогая, доказать это?

— Всему свое время.

— А разве мы не можем прямо сейчас отправиться в гимнастический зал? Там есть маты для борьбы и все такое...

— Хорошо.

Вероника не ошиблась, полагая, что Ралф должен хорошо владеть боевыми искусствами. Что она ни делала, каждое ее движение было отражено и блокировано. Схватка для нее превратилась в упражнения по тщетности всех усилий.

— Теперь, — заявил Ралф, — вы будете учиться.

Она напрыгалась до седьмого пота, а у него даже дыхание не участилось.

— Вы не боитесь, что как-нибудь ночью я могу применить к вам некоторые приемы?

— Я ведь вам уже говорил, что очень чутко сплю.

— В самом деле? — Она хотела взглянуть на него сверху вниз, но для этого ей не хватало роста. — Кстати, а вы знаете, что храпите?

Он рассмеялся.

— Хороший удар, pequena. Ну так что, мы поиграем еще или займемся чем-нибудь серьезным?

И он начал показывать ей особые приемы, которым не научишься ни в какой школе, заставляя повторять их снова и снова.

Примерно через час Ралф объявил занятия оконченными, погасил свет и повел ее наверх, принимать ванну, даже не спросив, хочет ли она присоединиться к нему.

Возможно, если бы она была одна, ей и удалось бы расслабиться и насладиться водной процедурой. Но близость Ралфа притупила все остальные ощущения, заставляя ее напряженно воспринимать только его... как мужчину, любовника.

Стоило ей посмотреть на его губы, и тотчас оживали воспоминания о его поцелуях, о скольжении его языка и о чувственном изгибе его рта, когда он страстно овладевал ею.

Было нечто, что не давало ей полностью отдаться всем этим приятным и сильным ощущениям. Она не хотела испытывать в его объятиях радость жизни, не хотела радоваться его близости, всячески подавляя свою чувственность, которую он с такой легкостью мог возбудить в ней в любую минуту.

Вероника понимала, что у нее нет причин любить его. Но, помимо ее желания, в нем было нечто такое, что проникало не только в сознание, но и овладевало ее душой...

Хороший секс, внушала она себе. Очень хороший секс. Не путать ни с чем другим.

Она для него ничего не значила. Nada. Новая сексуальная игрушка, больше ничего. А все новые игрушки имеют свой срок использования, быстро приедаясь. Об этом надо постоянно помнить. Пройдет еще четырнадцать месяцев, и долг будет выплачен полностью.

Нельзя давать воли чувствам. Она повторяла это про себя как восточную мантру.

— Вероника, кажется, школьный семестр заканчивается в конце этой недели, — заговорил Ралф. — Верно?

— Да. Потом будут двухнедельные каникулы.

— В воскресенье я на несколько дней полечу в Сан-Франциско. Вы поедете со мной. Надеюсь, вы уже получили взрослый паспорт?

— Да. — Она постаралась остыть. — Я не уверена, что путешествия входят в условия нашего соглашения.

Его взгляд стал твердым, выражение лица — загадочным.

— Просто это не упоминалось особо.

Как все это понимать? Он что, хочет, чтобы она неотлучно была при нем?

— У вас такое выразительное лицо, — лениво проговорил он. — На нем все написано.

— Зато ваше лицо — книга за семью печатями.

— Вас это беспокоит?

— Да, — сказала она раздраженно. — Поскольку это дает вам некоторые преимущества.

Она потянулась и взяла полотенце, затем быстро встала и одним движением укуталась в него.

Ралф позволил ей уйти, и, когда он вошел в спальню, она сидела на пуфе возле туалетного столика с карандашом в руке и делала какие-то выписки из юридического справочника.

Подняв глаза, Вероника увидела его рядом с собой.

— Мне нужно поработать. Если вам мешает свет, я спущусь вниз.

— Надолго?

Вероника нахмурилась.

— Простите?..

— Я спрашиваю, надолго ли вы удалитесь вниз, — терпеливо повторил он.

— Минут на пятнадцать, двадцать.

— Двадцать минут? Да за двадцать минут можно переписать весь этот справочник. Долой все книги!

Вероника напряглась, готовясь нанести ему удар, только бы кулак попал в нужную точку.

— Даже и не пытайтесь, — усмехнувшись, мягко предостерег ее Ралф.

Она подняла голову и вперила в него гневный взор.

— Я хочу пойти вниз. — Она сдернула с постели покрывало, обмоталась им, но обнаружила, что в этом одеянии не может передвигаться достаточно быстро. — Пропустите меня.

— Заканчивайте свои занятия здесь, дорогая.

— Вы невыносимы.

— Что поделаешь. Не вы первая мне это говорите.

— Я запросто могу... — Она запнулась и не договорила.

— Что, pequena?

Вероника обернулась и раздраженно взглянула на него:

— Ударить вас! — процедила она сквозь зубы, еще больше разозлясь при звуках его тихого смеха.

— Существуют более утонченные способы наказания.

— Да, но вы для них человек недостаточно утонченный!

— Из ваших двадцати минут несколько уже прошло.

С губ Вероники едва не сорвалось весьма грубое ругательство, но она сдержалась, села на прежнее место и вернулась к своим записям.

Ралф прилег на кровать, закинул руки за голову и наблюдал за ней. Ее ручка быстро бежала по странице блокнота. Он спросил себя, знает ли она, как трогательна ее привычка прикусывать подчас нижнюю губу.

Пряди ее белокурых волос упали вперед, и ему страшно хотелось отвести их ей за ухо.

Вот сейчас встанет и пойдет натягивать свою футболку. Легкая улыбка коснулась его губ при мысли о том, что она ответила бы, если бы он позволил себе высказаться по этому поводу.

Те женщины, которых он знал, щеголяли перед ним в дорогом шелковом белье или в чем мать родила, стремясь возбудить и подогреть его интерес.

Он прикрыл глаза и сосредоточился на текущих делах, на подготовке нескольких сделок, которые, если все пойдет по плану, могут существенно увеличить его состояние.

Вероника перевернула последнюю страницу справочника, сведения из которого могут пригодиться ей завтра на уроках. Закрыв блокнот, она собрала в сумку все, что ей потребуется в школе, посмотрела на часы, затем перевела взгляд на человека, лежавшего перед ней.

Вообще-то... Она смотрела на него беспомощно, с каким-то странным смешением покорности и негодования. Он проявил сегодня столько нетерпения из-за того, что она задержалась с подготовкой к урокам!

Лицо спящего любовника зачаровало ее, и какое-то время она стояла, рассматривая, как искусно природа изваяла эти черты — в меру широкие скулы, волевой подбородок, прямой с легкой горбинкой нос... И еще этот чувственный изгиб линии рта, который ей так нравится.

Интересно, что он сделает, если она обведет кончиком пальца очертания его губ?

В этот момент глаза его открылись, и он совсем не сонным голосом спросил:

— Ну, как, Вероника? Вы закончили свои труды?

Неужели он не спал и знал, что она его рассматривает? Вероника надеялась, что это не так.

— Да, закончила.

— Прекрасно.

Он лениво улыбнулся, протянул руки, привлек ее к себе и одарил поцелуем, который сочетал в себе нежность с обещанием страсти.

Всегда ли так будет? — с тревогой спросила себя Вероника, подчиняясь его властному призыву. Его прикосновения разжигали ее чувственность, таинственным жаром проникая в кровь и заставляя забыть обо всем на свете и желать только одного — его любви, его близости.

И он овладел ею. Любовь на этот раз творилась долго и медленно, и оба снова пришли к завершению одновременно.

Потом она неподвижно лежала, глаза ее были закрыты, но из-под век выбегали слезы, порожденные пережитым наслаждением.

Ралф заметил это, и сердце его сжалось от ее трогательной беззащитности. Он осторожно осушил ее слезы подушечками пальцев, затем коснулся губами влажных век.