Глава 26
Лиз очнулась в медицинской палате. Возле ее кровати сидела Пэмела и заботливо поправляла ей одеяло.
— Что со мной случилось? — нервно спросила Лиз.
— Ты нас так напугала, дорогая! — ответила Пэмела. — Ты находилась без сознания целые сутки. Доктора уже начали серьезно беспокоиться.
— Без сознания? — автоматически повторила Лиз и приподнялась на локтях. — Боже, Джери! — воскликнула она. — Что с Джери?
— Хотела бы я сказать тебе, что с ним все в порядке, но не могу.
— Он… умер? — тихо спросила Лиз.
— Нет, боже мой, Лиз, нет, конечно! — горячо ответила Пэмела. — У него глубокий шок. В общем, знаешь, сейчас придет доктор Джонсон и все тебе расскажет.
— Я должна пойти к мужу! — взволнованно сказала Лиз, подскакивая с постели.
— В свое время! — твердо ответил вошедший доктор Джонсон.
— Это — ваша вина! — крикнула ему Лиз. — Вы не имели права распоряжаться чужим здоровьем и чужой жизнью! Зачем вы втянули его в свои дела?!
— Сейчас вы не можете рассуждать здраво, — невозмутимо ответил доктор Джонсон. — Вам необходимо успокоиться. А затем вы поймете, что на месте вашего мужа мог оказаться любой другой человек. Но это, конечно, вовсе не означает, что я отказываюсь признать свою вину…
— Я и сама во многом виновата, — сказала Лиз, садясь на кровать. — Я чувствовала, я знала, что это небезопасно! Я убеждала его, но он не послушал! И вот — результат! Я должна была быть твердой, но он слушал всех вокруг, но не меня! И это притом, что все думали исключительно об успехе операции, и только я одна думала именно о нем самом…
На некоторое время в палате воцарилась тишина.
— Что, конкретно, произошло с ним? — спросила она доктора Джонсона. — Мне необходимо знать всю правду. Я могу его увидеть?
— Как вы себя чувствуете? — в ответ спросил ее доктор Джонсон.
— При чем тут я? — нервно спросила Лиз. — Я чувствую себя хорошо! Скажите мне, как он себя чувствует! Или он так плох?!
— Просто, вы должны быть готовы к тому, что увидите. Последствия — невероятные!
— Чем окончилась операция?
— К тому времени, когда мы смогли отключить все оборудование, он потерял около тридцати процентов своего интеллекта. Причем, на данный момент довольно трудно определить, чего именно он лишился. Это относится и к его воспоминаниям, и к его знаниям. Грубо говоря, он потерял всего понемногу. А его оставшиеся знания перемешались. Ваш муж находится сейчас в крайне тяжелом состоянии. Это — как внезапный шок, который вывел из строя всю его систему мышления, плюс безвозмездная потеря тридцати процентов интеллекта.
— Этот процесс — необратим?
— Обратим! Но трудно сказать, как долго ваш муж будет возвращаться к нормальной жизни. Сейчас он не реагирует ни на какие внешние раздражители. Вся его нервная система расстроена. Это означает, что все придется начинать с начала — первая мимика, первое слово, первый шаг… Конечно, не все у него будет происходить как у ребенка — ведь у него осталось семьдесят процентов его собственного интеллекта, не смотря на то, что он находится в беспорядочном состоянии. Вначале, мозг должен будет самостоятельно справиться с систематизацией своего содержимого. Со временем все его оставшиеся знания займут свои места — вот с этого момента, который, еще раз вам напомню, произойдет не слишком скоро, ваш муж будет в состоянии самостоятельно восполнить все свои утерянные знания, если, конечно, пожелает их вернуть.
— Что же мне теперь делать?
— Не смотря на то, что сейчас очень многое будет зависеть именно от вас, я скажу лишь, что вы должны будете вести нормальный образ жизни. Ваш муж будет жить с вами, в вашем доме, в семье. С ним вы будете регулярно разговаривать, в смысле, вы ему будете что-то рассказывать, а он будет просто находиться рядом с вами, но вам не следует перенапрягать его. Конечно же, в первую очередь ему понадобится сиделка, которая будет его кормить, мыть, ухаживать за ним — ведь он в первое время будет как новорожденный, ну вы меня понимаете…
— Да.
— Сиделка должна будет находиться в доме круглые сутки. Но у нее будут свои обязанности. Ваша забота и забота ваших друзей — окружить вашего мужа вниманием, любовью, теплом, естественными человеческими эмоциями. Как я вам уже говорил, вы должны будете садиться рядом с ним, разговаривать между собой, шутить. Постепенно его мозг начнет реагировать на ваши слова, эмоции, память будет постепенно восстанавливаться. И важно, чтобы ваши дети чаще находились рядом с ним, играя в свои детские игры. Так они будут влиять на его подсознание. Часто больные быстрее поправлялись рядом с маленькими детьми, благодаря их живой энергии, эмоциям.
— Боже мой, бедные дети! — отчаянно сказала Лиз. — Они не переживут этого!
— Вы плохо знаете своих детей, Лиз! — улыбнувшись, ответил доктор Джонсон. — Они уже с отцом. Именно они все восприняли так, как нужно. Мы лишь объяснили им, что их отец — болен и требует особенного внимания и заботы. Так что, уже часа три, как они от него не отходят.
— Если вы позволили отвезти Джеральда домой, значит его физическое состояние не нарушено? — с надеждой спросила Лиз.
— Мы не обнаружили никаких изменений в его физическом состоянии. Все его проблемы сейчас связаны с нервной системой, которая, естественно, влияет и на его физическое состояние. Но я убежден, что, как только пройдет шок, его нервная система придет в норму, его сознание и мышление восстановятся. Я, разумеется, буду проводить регулярное наблюдение за вашим мужем, для чего в первое время буду довольно часто приезжать к вам. Но я также надеюсь, что, немного придя в себя, вы и сами, как опытный специалист будете принимать участие в его лечении. Если предположить, что все пройдет, как я ожидаю, то через какое-то время ваш муж вернется к своему прежнему совершенно нормальному состоянию.
— Теперь я могу увидеть мужа?
— Пойдемте…
— И еще, — добавил он, идя по коридору, — вам будет целесообразно взять отпуск, в связи со сложившимся положением. Я уже разговаривал с директором.
— Да, спасибо.
Подойдя к двери палаты, в которой находился Уитни, доктор Джонсон остановился и серьезно посмотрел на Лиз.
— Прошу вас, помните, — сказал он ей, — то, что вы сейчас увидите — временное состояние.
Войдя в палату, Лиз первым делом обратила внимание на огромное кресло-каталку, стоявшее посередине. Оно было повернуто спинкой к дверям. По обеим сторонам кресла сидели ее дети — Алиса и Николас и что-то друг другу шептали. На полу беспорядочно лежали игрушки, книжки, альбомные листки с рисунками — дети находились с отцом уже довольно долго.
Когда дверь открылась и вошла Лиз, Николас радостно воскликнул:
— Мама, я так рад, что с тобой все в порядке! Когда мы сюда приехали, нам сказали, что ты очень сильно устала и теперь спишь. Но мы не поверили, мы так боялись, что с тобой что-то случилось!
— А папа заболел… — грустно сказала Алиса. — Он ничего не слышит и не видит. Точнее, он все слышит и видит, но ничего не понимает и не может сказать.
— Но доктор Джонсон сказал, что он скоро поправится, — добавил Николас. — Если мы ему поможем.
— А мы поможем! — сказала Алиса. — Мы уже начали учить папу рисовать и говорить. Правда, пока еще ничего не получается, но обязательно получится!
— А еще, мы рассказывали папе сказки! — добавил Николас. — Мы рассказали ему о Геракле — все, что он нам рассказывал.
Алиса повернулась к отцу и, ласково погладив его по руке, сказала ему:
— Папа, папочка, наша мама пришла! Давай, мы тебя развернем!
Вдвоем с Николасом они быстро развернули кресло. Лиз еле устояла на ногах — увиденное потрясло ее. Уитни сидел в кресле, как живой труп: без движений, без всяких следов мыслей на лице, склонив голову на бок.
— Джери, — тихо сказала она, приближаясь к мужу.
— Он ничего не понимает… — посмотрев на него и на мать, участливо пояснила Алиса. — Не расстраивайся, мамочка, он не только тебя — он еще никого не узнает…
— Взгляд Лиз упал на нелепую панамку, надетую на голову Уитни. Заметив это, Николас спросил у нее:
— Правда, симпатичную панамку мы нашли для папы? Доктор сказал, что ему нельзя ни простужаться, ни перегреваться на солнце!
При виде всей этой картины, Лиз стало плохо. Она едва сдерживала слезы. Комок горечи, обиды и обреченности встал у нее в горле. Она ощущала чувство такой глубокой жалости и к мужу, и к детям, что ей вдруг стало стыдно за себя — за то, что она пролежала без сознания целые сутки, когда была так нужна всем им.
В этот момент вошли Чарльз и Стивен.
— Лиз, ты уверенна, что уже чувствуешь себя достаточно хорошо? — спросил Чарльз. — Ты слишком бледная!
— Ничего, — тихо ответила Лиз. — Со мной все в порядке.
— Пэм, собирай детей, складывай игрушки! — с деловым видом сказал Стивен. — Сейчас поедем, машина уже подошла! Пойдем с нами, Лиз!
— Уже?! — удивленно спросила она. — Я все еще не могу прийти в себя…
— Может быть, вы немного посидите? — участливо спросил доктор Джонсон. — Ваши друзья сами со всем справятся.
— Нет-нет, доктор Джонсон, со мной все будет в порядке, — ответила Лиз. — Лучше будет, если я поеду сейчас же вместе со всеми.
Стивен покатил коляску, а Чарли еще на некоторое время задержался с доктором Джонсоном.
Лиз, прислонившись к стене, подумала про себя: "В который раз я понимаю, что значит — настоящие друзья… Боже! Дай мне сил справиться с этим!"
В машине Пэм рассказала ей, что еще накануне им позвонили из больницы и сообщили о несчастье. Она вместе с Кейт поехала домой к Лиз забрать детей, а Стивен и Чарльз сразу отправились в больницу.
Лиз и Пэмела ехали в машине Смиттов. Впереди них шла огромная машина, в которой Стивен и Чарльз везли кресло-каталку с Джери и детей, выказавших настойчивое желание ехать с отцом.
Слушая Пэмелу и бессознательно глядя на машину, ехавшую впереди, Лиз не могла дать себе отчет в том, понимает ли она сама до конца, что вокруг нее происходит. Облокотившись на дверное стекло, и, прокручивая в голове все произошедшее, она не выдержала и разрыдалась.
— Что ты, дорогая! — сказала ей Пэмела. — Перестань, ведь мы рядом с тобой — мы поможем!
— Мне нехорошо, Пэм, — ответила Лиз. — Я смотрю вокруг, — все ведут себя так, как будто ничего не произошло. То есть, я хочу сказать, что все делают все необходимое, но, находя в себе силы сохранять спокойствие, чего я не могу сделать. Даже дети оказались мудрее и сильнее меня.
— Не переживай, Лиз! — подбадривала ее Пэмела. — Доктор Джонсон сказал, что даже при самых худших прогнозах, первый реабилитационный срок Джери продлится месяца два-три — это тот период, в который его сознание должно быть упорядочено, и он сможет продолжить нормальную умственную деятельность. В этот период мы все, если ты, конечно, не возражаешь, будем жить в вашем доме и все время находиться рядом с вами.
— Я буду только рада этому… Тем более что я боюсь, что первые несколько дней буду, просто, не в состоянии делать что-либо сама.
— Вот и отлично! Мы уже привезли свои вещи.
— Лишь бы вам это не доставляло проблем, — сказала Лиз.
— Не говори глупостей! — ответила Пэмела. — Не забывай, что мы с Кейт, все равно, сидим дома, а наши мужья и так собирались взять отпуск для поездки в Европу.
— Да уж… — критично заметила Лиз. — Вот вам и поездка!
— Никто не мог ожидать такого исхода, дорогая. К тому же, теперь мы, все-таки, будем вместе! А месяца через два-три Уитни придет в себя. А затем ты и оглянуться не успеешь, как он вновь возьмется за изучение различной литературы и станет прежним Джеральдом Уитни. Все будет, как раньше — вот тогда и поговорим вновь о поездке!
— Мне бы твою уверенность!
— Главное, что его физическое состояние не пострадало. Ну вот, мы и приехали!
Во дворе их встречала Кейт.
— Я, как раз, только что все приготовила! — сказала она. — Лиз дорогая, я рада, что ты в порядке! — продолжала она, помогая Лиз выходить из машины. — Теперь будем хозяйничать вместе!
— Алиса, не торопись! — сказал Стивен, подходя к задней двери машины. — Мы с дядей Чарли сами все сделаем! — Подержи-ка лучше дверцу!
— Добро пожаловать домой, Джери! — сказал Чарльз, ввозя каталку в дом.
— Алиса, Николас, забирайте свои игрушки! — кричал Стивен из машины. — А теперь, идите с тетей Кейт, она вас накормит.
— Лиз, пойдем с нами! — сказала Пэм.
В столовой был накрыт стол.
— Мы все будем находиться здесь, — пояснила Кейт. — Джери будет также вместе с нами, я уже договорилась с сиделкой. Она в первое время будет ухаживать за ним, в том числе, и кормить.
В столовую вкатили каталку с Джери. Вместе с Чарльзом вошла женщина в светлой форме.
— Познакомьтесь, — сказала Кейт, — это — Молли, сиделка Джери. От нее в ближайшее время будет зависеть многое… Подкатите Джеральда вот сюда, — обратилась она к Молли. — Да, сюда, так — хорошо! Всех остальных прошу пройти за стол.
После обеда Кейт с Пэмелой отвели Лиз в ее комнату, так как серьезно опасались, что все произошедшее могло вызвать у нее нервный срыв.
Алиса и Николас сказали, что хотят остаться с отцом, но Стивен строго ответил им, что на сегодня они и так сделали много и поэтому, даже если они сами этого не замечают, все же очень устали. Он объяснил им, что если они сейчас не дадут себе отдохнуть, то не выдержат два месяца. Только испугавшись, что, действительно, не смогут помочь отцу, Николас и Алиса согласились немного поспать, и Стивен повел их в детскую. Молли собиралась уже приступить к своим дальнейшим обязанностям, но Чарльз предложил ей немного отдохнуть, сказав, что сам побудет с Джеральдом.
Чарльз был его самым близким и самым старым другом и, конечно же, ему было о чем вспомнить, находясь рядом с Уитни.
— Ничего, старина Джери, — ласково сказал Чарльз. — Ты, обязательно, выберешься! Я уверен! Разве, это — самое страшное событие в твоей жизни? Мы с тобой попадали и в более непростые ситуации, но всегда находили возможность справляться с проблемами. Помнишь, как мы веселились, когда были детьми? Я часто с тоской вспоминаю об этих самых счастливых годах нашей жизни, когда мир казался непостижимым и созданным лишь для того, чтобы мы постигали его… Иногда мне даже хочется плакать… А помнишь, как мы с тобой взобрались на самое высокое дерево, когда отдыхали летом в деревне у твоей бабушки? Чтобы снять нас оттуда, пришлось вызывать кран… Но это еще что?! Помнишь, мы с тобой поехали зимой кататься на реку, когда отмечали Рождество у моей тети в Канаде? Мы дошли до середины реки и провалились под лед. Еще бы минут пять, и ни тебя, ни меня бы здесь, точно, не было… Вот это — действительно, непростая ситуация! А сейчас?! Мы просто перестали верить в себя! Но, ничего! Мы все теперь будем с тобой: и я, и Лиз, и Стив, и Кейт с Пэм, и главное — твои малыши — они у тебя такие замечательные, такие хорошие, добрые. И так тебя любят! Ни один из нас не даст тебе пропасть! Вот увидишь, дружище Джери, пройдет совсем немного времени, и ты снова станешь самым умным человеком в нашем городе и тогда мы все, действительно, куда-нибудь поедем вместе!
Глава 27
Прошло три месяца…
Джеральду Уитни они не принесли, увы, ощутимых положительных изменений. Процесс его возвращения к нормальной жизни был крайне медленным, почти незаметным, как, впрочем, и говорил доктор Джонсон. Друзья Уитни все еще находились рядом с ним, поддерживая его и, помогая Лиз справиться с охватившим ее отчаянием…
Для семьи Каннингфоксов этот период оказался таким же сложным, как и для семьи Уитни. Не смотря на то, что состояние Джозефа Каннингфокса по окончании операции не было столь тяжелым, как Уитни, оно, все же, внушало не меньшее опасение для окружавших его людей…
По настоятельной рекомендации доктора Джонсона, Питер и Кевин в первое время должны были докладывать ему обо всех настораживающих проявлениях в состоянии Джозефа. И сам доктор Джонсон не раз заходил к Каннингфоксам навестить своего несчастного пациента.
И вот, спустя три месяца после операции Питер и Кевин пришли к доктору Джонсону для очередной консультации.
— Хорошо, что у него, хотя бы, прекратились эти странные нервные вздрагивания… — вздохнув, заметил Питер. — Наша бедная мать еле пережила этот кризисный момент. Но меня беспокоит то, что он иногда, как будто, теряет мысль и непроизвольно начинает рассказывать какие-то непонятные вещи, например, о царице Клеопатре или о царе Соломоне. Причем, об этих и разных других людях он говорит что-то совершенно несвязанное, логически необъяснимое, элементарно — с точки зрения исторической последовательности, например.
— Со дня операции прошло всего три месяца, — заметил доктор Джонсон. — Еще довольно рано судить о том, что пройдет безвозвратно, а что останется с ним навсегда. Но то, о чем вы говорите, меня не удивляет. Если вы помните, прежде чем перейти непосредственно к операции, мы проводили длительные предварительные исследования мозга вашего брата. Мозг человека — уникален. Разные люди обладают разными умственными способностями, например, разным уровнем усвоения нового материала и так далее. В нашей работе мы должны были учесть множество факторов: объем свободной памяти, качество имеющейся информации. Мы должны были быть уверенными в том, что человек сможет оперировать полученными знаниями. Для этого приобретенные знания должны вписываться в систему имеющейся информации. Самым идеальным случаем можно считать следующий: допустим, человек знает итальянский язык в общем смысле, на довольно неплохом уровне. Но срочно ему потребовалось овладеть терминологией в узкой научной области. И тогда, недостающая терминология, заимствованная со стороны по нашей методике, легко становится в строй уже имеющихся знаний. Но… это, лишь, идеальный случай…
— Значит, — заключил Питер, — получатель, все же, должен обладать изначально высоким уровнем интеллекта?
— Не обязательно. Если объем получаемой информации — не очень большой, а сама по себе информация не относится к сложной или узкоспециальной, то даже не очень начитанный или высокоинтеллектуальный человек вполне сможет с ней справиться. Поэтому мы настаивали на объеме знаний, не превышающем одного процента интеллекта профессора Уитни, зная, что этот объем не перегрузит мозг получателя.
— Да, — заметил, как всегда, сидевший в углу, Кевин, — в нашем случае объем оказался слишком большим, просто огромным. И уж точно, не взаимокомбинируемый с изначальным интеллектом нашего бедного Джо. Вполне понятно, что с такой кашей в голове нетрудно женить короля Артура на царице Нефертитти…
— Вы правы. В вашем случае объем оказался слишком большим. Поэтому знания проявляются неестественным образом. Когда человек умеет управлять имеющейся информацией, он понимает, в каком случае и в каком окружении ее применять. Если же контроль потерян, или, как в вашем случае, еще не обретен, мозг начинает выдавать информацию бессознательно и человек в этом случае будет, буквально, «плеваться» различными умными словами, выражениями, не понимая, что делает. Достаточно, чтобы кто-то из окружающих людей произнес одно слово, имеющее отношение к тематике приобретенных знаний, как оно, это «кодовое» слово вызовет импульс мозга и информация хлынет наружу через речь этого "горе-интеллектуала".
— Как теперь будут развиваться события? — спросил Питер.
— Часть информации со временем будет утеряна, иначе говоря, сотрется. Это — те знания, которые не смогут уложиться в мозге вашего брата. Оставшаяся информация, наоборот — закрепится в его сознании и этой информацией, этими знаниями он сможет оперировать совершенно осознанно, как своими собственными.
— И он, действительно, станет умнее… — заключил Питер.
— Фактически, да. Умея свободно обращаться с полученными знаниями, он сможет делать это настолько естественно, что, на самом деле, будет казаться, что он стал умнее. Со временем вы к этому привыкнете.
— Нам самим придется много читать, чтобы на тот момент не оказаться глупее нашего брата, — отозвался Кевин.
— Наше положение, увы, не такое простое, — сказал Питер. — Плохо, когда нет ума в голове, но и его избыток не до конца избавляет от всех проблем.
— В любом случае, — неожиданно сказал доктор Джонсон. — Ваше положение гораздо лучше, чем положение профессора Уитни.
— Действительно, — смущенно ответил Питер. — Мы ведем себя, как эгоисты. Каково состояние профессора?
— Не скрою, прошедшие три месяца были для него и его близких довольно сложными, — вздохнув, заметил доктор Джонсон. — Но мозг профессора Уитни постепенно справляется с поставленной перед ним задачей. Память восстанавливается и упорядочивается. По крайней мере, он начал узнавать своих родных и друзей и вскоре сможет обходиться без сиделки. Хотя до полного выздоровления ещё далеко…
— Почему у него и у нашего брата Джо такие разные последствия операции? — поинтересовался Питер.
— Не все так просто объясняется, — ответил доктор Джонсон. — До операции мозг профессора Уитни представлял собой мощнейший мыслительный орган, организованный и отлаженный. Боюсь, что в таком мощном интеллекте все должно оставаться на своих местах. Мне кажется теперь, что потеря даже одного процента знаний не прошла бы незамеченной для столь совершенной системы, настроенной не на потерю знаний, а, наоборот, на постоянное приобретение. Наш эксперимент в отношении профессора Уитни с самого начала был ошибкой.
— Тогда мне придется повременить с продажей моего интеллекта… — заметил Кевин задумчиво.
— Займись-ка лучше его совершенствованием! — критично ответил Питер, и, обернувшись вновь к доктору Джонсону, сказал: — Ну что же, доктор Джонсон, спасибо вам за разъяснения! Будем ждать, когда Джо станет настоящим интеллектуалом… Думаю, что нам с Кевином уже пора идти. Мы и так вас слишком задержали!
— Все в порядке! — ответил доктор Джонсон. — Если возникнут какие-то дополнительные вопросы, заходите! А мне, в свою очередь, еще предстоит сегодня заехать к профессору Уитни. Быть может, за последние два дня произошли еще какие-нибудь позитивные изменения в его состоянии.
Глава 28
Доктор Джонсон оказался прав — спустя три года после операции никто не мог узнать Джозефа Каннингфокса. Близким людям было трудно привыкнуть к тому, что в его речи отражались темы, ранее никого из них не интересовавшие. И не смотря на то, что, как и предсказывал доктор Джонсон, Джозеф постепенно научился осознанно применять свои знания, его родные и близкие настораживались всякий раз, когда Джозефу вздумывалось ссылаться на того, или иного известного героя, или на то, или иное историческое событие.
Изменения в сознании Джозефа серьезно отразились и на его поведении. Став более уверенным в своих силах человеком, он объективнее оценивал происходившие вокруг него события, правильнее реагировал на них, и делал выводы, более обдуманно принимал решения…
Его личный успех повлек и успех в работе. Будучи спокойным и серьезным человеком, он вскоре добился уважения и признания своих коллег, демонстрируя ответственность, профессионализм и тонкое чувство юмора…
*******
Джозеф ехал в новый офис отца для ежегодного расширенного заседания Совета Директоров корпорации Морриса Каннингфокса.
Отец особенно отметил, что Джозеф обязательно должен присутствовать на этом заседании, зная о том, что из-за своего постоянного желания оставаться в тени, он, вряд ли, собирался ехать туда.
Джозефу, действительно, не хотелось ехать. Он знал, почему отец настаивал на его присутствии. Ещё за несколько дней до совещания отец сообщил жене о том, что собирается рекомендовать его на вступление в Совет Директоров. Данное неожиданное желание отца поставило Джозефа в тупик, и сознание того, что сам он (Джозеф) совершенно не готов принять решение отца психологически давило на него.
Планы его отца, о которых догадывался Джозеф, перестали совпадать с его собственными. Он знал, что любой другой человек на его месте был бы польщен такой честью, но Джозеф находился в двусмысленном положении. Он сомневался относительно правильности сделанного им выбора и уже не испытывал прежнего восторга перед миром казино…
Накануне совещания он обсуждал сложившуюся ситуацию со своей матерью, и она предложила ему не скрывать от отца правду. Это он понимал и сам, но как сказать ему эту правду, он не знал…
Поэтому, приехав в офис, он предпочёл не заходить сразу к отцу, а переговорить с Питером или с Кевином, так как они знали о сомнениях Джозефа. Но, к сожалению, Кевина не оказалось в данный момент на месте, а Питер был чрезвычайно занятым, и, более того, увидев Джозефа, сразу попросил найти для него важный документ, который был необходим отцу, и Джозефу пришлось направиться в кабинет помощника его отца Синтии Уильямс.
Выяснилось, что она занималась поисками именно этого документа, и была чрезвычайно всполошена. Лиричное настроение Джозефа никак не вязалось с её взволнованным настроением, и Джозеф понял, что, вряд ли сможет даже просто поговорить с кем-то, для того, чтобы отвлечься от своих невеселых мыслей.
Но ему, почему-то не хотелось заниматься поисками, тем более что он был убеждён, что вряд ли сможет найти что-либо в помещении, в которое только что переехали и в котором и стул-то не сразу найдешь.
Он, просто, спокойно уселся на свободное кресло и стал рассказывать Синтие какие-то забавные истории. Но она, вряд ли была настроена выслушивать его и всячески старалась привлечь Джозефа к поискам, выражая лёгкое недовольство его настроением.
— Посмотрите в той папке, Джозеф, пока я ищу здесь, — предложила Синтия Джозефу, указывая на полку в шкафу.
Но Джозеф, то ли не услышав, то ли не пожелав услышать ее, спокойно продолжал разглагольствовать, уставившись в потолок и положив ногу на ногу:
— Кому нужна эта постоянная скрытая война, а, дорогая Синтия? — спросил он ее.
— Не задавайте глупых вопросов, Джозеф, — механически ответила Синтия. — Вы и сами прекрасно знаете, что вашему отцу необходимо постоянно поддерживать свой вес и оставаться наверху.
— Браво, Синтия! Вы говорите, как человек, преданный своему начальнику! А что стоит за постоянным стремлением моего отца поддерживать свой вес и держать в напряжении всех своих конкурентов? — меланхолично спросил Джозеф, не меняя позы.
— Наверное, огромные деньги? — ответила Синтия, не отвлекаясь от своего дела.
— Вот именно, деньги… — обречено повторил Джозеф и, поднявшись, поплелся к столу. — Что в них проку, в этих деньгах? — продолжал он. — Всё, абсолютно всё сейчас делается ради денег! Какой банальный стимул… Мы с вами живем в удивительно скучный век, Синтия, в котором нет места возвышенным идеям и романтике!
Он сел за стол и принялся просматривать папку, на которую ему указала Синтия.
— А ведь было время… — продолжал он задумчиво, вновь отвлекшись от своего дела. — Было время, когда людьми руководили совершенно иные идеи и стимулы. Вспомним, например, Троянскую войну…
Не успела Синтия и открыть рта, как в кабинет вошел взволнованный Питер.
— Вы уже нашли документы, о которых я вас просил? — нервно спросил он, обращаясь к Синтие.
— Я, как раз, этим сейчас и занимаюсь! — ответила она.
— Давайте спросим Питера, из-за чего началась Троянская война, — невозмутимо продолжал Джозеф.
— Какая еще Троянская война? Джо, займись лучше делом! У нас много работы, а ты сам ничего не делаешь и еще отвлекаешь Синтию. Не забывай, что отец тебя тоже кое о чем просил! — возмущенно ответил Питер и, обернувшись к Синтии, добавил: — Когда найдете документы, сразу же занесите их, пожалуйста, отцу. Он постоянно о них спрашивает.
— Куда я заложила эту папку?! — нервно спросила Синтия, когда Питер вышел из кабинета. — После переезда я ничего не могу найти!
— Если бы вы жили тысячу лет или, хотя бы, несколько веков назад, дорогая Синтия, — ответил ей Джозеф, уже успевший вновь погрузиться в поиски, — вам бы не пришлось заниматься этим неблагодарным делом. Сидели бы себе на балконе, а какой-нибудь влюбленный юноша пел бы вам серенады…
— Наконец-то, нашла! — радостно воскликнула Синтия и, взяв бумаги, выскочила из кабинета.
Когда она вернулась, Джозеф уже стоял у окна, глядя куда-то вдаль.
— Успели? — спросил он ее.
— Как раз, вовремя! — ответила Синтия. — Хотя ваш отец уже начал сердиться.
— Рад за вас, — тихо сказал он.
— Так из-за чего же началась Троянская война? — весело спросила Синтия, сев за рабочий стол.
— Из-за женщины… — равнодушно ответил Джозеф.
Синтия удивленно подняла брови.
— Из-за женщины, — повторил он и продолжил нараспев:
Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы
Брань за такую жену и беды столь долгие терпят:
Истинно, вечным богиням она красотою подобна!
— Кто?! — удивленно спросила Синтия.
— Елена… — вздохнув, ответил Джозеф.
— Так-так-так! — проговорил Кевин, неожиданно войдя в кабинет. — Наш романтик заговаривает вам зубы, дорогая Синтия?! И Елену с Парисом приплел!
— Приятно поговорить с эрудированным человеком! — отозвался Джозеф.
Кевин прошел и сел, как всегда, в угол.
— А о царе Давиде он вам рассказывал? — спросил он Синтию.
— Джозеф говорил о разнице между идеями в наши дни и в более древние времена, — ответила Синтия.
— О любви, стало быть, — заключил Кевин. — Значит, о Давиде он не говорил… — Кевин посмотрел на часы и обратился к Джозефу: — Собирайся, Джо, пора!
— Все уже собрались? — спросил Джозеф.
— В полном сборе, — ответил Кевин.
Джозеф молча поднялся и направился к дверям.
— Не думаю, что отцу понравится то, что я сегодня скажу… — тихо сказал он Кевину, подходя к кабинету отца.
— Значит, это — окончательное решение? — спросил его Кевин серьезным тоном.
— Да, окончательное! — твердо ответил Джозеф.
— Ну что ж, входи! — сказал Кевин, открывая перед ним дверь.
— Прошу вас пройти на свои места, — сказал Каннингфокс входящим сыновьям. — Все в сборе, теперь можно начать совещание. В первую очередь я решил обсудить положение моего младшего сына, Джозефа, как я уже вам ранее говорил, — он встал со своего места и подошел к сыну.
— Вот уже год, как ты самостоятельно и вполне успешно управляешь своим казино, — сказал он ему. — За этот период ты не допустил ни одной ошибки, чем заслужил уважение со стороны всех нас. И теперь я решил ввести тебя в Совет Директоров. Ты достаточно созрел для того, чтобы занять достойное место рядом с твоими братьями. Прежде чем вынести этот вопрос на голосование, в положительном исходе которого я не сомневаюсь, я решил узнать твое собственное мнение.
Глубоко вздохнув, Джозеф поднялся и обратился к присутствующим:
— Уважаемые дамы и господа! Я благодарен судьбе за то, что сейчас стою здесь и обращаюсь к вам. За последние три года многое изменилось и, слушая похвалы отца в мою сторону, я, как и все вы, прекрасно понимаю, что далеко не все, достигнутое мною, произошло исключительно благодаря моим собственным способностям. Нет смысла отрицать тот факт, что три года назад я стал совершенно другим человеком, и насколько это плохо или хорошо, я думаю, покажет время. Но, видимо, изменения, ураганом ворвавшиеся в мою жизнь, всколыхнули, прежде всего, какие-то глубоко затаенные, но мои собственные качества, позволившие мне серьезно взглянуть на вещи и решить, что в жизни важнее всего для меня и ради чего я должен теперь жить…
Каннингфокс нахмурил брови, но ничего не сказал.
Испытывая чувство сыновнего долга, — продолжал Джозеф, — я, первым делом, постарался сделать все, чтобы основательно изучить семейное дело и оправдать ожидания моей семьи. Но внутри меня всегда жила другая идея, светлая мечта — я хотел посвятить жизнь детям. Не раз я говорил об этом с моим отцом, матерью, братьями и теперь окончательно решил обратиться к своей мечте и оставить мир казино…
Думаю, было бы нечестно, если бы я согласился с предложением отца, имея совершенно иное отношение к этому. Надеюсь, что когда-нибудь вы сможете меня понять… — сказав это, он сел.
Немного помолчав, старый Каннингфокс ответил:
— Откровенно говоря, я с тревогой ожидал вероятности такого решения. Но я рад, мой дорогой сын, что ты нашел в себе мужество и твердость не отказаться от того, к чему тебя зовет твое сердце… Не скрою, мне нелегко отрывать тебя от всего привычного и открывать перед тобой двери неизведанного мира. Но то, чем ты решил заняться — благородное дело, и я с уважением отношусь к твоему решению.
— Правда?! — робко спросил Джозеф.
— Правда! — твердо ответил Каннингфокс и вновь подошел к сыну.
С нескрываемым выражением счастья на лице Джозеф поднялся навстречу отцу.
— Спасибо, отец! — сказал он.
— Иди и заслужи уважение и там, где ты нужнее! — ответил Каннингфокс. — Не думаю, что тебе будет интересно находиться здесь и слушать то, что тебе не интересно!
— Спасибо! — еще раз сказал Джозеф и, попрощавшись со всеми, вышел из кабинета.
Глава 29
Если дальнейшая судьба Джозефа Каннингфокса приняла уже более или менее ясные очертания; если какие-то, по его словам, глубоко затаенные в нем качества позволили ему серьезнее взглянуть на многие вещи и решить, что в жизни более важно для него, и ради чего он должен жить, то в жизнь известного историка, талантливого ученого Джеральда Уитни еще предстоит внести определенную ясность…
Тем более что со дня операции, унесшей тридцать процентов его интеллекта и расстроившей всю его систему мышления, прошло пять лет…
Как же сложилась судьба главного героя этой истории?
Предоставила ли она ему шанс вернуться к своей прежней жизни и вновь стать одним из самых уважаемых людей города?
Позволили ли изменения, вихрем ворвавшиеся в его жизнь, что-то изменить в ней? Отразились ли они на нем, его мыслях? Научили ли его чему-то важному?
Будь терпелив, читатель! И ты получишь ответы на все свои вопросы…
*********
В гостиной Джеральда Уитни было шумно и весело. Разноцветные шары и флажки, развешанные повсюду, восторженные лица и оживленный разговор присутствующих создавали атмосферу счастья и радости. Джеральд Уитни, его жена Лиз и их друзья собрались за праздничным столом. В приятной беззаботной беседе каждый что-то говорил, пытаясь привлечь внимание остальных, в то же самое время не придавая значения тому, о чем говорили вокруг него.
— Дайте же сказать Чарли! — вдруг требовательно воскликнула Кейт. — Он — самый старый друг Джери и имеет право на первое слово!
— Правильно, — отозвался Стивен, — давайте послушаем Чарли!
Все умолкли и посмотрели на Чарльза.
— Хорошо! — начал он, на секунду смутившись оттого, что после полного хаоса все одновременно переключили внимание на него. — Действительно, я — самый старый друг Джери, и можно сказать, что мне довелось быть свидетелем всех самых значимых событий его жизни…
Так-так-так, — весело заметила Пэмела, — думаю, сейчас мы узнаем кое-что новое из прошлого Джери!
— И да, и нет, — ответил Чарльз. — Все, о чем я скажу, всем нам давно известно. Просто, удивительно, что я знаю о нем так много… Все началось с того, что мы с Джери родились в одном городе, в одной клинике, в одной палате, в один день с разницей в два часа в мою пользу, так что можно считать, что Джери родился у меня на глазах. У меня на глазах он рос, в первый раз влюбился и, даже, впервые убежал из дома вместе со мной в наше познавательное путешествие. Мы вместе ходили в школу, и в дальнейшем, также — у меня на глазах Джери решил, что станет историком, после чего поступил в университет, успешно его окончил, долго занимался исследованиями и вскоре получил ученую степень.
— Затем, — в тон Чарльза продолжил Стивен, — у нас у всех на глазах Джери влюбился серьезно и основательно, женился и обзавелся двумя замечательными детьми!
— Да, — подтвердил Чарльз, — вся успешная профессиональная и личная жизнь Джери проходила у нас на глазах. Следующие события, свидетелями которых мы все также стали, оказались, увы, далеко не такими приятными, как предыдущие. Это — период жизни, который можно условно назвать как "роковая операция и ее первые последствия". Но, все же, именно этот период явился началом удивительных превращении Джери. Когда, преодолев свой «недуг», у меня на глазах, как будто в своей новой жизни, Джери сказал первое слово, сделал первый шаг, заново учился и затем сдал экзамен на юридический факультет, на котором я сам учился двадцать пять лет назад.
— И теперь, у меня, как впрочем, у нас у всех на глазах, спустя всего пять лет с того тревожного дня, когда Джери находился на грани моральной и интеллектуальной гибели, спустя столь короткий срок, Джери вновь взошел на самый верх всеобщего признания, став одним из самых талантливых и успешных адвокатов города.
— И я несказанно рад, что все это происходит и у меня на глазах!
— Как раз по этому поводу у меня кое-что есть для всех вас, — сказал Стивен и, подойдя к лестнице, крикнул:
— Алиса, детка, спустись, пожалуйста!
Громко топая, Алиса примчалась вниз, а Николас, как всегда бежал за ней и хныкал:
— Я первым прибегу к дяде Стивену!
— Сбегай, детка, к моей машине, — сказал Стивен Алисе. — На переднем сиденье ты увидишь газету. Принеси ее, пожалуйста! — не успел он договорить, как Николас выскочил на улицу, крича, что он сам принесет газету.
— Удивительно, — сказала Кейт, — еще каких-то пять лет назад ты был совсем как беспомощный ребенок, Джери, а теперь…
— Никогда не забуду выражение лица Чарли, вбежавшего на кухню и сообщившего о том, что Джери, наконец-то узнал его, назвал по имени и даже что-то сказал! — добавил Стивен.
— Да, уж, — продолжила Пэмела. — Многое произошло за эти пять лет, но мы все с удивлением и радостью наблюдали за тем, как ты, Джери, подобно голодному волку, глотал книгу за книгой. В определенный момент мы даже начали беспокоиться, что такой огромный поток информации повредит твоему неокрепшему мозгу!
— Помните, как мы серьезно начали беспокоиться, когда Джери особенно увлекся чтением книг по медицинской тематике? — сказал Чарльз. — Мы уже, было, подумали, что ты решил стать врачом.
— Но активная помощь Чарли, — продолжал Стивен, — оказалась настолько «активной», что твой мозг больше откликнулся на тематику "юриспруденция"!
— Хотя Алиса и Николас так старательно стремились вновь привлечь тебя к истории, рассказывая на ночь легенды о Геракле! — улыбнувшись, заметила Лиз.
— Что лишний раз говорит о том, что изначальным предназначением Джери было — стать адвокатом! — заключил Чарли.
— А вот и газета, — добавил Стивен, когда счастливый Николас вбежал в гостиную с газетой в руках.
Но Алиса была не слишком расстроенной. Ей досталась другая ответственная миссия. Войдя в гостиную, она направилась к отцу с каким-то конвертом.
— Это только что принесли, — сказала она, протягивая конверт.
— Спасибо, дорогая! — сказал он и, извинившись, отошел в сторону.
— Что это? — спросила Лиз.
— Так, — бросил Уитни, — деловое письмо.
— Конечно, — заметила Кейт, — все желают работать с настоящим профессионалом!
Лиз опять осторожно посмотрела на мужа. Он бегло вскрыл конверт и с выражением удовлетворения на лице прочел письмо.
Лиз внимательно смотрела на Уитни. Глядя на его озабоченное, глубокомысленное, умное лицо, она до сих пор не могла до конца поверить в то, что он стоял здесь такой же нормальный, естественный, абсолютно здоровый, такой, каким он был до операции. И, слушая хор искренне восторженных высказываний своих по настоящему преданных друзей, она думала о том, что ликование и веселье, выражаемые ими в тот момент, не шли ни в какое сравнение с теми чувствами, которые испытывала она. Весь период, который был так забавно названный Чарльзом как "роковая операция и её первые последствия", предстал в памяти Лиз иным образом.
То, что сейчас все снова было в порядке, создавало впечатление, что все позитивные изменения были стремительными. Она вдруг подумала о том, что человек обладает уникальной возможностью быстро забывать обо всех выпадающих на его долю испытаниях, лишь только проблемы начинают разрешаться. Она, безусловно, понимала, что эта способность позволяет человеку продолжать жить и радоваться жизни в независимости от возникающих сложностей. Но ей почему-то не удавалось так скоро забыть о том первом годе после операции, когда выпавшие на нее, её мужа и друзей испытания, были самыми тяжёлыми.
Да, этот период был чрезвычайно тяжёлым. В состоянии абсолютного отсутствия какой-либо реакции на происходящее, Уитни находился около четырех месяцев.
Она вспомнила, какой вклад в возвращение Уитни к нормальной жизни внёс её друг, Уолтер Вайсман.
Существенной проблемой в процессе наблюдения за состоянием Уитни явилось то, что прибор, разработанный в лаборатории доктора Джонсона, оказался полностью вышедшим из строя, и на его восстановление требовалось много времени. Однако доктор Джонсон не был до конца уверен в том, что после ремонта прибор будет нормально функционировать. Более того, ни доктор Джонсон, никто другой, в том числе и Лиз, не верили в то, что им будет позволено продолжить разработки в направлении, которое было временно закрыто из-за произошедшего случая и это указывало на существенные недоработки. Таким образом, доктор Джонсон остался без прибора, так необходимого ему для успешного слежения за всеми изменениями, происходящими в памяти Уитни.
Это было большой проблемой. И решение было предложено Уолтером Вайсманом. О существовании прибора, разработанного лично Уолтером, знали только три человека: сам Уолтер, доктор Джонсон и Лиз. При помощи этого прибора доктор Джонсон при непосредственном участии Лиз и наблюдал за памятью Уитни. Более того, если доктор Джонсон мог навещать Уитни лишь один раз в несколько дней, то Вайсман проводил рядом с Джеральдом по несколько часов в день. По его мнению, резкие позитивные изменения в памяти Уитни могли произойти в любой момент, и он предпочитал в этот момент оказаться рядом с Уитни.
Лиз хорошо помнила тот день, когда изменение, произошедшее в состоянии мужа, было самым существенным.
Это произошло через четыре месяца после операции. Уолтер пришёл в дом Уитни, как обычно, в девять часов утра, так как именно в это время наблюдал повышенную деятельность памяти Уитни по самовосстановлению. У Уитни уже наблюдался один случай, когда он, находясь в комнате вместе с Чарли, узнал его и назвал по имени. Однако данное событие не привело к серьёзным изменениям в состоянии Уитни, хотя, по мнению Уолтера, данный случай был одним из первых признаков восстановления памяти. На его взгляд, в скором времени можно было ожидать восстановления памяти в объеме, достаточном для полного узнавания родных, друзей и, даже, основных событий из его жизни. Однако восстановление части памяти, отвечающей за приобретенные в результате обучения, в основном, профессиональные знания, произойдет нескоро. Но, тем не менее, надежда на серьёзные позитивные изменения в памяти Уитни, была.
Уолтер принёс свой прибор, как и обычно. Лиз вошла в комнату Уитни вместе с Уолтером.
Уолтер поместил прибор на столике рядом с креслом Уитни и подключил к нему прибор.
В этот момент Уитни неожиданно открыл глаза и уставился на Вайсмана.
"Уолтер? — спросил он с совершенно нормальным выражением лица. — Что ты здесь делаешь?"
Лиз, стоявшая в этот момент у окна, чуть не вскрикнула от неожиданности. Посмотрев на Уитни, она увидела совершенно здоровый, ясный взгляд, полный удивления относительно всего происходящего.
"Подожди, дружище Джери, — нетерпеливо сказал Уолтер, включая прибор. — Сейчас мы посмотрим…"
"Джери! — воскликнула Лиз. — Как ты себя чувствуешь?"
"Что происходит?" — продолжал удивляться Уитни.
"Лиз, подойди сюда, — воскликнул Уолтер. — Всё происходит так, как я и говорил. Его основная память упорядочилась".
"Почему я сижу в этом странном кресле?" — продолжал спрашивать Уитни.
Но Уолтер, не обращая внимания на Уитни, предложил Лиз выйти в коридор на минуту.
"Я сейчас вернусь и всё тебе объясню, дорогой!" — сказала Лиз и вышла за дверь.
Когда они вышли в коридор, оказалось, что Чарли и Стивен как раз направлялись к комнате Уитни.
"Это очень хорошо, что мы все здесь сейчас находимся! — начал Уолтер. — Кажется, произошло самое важное событие…"
"К Уитни вернулась память?" — спросил Чарли.
"Да, основная память. Это означает, что он теперь узнает всех вас и сможет общаться с нами. Но отдел памяти, связанный с его профессиональной деятельностью, еще не восстановлен. Теперь я могу сказать совершенно определенно, что именно этот участок памяти и пострадал больше всего из-за сбоя системы. Именно он и утерян…"
"На каком уровне интеллектуального развития он теперь находится?" — спросил Стивен.
"Если все данные верны, то его интеллектуальное развитие приблизительно эквивалентно его уровню до поступления в университет. То есть, он не знает, что он — ученый, преподаватель, историк вообще".
"Ему необходимо об этом напомнить?" — участливо спросил Чарли.
"Я бы не советовал вам этого делать. Так как он не в состоянии этого до конца осознать, он будет испытывать психологический дискомфорт, который затормозит его дальнейшее умственное развитие. Не забывайте, что сейчас его память нуждается в здоровом активном восстановлении. Ему необходимо теперь восстановить около тридцати процентов своего первоначального интеллекта. То есть, восполнить объем памяти, который он имел до операции. И то, каким образом он его заполнит, будет зависеть теперь только от него. От того, как на него будут действовать внешние обстоятельства".
"Но ты, ведь, и сам понимаешь, что у Джери есть профессия", — недоуменно сказала Лиз.
"Это знаешь ты, я, его друзья, но не он. До всего этого он должен дойти сам. И ему можно помогать, но не давить".
"Как же нам теперь себя вести?" — разведя руками, спросил Чарли.
"Продолжать вести себя согласно обстоятельствам, — ответил Уолтер. — Я убежден, что Уитни вряд ли поведет разговор о профессии с первого дня. Сейчас для него не существует такого понятия. Он со временем сам во всем разберется. И после этого сам решит для себя, будет ли восстанавливать свою профессию или займётся чем-либо другим".
"Ты меня пугаешь…" — сказала Лиз.
"Это не удивительно. Уитни сам себе хозяин. Если он решит сменить профессию, никто не сможет ему помешать. Не забывай, на данный момент, согласно его уровню интеллектуального развития, у него ещё нет профессии!"
"Теперь мы будем лишь внешними наблюдателями… — заключил Стивен. — Ну, что ж, постараемся никоим образом не смутить Джеральда".
"Отлично, договорились", — сказал Уолтер.
В этот момент дверь неожиданно открылась, и в коридор вышел Уитни.
"О чем вы здесь говорите?" — удивленно спросил он.
"Доброе утро, Джери! — почти хором сказали Чарли и Стив. — Как у тебя дела?"
"Нормально. А почему вы спрашиваете?" — удивленно спросил Уитни.
"Пойдемте завтракать…" — растерянно сказала Лиз, и все вместе стали спускаться в столовую.
Именно этот день и послужил отправной точкой в стремительном возвращении Уитни к нормальной жизни.
Уолтер вызвал доктора Джонсона, который также подтвердил слова Уолтера относительно ближайшего развития событий. Согласно его мнению, Уитни также потребуется какое-то время для того, чтобы вспомнить, что он взрослый человек, что у него семья, дети.
Всё произошло именно так, как и предполагал Уолтер. Уитни, действительно, не сразу вспомнил себя в качестве ученого. Но одна из его отличительных особенностей, известная ещё с детства — страсть к чтению, стала вновь проявляться довольно бурно.
Чарли был прав, сказав, что Уитни, словно голодный, глотал книгу за книгой.
И довольно скоро родные и близкие Уитни были поставлены перед фактом решения Уитни стать адвокатом…
Все отнеслись к решению, принятому Уитни по-разному.
Чарли, конечно же, поддержал решение Уитни и, более того, стал активно помогать ему. Детям не понравилось, что их отец теперь будет увлечен совсем не легендами Греции и историей. Остальные же не были ни категорически «за», ни категорически "против".
Но теперь, глядя на своего мужа, Лиз думала о том, что вся эта затея с операцией была несколько жестоким событием, искусственным образом изменившим Джери. Может быть, кто-то и сказал бы, что Джери ничего не потерял, а даже наоборот — только приобрел, стал лучше. Лиз же это изменение казалось, в какой-то степени, механическим, не живым.
Ей, вдруг, подумалось, что ни развитие научно-технического прогресса, ни какая-либо другая цель не имели серьёзного значения, если приводили к психологической ломке хотя бы одного человека.
Данная мысль, вдруг, испугала её, но, не желая испортить общего праздника, она заставила себя не подчиняться влиянию столь мрачных мыслей и воспринимать всё происходящее таким, каким оно было.
— Так что же написано в газете? — спросил Уитни, вернувшись к друзьям, заметно повеселев.
— В газете напечатана очень интересная статья, — ответил Стивен. — Сейчас я вам ее процитирую. Вот послушайте: "…Пять лет назад это роковое событие кардинально изменило жизнь как известного ученого Джеральда Уитни, так и никому ранее не известного Джозефа Каннингфокса…" — так…, здесь не очень интересно…, в общем, Джозеф Каннингфокс собирается открыть уникальный бесплатный детский городок, а нашего Джери, по мнению общественности, объявили лучшим адвокатом города за истекший год. Вот — фотографии.
— Итак, Джери, что ты теперь можешь нам сказать? — спросил Чарльз.
— Что здесь скажешь? — ответил Уитни. — Вряд ли я смогу объяснить, насколько я благодарен всем вам за то, что в самое трудное для меня время вы все находились рядом со мной и помогали мне.
А что касается моего выбора…, моего решения стать адвокатом, то теперь я могу понять восторг моего отца после каждого удачно проведенного дела. Но, думаю, — таинственно улыбнувшись, добавил он, — что для меня теперь начинается новая интересная жизнь!
— Я сейчас расплачусь… — иронично сказал Стивен. — Довольно эмоций! Не забывайте, что у нас есть ещё одно неотложное дело!
— Да-да, я согласен, — отозвался Чарльз. — Неси карту…
— Всё уже разложено! — ответил Стивен. — Прошу всех на улицу! Окончательно обсудим маршрут, а что касается документов, то я уже подготовил всё необходимое.
— Вот так сюрприз! — отозвалась Лиз.
— И это ещё не всё! — ответила Пэмела. — Чарли проговорился сегодня утром. Оказывается, наши дорогие мужчины позаботились не только о документах и визах. Они подготовили абсолютно всё!
— И трейлер тоже? — осторожно поинтересовалась Кейт
— И трейлер тоже. Нам осталось лишь согласовать маршрут. И постараться сделать это как можно скорее.
— Но зачем торопиться?
— Билеты на самолёт уже взяты, — пояснила Пэмела и, увидев недоумение на лицах подруг, поторопилась добавить: Нет, у нас, конечно, ещё есть время.
— Так, когда рейс? — нахмурив брови, спросила Кейт.
— Через две недели…Как только у детей начнутся каникулы. Я думаю, этого времени нам вполне достаточно…
— Вполне… — иронично ответила Кейт.
— Не расстраивайся, дорогая, — сказал Стивен. — Мы, действительно, всё предусмотрели. Ты сейчас во всём убедишься сама.
— Но если вы уже взяли билеты, значит начальный пункт назначения, вы все же выбрали? — спросила Лиз.
— Да, — ответил Чарльз, — мы взяли на себя такую смелость.
— Какой смысл стоять здесь и спорить! — отозвался Стивен. — Старый добрый «голова» Стивен самостоятельно решился на авантюру впервые в своей жизни. И, вдруг, такая реакция.
— Ну, хорошо, — смеясь, ответила Кейт, — убедил! Считай, что мы тебя уже простили! Ну, давайте посмотрим, что вы ещё приготовили!
Спустя несколько минут весёлая дружная компания уже обсуждала детали предстоящей поездки, и лишь Уитни, делая вид, что внимательно всё слушает, витал где-то очень далеко в облаках. Но никто из окружавших его друзей, увлечённых дискуссией, не заметил этого, или просто старался не замечать…
В саду появились Алиса и Николас. Они подошли к отцу, протягивая ему газету, принесённую Стивеном. С важным выражением лица Алиса заявила, что они ознакомилась с содержанием статьи, посвященной Уитни и Каннингфоксу.
— Несмотря на то, что на фотографии ты получился не совсем удачно, в статье о тебе написали верно! — заключила она.
— Спасибо, дорогая, — ласково ответил Уитни. — Мне приятно, что ты обо мне такого высокого мнения!
— Папочка, — пропищал Николас, — а мы пойдём на открытие детского городка Джозефа Каннингфокса?
— Обязательно, дорогой, — ответил Уитни. — Обязательно!
Глава 30
Уитни смотрел и не мог оторвать глаз от деревянных фигур волшебных животных, составлявших сложный ансамбль, окаймлявший детский городок. Не то, чтобы причудливость их форм поражали его, — он смотрел и удивлялся тому, насколько глубоко они отражали доброту того, кто их создал.
Алиса нетерпеливо дернула его за рукав.
— Папа, если ты простоишь здесь еще немного, то пропустишь всю церемонию открытия городка. Я зову тебя уже третий раз! Господин Каннингфокс уже начал говорить… Пойдем, ты еще успеешь все это рассмотреть! — с этими словами она еще раз, но уже более настойчиво потянула его за руку, и на этот раз он ей подчинился. Протискиваясь сквозь толпу, Алиса протащила отца в самый первый ряд, где он оказался чуть ли не лицом к лицу с Джозефом Каннингфоксом, который уже рассказывал о себе собравшимся:
— С детства я считал себя неудачником, и все время обстоятельства складывались таким образом, что я, увы, все больше и больше убеждался в этом. Когда я был совсем маленьким, мои сверстники не хотели играть со мной. Они дразнили меня — называли «поросенком» и гнали от себя. Дома я горько плакал от обиды, а затем, решив, что, видимо — такова моя судьба, я садился за стол и рисовал какие-то домики или собирал их из кубиков на полу. Когда я пошел в школу, ситуация не изменилась для меня в лучшую сторону: со мной опять никто не хотел дружить — все называли меня «бегемотом» и «занудой», а я опять оставался один. Возвращаясь из школы, я садился за компьютер, и конструировал детские городки, стараясь забыть о своих детских обидах. Я мечтал о том, что вырасту и стану сильным и преуспевающим человеком, как мой отец, и все будут восхищаться мной, а моя мать будет мной гордиться. Но время шло, а ничего не менялось. Вместо того, чтобы становиться похожим на своего отца, я чувствовал, что мне все труднее и труднее чего-то добиваться. Понимая, что, увы, я ни на что не способен и видя в противоположность мне успех своих братьев, я расстраивался и вновь находил утешение лишь в конструировании детских городков, ставшем моим любимым занятием.
И вот, в тот момент, когда моя мечта и моя жизнь вместе с ней, казались мне практически разрушенными, судьба подарила мне шанс. Ровно пять лет назад все в моей жизни серьезно изменилось благодаря присутствующим здесь — талантливому доктору Джейкобсу Джонсону и известному ученому Джеральду Уитни. Все в моей жизни изменилось в лучшую сторону и обретать определенный смысл. Но по мере того, как я становился сильнее и более похожим на своего отца и братьев, тем ощутимее становилось чувство странного беспокойства, овладевавшего мной. Анализируя все происходившее, и убеждая себя, что абсолютно все развивается так, как я хотел, я обнаруживал, что внутри меня скапливалась какая-то тяжесть, мешавшая мне радоваться моим успехам.
Однажды, возвращаясь с работы домой, я решил пройтись пешком, чтобы спокойно обдумать то, что происходило со мной. Проходя через парк, я увидел малыша, беззаботно строившего на песке какие-то замысловатые домики. Этот мальчик напомнил мне меня. Я подумал, что он, может быть, так же, как когда-то и я, мечтает о том, что пройдет время, и он станет великим человеком, которым будут гордиться родители и восхищаться друзья. Я подумал также, что это не случайно, что мы оказались рядом — он, еще мечтающий о радужном будущем, маленький ребенок, и я, уже взрослый человек, чьи мечты, как будто бы сбылись. Но во всем этом было что-то запутанное, сложное. Проблема заключалась в том, что по исполнении моей мечты, я не чувствовал удовлетворения. Добившись всего, о чем мечтал, я вдруг, с ужасом подумал, что все это мне совершенно не нужно.
Но, только пройдя через это, я сумел все оценить и понять, что для меня, на самом деле, важно. Я вспомнил о самом дорогом для меня человеке — о моей матери, еще с детства научившей меня двум простым, но ценным вещам — быть добрым по отношению к людям и верить лишь своему сердцу. И мое сердце подсказало мне, что в поисках чего-то самого значимого для меня, я не замечал, что это значимое всегда находилось рядом со мной. Я понял, что должен делать то, что умею, к чему лежит моя душа. Я решил, что должен строить детские городки.
Долго я сидел еще в парке в тот день, рассуждая об этом, а затем пришел домой, направился к матери и рассказал ей о своих ощущениях.
С того дня прошло чуть больше двух лет. Теперь я учусь на архитектурном факультете и мечтаю дарить доброту и любовь людям, прежде всего — детям. Пройдет несколько лет до того дня, когда я получу диплом и смогу профессионально заниматься своим любимым делом, но и сейчас уже я не могу оставаться в бездействии и поэтому начал постепенно претворять в жизнь свою детскую мечту. Я хочу подарить всем детям нашего города этот настоящий детский городок, соединяющий мое детство с детством миллионов малышей, подобных тому, который в обычный, ничем не приметный день, сам того не зная, помог мне придти к единственно верному решению в моей жизни…