Глава 1

Пробуждение таланта

24-й год эры объединения. Семнадцатый день осени.

Остров Аркей

Густая завеса утреннего тумана не спеша рассеивалась, и Децимус в очередной раз проснулся от стука собственных зубов. Ни к чему тащить лишний груз, и он решил снарядиться перед самим восхождением, как советовал Каин, однако не учел нюансов местного климата. За какие-то часы погода сменилась с терпимой осенней на предзимнюю прохладную. Его спутники не обращали внимания на капризы природы. Каин, наоборот, приободрился и пребывал в относительно неплохом по его меркам, настроении. А Меланта, видя страдания мага, всю ночь следила за костром и неустанно подкидывала дрова.

Открыв глаза, маг с презрением взглянул в пасмурные небеса. Как назло, заморосил тихий дождик.

– Доброе утро, – учтиво произнесла Меланта.

– У меня такого давно уже не было… – проворчал маг.

Поднявшись, он встряхнулся, попрыгал, размялся, а потом подошел вплотную к костру и вытянул руки. Языки пламени, бившие вверх, как к сквозняку потянулись к его ладоням. Децимус наполнял себя стихией, прогревая тело изнутри, дополняя это легким самовнушением:

«Я тепло. Я пламя. Я чувствую жар. Огонь горит во мне. Я искры костра, я рев пламени, во мне бушует раскаленная магма, я испаряю воду и выжигаю землю. Я пламя».

Почувствовав магическое возмущение, с другой стороны костра проснулся Каин. Так же как и маг, недовольная погодными условиями, Шмулиха свернулась клубочком, образовав почти идеальный круг.

– Что тебе снилось? – спросила Мэл у мага.

– Частично то, что я хотел.

– Как? Так бывает?

– У людей вроде меня – да. Наполняешь себя нужными мыслями вечером, утром приходят нужные ответы. Ничего сложного. Однако сегодня были и непредвиденные образы. День будет очень трудным. Последний раз я чувствовал подобное в ночь перед побегом.

– А какими мыслями ты наполнял себя этой ночью?

– Согревающими.

– А это какими?

– А не важно, – отмахнулся Децимус, а Каин криво улыбнулся. Холодной ночью представить себя в объятиях женщины казалось хорошей идеей. Да и приключения пробуждают желание. Но единственным лицом женского пола, которое плотно оккупировало память мага, была Меланта. Потому, с одной стороны, неудивительно, что именно ее он выбрал в качестве своей фантазии. Однако, с другой стороны, все это выглядело слегка нездорово.

– Собирайте вещи. В получасе пути находится деревушка. Это последнее крупное поселение, которое встретится нам по пути к Ледяному Пику. Там и перекусим.

– Что? – возмутился Децимус. – В получасе ходьбы? Деревня? А почему же мы спали здесь? Я чуть не сдох от холода!

– Ты еще не знаешь, что такое холод. – Каин не любил новые знакомства и чувствовал себя неловко под чужой крышей. А признаваться спутникам, что те спали на сырой земле из-за его небольших комплексов, не собирался. Каин взглянул на маячившую впереди горную гряду и меланхолично вздохнул. – Скоро ты почувствуешь на себе радушие Аркея. Тысячи игл ледяной боли пронзят твою кожу. Вдыхаемый морозный воздух охладит твое тело изнутри. Каждый час в белоснежном плену этих гор кажется бесконечно долгим. Проверка твоей воли к жизни. Давным-давно у аркейцев была традиция. Один из обрядов становления мужчиной. Мальчишка должен был добраться в одиночку до храма Велигоя, что на отроге гор. В декабре, когда зима не знает пощады и бушуют метели, стараясь сломать человека, бросившего вызов природе. Пурга столь мощная, что иной раз не видишь дальше пяти шагов. А дикие звери, огромные, кровожадные, бесстрашные, нападают на любого, кто кажется им доступной добычей. Радуйся, мальчик. Боль – это испытания. Преодолев трудности, воин становится сильнее. А значит, нет смысла бояться боли. Понимаешь? В дикой природе каждый день для зверя может стать последним. Потому выживают лишь сильнейшие. Люди ушли от природы. И чтобы закон силы продолжал действовать, люди сами создают проблемы, добровольно ступают на тропу, полную опасностей. Запомни: в горах Аркея даже землю трясет от холода.

– Ты сейчас действительно решил, что мне это поможет? – Децимус слушал с лицом человека, жующего кислый лимон. – В этом мире нет ничего, что я ненавижу больше холода. Уже с первым снегом мои руки начинают отмерзать.

– Тогда я бы на твоем месте залез как можно выше и замер в эффектной позе, дабы проходящим мимо было приятно смотреть на твою статуэтку.

– Это юмор? – вклинилась в разговор Меланта.

– Да. Это черный юмор.

– У юмора бывает цвет?

– А-а-а… ну понимаешь, у людей есть определенные ассоциации с некоторыми цветами. Синий – море, небо, спокойствие. Белый – чистота, свет. А черный – ночь, мрак. Понимаешь? С ночью у людей связано мало положительных ассоциаций. У многих суеверных народов ситуация и того хуже.

– Негласное правило аркейцев, с незапамятных времен – запрет на сражения ночью, – добавил Каин. – Они считают, что Велигой не видит битвы. Не знает, кого одарить победой; кто погиб, сохранив честь и достоинство, а кто нанес подлый удар в спину. Аркейцы засыпают, как только солнце закатывается за горизонт, и просыпаются с первыми лучами.

– Да. Вот тебе отличный пример. Поэтому ты еще услышишь выражения «черный день», «темный час», «черная невеста».

– Черная невеста?.. А я вот не боюсь холода.

– И как мне это должно помочь?

– Каин предоставил тебе информацию, и я тоже. Теперь ты можешь подготовиться, используя полученные сведения. Разве ты не говорил, что лучше знать заранее?

– Да. Но тут немножко другое.

– Почему?

– Ну, потому что… Потому… – пытался выкрутиться маг, но в итоге просто отмахнулся. – А ты ведь уже бывал в этих горах?

– Да. Но я с вами не пойду.

– Что? – воскликнул Децимус. – Почему?

Каин показал на до сих пор спящую Шмулиху.

– Ты заметил, что она спит как сурок? И жрет все меньше и меньше. Смотри.

Каин бесцеремонно пихнул Шмулиху ногой, но та лишь еще сильнее свернулась и продолжила спать.

– Все ящеры, змеи и прочие чешуйчатые твари, за исключением огнедышащих, плохо переносят холод. Впадают в спячку, словно медведи. Она не может пойти с нами в горы, а значит, не могу и я.

– И… и когда ты собирался об этом сообщить? – Маг выглядел ошарашенным. Подобное явно не входило в его планы. Кроме того, лишь Каин знал маршрут, да и путешествовать в его компании куда проще. Именно он занимается едой, лагерем и разведкой. А теперь Децимус останется за главного в абсолютно незнакомой ему среде.

– Сегодня и собирался. В деревне мы пополним запасы, найдем теплые вещи. Я дойду с вами до предгорий, дальше вы отправитесь вдвоем.

– Но как мы найдем нужное место? Если в горах столь суровый климат, от этой карты не будет никакого прока.

– Хватит ныть, – презрительно ответил Каин. – На месте разберешься. В горах не так много троп. Авось повезет, ступишь на нужную.

– А как же мы попадем внутрь Ледяного Пика? Ведь это тюрьма высочайшей важности, а значит, и охрана там соответствующая!

– О великие боги… Бледная же пойдет с тобой! Ты тока посмотри на нее: это же настоящий таран с сиськами! Не спит, не ест, холода не чувствует. Лучше бы переживал за местный гарнизон.

– Да, но ведь…

– Все. Хватит трепаться. – Каин отошел в кусты по нужде.

– Мы справимся… – попыталась поддержать Меланта.

– Отсутствие выбора сильно его упрощает.

– Не поняла.

– Да выбора у нас нет. Это последнее место, куда я мог отправиться по своей воле. Хуже не придумать. Ненавижу. Ненавижу мороз. И эта зима… Дурацкое время года. Ночи длиннее, еды меньше, еще следы остаются.

– Следы всегда остаются, – заметила Меланта, а вернувшийся Каин одобрительно буркнул.

Децимус перевел недовольный взгляд на девушку. Раньше он мечтал встретить человека, непохожего на других, лишенного эмоциональных привязок. Чтобы чувства никак не влияли на ход его мыслей. Этакого разумного голема во плоти. Мэл во всех смыслах подходила под описание, за исключением того, что внешне была куда привлекательнее каменного истукана. И в этом он находил ее главный минус. Ибо именно от того ненужные желания появлялись у него самого, и он никак не мог от них избавиться. А если точнее, то ему не особо и хотелось.

В сундучке оставался последний пузырек мелона, и они решили приберечь его на крайний случай. Сейчас Мэл вновь приобрела свой изначальный облик. Взгляд ярко-белых глаз словно затягивал в некий сияющий омут спокойствия. Около минуты Децимус, как заколдованный, всматривался в лицо девушки, а та не отводила взгляда. Лишь голос Каина вырвал его из оцепенения.

Поспешно собрав вещи, они молча отправились в путь. Шмулиха, как обычно, двигалась на небольшом удалении сбоку, а Каин впереди. Несмотря на то что ящериха всегда заранее предупреждала о возможной опасности, он все равно был начеку, постоянно озирался и внимательно смотрел под ноги.

Путешествуя по Аркею, любопытный маг, лишь завидев нечто незнакомое, нападал на Каина с расспросами, пользуясь его хорошим настроем. За пару дней варк выговорился, наверное, на пару лет вперед.

Местная природа заметно отличалась от умеренного, доброжелательного климата, в котором рос Децимус. Большая часть имперских владений богата плодородными почвами, зелеными лесами, лугами, множеством полноводных рек и озер. Южный и центральный районы, прилегающие к океану на западе, более благоприятны для человека. Северный удел империи, граничащий с проклятыми землями, совершенно опустел после великой войны. Тот регион постепенно залечивает раны, но людям от этого не легче. Мало кто хочет селиться в сутках пути от некрополей. Климат холодный, а солнце часто закрыто тучами, поэтому жители северных земель выделяются бледностью кожи. Волны беженцев именно из этого региона искали приюта у аркейцев в темные годы. Восточный удел, соседствующий с пустыней Нахаби, представляет собой широкую степь с редкими, небольшими лесами и узкими реками. Летом чувствуешь себя, как мясо на раскаленных камнях, а зимой пронизывающие ветра дуют с неимоверной мощью, набирая скорость на пустошах. Потому степняки строят дома с толстыми стенами. Жителя этих мест можно узнать по сухой смуглой коже и слегка суженным глазам. В южных степных землях можно также встретить малочисленные поселения бронто.

Децимус хорошо знаком с фауной имперских территорий, хотя природоведение было далеко не самым любимым предметом. Но в Аркее многое оказалось ему в новинку. В глаза бросались обилие диких животных и богатый мир ягод и трав. Хотя большую часть года здесь зима и климат крайне неблагоприятный, однако в Аркее было множество незаселенных районов, а потому никто не вторгается и не нарушает естественные природные процессы. Имперские травники и алхимики могут сутками бродить по лесу в поисках растений, которые здесь можно встретить, зайдя в первую попавшуюся чащу.

Вдоль лесных тропинок бурно росли малина, шиповник, земляника и прочие ягоды. Стоит углубиться в лесную чащу, и перед взором странника предстанет великое множество разнообразных грибов, прячущихся в густой траве, мху, около пеньков и деревьев. Воздух насквозь пронизан ароматами хвои. Стук работающих без устали дятлов нарушал тишину днем, а ночью – уханье сов и соловьиные песни. По пению птиц Каин мог определить время, ибо каждая птица начинает песню в свой час. Иногда в глубине лесов раздавался вой волчьих стай.

Редкие лесные грызуны издавали предупредительный писк, чуя в людях приближающуюся угрозу, и незамедлительно скрывались в норках. Ласки играли с белками в догонялки. Олени, старавшиеся держаться группами, сразу убегали, завидев человека. Однако встречались на пути и одинокие олени, отличающиеся благородной статью и более красивыми ветвистыми рогами. Один позволил Меланте подойти почти вплотную, но, к несчастью, именно в этот момент из кустов выпрыгнула Шмулиха, гоняющаяся по лесу за каким-то юрким зверьком, и перепуганный олень, стуча копытами, умчался прочь.

Чем ближе к горам, тем чаще на пути попадались узенькие, кристально чистые ручейки с ледяной водой. Децимусу приходилось разуваться и, ругаясь на всех известных ему языках, переходить вброд. Он не привык к обжигающему холоду и, вопреки благоразумию, старался как можно быстрее преодолеть препятствие. Если бы идущая рядом Меланта не обладала хорошей реакцией, то пару раз он бы точно окунулся, поскальзываясь на гладких камнях, что усеивали дно. Благо в большинстве случаев Каин находил брод, где воды было хотя бы по колено.

В отличие от салларийских джунглей, где лишь опытный местный житель мог позволить себе собирательство из-за огромного количества опасных, ядовитых и даже плотоядных агрессивных растений, здесь каждый имел возможность наслаждаться дарами леса, и огромной редкостью было найти что-то действительно вредное для здоровья.

Угроза крылась в не менее разнообразном животном мире. Волчьи стаи, гигантские аркейские медведи, рыси и более редкие хищники. Местные орланы с двухметровым размахом крыльев, способные унести в своих когтях молодую козу. Борры – агрессивные предки росомахи, отличающиеся громадными размерами и обитающие лишь на Аркее. В горах водятся карнаки, снежные волки и барсы.

Сколь радушен и разнообразен растительный мир Аркея, столь же опасен и жесток животный. Децимус во все глаза изучал его, отвлекаясь от мыслей об их миссии. Увидев нечто новое, незнакомое, он закрывал глаза и рисовал это в голове. Потом открывал вновь и сравнивал созданное изображение с оригиналом. Повторял процесс снова и снова, пока рисунок в памяти не будет полностью соответствовать увиденному.

Путешествуй он в одиночку, наверняка обсуждал бы увиденное сам с собой. Здесь же он делился комментариями и выводами с Мелантой, которая, как и Децимус, отличалась любопытством и жаждой новых знаний.

Через полчаса, как и обещал Каин, они вышли к небольшой деревушке. Пара десятков одноэтажных домиков в долине, окруженной лесом. Сквозь поселение протекала узкая речушка. Маг отметил, что аркейцы не роют колодцы, предпочитая селиться рядом с родниковой водой.

Две крытые повозки в сопровождении нескольких всадников двигались от деревни и уже почти скрылись в лесной чаще.

– Что они перевозят? – спросила Меланта.

– Возможно, скот, возможно, припасы. Хотя я не помню, чтобы для таких целей пользовались крытыми повозками.

– Там не скот и не припасы. – Каин резко обернулся к Децимусу, ибо тот говорил каким-то не своим голосом. Маг присел на одно колено, с закрытыми глазами, вытянув ладонь в сторону поселения. – Они здесь. Они увозят людей.

Шмулиха почувствовала опасность или поняла слова Децимуса. Она тут же стряхнула с себя сонливость, обнажила зубки и припала к земле.

– Они еще там? – резко уточнил Каин.

– Несколько. Два архонта, и один… не знаю кто. Вроде такой же, но светится по-иному. Более яркий, белый, большой…

– Че ты несешь, мать твою?!

– Колдовские заморочки. – Децимус открыл глаза. – Сделаем так. Мы с Мэл пойдем в деревню, а вы со Шмулихой освободите плененных. Идет?

Каин кивнул и сорвался с места. Шмулиха засеменила следом, обогнав своего хозяина. Спустя несколько секунд раздался знакомый, омерзительный, боевой клич ящера, переполошивший всю округу и покрывающий кожу услышавшего мурашками.

Децимус не торопясь направился к деревне, даже не успев понять, с какого это перепугу он решил спасать незнакомых людей. Все произошло слишком быстро, и Каин уже скрылся в тени деревьев. Деревушка была очень близко, и маг, перепроверяя магические формулы, успокаивал сознание, но чем ближе он подходил, тем сильнее нервничал, и наличие рядом Мэл ни капли не успокаивало.

– Ты в порядке? – спросила та, заметив легкую дрожь его рук.

– Нет, – ответил маг и поспешил к деревне. Ему было стыдно за свой страх, и потому попытки успокоить разум отошли на второй план, уступив место злости на самого себя за собственные слабости. Злость и гнев очередной раз помогали преодолеть слабости его характера.

Они приблизились к первому дому, перепрыгнули через забор и аккуратно прокрались через пышный огород к единственной улице. Тишину нарушал лишь истерический плач множества детей. Маг отмел последние сомнения и сконцентрировался.

В одной из картинных галерей Арзамаса Децимус видел картину «Рождение воительницы». На ней изображалось, как салларийские амазонки отбирают младенцев у семей побежденного города. В деревне происходило подобное, но наоборот. Архонт без видимых усилий волок за руку безуспешно отбивающуюся женщину, в то время как ребенок, хныча, бил его кулачками. Он оттолкнул мальчишку, и тот отлетел, больно ударившись и зарыдав еще громче.

Обладатель ярко сияющей ауры поражал своими размерами. На две головы выше самого рослого человека, которого встречал Децимус. Исходившее от него ощущение силы требовало преклонить колени. Словно некое совершенное существо, он отстраненно смотрел в облака сияющими, как звезды, очами. Идеальные пропорции тела и лица завораживали, будто он сам создал себя по образу идеального атланта. Одет архонт в синюю мантию гидроманта, с вышивками в форме снежинок.

– Бывший маг. Водяной… – прошептала Меланта.

– Ледяной, а не водяной.

– А в чем разница?

– Надеюсь, сегодня ты этого не узнаешь. Терпеть не могу этих отморозков.

Гигант подошел к пленной и провел ладонью у ее лица. Та мгновенно уснула, и ее положили в повозку, где уже нагромоздилась гора тел.

– Что они делают?

– Собирают тела для вселения. Создают армию. Децимус?

– Что? Что Децимус, откуда я знаю?

– Это не обязательно делать. Наша задача важнее. Возможно, этим людям уже не помочь.

– Ты с ума сошла? Мы не можем бросить их здесь! – Хотя сам он был целиком с ней согласен и наверняка поступил бы так, оказавшись перед выбором в одиночку, но какая-то невиданная глупость не позволяла так поступить. Внутренний голос орал: «Идиот! Что ты несешь???»

– Почему? – невинно спросила Мэл. – Если мы…

Наблюдающий за происходящим Децимус вдруг бросился на Меланту, повалив на землю и закрыв собой. В куст, за которым они прятались, влетел сверкающий ледяной шар. Ударившись о яблоню, он раскололся на несколько обломков, каждый из которых начал с невероятной скоростью замораживать землю вокруг себя. В считаные секунды она покрывалась ледяной коркой, растения скрючивались, кора дерева стала блестящей от покрывшей ее наледи, яблоки опадали на землю со звоном бьющейся посуды. Пораженная земля источала столь сильный холод, что маг закашлялся, вдохнув обжигающий, морозный воздух.

– Ты цел? – Мэл оттащила сотрясающегося от кашля Децимуса. – Ты сможешь что-то сделать?

– Нет, конечно. Он чертовски силен. Четвертый круг, не меньше.

Дом, за которым они прятались, заскрипел от обрушившегося на него мощнейшего бурана. Потоки ледяного ветра вперемешку со снегом за секунды превратили бурно цветущий сад в зимний, а шапка снега с крыши рухнула им на головы.

– Сделаем так… – откашлявшись, Децимус взял Мэл за плечо, – я отвлеку его, а ты разберешься с остальными. Я постараюсь продержаться. Вдвоем у нас, может, что и получится.

В дом ударило новое заклятие, и ветер изнутри вышиб закрытые ставни. Маг еле успел пригнуться, а толстенная деревяшка пролетела над его головой и врезалась в обледеневшие кусты, разбив их на множество маленьких хрустальных обломков. Мэл склонилась над своим громоздким рюкзаком.

– Я пошел. – В голове Децимуса крутилась лишь одна мысль: «А почему и вправду их не бросить?..» Сердце выбивало суматошные ритмы. Ощущение реальности затуманилось, словно съел изменяющий сознание гриб или перебрал с выпивкой. В таком состоянии он выбежал на середину улицы и предстал перед своим противником.

Маг знал, что тот смотрит на него истинным зрением. В мире энергий архонт – ярко сияющая золотая звезда, чьи лучи уходят далеко за пределы его оболочки. Децимус же – гораздо меньшая радужная сфера с незначительным преобладанием фиолетового и синего цвета. Черно-зеленая затуманенная аура, обходящая с фланга, принадлежала Меланте. Гигант понял, что его противник тоже может видеть это, и слегка склонил голову набок, впервые за многие дни найдя что-то интересное.

Он мысленно отдал приказ другим архонтам, и те пошли в сторону Мэл, оставив лидера наедине с Децимусом.

– Ну-с-с, поехали… – прошептал Децимус, вошел в нужное состояние и начал монотонно произносить в голове формулу. Если маг еще не набил руку на заклинании, то его создание требует произношения определенных слов. Однако при должных тренировках и самоконтроле можно схитрить и произнести часть формулы мысленно, выиграв таким образом доли секунд. Но архонт благодаря своему зрению понял все раньше и атаковал первым.

Он вскинул обе руки, и с его пальцев слетели голубые иглы. Преодолев часть пути, они сильно ускорились и преобразовались в острые сосульки. Вместо магической формулы в голове мага прозвучало банальное ругательство. Он кувырком ушел от атаки, но проблемы еще даже не начинались.

Архонт засеменил пальцами по воздуху, словно играл на невидимом клавире. Десятки ледяных игл срывались с его рук и безошибочно устремлялись к цели. Ожидавший чего-то подобного Децимус направил свои энергетические ресурсы в ноги. Он рванулся с места и быстрее ветра помчался к ближайшему укрытию, которым стала небольшая хижина. Следом летел неудержимый ледяной град, а в забор, вдоль которого бежал Децимус, со стуком втыкались десятки ледяных стрел. Маг залетел внутрь, не сбавляя скорости вышибив плечом дверь.

В доме кричал лежащий в люльке младенец. Скривившись от боли в ушибленном плече, маг подбежал к люльке, схватил ребенка и выпрыгнул из окна с другой стороны, как раз в тот момент, когда метель ворвалась внутрь. Маг рухнул на спину, прижав к груди плачущее дитя, а из окна тут же вырвался поток ветра, запорошивший их снегом.

– Успокойся… – Он прикрыл глаза ребенка ладонью и сдул с него снежинки, тот сразу перестал плакать.

– Сиди тут, – не пойми зачем сказал Децимус и, не теряя времени, вновь направил энергию в ноги и понесся назад, на улицу. Едва выбежав на открытую местность, он вновь оказался под дождем ледяных осколков, и на этот раз архонт стрелял с упреждением по ходу движения. Пара снарядов пролетела прямо перед лицом мага, тот отклонился назад и, выбросив вперед ноги, прокатился по мокрой траве и почти добрался до нового укрытия, как один из снарядов нашел цель.

Сосулька вонзилась в левое плечо, чуть выше подмышки. От силы удара Децимуса развернуло, а колющая боль пронзила руку. Колдовской холод, словно змеиный яд, начал распространяться по телу, вызывая окоченение вокруг раны. Никогда в жизни Децимус не испытывал такой боли.

Неимоверным усилием он выбросил вперед уцелевшую руку, и с вытянутых пальцев сорвалась огненная вспышка. Архонт уже сотворил ледяной шар и готовился прикончить противника, когда стрела огня вонзилась в его заклятие. Шар взорвался, обдав гиганта замораживающими осколками. Любой другой обратился бы в ледяной памятник, но архонт обладал невиданной сопротивляемостью. Он стоял, покрытый инеем, посреди образовавшегося за секунду островка зимы. Окоченение все же частично поразило его тело, но Децимус этого уже не видел.

Он корчился на земле, не в силах даже закричать. Словно сотни острых кинжалов, несущих страдания, ежесекундно пронзали тело. Холод проникал все глубже, подбираясь к внутренним органам. Каждый судорожный вдох сопровождался невыносимой болью в частично онемевшем легком. Глаза были открыты, но Децимус ничего не видел за пеленой застилающего взгляд темно-красного тумана. Уже теряя связь с реальностью, он схватился правой рукой за сосульку, открыв для себя новые границы мучений. Забыв обо всем на свете, остановив на мгновение беспорядочный разноголосый рев в искореженном сознании, он рывком выдернул колдовской лед из плеча.

Гигант стряхивал с себя обледенение, постепенно возвращаясь в нормальное состояние. Децимус лежал на земле, из последних сил удерживая в себе жизнь. В стоящем напротив доме послышались треск ломаемой мебели и громовой грохот убойных ударов. Через мгновение отбивная из архонта вылетела через приоткрытую дверь вверх тормашками. Меланта выбежала на крыльцо. В ее руке был чудовищного вида треугольный щит из темно-зеленоватого металла. Центр щита украшал оскалившийся череп, а по краю, словно рамка, вилась паутина. В другой руке Мэл сжимала не менее жуткого вида оружие. Большущий шестопер из того же металла. Его ребристые грани сверкали бритвенной заточкой, а набалдашник увенчивал короткий шип. В ее руках он казался еще более громоздким и неподъемным для обычной с виду девушки.

Она бегло огляделась по сторонам. Еще минуту назад здесь была ничем не примечательная деревенская улица с цветущими садами, огородами, зеленой травой. Теперь же благодаря колдовским приемам казалось, будто зима сбилась с графика и местами наступила пораньше. Два дома с прилегающими территориями занесены снегом, в заборе таяли забитые будто гвозди сосульки; обледенелые зоны – в саду, где они прятались, и вокруг огромного архонта – постепенно начали уменьшаться: колдовской лед не столь долговечен, как настоящий.

Все это перестало иметь хоть какое-то значение для Меланты, когда на глаза ей попался лежащий в полубессознательном состоянии Децимус. Согласно логике, она должна была прикончить последнего противника, пока тот ослаблен заклятием, но благополучие мага оказалось приоритетнее.

– Децимус! – Девушка рухнула на колени, отбросив оружие. В ее голове родилось что-то отдаленно напоминающее панику, и она не понимала, как должна поступить. Человек, вокруг которого строилось ее задание, ее первостепенная цель, находился на грани, и все рушилось к чертям. Ситуация, в которой Децимус погибает, не могла уложиться в ее голове. Задача, основа… Меланта не знала, что делать, если ее задание провалится. Страх был ей незнаком, но неизвестность и незнание ставили ее в критическое положение, которое можно было сравнить с человеческим ужасом. Ее будущее напрямую зависит от жизни мага. Но сейчас он лежал без сил, в тяжелом состоянии, о котором Мэл ничего не знала и не понимала, что может сделать для исцеления. Краем глаза она заметила, что архонт почти высвободился из сковывавшей его наледи, и приняла радикальное решение.

Она сбросила рюкзак, извлекла последнее мелоновое зелье и, приподняв голову мага, вылила в приоткрытый рот.

– Пей. – Маг подавился и закашлялся, а потом вдохнул так сильно и шумно, словно чуть не утонул только что. Вдох был столь глубоким, будто волшебник решил втянуть в легкие весь воздух в округе. Увидеть его дальнейшую реакцию она не успела. Архонт уже пришел в себя и ударил замораживающим заклятием. Плотный голубой луч сорвался с его ладоней в сторону Меланты. Та успела среагировать и поднять щит. Заклятие отразилось от него, как солнечный блик от зеркала. Луч угодил в ногу гиганта, приморозив к земле. Не давая ему времени на передышку, Мэл подобрала оружие и побежала на врага. Тот хотя и остался без движения, но не утратил способности плести заклинания. Воющая вьюга обрушилась на Меланту, словно проверяя ее на прочность. Та наклонилась вперед, сражаясь с потоками могучего ветра. Закрывшись щитом, она медленно приближалась к противнику. Архонт усилил давление, и вьюга заревела с новой силой. Тело начинало окоченевать; хотя Меланта и не чувствовала холода, но понимала, что ее способность двигаться постепенно снижается. Сделав еще пару ничтожно маленьких шажков, она осела на одно колено. Ноги отказывались подчиняться. Видя, что силы противника иссякли, архонт прекратил потоковое заклинание, вложив в последний импульс всю свою нечеловеческую мощь. Ураганный поток воздуха буквально снес женщину. Кувыркаясь, как перекати-поле, она пролетела через пол-улицы, проломила забор, вскользь ударилась о дерево и врезалась в стену дома.

Магические ресурсы архонта близились к полному истощению. Воспользовавшись передышкой, он позволил себе сплести более сложное и долгое заклинание. С раскрытых ладоней сорвался мерцающий лазурный шар, напоминающий гигантского светлячка. Словно комета, он устремился к Меланте, оставляя в воздухе бело-голубой след. Земля в месте, где пролетал шар, мгновенно покрывалась плотным слоем беспорядочно торчащих кристальных сталагмитов. Меланта была не в том состоянии, чтобы уходить с линии полета, но все же сумела сделать шаг вправо, а ледяная комета, обещавшая превратить женщину в ледяную глыбу, отклонилась от траектории и ушла левее, пролетев в двух метрах и не причинив вреда.

Архонт перевел взгляд на Децимуса и впервые за сотни лет существования застыл, пораженный происходящим. Он был абсолютно уверен, что противник повержен. Видел, как его аура угасает, какую боль он испытывает, как силы покидают его. Сейчас же обновленная структура не просто сияла, а скорее поглощала свет. Плотная сфера с преобладающими темными тонами, особенно фиолетовым разных оттенков. Силовые линии, словно нити, связывали его с выпущенной ледяной кометой. Маг захватил контроль над летящим заклинанием и тянул его на себя, меняя траекторию полета.

Комета пронеслась по дуге, проходя сквозь здания и мгновенно замораживая все, с чем соприкасалась. Децимус отпустил ее в нужный момент, и та устремилась к своему создателю. Архонт возвел толстую ледяную стену, которая, как щит, воспарила в воздухе на пути кометы. Он направил навстречу щит, и столкновение двух заклинаний вызвало взрыв, образовавший между противниками огромную зону запредельно низкой температуры.

Дрожь пробивала Децимуса. Принятие мелона пробудило нечто, таившееся глубоко внутри, прячущееся под искусственно созданными социальными слоями. Что-то первобытное, истинное, естественное для его сущности. Проявления избыточной силы в виде темных завихрений отходили от глаз и рук волшебника. Скрытый потенциал наконец явил себя в полной мере. Децимус вдохнул, прижал кулаки к груди и закрыл глаза, будто готов был взорваться. В следующий миг он раскрылся, сопровождая жест криком, полным боли и ненависти. Ударная волна заклятия, пронизанного переплетениями темных линий и фиолетовых контуров, обрушилась на архонта. Земля серела на ее пути, а трава жухла и умирала, растения, замороженные столкновением двух заклятий, обратились в сотни мельчайших льдинок. В воздухе повисли остатки дымчатых испарений.

Сила удара отбросила гиганта назад, а дополнительный эффект вызвали в его разуме видения, посланные Децимусом чудовищные мыслеобразы, которые маг заранее создавал именно с целью вызвать страх и панику у потенциального противника. Череда ужасающих, душераздирающих картин пронеслась в его сознании, не подготовленном к подобному вмешательству. Он катался по земле, конвульсивно дергаясь и держась обеими руками за голову. Гротескные химеры, созданные воображением Децимуса, разрывали его разум на части.

Поразив архонта, волна прошла дальше, ударив в повозку с усыпленными жителями. Пробудившись, они распахнули обезумевшие от ужаса глаза, а рот открылся в беззвучном крике. За долю секунды многие несчастные лишились рассудка. Черные волны зверства и жестокости обрушились на беззащитных людей. Сквозь истинное зрение было видно, как всепоглощающая тьма проникает внутрь человеческих структур, разрушая их, приводя к распаду и разложению. Самые жуткие видения, на какие только способно человеческое воображение, заполонили разум несчастных, будто их собственные, словно все увиденное происходит наяву.

Дети – с более чистой, крепкой аурой – уцелели. Но забились в припадках с истерическими воплями. Децимус почти на осязаемом уровне почувствовал боль, которую он причинил невинным людям. Это ощущение, словно вдох морозного воздуха, захлестнуло его непередаваемым чувством эйфории. С издевательским хохотом, полным ощущения своего могущества, он вознес руки, притягивая витающие в воздухе следы негативных эмоций. Как песок поглощает воду, он впитывал в себя тьму. Едва заметная дымка устремилась к Децимусу от сраженных заклятием людей. Будто паук в центре паутины, теневые нити входили в мага, наполняя его чужой болью. Децимус сжал кулак, и по мере накопления вокруг него уплотнялся угольно-черный кокон, напоминающий огромную вороненую латную перчатку.

Никто не учил его подобной магии, все происходило интуитивно, инстинктивно. Когда наполнение достигло своего апогея, маг вытолкнул руку вперед, словно наносил прямой удар, держа в руке нечто утяжеляющее. Сгусток боли, столь черный, что казалось, будто он засасывает в себя окружающий свет, устремился к архонту, который почти поднялся.

Кулак врезался в грудь гиганта, вызывая необратимые разлагающие последствия. Останавливая сердце, закупоривая сосуды, перекрывая доступ кислорода. В месте, куда попало заклинание, мантия расползалась, словно тлеющая бумага. Кожа под ней покрывалась черной коркой и отмирала. Любой человек мгновенно умер бы от болевого шока, но жизнь архонта поддерживалась его волей. И он был вынужден пребывать в теле, пока стремительно распространяющийся некроз не поразил его мозг, отняв разум. После гибели его физическая оболочка так и застыла в сидящей позиции, издалека напоминая обугленного человека, а вблизи являя одно из самых мерзостных и ужасающих зрелищ, какие только можно вообразить.

– Децимус! – Меланта окликнула мага, стараясь перекричать разноголосицу обезумевших людей. Она опиралась на полуразрушенный, покосившийся забор, кровь тонкой струйкой текла по щеке из разбитой брови. Децимус обернулся на ее голос, и витающие вокруг ладоней темные испарения медленно растаяли. Захлестнувшие его новые ощущения отступали, зато боль в ране возвращалась. Он огляделся, увидев учиненную им разруху, мертвую землю, сошедших с ума людей, непостижимо изуродованный труп поверженного архонта. Глаза мага расширились. В них читались страх и неверие в произошедшее. Пошатнувшись, он упал, потеряв сознание.

 

Глава 2

Тепло мертвецов

24-й год эры объединения. Восемнадцатый день осени.

Остров Аркей

– Где мы? – Децимус с трудом разлепил глаза и первым делом схватился за колотую рану под плечом. Лицо скрючила болезненная гримаса.

– Мы в предгорьях. В сутках пути от Ледяного Пика. Как твое здоровье?

– Терпимо. – Маг хмуро озирался по сторонам. Они расположились в небольшом углублении в скале, защищающем от мелкого дождика, но недостаточно глубоком, чтобы прикрыть от ветродуя. Меланта, словно йог в позе лотоса, сидела спиной к нему на голых камнях, рассматривая ближайшие горы. Довольно широкая тропинка серпантином вела вверх, по кромке обрыва. Децимус вызвал в памяти карту и, несмотря на сумрак, по беглому осмотру окрестностей определил их местоположение. Действительно, они в сутках пути от Ледяного Пика, а это значит, что они преодолели более двадцати миль, часть из которых включала в себя крутые подъемы.

– Где Каин?

– Не знаю. Я предположила, что он негативно отреагирует на случившееся, поэтому поспешила покинуть поселение без него.

– Что произошло после… – Децимус с усилием зажмурил глаза. Воспоминания о содеянном нахлынули в разум. – После того как я… потерял сознание?..

– В ближайшем доме я нашла две шкуры для ночлега и собрала провизию. Часть пожитков упаковала в рюкзак, а что не уместилось, уложила на тебя сверху.

– Да это я вижу сам. Как я оказался здесь?

– Я принесла тебя.

– Э-э… Как?

– Вот так. – Меланта встала и показала. Так жених выносит невесту из храма бракосочетания.

– Ты тащила все это барахло и меня в придачу на своих руках всю дорогу?

– Да. Когда начало темнеть, я решила устроить привал. Также следовало осмотреть твою рану. Мне кажется, там все в порядке. Однако пришлось пройти еще пару миль, пока не попалось подходящее для человека место. Тебе нравится?

– Угу. – Неглубокая пещерка не спасала от дующего с гор холодного ветра, но на лучшее в аркейских горах надеяться не приходилось. Шкура лежала на очищенной от камней земле. – Костра не хватает.

– Рядом нет деревьев. Не ходила на разведку, ибо не могла оставить тебя одного в бессознательном состоянии. Я поищу, если нужно.

– Нет, спасибо.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Нет. Мы можем поговорить?

– Мы сейчас разговариваем. Разве нет?

– Нет. Подойди сюда. Пожалуйста.

Децимус приземлился на устроенное ему место ночлега и пригласил Меланту сесть рядом. Когда девушка выполнила просьбу, он открыл рот, но вопрос застрял в горле, и маг погрузился в мысли. Ситуация повторилась трижды, пока Меланта вновь не выразила обеспокоенность его здоровьем.

– Что произошло? Расскажи мне в подробностях, – решился он.

– Ты лежал на спине, пронзенный ледяной стрелой. Архонт оказался обездвижен своим собственным заклятием, но ненадолго. Я подбежала к тебе. Рана оказалось очень серьезной, судороги сотрясали тело, ты не понимал, что происходит, и был на грани. Я залила пузырек с мелоном тебе…

– Стоп! – Децимус вскочил, будто ошпарился. – Что ты сделала? Ты о чем думала? Весь пузырек?

– Я думала о тебе. Ты мог погибнуть.

Маг уже открыл рот, готовясь продолжить разнос, но прямолинейная честность Меланты смягчила его речь:

– Спасибо. Вот что случилось… Мелон. Это очень опасно. Маги применяют его внутрь лишь в маленьких дозах, когда надлежит поддерживать какое-то мощное потоковое заклинание: например, в течение долгого времени сохранять работающим портал. Иногда на инициации будущему волшебнику дают немного мелона для активации своих внутренних ресурсов, если это не происходит естественным путем. Видимо, это и случилось. Но…черт. А что было дальше?

– Я увидела, что тебе стало лучше, и бросилась на архонта. Но он оказался слишком силен, от холода у меня окоченели конечности, я не могла больше сопротивляться. Буря пронесла меня через всю улицу и ударила о стену дома. Когда я встала, ты уже был на ногах и перехватывал направленное на меня заклинание. Затем ты использовал магический выброс, поразивший архонта и стоявших за ним жителей.

– Какой еще выброс? Мой выброс – это обычная ударная волна! Без специализации – просто ударная волна; пиромант – волна раскаленного воздуха, гидромант – волна ледяного воздуха, целитель – воодушевляющий поток и так далее. Что там произошло? Нет такой магии в учебнике!

– Темный выброс, присущий некромантам. Ударная волна, наполненная темными фибрами души создателя. На сознание архонта обрушился поток твоих мыслей, воспоминаний и снов, носящих устрашающий характер. Его разум, привыкший к порядку, свету, спокойствию, оказался не готов к встрече с силой такого рода.

– Ты хочешь сказать?.. Что? Некро… кого? Это я некромант, что ли?.. – спросил Децимус слегка охрипшим голосом спустя пять минут пребывания в прострации. – Значит, мелон частично открыл способности, и оказалось, что я на самом деле – черный маг? И потому не мог выбрать путь, учась в университете?

– Очевидно, это твоя специализация. Однако тебе надлежит пройти инициацию, дабы овладеть соответствующими силами.

Маг протянул ладонь к редкой траве, пробивающейся сквозь каменистую почву. Ранее растения, почувствовав магическое возмущение, тянулись к источнику. Так он забавлялся, находясь в Арзамасе, будто общаясь с ними. Они отвечали на его вибрации, шевелили листочками, раскрывали лепестки, старались приблизиться к магии, словно ловили солнечные лучи после пасмурной недели. Сейчас же прутики травы отстранились от ладони мага, будто от нее веяло могильным холодом. Он вытянул руку и прикоснулся, и зелень постепенно начала увядать, желтеть, сохнуть.

Децимус

Снова идет мелкий дождик. А может, это в моем сознании что-то плачет.

В пути бывают такие моменты. Подходишь к двери, к повороту – и осознаешь: за ними нечто такое, что навсегда изменит твою личность. Что будет приходить в кошмарах, что кардинально повлияет на твою дальнейшую жизнь. И ты понимаешь, что этот шаг придется сделать, у тебя уже нет выбора. Еще не оценив весь ужас тайны за дверью, уже предчувствуешь последующие события. После неизбежного люди, как могут, сбегают от воспоминаний. К бутылке, к друзьям – к кому угодно, лишь бы выбросить эти мысли из головы, хотя бы перед сном. Но это не мой путь. Я собираюсь жить полной жизнью, а значит, придется осмыслить и принять.

Виновен ли я в гибели тех людей? Разум тогда словно заволокла темная дымка. Чего хотелось в те секунды? Разрушений, убийств, чужих страданий. Все, что имело значение, – мой противник. Не просто победить его, а утопить в море боли. Удалось ли это? Разумеется. Я чувствовал его муки, словно имел с ним эмпатическую связь, с той лишь разницей, что мне это доставляло противоположные ощущения. Такая же ситуация и с попавшими под горячую руку жителями. Вспоминаю то чудесное состояние. Вопли чужих страданий ласкают слух, словно песни прекрасной феи… корчащиеся на земле тела радуют глаз, как небесные сияния севера или лазурные водопады юга… Эйфория, удовольствие. Словно еще одна капля наслаждения – и воспаришь над землей. Больше всего хотелось войти в это божественное состояние снова…

Ловлю себя на пугающей мысли. Только что я умертвил десяток людей. Обрек их на участь куда более жуткую, нежели простая смерть. Человек должен чувствовать вину за содеянное или искать себе оправдания. Рано или поздно совесть сгрызет его изнутри. Но я не таков. И к чему себя обманывать? Да, это ужасно, это чудовищно. Я монстр при взгляде со стороны. И есть в этом нечто благородное, что я могу сказать себе честно и откровенно. Я даже горд тем, что могу с открытым сердцем признать: на самом деле мне наплевать на этих людей.

Да, я хотел их спасти и поступил бы так снова, если бы встал выбор, но это лишь логическое побуждение. Глубоко в душе мне нет дела до их жизней.

Конечно, это звучит ужасающе и неправильно. С точки зрения морали каких-то чисто человеческих качеств. Но бежать от своей природы, отрицать свою истинную сущность – вот это и есть настоящее преступление. Врать другим, обманывать, плести интригу? Без проблем. Врать самому себе? На это я не способен. Наверное, я плохой человек. Ну что ж… это не новость. Сегодня я лишь узнал корневые причины.

Боль в раненом плече утихла. Но стоит лишь шевельнуться, и она вновь вернется. Я не боюсь ее, я ощущаю ее, как и раньше, но мое отношение к боли изменилось. Сознание словно уводит ее на второй план. Боль присутствует, но не влияет на ход мыслей. Как нечто обыденное, естественное для людей вроде меня.

Кто же я такой? Отправляясь в это путешествие, я интуитивно знал, что найду ответ на давно мучивший вопрос. Не будь это столь важным, едва ли я стал бы подвергать свою жизнь такому риску. Вставай, Децимус, получи в подарок нового себя. А кто же твои родители? Ответ кроется за теми заснеженными хребтами. И теперь ты понимаешь, что этот ответ может быть намного ужаснее самых худших твоих предположений.

Что я чувствую? А что я должен чувствовать? Отвращение, удивление, отрицание? Это истина. Я чувствую, что это правда. Потому я принимаю ее со спокойным сердцем, открытыми глазами и гордо поднятым подбородком. Я дошел до некой незримой черты, хотя никуда и не шел. Но черта не есть окончание. Я шагнул за нее, и теперь все немного по-другому. И все будет иначе. Даже если это не было правдой, я все равно хотел в нее верить. Зачем, для чего? Неужели нормальный человек способен хладнокровно воспринять такую новость? Встречал ли я человека, способного отреагировать на подобное осознание так же?

Нет. Лишь я оказался способен, и потому именно мне суждено было это услышать. Это мое. Меня затягивает в умиротворяющий водоворот. Сразу нашлись ответы на великое множество вопросов, разрешились многолетние загадки. Когда мастер заканчивает работу или ученик понимает секрет, кардинально меняющий его представление о ремесле, когда озарение посещает разум, открывая новые горизонты – возникает ощущение некой благости, спокойной и тихой радости; высокое, чистое чувство. Переход на новый этап развития. Применимо ли подобное к этой ситуации? Ведь со всем светлым и добрым в этом мире я отныне, видимо, по разные стороны баррикад.

Децимус более не сказал ни слова. Он закутался в шкуру и пребывал в беспрерывном самокопании и лишь к утру смог хотя бы несколько часов вздремнуть.

К полудню следующего дня они обогнули гору и вышли к основному горному хребту, на одной из вершин которого стояла цель их визита. Крутые подъемы и спуски изматывали, и волшебнику приходилось подпитывать магией ресурсы своего организма. Климат начал резко меняться, и чем выше они поднимались, тем холоднее становился воздух. Маг игнорировал все попытки Меланты возобновить контакт. К вечеру они уже с трудом взбирались по едва утрамбованному снегу, а ветер продувал насквозь. К счастью, тропа использовалась часто или совсем недавно, но большим отрядом, иначе толстый слой рыхлого снега мог бы сильно усложнить дорогу. Рой безумных вопросов отвлекал сознание, и дневной переход пролетел как мгновение.

Магу приходилось постоянно подогревать себя изнутри, чтобы избежать переохлаждения, а Меланта, словно дитя, ловила снежинки и вслушивалась в хруст снега под ногами.

– Знаешь… здесь все белое. Снег белый, небо белое. Так что ты, по сути, видишь своим зрением то, что есть на самом деле.

– Знаю. Я читала «Житие священников северных высот». Там развернуто описывалась местная природа, – непринужденно ответила Меланта, будто и не было десяти часов ее игнорирования спутником.

– Ух ты! Я тоже читал! Одно из моих любимых произведений! А откуда в твоем мире столько наших книг?

– В библиотеке моего повелителя есть книги из разных миров, на множестве языков. Помимо простейшей литературы, созданной с помощью пера и бумаги, есть фолианты памяти. Творения магического искусства, при открывании которых в сознании всплывают видения и написанное предстает в виде ожившей картины. В разных мирах существуют иные способы передачи знаний. Приходилось изучать ряд новых дисциплин, чтобы получать информацию о другом мире.

– Мэл… Пообещай мне, пожалуйста. Когда все это закончится… если меня не убьет юстициар и не задавит лавиной… пообещай, что мы осядем где-нибудь в тихом месте, и ты расскажешь мне все-все. А вообще, какие у тебя планы на потом?

– У меня нет планов на потом. У меня есть цель. После ее достижения я свободна.

– Как? А твой повелитель разве не даст тебе очередное задание?

– Возможно. Однако в этот раз он не требовал моего возвращения. Я хочу спросить. Вчера мы убили много людей. А что ты думаешь об убийстве и просто о смерти существа своего вида?

– Что я думаю об убийстве и смерти?.. – Децимус отметил, что Меланта обозначала ударением «мы», хотя, кроме него, в этом никто не виноват. Решил, что таким образом она старается снять часть ответственности с него и облегчить его душу.

– Весьма философский вопрос. Я отвечу рассуждением. Что вообще случается с человеком после смерти? Я не говорю как есть, ты наверняка знаешь об этом куда больше меня.

Возьмем за основу четыре теории: человек умирает навсегда и перестает существовать; душа человека уходит в другой мир; тело умирает, душа остается жить здесь – как, например, призрак; душа переселяется в другое тело.

Я не люблю философию, мне ближе точные науки. Есть целые тома, посвященные разбору этих вопросов, но там даже нет определения души! Спрашивается, а о чем вообще они тогда говорят? Если даже не понимают предмета дискуссии…

Так. Версия первая, что мы умрем во всех смыслах и не будет ничего. Версия ужасающая с любой точки зрения. Она кошмарна для единичного сознания, ибо вводит в апатию и тоску. Однако такой исход мне кажется маловероятным. Индейцы и прочие племена изгоев верят в духов и с радостью встречают смерть. А мы тут развились и продвинулись вверх – для того чтобы ее бояться? Как это незакономерно, неправильно. Вот звери, например, не думают о завтрашнем дне, и к смерти у них отношение другое. А люди думают об этом постоянно, и если страх смерти столь ощутим и реален, разве за столько поколений не нашлось решения? В человеческом разуме уже наверняка сформировался бы какой-то блок на подобные мысли. Кроме того, если бы люди в большинстве своем верили, что это является истиной, человеческое общество развалилось бы за несколько дней!

– Почему?

– Да потому что незачем! На человека влияют нормы морали, заповеди божеств, культурное влияние, кодексы и уставы, законы государств… Если нет угрозы свыше, если все добродетели ложны, то человек будет грести все под себя и общество загнется в один миг. Ведь оно словно единый организм, а без мыслей о последствиях любого поступка, без понимания хорошего и плохого тотальный эгоизм разрушит все изнутри за считаные дни. Хотя я и ценю истину как высшую, важнейшую инстанцию, но если бы смерть являлась абсолютной точкой, я бы сделал все возможное, чтобы скрыть это знание от масс.

– Кажется, я понимаю. Воздаяние в следующей жизни, божья кара, совесть являются мотивирующими аспектами для развития человека?

– Да, именно так. Эгоисты могут быть умными, сильными, богатыми. Но их польза обществу равна нулю, ибо все рано или поздно бьются лбом о вопрос: «А зачем?» И на мой взгляд, это самое страшное, что может случиться. Когда человек выходит на новый виток развития, должен принять фундаментальные решения… и не может ответить себе на этот вопрос. Тогда он меняет жизнь на существование, отринув путь развития, отдаваясь развлечениям и веселью, считая, что так и надо. Это тупик, без сомнения, ведь все отходит на второй план, и едва ли можно достучаться до сознания такого человека. Кстати, чем ближе человек к цивилизации, тем глубже прорастают такие убеждения. Иногда мне кажется, что корабль человечества плывет совершенно не в том направлении.

– А ты не боишься смерти?

– Боюсь, конечно. Но не так, как раньше. Одно время я почти каждую ночь засыпал с мыслями о неизбежности гибели. В груди болело и во рту отдавало горечью. В свои пятнадцать лет я пошел по кривой дорожке, как теперь понимаю, лишь затем, чтобы наполнить свою жизнь безумными событиями, способными отвлечь от пагубных мыслей. Когда пару раз оказываешься на краю гибели, страх смерти начинает ослабевать. Потом я познакомился с магией, и все изменилось.

Да, я не знаю истину, но она точно не в абсолютной смерти. А если даже и так, где-то есть эликсиры, алхимики могут заметно увеличить срок человеческой жизни. Йоги развивают внутреннюю энергию и способны выходить из тела, а значит, после смерти, вероятно, могут продолжить бестелесное существование. Можно перенести свое сознание в другой объект: тоже некая форма бессмертия. В крайнем случае можно себя заморозить до тех пор, пока этот секрет не будет раскрыт.

Видя проблему, я сразу начинаю искать решение, такой уж вот я человек. И если мне дарован этот страх смерти как вечного забвения, быть может, нужно использовать это как катализатор к действию? Лучше уж погибнуть в поисках, чем хныча в кроватке о великой несправедливости. Если кто-то вместо борьбы выбирает путь ничегонеделания, покорности судьбе – возможно, вечное забвение как раз то, чего он заслуживает? Зачем такому человеку вечная жизнь? На все есть причина. Хотя мне-то что – я ведь теперь некромант. А некроманты вообще умирают?

– Да. Но не естественным путем.

– А жить как? Паладины, юстициары, разные храмовники, последователи Люмоса и еще целый ряд орденов, которые пойдут на любые жертвы, лишь бы избавить мир от некроманта. Да я не слышал о такой магии со времен Слайта! Уже более двадцати четырех лет прошло! В час, когда до вышеупомянутых личностей докатится информация о природе моей сущности, моя жизнь превратится в кошки-мышки. Да она и так уже в нее превратилась! Инквизиция на хвосте, а они ведь выше всех. Щелкнут пальцами, и даже за границами империи появится мое лицо в объявлении о розыске. Однако во всем этом хаосе моего нынешнего бытия я не могу не проследить одну явную логическую цепочку.

– Какую?

Децимус замолчал, обновляя в памяти заранее подготовленную речь. Архипредатель – причина появления архонтов. Для помощи избрали именно Децимуса; Каин подозревал, что Мэл – нежить; теперь выясняется, что сам Децимус – некромант. Слишком много очевидных совпадений. Едва ли по лицу девушки можно будет угадать, верно ли его предположение… Но тем не менее он попросил ее остановиться. Однако, как уже не раз случалось, в самый важный момент разговора все пошло иначе.

Мэл оступилась и осела на одну ногу. На бровях выступил иней, голубоватый оттенок кожи уступил место белому фарфору, губы покрылись едва заметной ледяной корочкой. В сочетании с белыми волосами и слегка припрошенной снегом броней это будто растворяло ее в белоснежном окружении.

– Мм. Ты в порядке?

– Да. Что случилось? – Меланта видела беспокойство на лице мага, но не понимала его причину.

– Ты чувствуешь холод? Черт… Ты же ничего не чувствуешь, да? Вытяни руку.

Децимус прикоснулся к протянутой ладони и тут же отдернул руку. По ощущениям – будто кусок стали, пролежавший в снегу всю ночь.

– Сожми быстро.

– Двигательные функции незначительно нарушены, – заключила Мэл, наблюдая, как медленно сгибаются и разгибаются пальцы.

– Незначительно? Да у тебя уже конечности онемели! Уже вон ноги не держат!..

– Возможно, ты прав. Моя ошибка. Я переоценила способности своего тела. Следует найти укрытие и продолжить путь утром.

Но едва Меланта сделала несколько шагов, как вновь осела на колено.

– Так, все. Снимай рюкзак.

– Зачем?

– Снимай рюкзак, говорю! – раздраженно повысил голос Децимус. – Вот. И прижми его к себе; дай свою руку, вот и все.

Маг направил оставшуюся энергию на усиление своего организма, моля, чтобы рана не разболелась вновь. Затем поднял на руки девушку.

– Децимус. Что ты делаешь?

– Я сам задаю себе этот вопрос последнюю пару недель, – пробубнил Децимус.

– Так мы оба погибнем.

– Я уже давно не видел следы от стоянок, значит, вот-вот наткнемся. А встретить смерть рядом с такой дамой – не самая худшая участь! Ты мое бедовое туловище на себе полдня тащила и не развалилась же!

– Юмор? – уточнила Мэл после долгой заминки.

– Нет, – жестко отрезал Децимус, заканчивая диалог. Сил оставалось очень мало, и не стоило тратить их на болтовню. Маг сосредоточился, изгоняя лишние мысли, призывая затаенные магические ресурсы. Ноги словно приклеивались к липкому снегу, шаг давался все труднее, будто неведомая сила прижимала к земле. Сопротивление все нарастало, а подходящего места для привала не было видно. К тому же резко стемнело, и после очередного поворота снегопад начал хлестать в лицо, застилая глаза. Энергетические запасы мага истощались, и нагрузка постепенно переходила на мышцы. И без того уставшие от дневного перехода по крутым тропам ноги словно налились свинцом, и каждое движение сопровождалось болью. Мысль бросить все и отдохнуть непрерывно терроризировала разум; будто вода, подмывающая крутой берег, вновь и вновь она стремилась ослабить уверенность и волю Децимуса. Казалось, еще один шаг – и все, он рухнет обессиленный вместе с Мелантой… но он шел вперед. Теперь, когда магическая энергия практически полностью истощилась, он, наоборот, старался погрузиться в размышления, отвлечься на яркую мысль, дабы хоть как-то отрешиться от происходящего.

Децимус увидел вдалеке пещеру в тот момент, когда в глазах уже темнело от усилий, руки окаменели, от него валил пар и пот ручьем тек по спине. Казалось бы, увиденное должно было придать ему сил, но предел возможностей был пересечен еще пару сотен шагов назад. Он не думал о том, что пещера может быть занята; не представлял, что будет с ним завтра; не знал, как чувствует себя Мэл. Процесс борьбы с собственной слабостью столь затянул его, что он не осознавал близость смерти. Его мысли улетели далеко, в отвлеченные рассуждения, не имевшие отношения к происходящему. Перед глазами мелькали картинки из детства, яркие воспоминания.

Маг зашел внутрь и рухнул на колени, положив девушку на снег. На мгновение он поднял изможденное лицо, чтобы осмотреть пещеру, но глаза щипало от пота и усталости. Девушка приподнялась на колени. На снегу виднелись следы недавних посетителей пещеры. Децимус шатался, даже стоя на четвереньках. Меланта оттащила утварь в угол и разложила шкуры.

– Децимус, ты слышишь меня?

Маг едва заметно кивнул. Меланта попыталась встать, нога едва слушалась. Прихрамывая, она подняла Децимуса за подмышки и оттащила его к месту ночлега. Кое-как улегшись, он попытался снять с себя прилипшую одежду.

– Мэл… – едва слышно прохрипел маг.

– Что?

– Мне надо снять одежду.

Меланта не понимала зачем, но отдавала отчет, что сейчас не время блистать любознательностью. Маг вытянул руки, и она неуклюже помогла стянуть волчовку, а затем и рубаху.

– Штаны тоже.

Меланта без лишних слов сняла с него сапоги и принялась за штаны, а Децимус прикрыл влажные глаза ладонью и затрясся от беззвучного хохота. На этот раз девушка не удержалась спросить:

– Что смешного?

– Вчера ты носила меня на руках. Сегодня я тебя. В итоге ты стягиваешь с меня штаны. Ха-хха… фуфф… забавная ситуация: разве нет? – Мэл застыла как изваяние, давая понять, что не поняла юмора. – Отвернись, пожалуйста.

Меланта послушалась, а маг принялся, скрипя зубами, стягивать штаны самостоятельно, удивляясь, что в столь критической ситуации в нем остается место стеснительности. Оставшись нагишом, он вывернул слегка влажную от снега волчовку наизнанку и опоясался ею как набедренной повязкой.

– Я уже второй раз за время путешествия произношу эту фразу, но… Раздевайся!

– Зачем? – спокойно спросила Меланта.

– Затем, что тебе надо отогреться, если не хочешь к утру превратиться в мебель! А не затем, зачем всем обычно хочется. Сними только верх доспеха и ложись быстрее.

Меланта вновь подчинилась, хотя не понимала, как снятие одежды может способствовать согреванию тела. Под доспехом оказалась тонкая стеганка, а под ней – простейшая мужская крестьянская рубаха, явно маловатая для своей хозяйки, потому что находящиеся под ней холмики так туго натягивали ткань, что Децимус даже перестал выбивать зубами чечетку. Когда девушка изящным движением избавилась от сапог и кожаных шаровар, сердце мага заколотилось, разгоняя кровь и так стремительно нагревая тело, будто его положили на угли.

– Куда ты собралась? – Меланта уже почти устроилась на своем месте. – Ложись здесь. И без лишних вопросов, умоляю тебя. Только не сейчас. И возьми эту шкуру тоже.

Девушка, несмотря на противоречия, роящиеся в голове, легла рядом, так, чтобы между ними оставалось немного пространства.

– О святой Люмос, это уже невыносимо!.. О-о-о… у меня даже злиться нет сил. Повернись спиной. Вот. – Меланта легла боком, а Децимус бесцеремонно подтянул ее к себе и накрыл второй шкурой как одеялом. Грубо обхватил пальцами ее посиневшую ладонь, скорее не от раздражительности, а чтобы более спокойные, нежные, медленные движения не натолкнули его (и ее?) на поистине жаркие мысли. Придвинулся всем телом, чтобы ноги тоже соприкасались, и просунул одну руку ей под голову, наподобие подушки, для своего и ее удобства. В момент касания ледяной кожи Меланты лишь опустошенное состояние и тщательно скрываемая неловкость не позволили ему резко отстраниться. Скрипя зубами и сжав глаза так, что веки заболели, он дотерпел, пока холод их тел не начал ослабевать.

Децимус будто оказался в фантазиях своих снов, что так мучили его последнюю неделю, но, к счастью, именно благодаря холоду он мог прижиматься к девушке вплотную, не рискуя оказаться в неудобном положении.

 

Глава 3

Сближающий выстрел

24-й год эры объединения. Девятнадцатый день осени.

Остров Аркей

Спрут второй час бежал в экономящем силы размеренном темпе по следу Самары. На первой же переправе ему удалось оторваться от преследователей, но пришлось заплатить потерей трофейного коня. Инквизитор гнала лошадь галопом, что было заметно по углубленным следам от копыт. Благодаря этому Спрут без труда мог выделить именно их на затоптанной почве тракта. Следы стали менее отчетливы, и это значило, что Самара замедлила ход. Возможно, давая лошади передохнуть, но Спрут предположил худший вариант, поэтому, несмотря на усталость, ускорил бег.

Он чуть не пробежал мимо сворачивающей с тракта вереницы следов и увидел на широком листе папоротника подтверждение своих опасений: небольшое пятнышко свежей крови, едва заметное, но раз инквизитор свернула с пути, рана может оказаться намного опаснее.

Через полчаса бега интуиция потребовала от Спрута остановиться и перевести дыхание. Его внимание давно ослабело ввиду избыточных физических усилий, а утеря постоянной бдительности чревата последствиями. Возможно, кто-то идет точно так же и по их следам. Уходя от погони в одиночку, он мог бы без труда замести их, используя корни и ручьи, или, наоборот, постарался увести погоню в противоположном от Самары направлении.

Лошадиное ржание – где-то совсем рядом, но вместо того чтобы броситься на шум сломя голову, он, напротив, пригнулся и стал крадучись подбираться к источнику звука. Склон уходил вниз, к устью тоненького ручейка. Лошадь обеспокоенно топталась около своей хозяйки, неподвижно лежащей на берегу. Вот теперь Спрут понесся как угорелый. Уже подбегая, он понял, что Самара потеряла сознание, и увидел отчего: обломанное древко стрелы выпирало из доспеха в левой части живота.

Рухнул на колени и, не теряя ни секунды, провел беглый осмотр. Сердце билось часто, кожа побледнела, стрела вошла неглубоко, доспех погасил почти всю убойную силу. Это упрощало дело, ведь пройди стрела на пару сантиметров глубже – и извлекать ее пришлось бы с противоположной стороны. Однако и здесь все не так просто. Чтобы безопасно извлечь наконечник, требовалось расширить края раны инструментом, которого у Спрута не было. Кроме того, неизвестно, какой он формы и из чего сделан. Спрут надеялся, что там не будет сюрпризов, таких как зубцы или жальца, что серьезно усложнит операцию. Кроме того, изготовитель стрелы мог воспользоваться пчелиным воском, как это часто делают в Аркее, тогда древко может выйти без проблем, оставив наконечник в ране. Кровопотеря была незначительной, и Самара потеряла сознание не столько от самой раны, сколько от общей усталости.

– Да-да, все будет с ней хорошо, успокойся… – ответил Спрут, когда лошадь стала перебирать копытами, выражая свое беспокойство. Но в его голосе было не меньше встревоженности, чем в движениях лошади, поэтому легче ей наверняка не стало.

Оказать помощь в подобных условиях, не имея ничего, кроме меча, не представлялось возможным. Однако близ столицы куда больше поселений, а значит, высок шанс найти неподалеку отсюда людей и попросить помощи. Но оставлять Самару на берегу в таком состоянии он тоже не мог, ведь ее могут найти, пока он уйдет на разведку. Спрут привязал лошадь к дереву, несмотря на ее протесты, а потом бережно поднял Самару на руки и плавным шагом пошел вдоль ручейка. Теперь заныли не только ноги, но и все тело. Благо сапоги позволяли заходить в воду по голень. Вода отобьет запах, на случай, если в погоне будут участвовать собаки, а на каменистом дне при сильном течении не останется следов. Найдя относительно безопасное место на возвышенности, но защищенное плотно растущими соснами, он извлек меч и принялся делать природную подстилку. Срезав большие пласты мха, он разложил их на мягкой почве и устроил Самару в этой созданной им «кровати». Подложив женщине под голову свою стеганку, он тем же путем отправился переводить лошадь. Меч же оставил под ладонью Самары, на всякий случай.

По пути Спрут воссоздавал в памяти свои познания в ботанике, перебирая в уме настойки и травы, которые окажутся полезны. За свою безумную, полную приключений жизнь ему не раз приходилось ночевать в лесах и пустынях и выживать, питаясь лишь дарами природы. Привязав лошадь, он помчался на поиск ближайщего жилища. Приближался вечер, и до темноты ему обязательно нужно было перенести Самару в подходящее место. Он старался описать круг, постоянно сверяясь с солнцем и оглядываясь, дабы не заблудиться. Уже спустя полчаса скитаний Спрут вышел к паре маленьких, похожих более на сарай, чем на дом, охотничьих избушек. Они стояли в глуши, но, судя по окружающей обстановке, не были покинуты. Шкуры на стенах и еще не застывшая кровь на разделочном столе; а подойдя ближе, Спрут услышал голоса обитателей.

Он постучался в первый дом, и дверь ему открыл непомерно огромный здоровяк. Самодельная волчовка не могла покрыть широкую, как у быка, грудь и оставляла обнаженными толстые, будто сваи, руки.

– Чего тебе? – грубо спросил он, не удивившись незнакомому лицу, но Спрут не спешил с ответом. Ему показалось странным видеть выходца с материка в качестве здешнего охотника. Да и внешне он похож более на мясника, чем на местного егеря. И в любой другой момент Спрут предварительно нацепил бы на себя чужую личину – к примеру, затравленного беглеца – и парой вопросов раскрыл личность человека. Но сейчас, доведенный ситуацией до крайности, он действовал как никогда прямолинейно и спросил в лоб:

– Ты член общины нового рассвета и слуга архонтов? – Спрут стоял в локте от охотника и потому представлял для такой махины легкую цель. Именно на это он и рассчитывал: увидев беззащитного противника, имперец, если он является предателем, тут же нападет, раздавив его в лепешку своими ручищами. Но прошла пара секунд молчания, а на лице охотника не отразилось удивление, и лишь взгляд сменился на внимательный, изучающий. Конечно, это не было железным доказательством, но Спрут находился не в том настроении, чтобы уточнять дальше.

Будто пустынная кобра в броске, его раскрытая ладонь ударила под нос возвышающегося над ним противника. Тело здоровяка тяжело грохнулось, сотрясая стены хижины, и Спрут вошел внутрь. Вскочивший из-за стола уже не такой габаритный, но куда более шустрый противник вооружился двумя разделочными ножами. Спрут толкнул ближайшую лавочку, и она наехала на ногу противника, попав по плюсне и пальцам ноги. От вспышки боли тот выронил один нож, но другим все же попытался ударить приближающегося противника. Спрут без труда отбил удар легким хлопком ладони и врезал тому ногой в пах. Имперец согнулся пополам, выпучив глаза и выронив нож, а Спрут, словно кувалдой, ударил пяткой сверху вниз, проламывая ему затылок.

Подняв нож и перехватив рукоятку обратным хватом, он направился ко второму дому. Дверь открылась, и Спрут нанес сдвоенный удар, перерезая горло и обратным движением всаживая лезвие в живот. Бедняга вывалился наружу, а последний уцелевший имперец прицелился из лежавшего перед ним лука. Спрут резко закрыл дверь, и стрела застряла в досках. В следующий миг брошенный нож по рукоять вошел в сердце лучника.

Поспешно осмотрев дома на наличие нужных ему предметов, Спрут перетащил тела в одно место и поспешил к Самаре. Он ни на секунду не задумывался о том, правильно ли поступил. Являлись ли эти люди предателями или обычными егерями, не ведающими о происходящих вокруг событиях, – он был способен без угрызений совести жертвовать кем угодно ради чего-то более важного. А Самара на данный момент была для него самым важным. Его последним шансом на нормальную жизнь.

Инквизитор еще не пришла в себя, и он, переведя дух, вновь поднял ее и направился к охотничьей стоянке. Уложив Самару на ложе, перед этим дополнительно застеленное шкурой, он приступил к готовке. Начинало темнеть, и Спрут торопился. Первым делом он продумал план на случай чрезвычайных обстоятельств, потому, нарубив дров, он растопил печь в другом доме. Чтобы, если придут нежданные гости, первым делом они постучались в жилище, где беглецов нет. Потом пошарил вокруг, собирая ингредиенты для отвара.

Болиголовом пользовались все целители для ослабления боли, но он не рос в здешнем таежном лесу, как альтернатива существовал корень валерьяны, но найти его не так просто. Рябина, растущая рядом с домом, подходила для снятия жара, а ее кора являлась кровоостанавливающим средством. Насыпал горсть ярко-красных ягод в чугунную кружку, но не стал толочь, так как сок и масла потеряют свойства при заливании кипятком, а вот кору он сразу залил водой и поставил томиться на огне. С едой проблема не стояла, так как трапеза у охотников была в самом разгаре к его приходу. И он, проводя необходимые приготовления, попутно жевал слегка пережаренное кабанье мясо. Для извлечения наконечника требовался стальной предмет в форме буквы «У», чтобы раздвинуть края раны. Как и ожидалось, подобных приспособлений здесь не было, но найденный в рыболовных снастях зевник вполне мог подойти на эту роль.

Спрут подогрел воду в котелке, пока не набралось на целое ведро, оторвал низ своей рубашки на бинты и приготовил для наложения повязки найденную им большую банку отменного свежего меда. Нашел грубую стальную заготовку, подходящую для прижигания раны, и оставил ее край в углях.

Вернувшись к Самаре, он заранее зажег свечи, хотя свет закатного солнца еще освещал помещение сквозь открытую дверь. Стрела вошла чуть левее желудка, но чтобы приступить к операции, надлежало оголить кожу, сняв доспех. Он был туго зашнурован как раз на левом боку, что упрощало задачу, однако сначала Спрут аккуратно ножом расширил дыру в доспехе, чтобы не задеть стрелу при его снятии. Расшнуровав, он аккуратно, затаив дыхание, приподнял край брони на раненом боку. Под ней находилась простая нательная рубаха, насквозь пропитанная кровью. Возможно, Спрут слегка погорячился, решив, что кровопотеря несущественна. Он начал приподнимать края ткани, предварительно смочив их водой, чтобы прилипшая ткань отошла без лишних болевых ощущений, но Самара проснулась, издав тихий обессиленный стон. Спрут чуть сам себе не отвесил пощечину, так как этот звук унес его мысли совершенно не в то русло.

– Чшш… Все хорошо, ты в безопасности.

Самара, прищуриваясь от боли, открыла глаза, и их взгляды встретились.

– А. Это ты…

– Выпей, пожалуйста. – Он поднес к губам Самары горячий напиток и свободной рукой придержал ее голову. – И еще чуть-чуть.

– Самара… – ласково произнес он, напоив ее.

– Да.

– Мне тут надо стрелу вытащить.

– Ну а я тут при чем?

– Ну, она как бы… в тебе.

– А-а-а. Так вот что мне так мешает…

Спрут был слишком сосредоточен, чтобы улыбнуться.

– Ты не против, если я начну, да?

– Угу, – промычала Самара, повернув голову набок и закрыв глаза.

«Так… ну пока все идет хорошо», – подумал Спрут. Он влажной тканью обтер края раны. Наконечник оказался трехгранным, широким. Такие наносят серьезные повреждения, но против защищенных броней воинов теряют свою эффективность. Наконечник вошел неглубоко и был виден, однако рана была втрое шире. Зевник не понадобился: Спрут крепко схватился за основание пальцем и быстрым, но не резким движением извлек наконечник. Самара не издала ни звука, но он видел, как сильно она сжала кулаки и как напряглись вены на шее. Но дальше будет хуже. Да, возможно останавливать кровотечение разными способами. Помогли бы кровавик, лед, льняные нити и еще множество более сложных способов, но, к сожалению, единственным возможным вариантом осталось архаичное прижигание.

Спрут сбегал в соседний дом за раскаленной докрасна заготовкой. Затем взял Самару за ладонь, и она, понимая, что сейчас произойдет, ответила, сжав пальцы. Сталь коснулась раны и зашипела, Самара мертвой хваткой вцепилась в предложенную ей ладонь, а свободной рукой впилась в свое бедро, оставляя синяки, но все же не позволила себе закричать. Она поняла, что все позади, лишь когда Спрут попытался освободиться; она отпустила его и издала судорожный выдох облегчения. Смазав повязку медом, Спрут легким движением наложил ее на рану.

– Вот. Вроде все. Самара?

Та либо вновь потеряла сознание, либо притворялась, что уснула. Теперь судорожный выдох позволил себе и Спрут. Он беспокоился за раненую, и на самом деле внутри его трясло намного сильнее, чем ее.

 

Глава 4

Глазами архипредателя

24-й год эры объединения. Девятнадцатый день осени.

Остров Аркей

Выдыхая облачка теплого воздуха, Децимус осматривал неприступную цель своего путешествия. Ледяной Пик оказался крепостью, буквально вросшей в ледяную скалу. Будто стояла здесь задолго до самих снежных гор, и со временем они выросли, поглотив строение. Местами среди белых склонов виднелись выступы крепостных построек, части каменных стен с треугольными бойницами. Тропа, проходящая по дну небольшой расщелины, вела к единственному входу. Маг с Мелантой в течение получаса карабкались по крутому склону, по бедра утопая в снегу, ибо само ущелье хорошо просматривалось из крепости, а провести разведку стоило. Навыки истинного зрения и выхода из тела, на которые возлагал надежды маг, оказались бесполезны из-за маскирующего барьера, словно купол, окружавшего Ледяной Пик.

Однако едва ли осмотр магическим взором требовался, чтобы понять, что произошло внутри. На подступах к подъему им попалась дозорная башня, с которой открывался обзор на горную дорогу, по которой проходил их путь. Никакой охраны в башне не оказалось, зато красноватые пятна под едва выпавшим снегом и разбросанное повсюду оружие красноречиво рассказывали о причинах ее отсутствия. Тел обороняющихся и нападавших нигде не было, а припорошенные следы вели на север, к Ледяному Пику. Децимус не сомневался, что архонты захватили крепость.

– Есть идеи? – угрюмо спросил он, понимая, что их дело плохо. Даже если им каким-то чудом удастся попасть внутрь, массивные каменные ворота могли скрывать за собой десятки высококлассных солдат или захвативших их архонтов. Кроме того, их могут полить градом стрел еще на подходе. Возможно, удастся вскарабкаться по снежным склонам с другой стороны и найти иной путь? Но сама мысль о том, что солдаты были настолько беспечны, что оставили подобные лазейки, казалась бредовой.

– Одна. Универсальная для любой критической ситуации. Но это в последнюю очередь.

– Да? Какая же? Единственное, что приходит мне в голову, – это сидеть здесь, пока ворота не откроются. Они ведь должны иногда получать провизию или выходить наружу. И то эти размышления имеют смысл лишь в том случае, если там люди, а не сама знаешь кто.

– И у нас нет припасов для ожидания.

– Да. Так что рассказывай про свой план.

– Я активирую обряд инициации и пронесу твой труп внутрь как дар.

За все часы, проведенные с Мелантой, он так и не привык, что она сообщает доводящие до безумия фразы с такой непринужденностью, словно просит передать чашечку чая.

– Что… что, прости? Не лучший момент, чтобы тебе осваивать человеческий юмор. – Маг перелег на бок и ошарашенно уставился на девушку, но та молчала около минуты.

– Да. Вариантов нет. – Внезапно она дернулась к нему, придавив коленом грудь и ловко зафиксировав его руки одной своей.

– Э-э-эй!.. Ты чего творишь?! – Децимус испугался не на шутку.

– Начинаю обряд инициации.

– Какой еще обряд? – затараторил Децимус. – Для этого нужен десяток волшебников, умеющих вводить испытуемого в особое состояние. Мелоновое зелье, три пузырька как минимум, определенная обстановка и еще бог знает что! Слезь с меня. Ты вообще понимаешь, что творишь?

– Да. Но для некроманта есть более простой, альтернативный путь. Суть инициации – вырвать душу из тела, дабы та предстала перед воплощением стихии и прошла ее испытание.

– Откуда ты знаешь? Ни один маг не помнит, что происходит по ту сторону! – Децимус боролся, пытался вырваться, но девушка удерживала его мертвой хваткой и не реагировала на эти потуги.

– Я родилась на той стороне. Каждый маг умирает во время инициации. Ненадолго. Таковы законы мироздания, вы не должны помнить прошлые жизни.

– Да слезь наконец с меня! Я же никуда не убегу! Но ты все равно не сможешь начать обряд, ты же не волшебница!

– Для того чтобы вырвать душу из тела, не нужны заклинания. – Свободной рукой Меланта вытащила из бокового кармашка рюкзака аккуратный тонкий кинжал.

– Дура!.. Ты чего удумала? Дура ненормальная! Слезь с меня! – закричал Децимус.

– Чщщ… – Меланта наклонилась к Децимусу и прошептала на ухо: – Главное, освободи Джарта… Как пробудишься – прорывайся на нижние уровни, несмотря ни на что.

Резкое движение – и холодная сталь вонзилась в сердце волшебника. Глаза на мгновение распахнулись, а из горла вырвался бы крик, если б Меланта предусмотрительно не закрыла ему ладонью рот. Спокойное, безмятежное лицо девушки – последнее, что увидел маг перед смертью. Его взгляд застыл в наивной попытке разглядеть в ее лице хотя бы маленькую искорку человечности…

Всю суть Децимуса пронзила вспышка неестественной боли, словно он оказался в озере, попавшем под удар молнии. Выворачивающие наизнанку шипы страданий вырвали его из коматозного состояния.

– Добро пожаловать. Извиняюсь за маленький каприз. Устал ждать, – равномерный голос звучал так близко, будто Децимус разговаривал сам с собой.

Маг обнаружил себя лежащим в одиночестве на полу в квадратной, почти пустой комнате. Голые стены, без окон и дверей, в самом центре комнаты – небольшой круглый стол со стулом. Децимус попытался прийти в себя, но в сознании творился непередаваемый словами бедлам. Он попытался встать – ноги держали. На нем оказались легкая темная рубашка и штаны. Ладонь метнулась к груди, но не обнаружила след от стилета.

– Присаживайся. – Таинственный голос эхом раздавался в сознании, в нем было столько властности, что Децимус, сам того не желая, неуклюже плюхнулся на стул.

Обладатель голоса сидел, закинув ногу на ногу, за столом, в невесть откуда взявшемся кресле. Децимус мог поклясться, что еще секунду назад там было пусто. Внимательно всмотревшись в его лицо, маг начал постепенно приходить в себя и осознавать, что происходит. Живые зеленые глаза с ярко-фиолетовыми вкрапинками не сочетались с каменным, нездорово бледным, гладко выбритым лицом. В империи не существовало портрета этой личности, но Децимус сразу понял кто или, возможно, что сидит перед ним. Только у одного персонажа в истории были эти глаза.

Они сверлили друг друга взглядами, пока Децимус не спросил:

– Ты умер. Почему ты здесь?

– Трижды умер, если быть точным. А кого ты ожидал? – вежливо отозвался Слайт.

– Воплощение стихии.

– Все верно. А какова стихия некроманта?

– Смерть?

– А я тебе чем не воплощение смерти? – развел руками Слайт.

– Но почему ты? Я не понимаю… Где я?

– Это долгая история. Где ты? Там же, где и всегда. – Слайт указал пальцем на потолок. Там образовалась едва заметная точка, которая начала стремительно расширяться, оголяя таящуюся за ним бездну. Не имеющая пределов пустота вызывала первобытный ужас, тьма затягивала, всасывала в себя, словно гиблая трясина. Черный мрак бесконечности вдавил Децимуса в кресло… но разрыв начал затягиваться, и на потолке вновь оказались идеально параллельные доски.

– Красиво, не правда ли? Прекрасное ничто.

– Где мы?.. – прошептал Децимус.

– Сложный вопрос. Назовем это прихожей. Преддверием моего царства. За эфемерными стенами этой комнаты – великое и непостижимое ничто.

– Но как ты здесь оказался? Ведь из пылающих врат никто не возвращается!

– Ах, если бы!.. – усмехнулся Слайт.

– А я? Я умер по-настоящему?

– Я еще не решил, – буднично пожал плечами Слайт. – Сначала нужно выполнить обещание.

– Обещание?

– Да. Я всегда отдаю долги.

Одна из стен начала таять, стекать вниз, словно свечной воск. Под слоем древесины засверкала отражающая гладь, подобная зеркалу или спокойной водной глади.

– Смотри… – Голос Слайта эхом раздавался в сознании, и маг не мог воспротивиться, даже если бы хотел.

В зеркале прорисовывалась картина, заполняющая все пространство от угла до угла. Огромная дверь, покрытая переливающимися всеми цветами радуги защитными рунами, которые освещали темный тоннель подземелья. Юноша в рваной, босяцкой одежде удерживал за воротник хнычущего старца. Картинка ожила, и Децимус понял, что смотрит на воспоминания, видит происходящее глазами Архипредателя.

– Открывай дверь!.. – сквозь зубы прорычал юноша, и в этом голосе, оказалась такая плотная и мощная концентрация злобы, что Децимус едва удержался, чтобы не отвести взгляд. На происходящее было больно смотреть, и это при том, что Децимус с детства признавал в себе яркие нотки жестокости.

– Нет… – собрав последние остатки воли, пропищал старик.

Юноша за горло поднял страдальца и вмял в стенку. Изогнутый, похожий на коготь кинжал без предупреждения вонзился в плечо, порождая эхо боли по всему подземелью. Лезвие пошло ниже, медленно рассекая ткань. Децимус никогда не слышал столь истошных, громких воплей. Мучитель упивался криками, как музыкой, и его хохот вторил им.

– Джарт, брось. Он откроет ее. – Децимус обернулся на Архипредателя, но тот молча смотрел в зеркало. Голос прозвучал так близко, что маг не понял, кто именно произнес эти слова. Близость звуков создавала впечатление, будто Децимус находится там, в памяти Слайта, будто это говорит он сам.

Джарт медленно извлек кинжал, смакуя каждое мгновение чужих страданий, стараясь не упустить ни одного мимического эффекта на лице старика. Тот в громких рыданиях рухнул на пол и на четвереньках пополз к двери. Трясущимися пальцами он в определенной последовательности нажал на едва заметные выступы, и дверь начала с грохотом уходить назад, открывая проход.

– Нам стоит знать еще что-то? – учтиво спросил молодой Слайт.

– Нет!.. – сипло ответил старик.

Джарт незамедлительно перерезал ему горло. Слайт переступил через еще судорожно бьющееся булькающее тело и прошел внутрь. В центре помещения на полу располагалась огромная сфера с мутно-белой дымкой внутри, а над ней парила в состоянии стазиса призрачная женщина в старомодном пышном платье. Сквозь полупрозрачное тело можно было видеть парты, заваленные горками покрытых пеплом книг, свитков и алхимического инвентаря.

– А она ниче так – да, Слайт? Ну… для мертвеца, я имею в виду.

– Ты знаешь, что это за сфера?

– В магических тюрьмах такие штуки на каждом шагу. Создает какой-то кокон вокруг заключенного, тот пребывает во сне, не способен двигаться, сбежать не может. Ты уверен, что нам надо ее выпускать?

– А что – у нас будет этакое карманное привидение. Ты ведь всегда хотел пополнить нашу команду мечты очаровательной леди.

– Я имел в виду такую, которую можно пощупать. А не читающего мысли призрака.

– Сам подумай. Она перешагнула завесу смерти. Она была на той стороне. Ты представляешь, что она может знать? Ты думаешь, ей интересно, что у тебя в голове? Думаешь, вообще хоть кто-то в здравом уме захочет узнать твои мысли?

– Вот именно, что в здравом. Неизвестно, как долго ее держали в заточении. Да и до пленения, очевидно, от нее были проблемы. Видел лица тех магов? Да. Я бы сказал, лица за минуту до самоубийства.

– Меня поздно пугать. Самых страшных людей я уже встретил.

– Спасибо, Слайт. Это взаимно. – Джарт улыбнулся кривой дружеской улыбкой и бросил кинжал в сферу. Та раскололась, словно простой графин, впуская в комнату облачка серого тумана. Картинка целиком растаяла, и перед Децимусом предстал новый пейзаж.

…Темный дым поднимался от догоревших построек. Десятки убитых валялись на улицах разоренного города, а шныряющая повсюду нежить не обращала на останки никакого внимания. Неразложившиеся трупы разбредались по уцелевшим домам в поисках выживших, безмолвно, но методично осматривая дом за домом. Шпиль крепости украшал флаг, изображающий черный череп с фиолетовыми глазами на темно-зеленом щите. По бушующему слева океану и хмурому небу Децимус решил, что смотрит на Саркарусс в день его падения. Слайт стоял на скале, наблюдая за творящимся внизу бесчинством, а левее возвышалась полуразрушенная башня.

– Я помогу тебе. – Призрачная леди подплыла вплотную к Слайту. На фоне белых облаков она была почти незаметна из-за прозрачности. Ее безмятежный, искаженный неизвестным волшебством голос звучал будто издалека, словно эхо из прошлого. – Но есть условие.

– Чего ты желаешь?

– Я хочу свободы.

– Ты свободна, Анника, я тебя не удерживаю.

– Нет. Я хочу свободы от такого существования, Слайт. Мне нужно освобождение. Ты можешь дать его мне! Ты на это способен. Я словно в глубоком сне. Мир вокруг кажется мне ненастоящим, и я лишь плыву в тумане. Представь, Слайт, ты плывешь на корабле. Но моря нет. Только песок и камни. А на корабле больше никого нет, кроме тебя, но в каждой каюте тебе мерещатся тени прошлого экипажа.

– Возможно. У нас есть другой путь? Может, я смогу вернуть тебе жизнь?

– Нет. Я устала. Я хочу идти дальше. Я прочитала свою книгу до конца. Много раз. И в ней нет новых страниц, и они не появятся. Пообещай, Слайт… Пообещай, что убьешь меня.

– Обещаю, – после долгой заминки ответил Слайт.

Изображение вновь растаяло, и на его месте стал прорисовываться новый вид.

– Кто она?

– Не торопись. Смотри, это марш финального сражения.

Неисчислимая армия широкой вереницей маршировала меж холмов. Мертвецы монотонно продвигались вперед, в едином, медленном, однообразном движении, словно неторопливая темная река. Со стороны казалось, будто наблюдаешь за живым организмом, неспешно ползущим гигантским червем. Проржавевшие доспехи неуклюже болтались на истлевших телах. В глазах мертвецов тлели фиолетовые угольки. Знаменосцы, закованные в вороненые латы, ехали на оживленных темной магией конях, кожа которых свисала лоскутами, обнажая ребра и внутренности, но волшебство поддерживало в них жизнь. Личи возвышались над солдатами. Их величественные фигуры, облаченные в просторные мантии, перемещались отдельно, словно пастухи при стаде, указывая путь не имеющим собственной воли воинам.

Один из всадников отделился от общего марша и направился к холму, на котором расположился Слайт. По облачению и регалиям Децимус понял, что всадник является паладином. Вороной тяжеловесный конь пугающих размеров, экипированный по высшему уровню рыцарских турниров. Нагрудный панцирь и панцирь для крупа и гривы выполнены в едином стиле, из неизвестного магу темно-синего металла. Вишневые глаза горели в прорезях украшенного острием вороненого налобника. Аметистовый чепрак доходил до голени, а длинный пышный хвост красиво распущен.

Сам рыцарь был облачен в массивный латный доспех, слегка потемневший от времени. На груди и большом асимметричном наплечнике выступал грубо перечеркнутый символ Люмоса. Борозда от крестообразного удара указывала, что след оставлен намеренно. Децимус понял, что смотрит не просто на паладина. На ренегата и предателя. Ныне темного рыцаря на службе Слайта. И хотя маг не питал любви к этим великим праведным войнам, но испытал неприязнь, осознавая, что этот человек нарушил священные клятвы и обеты, изменил своим убеждениям. Но его мнение резко изменилось, а пальцы впились в кресло, когда рыцарь снял шлем.

Аккуратная полная борода и строгий взгляд придавали лицу королевское благородство, и даже сероватый оттенок кожи не препятствовал такому образу. Слайт остановил изображение на стене, видя реакцию Децимуса. Тот поднялся, подошел вплотную, и вблизи стало ясно, сколь сильно они похожи. Такие же тонкие брови и нос, умные зеленые глаза, выдававшие активный мыслительный процесс, несмотря на внешнее спокойствие. Лишь впалость щек и худоба отличали мага от изображения. Но если бы он посвятил немного времени тяжелой мужской работе, то сходство было бы почти идеальным. Децимус во все глаза всматривался в лицо, столь похожее на его собственное. Он хотел протянуть руку и дотронуться до изображения, но Слайт вежливо остановил его и попросил вернуться в кресло.

– Лорд Слайт, я услышал ваш зов, – произнес рыцарь, слегка поклонившись.

– Присаживайся. – Слайт устроился на голой траве и жестом предложил последовать его примеру. В голосе владыки тьмы была непривычная тяжесть, будто он вымучивал из себя слова. Было ясно, что сказанное сейчас будет очень важным и личным. – Я всегда отдаю долги. У меня есть просьба. Тяжелая. Очень тяжелая.

– Я выполню любой ваш приказ.

– Да, Кристиан. Я не буду приказывать как лорд. – Слайт на время замолчал и устремил взгляд на одну из мерцающих звезд. – Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что не будешь жить спокойно, пока не исполнишь мою просьбу. Не как веление владыки, а как предсмертную, последнюю просьбу друга.

– Предсмертную? О чем вы говорите? – Кристиан подвинулся ближе и пристально всмотрелся в лицо Слайта. Децимусу казалось, что бывший паладин смотрит прямо ему в глаза.

– Мне нужно, чтобы ты покинул войско и отправился на юг, далеко. Я хочу, чтобы ты не отступал от выполнения миссии, что бы ни случилось, что бы ты ни услышал, как бы ни сложилась судьба завтра. Я прошу тебя дезертировать и уйти из войска. И, клянусь смертью, никогда еще я не поручал столь важного задания кому-то, кроме себя.

Возможно, известие о том, что величайшее в истории сражение произойдет без него, опечалило рыцаря. А может, и нет. По его беспристрастному лицу невозможно было понять, о чем именно он думает. С холодным спокойствием Кристиан всматривался во владыку тьмы, который называл его своим другом, и, видимо, анализировал его слова.

– Я в вашем распоряжении, лорд Слайт.

– Я всегда отдаю долги и держу обещания. От этого обычно больше проблем, чем пользы. Когда-то я дал клятву и не сдержал ее. Кажется, это было так давно – хотя прошло не больше пары месяцев. В начале нашего пути мы с Джартом освободили Призрачную леди.

– Аннику?

– Это Джарт тебе растрепал?

– Нет. Дошли слухи, мол, Призрачная леди вселилась в одного из командующих при штурме форта, и тот дал приказ отпереть ворота. Сам я привидение не встречал.

– Все примерно так и было. И я поклялся Аннике, что, когда она сыграет свою роль в нашей войне, я избавлю ее от призрачного существования. Ее душа по необъяснимым мне причинам застряла в этом мире, и изгнать ее не каждому под силу. Но я знал способ.

– Почему вы не сдержали обещание?

Слайт глубоко вздохнул:

– Я хотел найти решение, как вернуть ей тело. Вернуть ей полноценную жизнь. Я ведь лорд ужаса, повелитель смерти, Архипредатель и так далее, – безмятежно перечислил Слайт свои титулы. – Кому как не мне под силу осуществить подобное? И когда настал срок, я отказался, сообщив о своих намерениях. Она пришла в бешенство, упрекая меня, что я не имею права отказываться, что уговор есть уговор, но я настаивал на своем, утверждая, что она говорит это от отчаяния, не веря в удачный исход. В общем, это был наш последний разговор.

– Похоже, вы к ней привязались. И не хотели отпускать.

– Да. Я к ней привязался, – не стал скрывать Слайт.

Децимус отметил проницательность Кристиана.

– Вы хотите, чтобы я убил ее?

– Нет. Хочу, чтобы ты ее оживил. Если уж встали на этот путь, попробуем пройти до конца. Сам знаешь, упертость не порок, но… но если она будет артачиться – грохни ее еще раз: я не обижусь, клянусь удачей Спрута!

Изображение подернулось рябью и вновь начало меняться на вид обычной стены.

– Это был… мой отец? – спросил Децимус, и казалось, этот вопрос потребовал больше храбрости, чем сражение с магом-архонтом. Он не знал, какой ответ хочет получить, ведь это был не простой человек, а рядом с ним – не обычный маг; Слайт чуть не уничтожил человечество, а Кристиан, будучи его сподручным, не только был не против, но и активно помогал ему. Что же происходит на самом деле? Децимуса не покидали мысли о том, что все это – какая-то грандиозная ошибка. Что эти люди не способны на злодейство таких масштабов. Война с нежитью была, это факт. Погибли тысячи людей, это факт. Были грандиозные сражения, это факт. Слайт, Джарт и отец Децимуса руководили армией тьмы. Факт ли это? На изображении они хотя и вызывают трепет, но едва ли можно назвать их безумными злодеями. Напротив, им не чужды разум и логика, и даже простейшие человеческие чувства. Так что же на самом деле произошло два десятилетия назад? В голове вспыхнули последние слова Меланты. Просьба освободить Джарта…

– Потерпи. Ровно двадцать два года назад… – прервал его размышления Слайт.

…Это воспоминание оказалось самым ярким на фоне предыдущих. Простой дом, одиноко стоящий на зеленом, обильно поросшем цветами холме. Яркое солнце пробивалось сквозь перистые облака, кочующие по лазурному небу. Вокруг длинного стола, накрытого расписной скатертью и забитого яствами, бурлили разговоры, шутки и смех. Группа абсолютно непохожих друг на друга людей от души веселилась, забыв про рамки этикета. Децимус заметил среди собравшихся знакомые лица. Ему показалось, что геомант в изумрудной мантии – это не кто иной, как Таламон. А сидящий особняком в тенечке темнокожий волшебник в одеяниях с узорами пламени – сам Гарри Уголек.

Остальных собравшихся Децимус не успел разглядеть, и взгляд из окна переместился внутрь просторного, светлого дома.

Кристиан, казалось, помолодевший в сравнении с предыдущим образом, сейчас будто обрел вторую жизнь. Его кожа приобрела здоровый оттенок, он от души смеялся, беседуя с юношей, который смутно казался Децимусу знакомым.

– Нирас! – выпалил Децимус.

– Нирас, Спрут, Дюпон, Сокол, Бруми – и так далее. Вечно он выбирал имена из пяти букв…

– Но… – Слайт приостановил поток вопросов.

Дверь комнаты распахнулась, и на пороге возникла прекрасная акалийка, несущая в руках завернутый в рушник каравай. Словно копия Маргариты, однако все же не она. Несмотря на улыбку и добрые глаза, акалийка отнюдь не казалась простодушной. От нее веяло мудростью и спокойствием, хотя она и веселилась наравне со всеми.

Следом легкими шагами вошла прекрасная девушка в легком белом платье и с подносом, полным неизвестных Децимусу кулинарных изысков.

Кристиан шепнул что-то на ушко девушке, и та прыгучей походкой умчалась обратно.

– А где Анни? Сколько можно вас ждать? – спросил вошедший в дом неизвестный Децимусу персонаж.

«Анни?.. Анника?» – спросил сам себя маг. Девушка-привидение? Значит, он смог и… но его мысль не успела созреть, а ответы на все вопросы уже стояли на крылечке. У Децимуса перехватило дыхание, он пошатнулся и, возможно, упал бы, если бы Слайт не придержал его за плечо.

Анника, лучась белоснежной улыбкой, несла на руках завернутого в пеленки младенца. Когда ее взгляд падал на ребенка, столько любви и нежности было в ее глазах, что Децимус впервые за десятилетие не смог сдержать слез. Ему непонятно отчего стало стыдно. Казалось, он не достоин стоять рядом с такой искренней добротой. Отбрасывать свою тень на такое простое и радушное, но вместе с тем волшебно-прекрасное существо. Положительные эмоции, столь сильно преобладающие на этом небольшом кусочке земли, теперь обрели поистине мощнейшую концентрацию. Страхи, тревоги и жизненные проблемы каждого уносились прочь при виде маленького, столь простого и доброго чуда. Кристиан подошел к юной маме и нежно поцеловал ее в щечку. Децимус не выдержал, рухнул в кресло, сердце защемило от избытка эмоций; он закрыл лицо руками, но оставил истекающие слезами глаза открытыми. Каждый из собравшихся во дворе подходил к младенцу, произнося приятные пожелания и от всей души поздравляя молодых родителей.

Изображение остановилось, на столе в комнате появились чашка с горячим чаем и носовой платок. Слайт медленно расхаживал по комнате, позволяя Децимусу прийти в себя. Когда тот отдышался, он спросил:

– Хочешь узнать продолжение?

Децимус не ответил. Слайт начал рассказ:

– После моей смерти… второй смерти, Никс оказалась в проигрыше, но вовсе не собиралась сдаваться. За время моего отсутствия она наращивала влияние и нашла способ вновь вторгнуться в ваш мир. Расколов свою сущность, она породила четырех мстителей – мы прозвали их жнецами. Внешне очень похожи на Смерть из сказок. Только косы им не хватало для полного сходства. Сама Никс не могла прорваться к вам, а вот на жнецов этот закон не распространялся.

Вернувшись, я искал способ разорвать контакт с миром мертвых, но, к сожалению, канал был слишком устойчив, и я не видел способов решения проблемы, кроме как убить богиню. Я решил, что, расколов свою сущность, она ослабила свою силу, и скооперированная атака на нее и жнецов способна дать нужный результат. Безумная затея. Мы ее так и прозвали: суицидальная миссия. Участников этой грандиозной операции ты и видел пирующими во дворе. На первый взгляд, наш план был очень прост. Четыре команды нападают на жнецов, в то время как основная ударная группа вламывается в чертоги самой Никс. Первого жнеца взял на себя Уголек, второго – Люмен, Спрут и Таламон, третьего – Рила, Табита, Громп, Джиллиан и Лючиана-Мэй, а четвертого – Медея и Марк. Последние не смогли прийти тогда на наше празднество.

На тот свет могли отправиться лишь имеющие связь с мертвым миром и магией подобного рода. Я, Джарт, Герберт, парочка некромантов и твои родители. Нам удалось победить, но они отдали жизни в финальной схватке с Никс. Спрут позаботился, чтобы тебя определили в приют, и иногда навещал тебя, приглядывал за тобой…

Децимус начал вспоминать, что, когда он пошел по кривой дорожке и связался с воровским миром, ему подозрительно часто везло. Вспомнил, как он, казалось бы, по счастливой случайности, не пошел на одно дело, оказавшееся ловушкой, и еще не один подобный случай. Как часто Нирас оказывался рядом, чтобы помочь из-за кулис?

– …а Таламон обещал приглядеть за тобой в Арзамасе.

Ведь именно геомант показал Децимусу тот стилет, которым он пронзил голема! А еще предупредил его о слушании в совете и оставил на столе, на самом видном месте, все важнейшие документы. Он ходатайствовал о юноше и заступался за него на протяжении всех долгих лет учебы. Мозаика складывалась, и Децимус понимал, сколь наивен и самовлюблен он был, полагая, что все успехи – его личные заслуги.

Слайт вновь замолчал, а в Децимусе стали постепенно закипать обида и злость. Ему показали счастливейшие моменты, он будто вживую увидел своих родителей, искреннюю радость на их лицах, а теперь, когда он взлетел в небо, его со всей дури шмякнули о землю. Осознание, что он никогда не увидит их улыбок, не поговорит с ними, после увиденного удручало его во сто крат сильнее, чем раньше. Он злился на Слайта, который провел его через самые сильные переживания в его жизни. За минуту Децимус прошел путь от скорби к ненависти, и никогда еще логика не уходила из его размышлений так далеко, как сейчас. Он ударил кулаком по столу, стараясь взять себя в руки, и, повинуясь защитной реакции, в разум закралось ярое отрицание. А вдруг все это нереально? Это же бред! Архипредатель положил жизнь, дабы истребить человечество. Очевидно, родители Децимуса были его пособниками и участвовали в геноциде. Сколько крови на их руках? Кто такой Нирас? Возможно, это все – лишь ложь. Хитроумное вранье Архипредателя.

– Ты многого не знаешь. – Слайт словно прочел его мысли.

– Да? Может, ты меня просветишь?

– Боюсь, сейчас не лучшее время!

– Что? А когда будет лучшее время?! – взорвался Децимус. – Я сдох и торчу посреди сам не понимаю чего, вокруг все иллюзорное. Я ли это вообще? Может, мы все тут – призраки, а мой труп уже замерз на вершине? Ты самая чудовищная тварь во вселенной! Да в половине королевств за одно произношение твоего имени можно угодить за решетку. И ты показываешь мне моих родителей, утверждая, что они были твоими союзниками? Когда как не сейчас ты должен мне все пояснить?..

Слайт отстраненно выслушивал эмоциональный поток критики в свой адрес. Вдруг комната замерцала, словно свеча под порывом ветра. Четкие контуры стали распадаться, а целые куски материи – исчезать. Архипредатель поднял ладонь, и процесс замедлился.

– У нас мало времени. Надо торопиться.

– Что происходит?..

– Долго объяснять. – Слайт подошел вплотную и повысил тон так, чтобы Децимус внимал каждому слову. – Если архонты откроют портал, они прорвут завесу, которая защищает ваш мир. Даже если вам удастся справиться с ними, в чем я не сомневаюсь, то до скончания веков вам придется закрывать разломы и препятствовать чужеродным вторжениям! Их надо остановить как можно раньше.

– А что делать мне?

– Хороший вопрос. Выбор за тобой. Есть два пути. Первый: умерев, ты обретешь иную жизнь в форме нежити, со всеми вытекающими последствиями. Вечная жизнь, постепенное разложение, отсутствие потребностей в еде, воздухе и так далее. Лишение эмоций, чувств и прочих человеческих признаков.

– А иной путь?

– Иной путь… Ты воскреснешь живым человеком. Твои магические способности будут такими же, как и в первом случае, но ты забудешь все, что увидел здесь. Для тебя последним воспоминанием будут мгновения перед смертью.

Окружающее пространство разваливалось на части, и голос Слайта, искаженный безумными шумами бесконечности, долетел словно издалека, как эхо в горах.

– Магия – лишь инструмент, помни это при выборе. Что ты решишь?

Слайт исчез. Децимусу показалось, что он расслышал саркастический смешок. Потолок, стены и пол начали стремительно таять. Децимус крикнул в пустоту ответ, но породил лишь беззвучие. Он попытался переступить на еще целые участки пола, но не смог пошевелиться. С ужасом он осознал, что не чувствует ног, да и всего тела. Окружающая обстановка полностью исчезла, и маг оказался наедине с бездной. Вокруг не было ничего, кроме непроглядной тьмы. Он не мог понять, видит ли вообще что-то или зрение тоже отказало. Когда неведомый поток начал уносить Децимуса, тот вспомнил, как в детстве летал во сне. Он чувствовал свое движение, ощущал себя пылинкой, которую несет ветер. Движение ускорилось, ощущение бесконечного падения сводило с ума, будто его засасывало в водоворот. Никогда еще маг не чувствовал такого страха и беспомощности перед судьбой. Движение резко ускорилось, и он закричал бы со всей силы, но вопль раздавался лишь в сознании. Ярко-белая вспышка болезненно резанула глаза, затем все вновь на мгновение погрузилось во мрак, и Децимус сам не понял, как оказался в совершенно новом месте.

 

Глава 5

Посвящение

Местоположение и время неизвестны

Иссиня-темная, голая, неровная почва с выпирающими уступами, напоминающими миниатюрные утесы. Маг попробовал прыгнуть, и звук приземления был подобен удару о полую стену. Будто под слоем каменистой земли иссиня-черного цвета – лишь пустота. Ночное небо казалось таким близким, что маг всерьез протянул руку в надежде дотронуться до одной из звезд. Децимус шагнул в одну, затем в другую сторону – и звезды сдвинулись, будто это потолочный узор, а не настоящее небо. Угловатые скалы обступали со всех сторон, кроме единственного открытого проема в ущелье.

– Эй! Есть тут кто? – Но никто не отозвался. Децимус попробовал еще раз и лишь с заминкой осознал, что его речь бесшумна. Он открывал рот, как выброшенная на берег рыба, а звук не шел. Маг вновь прыгнул и с силой опустился на землю. Звук удара присутствовал. Он хлопнул себя ладонью. Результат тот же! Но речь недоступна. Сам маг был абсолютно гол, и колотая рана на сердце не затягивалась. Он закрыл глаза и понял, что его сердце не бьется. Он попробовал перестать дышать и смог задержать дыхание на очень длительный срок, но ожидаемого эффекта не последовало.

В испуге он стал искать гладкую поверхность, чтобы использовать ее как зеркало. Все это он делал с открытым ртом, ощупывая челюсть и лицо в поиске вероятных изменений. Язык был на месте, но слова отказывались обретать звуковую окраску. Пощупал отсутствующий пульс, осмотрел руки-ноги и, как мог, туловище, ударил кулаком в скальную стену. Боль пришла не сразу и едва ощутимо. Будто далекое погасшее эхо.

– Это испытание придется проходить в молчании? А что оно символизирует – мертвецы молчат? на кладбище тишина? – Децимус успокаивался, беззвучно обсуждая происходящее с самим собой. Скорее всего, это и есть испытание стихии, посвящение в некроманта. И если брать общую статистику, у него есть шанс выжить где-то три к четырем. Это успокаивало, но лишь оттого, что жизнь катилась кубарем с обрыва. Просто летела под откос в свободном падении, и он совершенно перестал ею управлять. Смутная информация о ближайшем будущем казалась в разы лучше тотальной неопределенности. Хотя кому-то знания о пути на эшафот, наоборот, лишь усложнят существование.

Децимус аккуратно шагнул вперед. Постоянно выступающие скальные наросты заставляли внимательно смотреть под ноги. Стены сузились, небосвод продолжал вращаться, и от этого кружилась голова. Звезды светили достаточно ярко, и маг увидел впереди тупик. Обернулся назад. Все без изменений.

– Что за фокусы? – Децимус вернулся назад и внимательно осмотрел первое помещение. Ощупал стены, пол, присмотрелся к рисунку звезд. Попытался издать звук в разных углах.

– Думай. Звезды, скалы, тупик… где ты? Ищи символы, значения. Тупик? Конец жизни? Но для некроманта смерть является концом или новым началом?

Маг вновь направился к тупику, проверять свои догадки. Ощупал каждый краешек стены и вспомнил все, что мог, о ловушках и секретах замковых построек. О загадках лабиринтов или защитных чарах. Он представлял символы смерти в своем сознании, создавал мыслеформы с черепами, с флагом богини Никс. В бессилии он поднял глаза к небу и… увидел нечто особенное.

Пространство над тупиком было абсолютно черным. Отсутствие звезд – единственное, что хоть немного отличало это место от предыдущего. Маг беззвучно выдохнул, взялся за уступ и попытался подтянуться. Выступы позволяли упереться ногами, что облегчало подъем, да и голой ногой цепляться было проще, чем в обуви.

Боковая стена кончилась, и за ней открылось такое же звездное покрывало, лишь вертикаль тупика продолжала тянуться ввысь и даже слегка наклонилась, облегчая подъем. Децимус карабкался наверх, и со стороны казалось, что он просто парит в небе среди мириадов огней.

Темный участок приближался, и, упершись в него ладонью, маг чуть не сорвался от неожиданности вниз. Рука испачкалась в чем-то, напоминающем торф или чернозем. Маг понюхал черную грязь, от нее тянуло сыростью и влагой. Он поднял руку вверх и попытался просунуть ее глубже, а потом резко вытащить. Водопад земли обрушился сверху, испачкав его целиком. Зато сомнения развеялись, и теперь было ясно, что это обычная сырая, рыхлая почва. Он еще немного приподнялся и стал методично вырывать ее куски, расчищая себе проход. Земля попадала в глаза, забивала уши и застревала в волосах. Стена закончилась, и он понял, что теперь находится в глубине сделанного им тоннеля и не падает лишь потому, что тоннель достаточно узкий и тело упирается в его стенки. Децимус ударил ногой в землю пониже, создавая себе что-то вроде ступеньки, дабы работать двумя руками одновременно.

Маг не чувствовал усталости, хотя понимал, что роет уже очень долго. Самодельные ступеньки – единственное, что подсказывало, сколько он живет кротовьей жизнью. Он делал новое углубление примерно раз в пару минут, а интервал составлял менее полуметра. Земля забилась под ногти. Он постоянно сплевывал то и дело прилипающие к губам комья. Где-то внизу виднелись звезды, но глаза мага были закрыты. Сравнение с выбирающимся из могилы трупом было очевидным, но он даже не подозревал, насколько оно точное. Закрытое пространство давило на его и без того уставшую психику, но как только накатывала слабость, как только в его разуме возникали обвиняющие себя мысли, что не стоило было уходить, что хочется оказаться в другом месте, и нелепые просьбы о помощи – гнев на самого себя, свою слабость придавал новые силы. И он опять начинал выворачивать комья земли в приступе ярости.

Децимус почувствовал, как земля поддается, становится мягче; сделал усилие – и вдруг целая лавина обвалилась ему на голову. Он со всех сил уперся в стенки ногами и руками, чтобы не свалиться вниз. Стряхнув горки земли с головы и плеч, он пополз дальше, а когда ладонь наткнулась на нечто новое, напоминающее на ощупь гладкий камень, то попытался разлепить глаза. От грязи они невыносимо слезились, и прошло много времени до того, как к нему вернулось хотя бы мутное неясное видение.

Перед его лицом стоял вбитый в землю могильный камень с выдолбленной надписью:

«Децимус (2 – 24 г. 4-й эры)

Спасся сам – спаси другого…»

Вокруг виднелись несколько похожих камней и свежих могильных холмиков. Децимус выкарабкался из могилы весь черный, как нахабийский негр, и присмотрелся к остальным надписям:

«Люций Левириус (1 – 24 г. 4-й эры)

Он уплатил цену свободы…»

«Саврасий Векс (432 – 24 г. 4-й эры)

Попутного ветра…»

«Чипс Пармо (469 – 24 г. 4-й эры), Асий Лиарис (470 – 24 г. 4-й эры)

Умерли с честью, выполняя свой долг. Вечная слава имперским солдатам, храбрейшим из всех».

Если бы не могила Люция, маг не сразу догадался бы, что стоит посреди созданного им кладбища. Саврасий Векс. Он не знал этого имени, а человек умер уже в преклонном возрасте. Ветрогон. В памяти мелькнула картина, как его нож вонзается в спину седому волшебнику. Чипс и Асий, видимо, были теми солдатами, которые пали в битве на Барратаре. Чипса придавило люстрой, а Асия… или наоборот.

Децимус махнул рукой, совершенно не впечатленный картиной происходящего.

– Некоторые в моем возрасте тут бы вообще заблудились, – беззвучно сказал он сам себе, представив, как Слайт проходил посвящение. Децимус не чувствовал вины за содеянное и не жалел о своих поступках, потому его ничуть не пугали могилы убиенных им.

– Это все, конечно, интересно, но дальше-то что?

В сплошной круговой стене был заметен полуовальный участок размером с большой шкаф. Децимус приблизился и после внимательного осмотра нашел щель ровно по центру, тянущуюся от земли до самого верха.

– Это дверь, значит, да? Хм… Тук-тук, – постучался маг, а потом попытался силой отпереть створки, но с тем же успехом можно было сдвинуть земляной холм. Он осмотрелся в поисках ручки, рычага или замочной скважины. Не найдя на створках подсказки, принялся ощупывать ближайшие стены, и вдруг под его ногой что-то щелкнуло. Децимус подскочил от неожиданности. Первая мысль – что он наступил на ловушку и ему конец – постепенно улетучилась, ибо он был еще жив и ничего страшного не произошло.

– А ведь раньше мое сердце застучало бы, как молот… Теперь же я спокойнее.

Маг аккуратно убрал верхний слой земли и обнаружил нечто вроде нажимного механизма. Уходящая на неопределенную глубину гранитная плита. Он аккуратно поставил стопу и надавил. Плита ушла на ладонь в глубину, и вновь послышался щелчок, но не под плитой, а у гранитной двери. Маг убрал ногу, и щелчок повторился.

– Замок, да? Ясно.

Точно с противоположной стороны от двери Децимус обнаружил аналогичный механизм. Проблема состояла в том, что как только давление прекращалось, плита поднималась и замок защелкивался. Потому он не мог открыть два замка одновременно. Происходящее начинало напоминать логические задачки с первого курса магии. Сложи фигуры вместе, найди пропущенное число, прочерти путь из лабиринта… Децимус вернулся к своей могиле и попытался расшатать камень. Безрезультатно. Тогда он принялся раскапывать землю и, лишь когда яма достигла половины его роста, повторил свою попытку. Аналогично. Камень будто уходил в недра, что вполне вероятно.

Маг попробовал также расшатать другие могильные камни и отколоть хоть какие-то куски от усеянных выступами стен. В конце концов, он как мог стал спрессовывать землю и относить ее комьями на одну из плит, и вскоре там образовалась целая гора: маг был уверен, что создаваемое землей давление не уступает силе нажатия его ноги. Тем более что для активации замка достаточно было незначительного усилия.

– Нет, не все так просто. – Децимус принялся бродить по кругу. Еще раз осматривать стены, мерить шагами землю, разглядывать камни. – Попутного ветра, служил с честью, спасся сам – спаси другого… Я что, так говорил? Спасся сам – спаси другого… – Маг задумчиво почесал затылок, и уже засохшая грязь, осыпаясь, защекотала голую спину. – Да вы же несерьезно, правда? – Маг хлопнул себя по лбу, будто на него нашло озарение.

Он рухнул на колени около могилы Люция и принялся активно ее раскапывать.

– Великое умение фокусника – оставить очевидное под носом, так, чтобы все проморгали. Спаси другого, ха…

Децимуса раздражало, что он не может выругаться в голос. Он неслышно говорил без умолку, чтобы успокоить мысли, ибо чем глубже он копал, тем более неприятные картины всплывали в воображении. Как скелет Люция утаскивает его с собой в могилу, как он напарывается на кости юстициара и обветшалая рука ловит его мертвой хваткой. А может, нужно было раскапывать совсем другую могилу? У Люция мотивация его прикончить куда сильнее, чем у соседей…

Что должны чувствовать люди, оказавшись посреди убитых ими ранее? Стыд? Страх? Чувство вины? Мысли о том, что убиенные могли прожить более благородную и достойную жизнь? О том, что их любили, у них были друзья и близкие? Мол, ты отобрал у них жизнь и теперь обязан отплатить, совершив подвигов на несколько жизней сразу. Может, это извращенная некромантская мотивация? Убить побольше людей, чтобы не оставить себе выбора, и искупить свои прегрешения великими свершениями. Грубо говоря, создать самому себе повод делать добро. Хотя, с другой стороны, полный идиотизм…

– Здорово! – Децимус почувствовал что-то твердое и, убрав слой земли, обнаружил выпирающую в приветственном жесте ладонь мертвеца. Влажная кость со свисавшими с нее обрывками еще не полностью разложившейся плоти. Он схватился за запястье и потянул, но рука просто оторвалась на уровне предплечья.

– Тьфу… – Маг бесцеремонно выбросил конечность и продолжил раскопки. Могильную яму постепенно стал заполнять мерзкий трупный запах. Хотелось закончить работу как можно быстрее. Децимусу приходилось вылезать из могилы, чтобы отдышаться и набрать воздуха. Когда весь почти полностью разложившийся труп оказался на виду, Децимус приподнял его за подмышки и перевалил на край могилы. Глубина была равна его росту, и потому он сначала вытолкал Люция, а уже после выбрался сам.

Потом усадил его тазовые кости на нажимной механизм, и… И вновь ничего не произошло. Децимус сплюнул и пнул скелет, от чего тот привалился к стене. Сам маг плюхнулся рядом.

– Ну что, Люций? Как сам-то тут? Мм? – Он ткнул локтем под ветхие ребра. – Тебе хорошо: лежишь себе, никто не мешает… Ты, случаем, не в курсе, что дальше делать? Люций! – Маг развернул череп и всмотрелся в пустые глазницы. – Делать-то че будем? Тут есть какой-то временной ограничитель? Не хочу тебя обидеть, но что-то мне не улыбается проводить в твоей компании ближайшие несколько вечностей. Кто-то же решал эти задачи. И мне кажется, мы поумнее будем.

Он вспомнил Меланту. Ее глаза, когда кинжал пронзил его сердце. Был ли в них хоть какой-то намек на эмоции, чувства?.. Размышляя об этом, он не заметил, как прижал руку к ране на груди.

– Люций! Нежить пронзила мое сердце! Ха-ха-ха!

Децимус расхохотался. И как только он подумал, что фраза верна в обоих смыслах, тут же мотнул головой и приступил к действиям. Привстал, оперевшись на остатки плеча Люция, и тут заметил новую странность. Даже несмотря на давление, плита не ушла в землю. Маг слегка наступил на механизм, и тут же раздался щелчок. Опять вернул Люция на место, надавил на него – и ничего не случилось.

– Гребаная некромантия… – Децимус совершенно не представлял, как ему это сделать, но решил, что для прохождения этой двери ему нужно воскресить Люция. Выбрался сам – помоги другому. Возможно, имеется в виду: выбрался с того света – верни другого? Его слова бесшумны, а значит, заклятия тут не помогут. Да и откуда он их мог знать? – Трупы. Скелеты. Некромагические миньоны… Так. Что это? Откуда они появляются? Вот труп. – Маг поставил ногу на скелет. – Обряд? Заклинание? Ну допустим. А как он живет? Точнее, существует. Ведь что-то им движет? Мышц тут нет, но и у голема нет мышц. Но в големе заключен магический сердечник, а здесь его нет. Ключ – где-то в магии. Прум-прум… Так, ну, начнем с самого простого. Надеюсь, он не рассыплется.

Маг сел напротив в позе лотоса и взял единственную уцелевшию кисть. Сделав глубокий вдох, он попытался передать энергию тем же образом, каким заряжал меч Каина. Образовался стабильный поток, энергия уходила из тела, но Децимус не был уверен, что не тратит силы впустую. Он продолжил выплескивать энергию аккуратно, не спеша.

– Ай! – Боль, самая настоящая, не приглушенная, как все остальные чувства в этом нереальном мире, пронзила тело. Поток усилился и теперь напоминал ненасытную воронку, в которую затягивало жизненные силы мага. Он попытался отдернуть руку, но его словно удерживала пиявка огромных размеров, выпивающая махом литры крови.

За секунды усталость разлилась по всем конечностям, сковывая мышцы, и он начал завалиться на бок. Даже не понял, как все закончилось. Он открыл глаза с ощущением, будто пробежал многомильный марш. Медленно повернув голову набок, он увидел, что в глазницах Люциевой черепушки тускло мерцает салатовое свечение. Децимус собрался с силами, чтобы подняться, но лишь едва оторвался от земли. Зато вот скелет бодро вскочил и подал костлявую руку помощи.

«Ты понимаешь, что я говорю?» – произнес Децимус в своем сознании, и скелет опустил конечность, однако признаков понимания не выдавал. «Надо встать…» – вновь подумал Децимус, и скелет снова протянул руку. На этот раз маг схватился за то, что осталось от Люция, но костлявая рука просто оторвалась под его весом, и Децимус вновь грохнулся на землю.

Голова сильно кружилась, в мышцах поселилась чугунная слабость.

– Сюда иди. – Децимус указал на плиту, но скелет остался на месте. Тогда маг представил, как его стопа с перерубленным пальцем опускается на механизм – и скелет тут же направился к ней. Децимус даже наклонился и затаил дыхание. Щелк!

– Наконец-то! Дай пять. – Люций поднял уцелевшее предплечье. – Ах, ну да…

Затем маг поплелся к противоположной плите, наступил на механизм, но скелет последовал за ним.

– Да чтоб тебя… Тащи свои гнилые кости обратно. Туда! Серьезно, ты после смерти еще тупее стал! – Полминуты потребовалось упорядочивать мысли, чтобы отдать четкую команду. Наконец обе плиты ушли в землю и створки открылись, вызывая громовое эхо по всему помещению. Грохот прошел такой, что казалось, звезды начнут сыпаться вниз.

Маг двинулся в открытый проход, но как только он прошел через двери, они вновь захлопнулись, разделяя его с новым миньоном. Ему даже лень было шутить на эту тему. Впереди ожидало следующее испытание, а силы были на исходе.

Следующая дверь отличалась от предыдущей тем, что вместо промежутка между створками у нее была гладкая выемка, окруженная невиданным прозрачным металлом. Низ двери светился зеленым и фиолетовым, а присмотревшись, маг понял, что это густая жидкость, разлитая в специальную продолговатую емкость, будто миниатюрный ров. Вместо могил в этом помещении находились вбитые напротив друг друга два столба, но самым интересным было их предназначение. У столбов извивались накрепко привязанные к ним люди. Девушка слева и взрослый мужчина справа.

В их глазах плескалась смесь страха, раскаяния и мольбы о пощаде. Их рты беззвучно открывались, а слезы заливали лицо. Девушка, судя по мимике, просто вопила от ужаса. Но оно и ясно: Децимус стоял перед ним весь в земле и абсолютно голый и являл собой не то, что им хотелось бы увидеть в такой ситуации.

Маг прошел мимо и осмотрел дверь. На этот раз не было ни замков, ни щелей. Дверь явно открывалась иным способом, не механическим. Разлитая внизу жидкость приковывала взгляд. Ощущения казались магу схожими с влиянием мелона. Он протянул руку и попытался почувствовать энергию, и небольшая струйка жидкости слегка поднялась по вертикальной шкале. Децимус вновь протянул руку, но на этот раз выпустив энергию, и шкала вновь заполнилась, но теперь намного выше.

Он обернулся к пленникам в идиотской попытке прочитать подсказку на лицах – все ли он делает правильно? На этот раз ему все было просто и понятно, за исключением одного «но». Шкала поднимается вверх, чувствуя энергию. По логике, нужно создать достаточный магический импульс, чтобы шкала залилась полностью, но зачем же здесь эти люди? Децимус решил, что нужно действовать, и по ходу дела все станет ясно.

Концентрация. Маг вошел в медитативное состояние с целью хотя бы частично восполнить потраченные на реинкарнацию Люция ресурсы. Сил могло не хватить, и следовало разом выплеснуть всю оставшуюся энергию. Ведь с каждой попыткой он будет слабеть, и если первая провалится, то вторая – тем более.

На этот раз магу пригодилось безмолвие, ибо тишина как ничто другое способствовала успокоению. Когда волшебник впадает в медитативное состояние, его аура слабеет и силы, таящиеся в окружающем пространстве, вливаются в новый сосуд. В такие моменты он и сильнее, и вместе с тем уязвимее к внешним воздействиям. Сейчас Децимус не чувствовал никакого прилива новых сил. Ни капельки. В окружающем его мире будто совсем не было волшебства. Он открыл глаза, чтобы взглянуть на все истинным зрением.

Бесконечная пустота: вот что он увидел. Он сидел ни на чем, посреди ничего. А единственные два энергетических поля – привязанные к столбам люди. Понятно, почему ресурсы не восстанавливаются. Ему просто неоткуда их черпать! В этом месте нет магических сил.

Он изучил истинным зрением обоих пленников. Живые люди, ничего необычного. Простая истина вновь была на самом видном месте. Силу надлежало забрать у одного из них или же у обоих сразу. В предыдущей комнате он научился отдавать свою силу, воскрешая мертвеца. Теперь ему предстояло создать мертвеца, подчинив всю его силу себе.

В глазах пленных заметались новые огоньки паники, когда Децимус принялся внимательно вглядываться в них. Мужчина казался более сильным, но это простой выбор. Явный. Все не должно быть столь прямолинейно.

Кто эти люди? Как они здесь оказались? Он не знал этого и был уверен, что никогда не узнает. К чему должно приучить его это испытание? Научить делать необоснованный выбор? Дать понять, что жизнь человека – не более чем расходник для некроманта?

При этом Децимус не подумал о таких вариантах, как забрать понемногу силы у обоих и спасти людей. Или попытаться найти иное решение, или развязать одного из пленников.

В глазах девушки, в слезных озерах мольбы и ужаса, виднелось раскаяние. В глазах же мужчины раскаяние уступило место гневу и злобе.

– Будь я паладином, выбор стал бы очевиден. Но эти эмоции… Это ведь лишь следствие? В чем причина злобы? Гнев на несправедливую судьбу? Защитный рефлекс, побеждающий страх? А раскаяние? Раскаяние может быть вызвано признанием своей вины. Хотя, с другой стороны, мужчина мог быть злодеем и не признавать своих грехов, считая, что поступал правильно…

– Тьфу… – Децимус решил, что этот спор с самим собой может длиться вечно, и протянул руку к женщине. Теперь он хотел сделать аналогичный предыдущему энергетический фокус, но только наоборот: впитать энергию, высосать ее… И не успел он подумать, как именно это стоит делать, а поток новых сил уже хлынул в его организм, разливаясь теплыми, успокаивающими ручейками. Казалось, он никогда не испытывал такого блаженства…

Децимус закрыл глаза и не видел, как женщина бьется в конвульсиях, а рот разинут в беззвучном крике. Ее тело истощалось, худело, будто кто-то многократно ускорил временной поток и выпивал из нее все соки. Озера слез страха в ее глазах превратились в океаны страданий. Децимус получал неописуемое удовольствие, сравнимое с финальным актом ночи в постели с красивейшей женщиной. Он не мог и не желал останавливаться. Сияя от улыбки, он протянул ладонь к мужчине, и двойной поток закрутил вокруг него вихрь чужеродной энергии. Колдовской смерч вперемешку с высасываемыми жидкостями наполнял его мощью, очищая тело от грязи. Из воздуха образовывалась плотно прилегающая к телу мантия, пропитанная эмоциями двух страдальцев.

Маг расхохотался, и этот смех показался ему настоящим, слышимым. В эти секунды он зримо представлял, как может раскалывать ударом горы, осушать взглядом моря и оборачивать реки вспять. Он ощущал себя богом, способным на все. А когда чудный миг эйфории закончился, у столбов остались лишь два отвратительных трупа. Ошметки плоти свисали с кое-где просвечивающих костей, а кожа перекрасилась в серый цвет. Еще совсем недавно пребывающие в здравии люди обратились в высушенные мумии. Вихрь же очистил мага от грязи и облачил в черную, поглощающую свет мантию.

Децимус не обратил на трупы никакого внимания, а с двух рук выдал по двери мощнейший импульс. Столбик жидкости молнией взлетел вверх, и дверь рассыпалась на десятки симметричных глыб.

Маг двинулся вперед. Он уже видел конец своего испытания. Лестница вела наверх, где путь раздваивался. Все вокруг было поделено ровно пополам. С одной стороны – вещественный аскетизм, с другой же – множество знаков и символов. Слева веяло холодом, будто Децимус очутился в склепе морозной ночью. А сторона справа притягивала чем-то знакомым, уже привычным. Одна тропа имела салатовые оттенки и отличалась гладкостью стен. Лишь в самом ее конце из стены торчала рука скелета – голые, ярко-белые кости – словно протянутая для рукопожатия. С другой стороны стены отдавали фиолетом и были инкрустированы торчащими конечностями, переплетениями узоров. В тупике из стены торчала рука. Человеческая, правда, с ранами и сочащейся из них кровью.

Остаться живым человеком и забыть все произошедшее по ту сторону жизни. Умереть и воскреснуть в облике мертвеца и помнить все, что будет после смерти. Вот он, выбор, о котором предупреждал Слайт. Не колеблясь, Децимус принял решение.

 

Глава 6

Знакомство с дядей Джартом

24-й год эры объединения. Девятнадцатый день осени.

Остров Аркей

Децимус обнаружил себя в зале, свет в который пробивался лишь через ромбовидные отверстия у самого потолка. Пролетавший через них снег падал на пол, который был сплошь покрыт разложенными в ряд телами. Аромат стоял такой, что можно было забежать в свинарник, чтобы спокойно продышаться.

Он дотронулся до узкой раны в груди. Одежда была еще влажная от крови. Очевидно, прошло совсем немного времени. Маг в испуге отдернул руку, случайно задев ладонью один из трупов. Нужно выбраться и найти Меланту, а уже после этого пытаться разобраться в случившемся.

Децимус призвал истинное зрение, однако картина, представшая перед его взором, сильно отличалась от привычной. Энергетические узлы, пронизывавшие ранее все пространство, потеряли яркость, будто маг пытался разглядеть детский рисунок радуги в полумраке. Солнечное свечение архонтов сменилось на тлеющий салатовый ореол. Децимус насчитал более десяти подобных сигнатур. Меланта находилась в окружении четырех архонтов в комнате по ту сторону коридора. Темно-красные ауры, которые будто притягивали Децимуса, являлись, по-видимому, обыкновенными людьми. Один из них приближался к двери, и маг вновь принял лежачую позу, притворившись мертвым.

Человек открыл дверь и за ноги поволок новое тело. Децимус неслышно поднялся, когда тот прошел мимо. Сердце незнакомца чуть не остановилось от испуга, когда, обернувшись, он столкнулся с магом лицом к лицу. Децимус не прекратил обозревать мир сквозь новое зрение и увидел, как в человеке раскрываются, будто цветок, темно-красные контуры. Они призывали к себе: дотронься, забери нас… Цвет страха. Страх – излюбленное лакомое блюдо некромантов. В этом и состояло кардинальное отличие темной магии от всех других направлений. Пироманты, геоманты и прочие могли черпать силу из определенных эмоций. Своих эмоций! А некромант мог подпитывать свою мощь, питаясь чужими.

Децимус учился очень быстро, а после подобных переворотов в судьбе его разум очистился от множества отвлекающих моральных якорей. Он притянул человека к себе, бросив на груду тел и навалившись сверху, упиваясь сковавшим того ужасом. Он чувствовал, как испытываемый жертвой страх перетекает к нему, трансформируясь в энергию. Маг душил его медленно, не отрывая взгляда от выпученных глаз жертвы.

В это же время в одном из залов крепости

Меланта смиренно стояла на коленях посреди тронного помещения, под пристальным взглядом архонтов и прислуживающих им имперцев. Десять минут назад она преподнесла в дар тело Децимуса, и ее пустили в крепость, приняв перед этим меры предосторожности. Ее оружие, отражающий щит и шестопер, было изъято и складировано в неизвестном месте. Палладиевые оковы не сдерживали ее силу, но архонтам об этом известно не было. Почуяв маскирующие чары, наложенные Слайтом, они предположили магический дар в самой Меланте и решили перестраховаться.

– И чего ты желаешь? – Один из верховных архонтов расхаживал перед ней, гремя сабатонами и проводя допрос. Собравшиеся вслушивались в каждое слово, а сидевший во главе стола крупный архонт в мешковатой коричневой робе целителя не сводил с нее внимательный взор, безуспешно пытаясь распознать ложь. На наплечниках и плащах выделялось недавно вышитое изображение солнца.

– Я хочу быть частью общества, близкого мне. Которое способно понять и принять меня. Я хочу приносить пользу и быть нужной. Я не жажду награды, лишь признания и возможности нести службу во имя высшей цели.

– Почему ты предала хозяина?

– Лорд Слайт – всего лишь человек. У меня нет общего с людьми. Я не являюсь частью их мира и не понимаю их суждений. Их поступки не логичны и разрушительны, нам никогда не стать братьями. Узнав больше о вашем мире, я осознала, сколько у нас общего.

– Чего лорд Слайт хотел от тебя, в чем миссия? Ты понимаешь, что предательство бывшего хозяина является плохой рекомендацией?

– Моя задача – провести Децимуса в крепость Ледяной Пик. После исполнения его воли я свободна. А значит, принеся тело Децимуса вам, я выполнила порученное мне задание и теперь вольна выбирать свой путь. Я не предавала своего повелителя, будучи у него на служении.

Спустя минуту размышлений облаченный в рясу архонт поднялся, а тот, что вел допрос, отошел в сторону.

– Меланта, твои поступки не противоречат твоим словам, и это верный признак правдивости. Однако мы не можем самостоятельно вынести решение. Золотой легион ранее не принимал воителей из других миров. Я предлагаю тебе остаться в крепости, под стражей, до прибытия уполномоченных представителей. Выслушав твой рассказ вновь, они сделают правильный выбор.

– Я буду с нетерпением ждать вынесения вердикта. – Меланта встала и низко поклонилась, а пара архонтов, по указанию старшего, вышли из тени, чтобы конвоировать ее в место заключения.

Именно в этот момент дверь с грохотом распахнулась, и зал затопила волна тьмы, сводя с ума оказавшихся на ее пути. Хотя Децимус и стал некромантом, но заклинаниям и трюкам темных искусств его никто не учил. Весь арсенал его боевой магии ограничивался лишь увеличением своих сил и магическим выплеском, которым он инстинктивно воспользовался в дуэли с ледяным архонтом. Такое заклинание забирало слишком много энергии, но вопли лишающихся рассудка людей были ему как дождик для весенних цветов и подпитывали новыми силами.

Меланта, абсолютно неуязвимая к родной для нее темной стихии, без промедления напала на опешивших архонтов. Разорвав цепь, она засадила кулаком в челюсть ближайшему конвоиру, и по залу разлетелся пунктир окрашенных кровью зубов. Вытащив меч из его ножен, она бросилась к выходу, виляя между колоннами, расположенными по краям зала, стараясь уклониться от летящих в спину болтов и перепрыгивая через корчащихся на полу от заклинания Децимуса.

Облаченный в монашескую рясу архонт успел ответить на выброс Децимуса, и лучезарная завеса преградила путь темной магии. Все оказавшиеся в пределах созданного щита вооружились и принялись посылать в противников арбалетные болты. Аркейские арбалеты были громоздкими и отличались огромной убойной силой. Потому для простоты заряжания использовался упор под ногу, что снижало скорострельность. Однако сила архонтов позволяла им производить перезарядку, натягивая тетиву одной рукой.

Меланта выскочила за дверь, и к болту, влетевшему в плечо, добавился еще один, в спину. Мощь выстрела отбросила ее вперед, и она едва устояла на ногах. Децимус захлопнул створки и подобрал доску, чтобы запереть дверь.

– Это их не остановит. Быстрее за мной! – Меланта выдернула из плеча мешающий болт и помчалась по коридору, а Децимус поспешил следом. По залу прокатился грохот вышибаемой двери.

– Куда нам?

– На нижние уровни!

– Твои вещи – в другой стороне!

– Не успеем! Заберу на обратном пути!

– Твой оптимизм утешает!

Беглецы свернули в новый коридор, в конце которого показалась винтовая лестница. Гарнизон крепости пришел в боеготовность, пробудившись от созданного ими шума, и новые солдаты выбегали навстречу. Децимус экономил силы для еще одного выброса, поэтому пристроился за Мелантой, которая, не сбавляя темпа, отбрасывала врагов, рискнувших встать на ее пути.

Пара арбалетчиков показалась в конце коридора, и Децимус протянул вперед ладонь, пытаясь блокировать механизм. Однако то ли бег и погоня мешали сконцентрироваться, то ли, обретя новые способности, он потерял часть прежних возможностей, но один из арбалетов все же выстрелил и попал в цель: болт по оперение вошел в живот Меланты, но она не обратила внимания на очередное повреждение. Второй чуть замешкался с выстрелом, и крутанувшийся в полете десяток раз ее меч пронзил его насквозь, убив мгновенно.

Залетев на лестницу, Децимус воспользовался своими силами, запечатывая замок.

– Железная дверь даст нам выиграть время, – пояснил он, пока Меланта выдергивала из себя снаряды.

Замок щелкнул, а по ту сторону уже слышался перестук шагов преследователей.

– Вниз!

Перепрыгивая через три ступеньки, они помчались по узкой винтовой лестнице. По-видимому, те, кто спускался на нижние уровни крепости, брали с собой факелы, потому как освещение на самой лестнице отсутствовало. Они бежали в кромешной темноте, и если Меланта еще могла хоть что-то разглядеть, то Децимус чуть не переломал себе ноги.

– Далеко еще? – крикнул он, в очередной раз обтесав плечом стену.

– Я здесь впервые. Главное, как можно быстрее добраться до Джарта.

– До Джарта?.. Ах да. Знаешь, если все, что я о нем слышал, правда, то логичнее было бы развернуться и позволить архонтам отрезать нам головы.

Внезапно появившийся свет ознаменовал конец злосчастной лестницы, и они очутились в крайне нетипичном подземелье. Широкий тоннель уходил далеко вглубь, а вместо решеток дверями тюремных камер служили огромные округлые каменные плиты. Децимус снял горевший на стене факел, не собираясь дважды наступать на те же грабли. По правую руку располагалось нечто вроде стола надсмотрщика. Они в спешке перерыли его содержимое, надеясь обнаружить данные о точном месте заключения, но все тщетно.

– Все яйца в одной корзине. И как же мы его найдем? – спросил Децимус, обнаружив связку из полусотни проржавевших ключей.

– Не знаю.

– Что?! В смысле ты правда не знаешь? – Крик Децимуса перекрыл звук вышибаемой сверху двери.

– Бежим! Не стоит ждать их!

Они помчались вглубь подземелья. Над камерами едва виднелись осыпающиеся от времени надписи с порядковыми номерами.

Децимус

Со слов Меланты, я здесь, чтобы помочь освободить Джарта. Как я могу это сделать? Я некромант. Джарт тоже в своем роде служитель темных сил. Есть ли связь между нами? Если здесь нет перечня заключенных, а двери не отличаются одна от другой, значит, должен быть иной способ понять, кто томится в камерах? Но какой?

Камеры обладали неизвестным ему защитным полем, не позволяя взглянуть внутрь. Поэтому они просто бежали вперед, надеясь на чудо.

– Стой! – Децимус остановился и вернулся к одной из дверей. Пробегая мимо, он почувствовал едва заметное влияние: тихий, словно шелест, еле слышимый шепот проник в его сознание, привнося чужие мысли. Инстинкт самосохранения требовал бежать дальше как можно быстрее. Он оглянулся на Меланту, и та, видимо, тоже ощущала ауру узника камеры. Надпись над дверью гласила: «С4». Децимус попросил Меланту подержать факел и принялся торопливо перебирать ключи.

Грохочущие шаги преследователей, ворвавшихся в подземелье, разносились по всему тоннелю так, будто те уже совсем рядом.

Меланта уже собралась пожертвовать собой, стараясь задержать архонтов, когда Децимус нашел нужный ключ. С таким звуком, будто кто-то вбил огромный гвоздь, плита осела, и Меланта уперлась ладонями, отодвигая неимоверно тяжелую дверь. Открыв ее лишь ненамного, они протиснулись внутрь. Децимус первым делом осмотрелся с обратной стороны в поиске замочной скважины, которая позволит им выбраться назад. Найдя нужную щель, он кивнул Меланте, и та передвинула плиту в исходное положение. Замок защелкнулся, и факел осветил помещение.

Узник парил над землей, удерживаемый силовым полем. Не оставалось сомнений, что это и есть Джарт, цель их путешествия. Шепот в сознании мага усилился. Ему хотелось открыть дверь и бежать прочь, тошнота подступила к горлу, а сердце забилось, как у загнанного зайца. Показалось, что в помещении похолодало, а факел вот-вот потухнет, но это была лишь иллюзия, создаваемая аурой Джарта. Маг не мог объективно оценить внешность узника: ведь с виду – обычный человек, но Децимус всей своей природой понимал, что это настоящий демон, способный на невиданные зверства. Полуголый, облаченный лишь в темные штаны мужчина среднего телосложения казался ему воплощением вселенского зла.

Меланта толкнула ладонью шар, создающий силовое поле, и Джарт рухнул вниз, а вместе с этим ослабло оказываемое на Децимуса давление.

– А он нас не прикончит на месте?.. – спросил маг и сам поразился, каким испуганным был его голос.

Джарт приподнялся на руке, потирая шею. Послышался треск застоявшихся от времени суставов. Он не спеша встал и, скрипя костями, потянулся; протер глаза и лишь после этого соизволил обернуться к своим освободителям.

– Убери свет. – Непонятно: то ли Джарт всегда говорил хрипло, то ли его голос еще не восстановился после десятилетия, проведенного в стазисе. Интонация же создавала образ сонного бездельника, которому все надоело и нет абсолютно никакого дела до происходящего вокруг.

Децимус опустил факел и увидел одно из самых странных зрелищ в своей жизни. Тень, отбрасываемая Джартом в свете факела, не соответствовала его позе. Сначала маг похлопал глазами, дабы убедиться, что это не навеянный морок. Тень потирала руки и осматривалась по сторонам, в то время как сам Джарт продолжал массировать шею.

– Мое имя Меланта, – представилась девушка.

Джарт обвел их обоих уничижительным взглядом, будто смотрел на копошащихся под ногами жуков.

– А эти кто? – Он указал на дверь, за которой, судя по приглушенному толщей камня шуму, уже собрались их преследователи.

– Архонты и люди, их помощники.

– А-а-а… Вот оно что. – Джарт безучастно зевнул. – Ну открывай им, сколько можно топтаться снаружи.

– Но их там…

Джарт спокойно посмотрел на Децимуса, и тот заткнулся. Так смотрят на комара, раздумывая – прихлопнуть его сейчас или подождать, пока он наконец сядет на руку. За какую-то долю секунды от невыспавшегося разгильдяя не осталось и следа. Утомленный вид исчез невесть куда, и на смену ему пришел холодный взгляд уверенного в себе убийцы. Он раскрыл ладони, и тень, вопреки законам всего сущего, обрела собственное эфемерное тело и двинулась к хозяину. Джарт впустил ее силуэт в себя, и его покрыла вуаль мрака. Децимус прищурился, ибо в глазах рябило от пляшущих теней. Смотреть на Джарта было невыносимо сложно, как смотреть в полдень на солнце. Только здесь нет ослепляющего сияния, а скорее что-то противоположное. Свет, падавший от факела, будто обтекал, игнорировал его фигуру, и казалось, он окажется в тени, даже выйдя на полуденное солнце.

Децимус не сразу вставил ключ в замок, ибо руки безудержно тряслись. Дверь тут же начала открываться: видимо, архонты толкали ее снаружи. Маг обернулся, и случившееся дальше вышло за все понятия, данные ему классическим, магическим образованием.

Архонт, закрывшись щитом, зашел внутрь через уже достаточно широкий проем. Джарт двинулся навстречу с голыми руками, а тень рванула вперед, пройдя сквозь противника. Оказавшись сзади, она толкнула архонта в спину, а тот, потеряв равновесие, раскрылся и получил апперкот. Голова златоглазого опрокинулась так, что гейзер крови оросил потолок камеры. Фантом стремительно вернулся в тело Джарта, а дверь тем временем продолжала раскрываться. На него нацелились арбалеты в руках имперцев, но пелена тьмы, окутавшая Джарта, не позволяла прицелиться. В момент выстрела они отвели взгляд, и снаряды пролетели мимо, однако один болт все же царапнул ему плечо, и тонкая струйка крови скатилась по руке.

У Децимуса волосы встали дыбом. Когда Джарт осознал, что ему пустили кровь, он разозлился по-настоящему. И без того жуткая атмосфера, насквозь пропитанная излучаемой им темной аурой, в момент загустела и уплотнилась, передавая настроение ее источника. Мысли стрелков о сражении или хотя бы о побеге вмиг улетучились. Они отчетливо осознали, что сейчас единственный поступок, имеющий смысл, – убить себя раньше, чем это сделает теневое чудовище. Воздействие Джарта коснулось и архонтов. Они пятились назад, встретившись с тьмой, дробящей их изнутри.

Ужас в сердцах архонтов вернул Децимуса из панического состояния, и он тут же использовал подаренную Джартом фору. К тому же воздух за секунды столь сильно наполнился негативными эмоциями, что собранная мощь требовала выхода. Он вновь ударил выбросом, и на этот раз архонт в робе целителя не успел их спасти. Волны тьмы накатились на и без того сломленных противников, вырывая из тел их беззвучно, но истошно вопящие души. Люди рухнули, теряя рассудок, а архонты умерли мгновенно. Уцелел лишь допрашивавший Меланту гигант.

Джарт вышел ему навстречу, а тот демонстративно разоружился и стянул сегментированные перчатки, вызывая противника на рукопашную дуэль. Сняв доспехи и отбросив подальше оружие, он приманил Джарта к себе. Тот приподнял бровь, смерил его уничижающим взглядом и произнес лишь одну, видимо, излюбленную фразу. Не громко, с расстановкой и интонацией. Децимус тут же представил, как часто тот повторял эту фразу в жизни. Сколько известных воинов во время войны слышали ее?

– Ты, наверное, пошутил, да?

– Позволь узнать твое имя, перед тем как я тебя уничтожу, – произнес архонт громогласным басом. Джарт прикусил губу, опустил голову и зажмурил глаза. Таким образом он пытался подавить смешок.

Архонт ломанулся вперед, слишком быстро для столь огромного тела. Джарт ушел с линии атаки, нанося удар ногой под колено. Гигант, как мельница, замахал ручищами, а Джарт делал маленькие шажки в сторону, и исполинские кулаки пролетали мимо цели. Дважды Джарт контратаковал прямыми ударами, которые, видимо, не производили никакого эффекта. Во время очередного выпада он не стал отклоняться и парировал удар, сойдясь на средней дистанции. Руки фантома нанесли сдвоенный удар в солнечное сплетение, в то время как Джарт сбивал атаки ладонями.

Понимая, что противник превосходит его в скорости, архонт нанес мощный боковой удар, вложив в него всю силу. Ожидая подобного трюка, Джарт разделился с тенью. Он нырнул вправо, и кулак пролетел над головой врага, а фантом метнулся влево, и на архонта обрушилась синхронная атака с двух сторон. Тень поставила подножку противнику, выбивая землю из-под ног, а Джарт зарядил ему ногой в нос. В итоге гигант грохнулся вниз головой. Тень вновь влилась в тело хозяина, и тот перешел в наступление. Архонт защищался, но блокировать удары одновременно двух противников, при том что оба превосходили его в скорости, было невозможно. Тень опускала блокирующую руку, и Джарт пробивал в открывшееся уязвимое место. Он менял уровни атаки, осыпая ударами как конечности, так и голову гиганта, но тот был очень крепким и не собирался так просто сдаваться, ведь одно-единственное точное попадание могло повернуть исход боя. Архонт споткнулся о труп и потерял равновесие, а Джарт, заранее подгонявший его в эту ловушку, уже набрал скорость для сдвоенного удара.

Архонта отбросило, и он врезался затылком в каменную стену. Без сомнения, для человека это означало бы мгновенную смерть, но архонт поднимался, хотя и опираясь на стену. Тень рванула вперед, прижимая противника к стене на мгновение – для финала. Джарт взмыл вверх, сделал полуоборот и впечатал ногу прямо в лицо. Череп, оказавшийся под давлением между камнем и ломающим кости ударом, треснул, как упавший кокос, и мозги брызнули на стену.

После расправы над архонтом нагнетаемая Джартом аура страха начала постепенно ослабевать, и он вновь принял облик бродяги, уставшего от жизни.

– Ваши вещи в моем рюкзаке, сверху, – сказала Меланта, поймав его взгляд.

Джарт слегка кивнул и побрел к выходу. Он едва слышно бубнил себе что-то под нос, а тень, вернувшаяся на свое – согласно законам мироздания – место, активно размахивала руками, словно ведя с ним оживленный, агрессивный спор.

 

Глава 7

Нуар Джарта

Секунду спустя

Джарт

Я был все еще жив, и меня это не устраивало. Сколько раз луна взошла на небосводе за время моего заточения? А какая разница?.. Мир не меняется вопреки нашим стараниям. Я иду по подземелью, как по тоннелю своего прошлого. Те же стены, то же эхо шагов, тот же сумрак. Казалось, мы слышим скрипку Анники, плачевно воющую в тронном зале Саркарусса. Я заткнул бы уши и сбежал на край мира, если бы знал, что эти ноты останутся в моем сознании навсегда. Мелодия меланхолии гармонично сочеталась с происходящим вокруг.

Я поднимаюсь по лестнице. Освещения нет, но оно и к лучшему. Я возвращаюсь в детство. Мне пятнадцать, и мои сверстники обходят переулок стороной. Там темно, а его репутация отпугивает даже днем, но Джарт думает иначе. Тьма – вторая мать. Она укроет и защитит. Я никогда не думал о том, как на меня нападут в том переулке. Выскочат из кустов и вцепятся в глотку. Нет. Скорее это сделаю я. Ведь тьма – это мой мир, а они лишь незваные гости, не понимающие ее природы.

Который раз я пробуждаюсь, будучи уверенным, что это последнее возвращение. Вновь и вновь я прогоняю в памяти рваные куски своей истории, чтобы вспомнить, кто я. И с каждым разом воспоминаний они все меньше и все ужаснее.

Моя тень нервно пульсирует, предвкушая убийство. Я преодолеваю последнюю ступень, и притаившийся в засаде бросается на меня с ножом. Как давно мы не чувствовали в людских сердцах что-то, кроме ужаса… Смерть пугает, пока не становится обыденностью. Первый раз всегда трудно принять свой рок. Человек даже не сопротивляется. Я могу оборвать его жизнь мгновенно, но к чему спешить? Его судьба неизбежна, и лишние секунды мучений в целом ничего не решат. Жизнь и есть мучение, и хуже этой пытки никто и никогда не придумает.

Которым он станет на моем багровом счету? Может, он просто курьер, по иронии случая оказавшийся не в том месте и не в то время. Хоть кому-то это интересно? Грабители забирают то, чего им не хватает; то, чего у них нет. Мы схожи, только вместо денег моей добычей служит его работа, любовь, узы, связи и прочее, все то, чего я был лишен. А нужно ли мне это? Нет. Идиотская затея – искать смысл в чьей-то смерти. Он сдохнет, потому что я так решил. Потому что меня зовут Джарт.

Его душа отправилась на аудиенцию к Слайту, и я пошел дальше. Слайт, Слайт, Слайт… Зачем ты вытащил меня из этого саркофага сновидений? Неужели новые обязанности бога пали столь тяжким бременем, что разобраться самостоятельно времени нет? Или Мэл перестала устраивать тебя как собеседница?

В крепости еще остались архонты, и один из них двинулся мне навстречу, дабы совершить очередной бессмысленный суицид. Как звали их бога? Эдо? Передавайте ему от нас привет.

С архонтами проще. Их отношение к смерти отличается от людского, и их лица не попадают в мою коллекцию предсмертных образов. Их убийство подобно потрошению чучел на тренировке. Чисто механические движения, без лишних эмоций.

Это явно не арсенал. Через смотровые щели хлопьями падает снег. Казалось, только вчера пепел спаленных городов засыпал нас по плечи. Серые хлопья ровно усеивают почву, обращая сырую землю в пустыню смерти. Едкая гарь забивает нос. Каждый шаг поднимал столп пепла, а саркарусское небо не уступало ему в тусклости оттенков. Ничего не меняется. Я вновь слышу шаги будущих бывших мужей, детей и отцов. Будущие бывшие… Я тоже будущий бывший, как и все в этом мире. Их появление обрывает мыслительную цепочку, и я стремлюсь расправиться с ними быстрее, дабы не потерять нить.

Может, позволить им совершить задуманное? Почему бы и нет? Если взвесить все «за» и «против» – очевидно, что́ перевесит. А любая дрянная ситуация, как показывает опыт, может стать еще поганее. В помещение заходит Меланта. Очередной продукт некромагической инженерии. Я прохожу мимо, не слушая ее искусственно культурную речь. Здесь остались еще жертвы. Они бы уже сбежали на край света, если бы знали, что идет за ними.

Очищая крепость, я вполуха слушаю, как сын Кристиана силится донести до меня сложившуюся ситуацию. Очевидно, он на днях вылез из пеленок, коль считает, что происходящее столь скверно. Он раздражается. Считает, что я не обращаю на него внимания. Возможно, осмелел из-за своего бездушного телохранителя. Мне не нравится, когда со мной общаются в таком тоне.

Мы хватаем его за шею и вдавливаем в стену. Тонкая шея. Я чувствую пульс, ощущаю, как лихорадочно струится по артерии кровь. С одной стороны, воспоминания двадцати лет жизни и великие надежды и возможности, а с другой – легкое непринужденное движение ногтем. Весы смерти. Где тоненький стилет на одной чаше перевешивает любые нагромождения на другой.

– Никто не смеет так со мной разговаривать!.. – шепчу я ему.

Я иду дальше. Ответа не требуется. Я уже вышел из того возраста, когда чужой страх доставлял удовольствие. Жаль. Это было очень приятно. Вызывать трепет в сердцах тысяч и осознавать, что каждый шорох, каждая увиденная ими тень воскрешает мысли обо мне. Джарт всегда оставался в них и изводил сознание, даже будучи за многие мили и года.

Как забавно, что на роль героя с пламенным мечом, рубящего головы злющим драконам, выбрали меня. Я думал, мы удачно похоронили времена, когда противостоять злу могло лишь другое, более страшное зло. Но, видимо, все стало лишь хуже. И ради этого мы в щепки разворотили весь мир? Чтобы спустя годы… А сколько?

– Какой сейчас год?

– Двадцать четвертый! – доносится со спины.

Двадцать четвертый. Значит, четыре года я прохлаждался в этой райской, по моим меркам, гостинице. Для меня же – лишь вчера меня выбросило на берег на юге империи. Я вспоминаю девочку, силком утащившую мое измученное тело к себе домой. На несколько дней она стала тоненькой нитью, удерживающей меня в статусе живого. Наверное, она уже выросла, обзавелась парой маленьких пиявок в комплекте с толстеющим мужем. Эта перспектива мне не понравилась. Тень бросилась вперед, почувствовав мое настроение, и порвала кому-то лицо.

Кухня. Тень подсказывает, что здесь есть живой и прячется он, видимо, в шкафу.

– Ни… – Наверное, он хотел попросить не трогать его, но слова застряли в горле.

– Кто ты?

– Повар, просто повар. – «Просто повар». Неужели он родился, чтобы стать «просто поваром»? Какой изысканный, редкий и увлекательный у него, наверное, был жизненный путь… Но конец пути будет куда эффектнее. Хотя…

– Чай есть?

– Да.

– А вино?

– Да. Красное. Смешать, подогреть и добавить гвоздику?

– Да. – «Просто повар» купил себе билет на вторую жизнь. Я отправляюсь дальше. Джарт ненавидел всеми фибрами своей души любую форму контроля. Презирал власть во всех проявлениях, но в сравнении с архонтами люди – горные птицы, вольные летать, как и где вздумается. Эдо давно подавил индивидуальность архонтов, распространив свое влияние по всему миру. Одного бога мы уже закопали в землю вместе с его амбициями. Сколь сильно он запудрил сознание архонтов, коль даже вне его владений, в ином мире, они продолжают фанатично исполнять его волю… Я свернул марионетке шею, и золото в глазах потухло. Я слишком долго был в оковах и познал их законы. У меня нет желания оставлять в живых ни одного архонта. Да, мы ненавидим контроль, и тень убивает их с особой жестокостью. Даже к губящим свою жизнь мы относимся лучше, чем к исполнителям чужой воли. Я убиваю, потому что я хочу. Потому что мне это нравится. Они хотя бы распоряжаются отмеренным им временем по-своему, а не отдают это право в чужие руки. Это их выбор – сдохнуть, убить, родить детей, завоевать мир… но лишаться этого, на мой взгляд, равносильно самой паскудной смерти.

Похоже, у кого-то хватило ума сбежать. Я захожу в конюшню и крушу их планы на спасение, оставляя самого стойкого в живых. Он визжит как свинья, пока я волочу его за ногу. «Просто повар» трясущейся рукой протягивает мне горячий напиток. А как зовут сына Анники?

– Имя?

– Децимус. – Децимус, в кого ж ты такой головастый вырос? Избыток мозгов не приводит к счастью. – На. – Я кидаю ему шампур. – Воткни ему в ногу.

– В ногу?

– Можешь в другое место, на свое усмотрение.

Пленный начинает извиваться как червяк, обещая сделать все, что в его силах. От его раболепия мне самому хочется медленно вставить этот шампур ему прямо в глотку, раскалив перед этим докрасна. Я сдерживаю тень, хотя мое второе «я» и силится выполнить наше общее желание. Интересно посмотреть на результат. Никого не убивал таким способом.

Мы слушаем рассказ предателя. О том, как вербуют в культ, что обещают, что показывают. О том, что архонты не желают зла, не желают войны. Они стараются минимизировать потери с обеих сторон, и их истинная цель – Слайт. Слайт… Ничего нового для меня. Дальнейшие планы архонтов их пособнику не известны, и он вновь ползает на коленях, моля о пощаде. Я позволяю тени убить его, как и хотелось. Нужно же дружить с самим собой, верно? Шампур заходит в глотку по рукоять, видимо, разорвав пищевод в районе легких. Несколько секунд я наблюдал за его глазами, но мне надоело, и тень потянула за челюсти в разные стороны. Теперь два ряда неровных зубов, очень грязных с обратной стороны, были видны всем вокруг. Заметны были даже кусочки еды, застрявшие в щели от выбитого зуба…

Напиток получился хороший. Лучше того, что мы распивали со Слайтом и Деймосом на руинах нашей первой победы. Я даже забыл, как назывался тот форт. Помню, как обрывок флага свисал со шпиля башни, и меня так достала эта тряпка, что пришлось лезть на крышу. Деймос. Благородное лицо бывшего чемпиона человечества помнится мне особенно четко. Жаль, я не видел его эмоции, когда Слайт разыграл последнюю карту своего гамбита, перевернув мир с ног на голову. Как сложилась бы судьба людей, если бы в той дуэли победил Деймос?

Мы оглядываемся назад, чтобы осмыслить пройденный путь, это обновляет нас. Как далеко мы ушли от своего первоначального «я», отправляя в лучший мир по полсотни никчемных душ в сутки.

– Помолчи, а?.. – Децимус что-то бубнит, но я его не слушаю. Это вторжение. Одно и то же, никаких перемен. Найти портал и закрыть его к чертовой матери. А самое важное, найти причину. Зачем мне это вообще нужно?

Я вываливаю на пол вещи, принесенные мертворожденной. Судя по плащу, Слайт заделался портным в мое отсутствие. Одежда была темной, как мое прошлое… или темной, как мое будущее. Узнаем. Левая перчатка, с малыми, но бритвенно острыми когтями. Еще одно воспоминание.

Медвежья лапа, которую я кое-как натянул на палку, а после сделал нарукавником, служила мне самым первым оружием.

Плащ с капюшоном из того же материала, что и прочая одежда. По краям тиснесние и вышитые руны. При взгляде со стороны они словно обретали объем.

– Антимагическая защита, – прочитал руны мальчишка. Вот чем ты занимался все эти годы, Слайт: вышиванием? А почему бы и нет? В карты там играть не с кем. Сидишь в кресле, шевелишь спицами. Торопиться уже некуда.

Последним подарком оказалась мутная сфера: лишь она коснулась моей руки, как в ней появилась едва заметная точка света. Мучительно медленно она поползла к краю сферы.

– Что это?

– Зеркалка.

Точка указывает в сторону ее копии. Опять ты суешь всюду свои щупальца, да, братец? Как же порой хочется найти потерянный тобой страх и вернуть его в полном объеме!

Сгоревшая переборка падает на мою голову, я выпрыгиваю из окна рушащегося дома и попадаю на пир мясника. Деймос раскручивает окровавленную алебарду и, будто смерть косой, пожинает ряды ополченцев. Брызги крови летят во все стороны, и капли орошают ближайшие здания. Он упивается битвой, это его стихия, его дом. Знакомый силуэт мелькает в окне одного из домов, и я бросаюсь за ним. Наши клинки скрестились. Его тонкое обсидиановое шило жалило с быстротой молнии, и от звона закладывало уши. При столкновении взглядов я не видел и следа от внушаемого мной трепета. Лишь насмешливая ирония. Спрут. В прошлой жизни – самая надоедливая муха, от которой нет спасения. Она жужжит рядом, вроде и не трогает, но наблюдает, и от нее не избавиться.

Я иду в конюшню, успокаивая тень. Решив, что или я поеду верхом, или пусть мир горит в огне, а я буду пить чай с «просто поваром». До того момента, пока новый интересный и уникальный способ убийства не придет в мою голову. К сожалению, монета упала решкой, и тяжеловесный вороной конь нашел в себе силы не вылететь из стойла, почуяв запах смерти.

Мои освободители хотят услышать дальнейший план.

– Едем в Еллинг.

– А потом?

– Потом… как говорил Слайт, я все там разнесу.

 

Глава 8

Первый темный

24-й год эры объединения. Двадцатый день осени.

Остров Аркей

На первом же привале Децимус смог пересилить страх и попытался аккуратно расспросить у Джарта о своих родителях. За последний день он чуть не забыл, что когда-то согласился на все эти приключения, чтобы узнать эту тайну.

– И че? – наплевательски спросил Джарт.

– Лорд Слайт сказал, что ты сможешь что-то о них рассказать, – вступилась Меланта, а Децимуса аж передернуло. Он не привык, что имя Архипредателя столь обыденно звучит в разговоре.

– Мне наплевать. – Они уже покинули аркейские горы, и снег остался позади. Однако сильный морозный ветер дул в спину, пробирая до костей, но Джарт стоял столбом, не обращая внимания на капризы погоды. Казалось, ничто не способно вырвать его из раздумий. Он повернулся, и его взгляд застыл на юном некроманте. Децимус попытался не отводить глаза, но его хватило лишь на несколько секунд.

– Почему бы тебе самой не рассказать? – обратился Джарт к Меланте.

– Я знаю лишь образно, со слов лорда Слайта. Я не была участником тех событий и не знала его лично.

– Что? – воскликнул Децимус так громко, что Джарт поморщился и приложил пальцы к вискам. – Ты все знала? Это же была уловка! Ты все могла рассказать и по пути!

– Да, – спокойно подтвердила она, – но я знала слишком мало.

– Я не могу в это поверить! Ты не…

– Не шуми, – тихо попросил его Джарт, и казалось, даже ветер перестал завывать по его просьбе. – Рассказывай, – сказал он Меланте.

– Хорошо. Я плохая рассказчица. Децимус, что ты знаешь о паладинах?

– Немного, только образные подвиги. Орден очень скрытный и не посвящает кого попало в свои тайны. Рыцари с магическими способностями и кодексом, влияющим на весь жизненный уклад.

– Да. Сейчас паладины имеют единый орден с равными для всех законами, однако так было не всегда. Раньше их было несколько. Ордена Лунной Лилии, Лазурного Светлячка и Белого Пламени. Орден Лунной Лилии располагался на юге Аморфии, но никто, кроме самих паладинов, не знал точного места расположения. Вне зависимости от ордена паладины всегда взаимодействовали друг с другом, поддерживали контакт и нередко устраивали совместные походы. В былые дни количество паладинов на материке достигало нескольких сотен. Они очень ревностно относятся к памяти, считая, что истории о былых подвигах прекрасно мотивируют на новые свершения. Потому в каждом ордене есть своя книга памяти, которая является священной. Никто не видел ее и не…

– Я видел. – перебил Джарт. – В книге памяти записаны все когда-либо принимавшие сан паладина и все их деяния при жизни.

– Значит, мой отец был паладином? Наверное, это здорово! Они ведь герои!

Джарт криво улыбнулся:

– Он был не просто паладином. Он был единственным, чье имя было предано забвению. – Джарт растягивал фразу, смакуя эффект, который она производит на Децимуса. – Не переживай. Твой отец вырвал свою страницу самостоятельно.

– Зачем?.. – прошептал Децимус, а Джарт кивнул Меланте, чтобы та продолжила свой рассказ.

– Это произошло за несколько лет до пришествия моего повелителя. Архонты. Это был не первый случай, когда они пытались проникнуть в ваш мир. И в прошлый раз им это частично удалось. Как ты знаешь, паладины верят в Люмоса и пользуются его магией. Но Люмос не слишком отличается от Эдо. Оба этих божества исповедуют принципы морали и такие добродетели, как благородство и жертвенность. Светлые, ярко-желтые цвета их магии очень похожи друг на друга.

Никто не знает, когда и кто именно, но паладины Лунной Лилии нашли зачарованный меч. Оружие из мира архонтов. Мы не знаем, как он попал в наш мир. Внутри была заточена очень мощная сущность, но паладины, разумеется, приняли его как артефакт Люмоса, ведь все в нем говорило об их связи. Они прозвали его Длань Ангела. Эфес был выполнен в виде ангельских крыльев, но огромный золотистый кристалл поблек и потускнел от времени. А когда паладины зарядили клинок, сущность вырвалась на свободу.

Сначала никто ничего не подозревал…

– Да и потом тоже! – вклинился в историю Джарт. – Твой папа был единственным, кто понимал: что-то здесь не так. Ибо его мозги не были так наглухо забиты всякой религиозной ахинеей!

– Да. И сущность начала оказывать влияние, слегка искажая взгляды паладинов на традиционные догмы. Она нашептывала во снах, молитвах и медитациях то, что ей было выгодно. Орден постепенно менялся. Едва заметно, по чуть-чуть. Никто даже не понимал, что происходит. И вот спустя некоторое время паладины объявляют поход, в процессе которого сущность обретает физическое тело…

– Ангела видел на витраже Баальской церкви? – вновь вмешался Джарт.

– Да, – кивнул Децимус.

– Почти копия. И высотой под три метра.

– Да, – подтвердила Меланта, – душа архонта, вырвавшаяся из заточения, была подобна настоящему ангелу из писания Люмоса. Разумеется, все паладины, увидев подобное чудо своими глазами, преклонили колени перед символом их божества…

– Кроме одного. – Опять Джарт.

– Твоего отца, – продолжила рассказчица.

– Крис свалил сразу же, и угадай, кого встретил на пути? – Джарт вновь криво улыбнулся.

– Тебя?

– Нас. – Джарт приподнял одежду и показал продолговатый шрам на боку. – Первая встреча не задалась.

– Ангел продолжал оказывать влияние на орден, что впоследствии привело к созданию портала в мир Якши. Архонты стали проникать сюда так же, как и сейчас. Немногие люди порой выходили из-под контроля, но их умело ликвидировали. Все без исключения новобранцы и ученики становились вместилищами. Большинство из них ничего не подозревали, ведь обращенные выделялись чистотой помыслов и наличием добродетелей, так чтящихся среди паладинов. Они считали, что это благословение бога, и другие, видя новые способности архонтов, по своей воле решались пройти обряд, не осознавая, что ждет их на самом деле. Архонты даже стали распространяться вне ордена, и такие люди, как, например, глава церкви Деона, попали под их влияние.

– Ах, вот!.. – Децимус вспомнил историю, рассказанную ему в Арзамасе. – Вот что имел в виду Слайт, когда говорил: «Я знаю, кто ты! Я все там разнесу!»

– Угу, – подтвердил Джарт. – Слайт их терпеть не мог.

– Нашествие тьмы оказалось на руку архонтам, и никто даже не заметил очевидных странностей, ведь все внимание было поглощено новой угрозой. Другие ордена паладинов были брошены на борьбу со злом, и никто не мешал архонтам постепенно захватывать власть. И именно твой отец смог встать у них на пути и отсрочить вторжение.

– Как ему это удалось? – спросил Децимус.

– Радикально, – ответил Джарт, но не успел маг задать следующий вопрос, как тень рванулась к нему, и Децимус потерял сознание.

Воспоминания Джарта

Кристиан подошел к оконным занавескам и, оторвав полосу ткани, протянул Джарту. Они были по уши в крови, которая блестела в тусклом свете свечей. Келья была наполнена убитыми, большинство из которых даже не успели понять, что происходит. Маршрут убийц прослеживался по положению тел. Трупы у входа лежали на кроватях: казалось, они все еще спят. А тела у противоположной стены лежали на полу и даже сжимали оружие. Совсем еще не оперившиеся птенцы: послушники-подростки, которые и оружие толком держать не научились. Они были зверски убиты, даже не осознав, кто и за что принес им гибель.

Кристиан вытер лицо и броню, насколько это вообще было возможно. Он был уставшим, но старался не показывать это, сохраняя дисциплинированное хладнокровие. Его взгляд приковала каменная кладка за занавеской. Окно в стену. Они находились под землей, но архитекторы решили пошутить. Или же они умышленно оставили его, дабы создать иллюзию обычного для человека помещения. В кладке был высечен пейзаж, и Кристиан помнил, как он вместе с другими новобранцами призывал воображение, вдыхая в бесчувственный камень живые краски.

– Крис, – Джарт сорвал фибулу с единственного облаченного в доспехи трупа и бросил Кристиану, – сколько еще осталось?

– Одна. – Кристиан пристально осмотрел фибулу. Брошь-застежка в форме лилии, выполненная из серебра, служила отличительным знаком его ордена. Его плащ был скреплен похожей, однако она была изготовлена из вороненого железа и имела угольный окрас. Бывший паладин бросил украшение в подсумок на поясе, и оно с приглушенным звоном присоединилось к своим подобиям. – Пойдем.

Джарт и Кристиан вышли в коридор. Потухшие светильники, выбитые двери и повисшие на гвоздике картины ничуть не портили антураж, по их мнению. Они так часто жили в разрушениях и даже являлись их причиной, что от ухоженной и убранной комнаты становилось не по себе. Джарт ударил ногой по изображению с одиноким рыцарем, и та грохнулась окончательно. Кристиан молча развернулся и повесил картину обратно, аккуратно выровняв ее.

Не комментируя произошедшее, они пошли дальше. Вдруг коридор стал уводить вниз и сужаться. Темнота сгущалась, но они даже не думали брать факел.

Наконец их взору предстала цель их пути и сердце ордена Лунной Лилии. Небольшой грот, искусно обработанный годами тяжелого человеческого труда, был неописуемо прекрасен. Темный пруд, расположенный в его центре, украшался десятками кувшинок и водяных лилий ярко-белого цвета. Издалека они казались яркими жемчужинами на морском дне. Джарт таращился по сторонам, не понимая, почему в помещении так светло. Приблизившись к пруду, он понял секрет этого места.

Над ними раскрывалось чистое ночное небо, полное звезд. При взгляде вверх он почувствовал себя словно на дне глубокого колодца. До краев было не меньше сотни метров. Звезды отражались в темных водах, и Джарт не заметил, как засмотрелся на перистые облака, медленно плывущие по водной глади.

Кристиан устало сел на край и умылся. Джарт не знал, о чем думает бывший паладин, да и понять его было не просто. Он был скуп на эмоции и слова.

Вдруг грот озарился золотым светом.

– У нас гости! – отметил Джарт и почувствовал, как волосы на коже встали дыбом, что происходит всегда во время телепортации.

На земле прорисовался крест Люмоса, а затем его опоясал золотой круг. Свет, исходящий от линий, усилился, и спустя мгновение в сопровождении яркой вспышки возник рыцарь.

– Не влезай, – холодно сказал Кристиан Джарту, отметив взглядом важность его слов.

Рыцарь казался осветленным двойником Кристиана. Их доспехи были абсолютно идентичны, за исключением цвета лилии и креста, перечеркивающего символ Люмоса, начертанный на груди. Окантовка наплечника и узор также отличались. У нежданного гостя была начерчена белая лилия, в то время как у Кристиана он быль сплошь черным.

– Что ты наделал? – Боль в голосе рыцаря безуспешно пыталась скрыться за осуждением.

Кристиан поднялся и извлек полуторный клинок из ножен, давая понять, что не собирается обсуждать содеянное.

– Мир узнает о твоем предательстве. – Рыцарь повторил движение Кристиана. – Мы считали тебя братом, Крис. Мы бились плечом к плечу. Неужели ты забыл? Что с тобой стало, брат?

Кристиан шагнул вперед, подняв над головой меч для вертикального удара. Рыцарь скопировал его движение, и начался поединок.

Клинки выбивали снопы искр, а тяжеленные удары сотрясали руки обоих, когда лезвия их мечей ударялись друг о друга. Кристиан только что пережил бойню и был уставшим, а вот его противник был, очевидно, свеж и полон сил. Джарт был уверен, что его спутник не будет играть по чужим правилам, а постарается чаще уклоняться, уходить и экономить тем самым силы. Но Кристиан был иного мнения, и Джарт в который раз раздражался его упрямством и некой специфической непредсказуемостью. Он мог позволить себе глупость настолько очевидную, что другому и в голову не придет сделать это.

Вот их клинки вновь скрестились, но вопреки всем законам фехтования Кристиан вместо давления опустил меч и пробил ногой в грудь. Перед падением рыцарь смог задеть плечо противника, но уже не с прежней силой, и доспехи погасили удар. Наплевав на кодекс и правила, которые годами вбивали в его сознание в местных кельях, Кристиан провел вертикальный удар по лежачему противнику.

По водной глади прошла рябь возмущения. Противник призвал магические способности, чтобы заблокировать атаку Кристиана. Отразив удар, способный располовинить его вместе с доспехом, он перекатился, встал, и поединок продолжился.

В круглом помещении каждый удар сопровождался звонким эхом, и издалека это напоминало колокольный перезвон. Джарту такой грохот действовал на нервы, и он решил ускорить процесс. Подкравшись сзади, он нацелился пробивным ударом завершить поединок, но, увидев это, Кристиан бросился вперед. Их клинки вновь скрестились, и бывший паладин сделал полуоборот вокруг противника, оказавшись между ним и Джартом.

Они вновь разорвали дистанцию, и рыцарь сделал заметный кивок благодарности, понимая, сколь благородный поступок совершил его противник.

Пусть внешность и стиль боя у сражающихся были схожи, но вот манера поведения, характер и настрой очень разнились. Рыцарь дрался методично, скованно и расчетливо. Будто что-то сдерживало его. Он не позволял эмоциям брать верх над собой и полностью контролировал ход поединка. В то время как Кристиан, подобно аркейской зиме, медленно и неуклонно нападал. В его глазах не пылала ярость, но безжалостный холод во взгляде требовал не просто победить противника, а уничтожить его, сломать морально. Пусть внешне они и выглядели равными по габаритам, но Кристиан создавал больший натиск на оппонента.

Если бы Джарт не знал Кристиана, то все равно поставил бы на него. Ибо установка убийцы всегда сильнее установки бойца. И рысь, сражающаяся за свою жизнь, может дать отпор льву, который просто решил полакомиться ею.

Отринув одно из самых незыблемых правил в поединке – не выпускать меч из рук, Кристиан вновь поднял оружие в вертикальное положение, замахнулся и метнул в противника. Тот как раз оказался загнанным на край пруда и не мог уклониться. Ему пришлось отбивать тяжелый меч, что и удалось, но это было лишь начало. Оказавшись безоружным, Кристиан сразу же рванулся вперед и врезался в не успевшего сгруппироваться противника. Они рухнули в воду, и, хотя глубина была по колено, Кристиан смог занять доминирующую позицию. Теперь паладинские доспехи оказывали медвежью услугу. Кристиан изо всех сил сдавливал шею рыцаря, не позволяя тому вынырнуть и вдохнуть спасительного воздуха, а тяжелая броня еще более усложняла задачу его противнику.

Джарт вспомнил гравюры, мимо которых они шли минуту назад. Эпические сражения, благородные дуэли, полные отваги и мужской доблести… Нет. Здесь не было и следа подобного геройства. Кристиан просто топил бывшего брата в священном пруду. Это была не победа. Это было убийство, жестокое и хладнокровное.

Руки рыцаря обессиленно повисли, он осел в воду, но Кристиан не разжимал пальцы, перестраховываясь наверняка.

– Поздравляю, – безучастно бросил Джарт.

Бывший паладин обернулся, и в его глазах читалось: «Еще слово – и ты следующий!». Он поднялся, грубым движением сорвал последнюю лилию и положил к остальным.

– Все?

– Почти. – Кристиан вылез из воды, поднял меч и направился к концу грота. Джарт не сразу заметил, что под лианами есть проход, ведущий дальше. Через несколько поворотов в кромешной темноте, где края стен ощущались лишь на ощупь, они вышли в святилище. Кристиан прошептал заклинание, и пучок бледного сияния повис под потолком.

В небольшой, идеально круглой комнате хранились найденные за сотни лет существования ордена реликвии, артефакты и редчайшие манускрипты. Стены были расписаны молитвами, и буквы стояли так плотно, что казалось, все главы книги света могли поместиться на этих стенах. Джарт присвистнул. Кристиан не обратил никакого внимания на богатства и целенаправленно устремился к постаменту в центре комнаты. На нем покоился толстый фолиант, и Джарт догадался, что это и есть та самая книга памяти. Биография каждого паладина, когда-либо вступавшего в орден.

Кристиан открыл книгу с конца и бережно перелистывал, пока не наткнулся на собственное изображение. «Сэр Кристиан Цирас». Прочитав все записи, он вырвал свою страницу и смял в кулаке. В следующую секунду бумага загорелась зеленым пламенем, и через мгновение от истории его подвигов осталась лишь кучка пепла.

– Ее нужно передать в другой орден, – спокойно пояснил Кристиан и очень аккуратно взял книгу в руки.

– На кой черт?

Но Кристиан не стал пояснять. Возможно, ему было наплевать на мнение Джарта, а может, он считал, что тот не поймет. Скорее всего, оба этих фактора имели значение. Пучок света устремился вперед, освещая дорогу, и они направились к выходу.

– Подожди, – попросил Кристиан, когда они уже вышли из грота.

Он вернулся и вытащил из воды тело своего бывшего товарища. Поднял на плечо и отнес в угол пещеры.

– Трупный яд отравит воду. Цветы погибнут, – пояснил Кристиан, погасил свет и скрылся в темноте тоннеля.

Децимус пришел в себя с полным непониманием, где находится и сколько времени прошло. Меланта и Джарт уже собирались в путь, нагружая лошадей своими вещами.

– Как ты мог заметить, у твоего папаши были специфические понятия о чести. Но они были, – отметил Джарт. – Однажды он сказал мне: «Добро и зло – примитивные якоря, удерживающие нас в океане лжи».

– Значит? Зна… Но… – Децимус пытался дать характеристику увиденному. Но Джарт не горел желанием выслушивать отзывы, он прыгнул на коня и умчался прочь, оставив Децимусу почву для размышлений на несколько вечностей вперед.

 

Глава 9

Старые друзья

24-й год эры объединения. Двадцатый день осени.

Остров Аркей

Самара дернулась во сне, и Спрут, дремавший рядом на полу, тут же вскочил. Последние пару дней он ухаживал за Самарой, изо всех сил пытаясь прервать ее попытки обрести самостоятельность. Вернувшись с полной корзиной ягод, он чертыхнулся, увидев, как она, встав с постели, подливает в кружку кипяток из тяжеленного чугунного котла. Разыгравшаяся после этого сцена напоминала нянечку, кричащую на глупого ребенка, отказывающегося принимать гадкую микстуру. Озвучив все возможные доводы, он таки смог загнать Самару обратно в койку и сейчас позволил себе пару часов покоя. Женщины, которые любят ухаживать и помогать другим, порой очень не любят сами принимать помощь.

Пришлось пожертвовать парой секретов, при этом не раскрывая всех карт. Самара знала, что с Джартом и Слайтом все не так просто и прямолинейно. Тем не менее для нее он был воплощением зла, и она испытывала к нему наихудшие чувства. Незнание всех нюансов раздражало ее еще больше, поэтому пришлось попотеть, чтобы уверить инквизитора в том, что Джарт на их стороне. Хотя, слушая себя со стороны, Спрут порой сам в этом сомневался. Он знал Джарта лучше кого бы то ни было, но все же недостаточно хорошо.

Спрут вытащил из кармашка зеркальную сферу. Точечка света стала заметно ярче за последние дни – значит, отец ужаса уже рядом. При последней встрече Джарт показал инквизиции свои новые, сверхчеловеческие способности, и Самара все же смогла вытянуть историю о его возможностях.

Во время великой войны Джарт своими руками отправил на тот свет несметную орду невинных. За великие заслуги Никс преподнесла ему в дар нечто особое. Свое благословение. Теперь трепет, вызываемый его фигурой, был ощутим на физическом уровне. Стоило ему приблизиться к жилым районам, как люди просыпались от кошмаров, а бодрствующие впадали в уныние и ничем не объяснимый страх. Но благословив Джарта, богиня также получила над ним особую власть. Джарт начал терять себя, ведь Никс вмешивалась в его мысли, незаметно направляя его решения и поступки. Неизвестно, сколько грехов совершил лично Джарт, а на какие его натолкнула богиня. Конечно, все это не оправдывает его прегрешений, ведь он совершал злодеяния задолго до ее благословения.

Кем был Джарт до знакомства со Слайтом, Спрут отказывался рассказывать. Самара лишь знала, что тот был убийцей с дурной репутацией. Знала о его связи с культом Тиу, или, по-иному, гильдией убийц. Страшная организация перестала существовать незадолго до великой войны, и какую роль в ее распаде сыграл Джарт, Самара также не знала…

– Как он получил живую тень?

– Самара. Радость моя. Это не та история, которую следует озвучивать перед сном.

– Ну и хорошо. Я как раз хотела прогуляться.

Самара слегка приподнялась, и Спрут мгновенно вскочил и прижал ее назад к подушке. Их лица оказались непозволительно близко, а положение тел на мгновение унесло мысли в другую сторону.

– Мэм. Мне кажется, вы искусно манипулируете моими чувствами для получения желаемого, – шепотом произнес Спрут.

– Сэр. Вы как никогда проницательны, – в той же манере подыграла Самара. – Но разве это открытие повлияет на результат?

Спрут еле сдерживался. Он опустил глаза, не в силах выдерживать прямой взгляд инквизитора. Одинокая свеча едва освещала помещение, и холодные, голубые ледники ее глаз таяли в этих лучах. Спрут убивал королей, изменял государственный строй, менял течение истории и ходил по другим мирам. Он был на волосок от смерти, умирал и вновь возвращался. Но в комнате с этой женщиной его сердце разбивалось на осколки. Он вновь поднял глаза, пытаясь увидеть подсказку. Догадывается ли она? Что она знает? Что она чувствует? Доверяет ли она ему? Больше всего он желал увидеть хоть какой-то знак. Увидеть что-то, что развязало бы ему руки и позволило признаться в том, что он давно хотел. Но как часто бывает, именно самое очевидное порой остается незаметным.

– Это было на том свете. Во дворце Никс, – начал рассказ Спрут, думая лишь о том, какой же он идиот. Самара, к слову, думала о том же.

В темном зале царил минимализм. Потолок был столь высоким, что из-за скудного освещения его даже не было видно. Гигантский трон с восходящими к нему ступеньками располагался в конце зала. Он не отличался изысканностью, просто огромное кресло из темного камня. По левую сторону от трона, присев на край ступеньки, поигрывало обнаженными костяшками скелетоподобное существо. Давно разложившийся труп местами был полностью оголен, так что белые ребра выпирали наружу, а местами плоть полностью покрывала конечности. В одном глазу отражалось безумие, а оголенная глазница другого горела зеленым огнем. Это существо называло себя Муррий.

По другую сторону трона стоял… нет, скорее, парил над землей настоящий исполин. Он звал себя Хор. Хор был подобен сгустку тьмы, на который набросили рваные черные тряпки. Его одежда болталась, как от дуновения ветра, хотя ветра здесь никогда не было. Нельзя было определить, где лицо Хора и есть ли оно вообще. Но, присмотревшись внимательнее, можно было увидеть блеклые зеленые точки в глубине черных вихрей. Материальными казались лишь его руки, облаченные в вороненые перчатки и удерживающие потрошитель. Трехметровая рукоять, оканчивающаяся гибридом секиры и крестьянской косы. Хор был первым жнецом Никс. Существом, созданным из нее. Существом, являющимся частью ее.

Никс, богиня смерти, восседала на престоле с лицом, лишенным эмоций, но внутри ее бесчинствовали демоны. Небеса над дворцом то и дело разрывали шквалы новых молний, и раскаты сотрясали стены дворца. Все царство чувствовало гнев их бога, и он был как никогда силен. Целый мир словно дрожал в страхе перед своей матерью. В черных глазах Никс не было ничего, и в этом была суть. Ничего, кроме смерти. Увидев ее взгляд, можно было думать только об этом, и только это можно было прочитать на ее лице. Смерть каждому, смерть всему, сейчас и в любой другой миг. Окажись Никс в людском царстве, она смогла бы убить взглядом. Одного движения глаз хватило бы, чтобы сломить сопротивление человечества и поставить его на колени. Это были глаза бога. Преданного бога, озлобленного бога и как никогда жаждущего мести.

Ворота в зал отворились, и два могучих рыцаря, полностью закованных в вороненые латы, ввели пленника. Джарт шел сам, без оков и цепей. С высоко поднятой головой, он неотрывно смотрел в глаза богине, и это само по себе было подвигом. Хор слегка обернул свою туманную фигуру к Никс. Будучи ее частью, он, как никто другой, ощущал ее настроение, и сейчас она была в доселе не виданном приступе ярости. Ее черные ногти были подобны когтям хищных птиц, и на гранитном подлокотнике осталась заметная борозда, когда она выплеснула избыток эмоций на камень. За бесконечное множество лет Джарт был первым, кто осмелился столь нагло, столь открыто смотреть на нее и не отводить взгляда. Соблазн убить его был непомерно велик, и даже будучи существом, обладающим сверхчеловеческой силой и восприятием, она едва вытерпела, чтобы не сорваться с места и не разорвать Джарта голыми руками.

Пленного остановили у нижней ступеньки к трону. Джарт перевел уставший взгляд на Хора. Тьма посмотрела в ответ.

– Поклонись, – приказал Муррий едким, мерзким голосом. Его сочащийся безумием глаз разъедал Джарта.

Джарт открыл рот, замер на мгновение.

– Секундочку… – И затем из него вырвался непозволительно громкий и долгий зевок. Никогда еще подобный звук не раздавался в чертогах богини смерти. Они слышали все: от рыданий до предсмертных криков, от воплей сходящих с ума до визгов улетающей прочь души. И это кощунство было невозможно стерпеть. Джарт не успел закрыть рот, как оказался поднятым в воздух. Хор непонятно как успел оказаться рядом и невидимой силой сжимал горло Джарта. Его лицо начало краснеть, а вены набухли. Он не пытался сопротивляться, просто ждал, когда потеряет сознание. Он знал, что так просто его не убьют.

Наконец, когда его глаза начали закрываться, Хор разжал хватку, и Джарт рухнул вниз и зашелся кашлем. Тень отошла, и вместо нее приблизился Муррий.

– Знаешь, кто я такой? – Он наклонился так, что его поседевшие волосы коснулись лица Джарта.

Джарт отдышался, показал пальцем на Никс и севшим голосом спросил:

– Ты ее новый хахаль?

Муррий замахнулся омертвевшей рукой, но тут по залу прогремел оглушающий приказ:

– Хватит!

В приказе было столько мощи и злобы, что все в некрополе на миг остановились, приняв слова на свой счет.

– Джарт… – Никс поднялась и спрятала сжатые кулаки в карманы мантии. Пленник поднялся, и их глаза встретились. Она хотела убить его, и он знал, что она это сделает. Вопрос состоял лишь в том, как именно. И он знал, что это будет наистрашнейшая участь из всех возможных. Он знал, что она хочет понять, почему пошли прахом ее планы. Она хотела узнать, почему и зачем ее предали. Джарт был приговорен вне зависимости от своих слов. А Никс знала, что Джарт прекрасно это понимает, и от того злилась еще сильнее. Очень давно она не прибегала к пыткам и угрозам, ибо одного ее присутствия хватало, чтобы развязать язык любому. Что могла сказать Никс? Пригрозить, что уничтожит все, что было ему дорого? А есть ли что-то, что было ему дорого? Призвать к страху смерти? Джарт и был носителем страха смерти! Причинить боль? Нет! Никс чувствовала себя беспомощным богом, и от осознания этого ее распирало от ярости сильнее и сильнее с каждой секундой. Джарт понимал все. Он знал намного больше, чем стоило знать смертному. Он видел, как ее черные глаза лихорадочно мечутся, силясь найти решение. Как первозданная злоба клубится вокруг нее. Как воздух наполняется эманациями истинного, первородного зла. Как все царство мертвых наполняется ее отча…

– Отчаяние? – утвердительно спросил Джарт. – Мило.

Никс за долю секунды преодолела огромное расстояние, и пощечина отбросила Джарта на десятки метров. От удара он потерял сознание, но тут же был возвращен в чувство вспышкой неописуемой боли. Никс притянула его к себе, и он чувствовал на своем лице ее ледяное дыхание. С каждым ее выдохом его лицо, по ощущениям, будто покрывалось морозной коркой. С каждым ее вдохом его жизненные силы словно засасывало в водоворот.

– Ты не умрешь, Джарт. Твоя душа будет вырвана. И сломлена. Это будет конец.

– Ты ведь неспроста сказала именно так… – из последних сил прошептал Джарт.

– Как? – Никс обняла Джарта за шею и подтянула к себе еще ближе – так, чтобы он шепнул ей на ушко.

– Я единственный живой в твоем царстве. А судя по тому… – Джарт сплюнул скопившуюся кровь на пол, – …какой злобной сукой ты стала, нормального конца у тебя уже давно не было…

– Кх-кх-кх!.. – Спрут хихикал, прикрыв глаза ладонью.

– О боги… – Самара лежала с обалдевшим выражением лица. – Он что, вот прям так и сказал?

– Ага!.. Ха-хха!.. Ну не прям так дословно, но смысл был тот же. А-ха-хха…

– И что… Что было дальше?

– Дальше Джарту влетело так, что он ничего из того не помнит. Проснулся уже в лабиринте.

– В лабиринте?

– Да. И это самая неприятная часть истории. Как ты считаешь – какую самую изощренную пытку в заточении способен выдержать человек? Ты видела, на что способны люди? А представь возможности богини смерти! И Никс выбрала самое гениальное, самое устрашающее из своих творений. Представь: в бескрайней мертвой пустоши на высоте парят лабиринты. Огромные якорные цепи удерживают их в воздухе. В лабиринтах нет дверей и окон, войти и выйти можно лишь по велению тюремщика, манипулятора. Оттуда невозможно сбежать, а внутри…

Кривые зеркала, обладающие собственным интеллектом. Они проникают в сознание узника, изучая его, а потом вырывая моменты из памяти, искажая их и показывая вновь и вновь. Они сводят с ума, забираясь в самые потаенные уголки разума, извращая воспоминания так, чтобы причинить как можно больше боли. Представь, как твои самые страшные тайны, самые главные страхи восстают вновь и вновь и не уходят. Они остаются, усиливаются. Зеркала изучают тебя, находят слабости и бьют по ним. Травмы, страхи, обиды и потрясения с раннего детства и по сегодняшний твой день – все это встает на первый план, а все хорошее, что случалось в жизни, меркнет на этом фоне.

Самара покрылась мурашками, хотя было тепло.

– Шесть дней. Самый долгий срок, который когда-либо кто-то выдерживал. Кем был этот герой и как ему это удалось, уже никто не упомнит. Большинство теряет самих себя в первый день и обращается в пускающего слюни сумасшедшего. Магия места не позволяет умирать. Не требуется дышать, пить и есть. Прогневавшие богиню обречены существовать в такой форме. Но иногда лабиринты спускают, чтобы вырвать истерзанные души и добавить их к огромной массе призраков, заполонивших ров под некрополем. Салатово-изумрудная река духов медленно обтекает его стены, готовая поглотить любого, кто посмеет напасть на город мертвых.

Спустя год после заточения лабиринт Джарта спустили. Муррий собирался произвести ритуал, но оказалось, что Джарт жив. И пребывает в здравом рассудке. Джарт уничтожил их и стал первым и последним человеком, которому удалось сбежать с того света.

– Как ему это удалось? – спросила Самара.

– Я могу лишь догадываться. Мы не раз говорили с Люменом на этот счет, и мне кажется, наша версия верна. Тот человек, каким Джарт когда-то был, и то, чем он стал под влиянием Никс, сильно отличались друг от друга. В первом случае это человек, страдающий от проблем, противоречий, испытывающий эмоции, пусть и негативные в большинстве, хотя и творящий злодейства, но все же остающийся человеком. Способным не только на зло, но и на дружбу. Никс же хотела с корнем вырвать остатки человечности, сделав из него бездушную марионетку, идеального исполнителя ее воли. Она решила, что ей это удалось, но на деле она лишь подавила его человеческую натуру. В миг, когда зеркала стали изучать Джарта, они приняли наложенную Никс личность за основу и приступили к терзаниям – в то время как дремавшая в глубине сознания человеческая часть оставалась нетронутой. Джарт, возможно, со временем стал понимать, что происходит. А может, он и до сих пор не знает. Он никогда не говорил об этом и уходил от темы каждый раз, когда ее поднимали.

Его душа раскололась надвое. Одна часть способная любить, дружить, радоваться жизни. Это тот Джарт, каким мы видим его бо́льшую часть времени. Хотя он и кажется кристально чистым злом.

И другая часть, в которую вошли вся тьма, накопленная за сотни злодеяний, и дар богини. Зеркала терзали черную часть души, еще более отдаляя ее от светлой. Различия стали столь явными, что они более не могли сосуществовать в одном теле. Так родилась тень. Она способна принимать физический облик, но Джарт все равно чувствует боль, если тени нанесен ущерб. Обычное оружие проходит сквозь нее, не причиняя вреда, но любое магическое представляет серьезную угрозу! Потому он контролирует ее, не позволяя свободно покидать его тело. Джарт управляет ею, а значит, теоретически можно сказать, что его светлая сторона взяла верх.

– Только вот его светлая сторона – светлая лишь в сравнении с темной. А в оригинале они обе мрачные, только одна слегка чернее другой… – Голос Самары слегка дрожал, и, обернувшись, Спрут увидел мурашки на ее коже.

– Тебе холодно. – Спрут скорее констатировал, чем спросил. Встав, он направился к печи, но, махнув рукой, развернулся и, к удивлению Самары, принялся снимать верхнюю одежду.

– Ты чего удумал?

– Дрова лень колоть. – Никто из них не считал это оправданием. Спрут аккуратно лег рядом, накрывшись частью одеяла и дополнительно – толстой волчовкой. Он старательно не встречался с Самарой взглядом, поправляя волчовку так, чтобы Самаре было как можно теплее ночью. Однако приблизиться к ней вплотную он не решился. Так и остался лежать на спине, сохраняя между ними небольшой промежуток.

Самара дожидалась несколько минут, пока Спрут не решил, что она уснула. И как бы во сне придвинулась к нему ближе, положив голову ему на плечо. Тот, в свою очередь, бесшумно произнес богохульное ругательство. Спрут потянулся рукой, чтобы поправить слегка сползшую волчовку, но Самара поймала ее и мертвой хваткой прижала к себе. Спруту было не очень удобно засыпать в таком положении, но он был готов трижды убить любого, кто помешает ему это сделать…

Самара вновь дернулась во сне, и Спрут аккуратно засунул руку в карман. Точка на сфере стала еще ярче. Спрут разбудил аркейку, робко потрогав ее за плечо.

– У нас гости. Все хорошо. Это свои.

– Когда ты называешь Джарта своим – мне не по себе… – сквозь сон пробубнила она.

– Все будет хорошо, – на улице уже слышался перестук копыт, – не беспокойся.

Он вышел наружу, все же прихватив с собой меч, а Самара спрятала под одеяло кинжал и еще один положила под руку. Вместе их движения с оружием смотрелись очень гармонично.

Джарт приближался в компании Децимуса и Меланты, и Спрут с улыбкой приветственно развел руки, как бывалый мажордом, приветствуя гостей.

– Нирас! – ахнул Децимус. – Как ты здесь очутился?

– А я тут просто так прогуливался. Грибочки вот собирал!

– Грибочки? – переспросила Меланта.

Джарт первым спрыгнул с коня и вплотную подошел к Спруту. Они были одного роста, и если бы печать пережитого не ожесточила лицо Джарта, то они были бы очень похожи. Децимус с Мелантой замерли. С первых секунд стало ясно, что они видят друг друга не в первый раз.

– Я в размышлениях… – медленно проговорил Джарт, и лошадь Децимуса повернула голову, выражая желание удалиться подальше от этого голоса.

– Ну это ж, хороший признак, да! Не у всех это получается, а некоторые, знаешь ли, даже не приступают к самому процессу! – шутливо заметил Спрут, и Децимус поразился, что он не сжимается от ужаса под взглядом этого чудовища. Раньше Нирас трясся от одного щелчка пальцев Каина, а варк в сравнении с Джартом просто апостол милосердия и дружелюбия.

– Думаешь, врезать мне или нет? – подсказал Спрут.

Джарт кивнул и угрожающе размял кулаки. Было видно, что его чувства к Спруту намного сильнее, чем просто неприязнь. Маг не мог понять, обида это или нечто более темное и мощное.

– Давай я угощу тебя классным супом и мы в расчете, а?

– С лисичками?

– С лисичками. – Спрут пожал плечами, что означало: «Конечно, как иначе?»

Джарт вновь кивнул и вернулся к лошади. Спрут подошел к Децимусу и, будто закадычный друг, потряс его за руку, а потом обнял потерявшуюся Меланту.

– Ну что – у вас было что, пока меня не было? Признавайся! – Он шутливо ткнул в Децимуса кулачком.

– Нирас, ты ничего не хочешь мне рассказать? – На Децимуса напускное дружелюбие не произвело эффекта. Он уже понимал, что Нирас водил его за нос, и больше всего хотел узнать, как ему это удалось. Ведь он видел мысли и все равно не заподозрил неладное!

– Что именно? Если ты о супе, то у меня есть…

– Кто ты такой на самом деле?

– Я муха в супе, я шило в тапочках, я заноза в филейной части, я соль на…

– Ты болтун, каких свет не видел! – донесся голос Самары из хижины.

– Знакомый голос, – заметил Джарт.

– Пойдем знакомиться! – бросил Спрут и направился в дом, без труда уйдя от расспросов Децимуса.

– Леди Самара. – Джарт уважительно склонил голову, а аркейка смерила его ледяным, полным омерзения взглядом.

– Инквизитор Самара! – добавила женщина, и Децимус встрепенулся, услышав столь угрожающую его безопасности должность.

– Децимус и Меланта. Самара. – Все обменялись сдержанными кивками и направились к столу. Пар, поднимающийся из котелка с супом, распространял по хижине аппетитный аромат. Спрут разлил суп по мискам и поставил на стол морс с медовухой. Несмотря на то что у всех было море вопросов, в помещении стояла гробовая тишина и чувствовалась явная неловкость. Джарт угрюмо молчал, дуя на горячий суп.

– А где Каин? – прервал молчание Спрут.

– Не знаю. Мы расстались в деревне у предгорий… – И Децимус в двух словах рассказал об архонтах, похищающих мирных жителей. Но умолчал о случившейся битве, опасаясь высказывать подобное, сидя напротив инквизитора. Спрут все понял и поспешил перевести разговор в другое русло:

– Что случилось в Ледяном Пике?

– Что с местным гарнизоном? – спросила Самара.

– Все сдохли, – безучастно озвучил Джарт.

– Еще до нашего прихода! – поспешно добавил Децимус. – Архонты захватили крепость, а часть гарнизона перешла к ним. В живых остался только повар, прятавшийся все это время в кладовке на кухне. От него мы узнали много нового об архонтах.

– Поподробнее, – попросила Самара в приказном тоне.

– Они не желают зла. Ну или… Тяжело объяснить, ведь я выслушивал это со слов другого человека, и он был до смерти перепуган. Он говорил, что архонты не хотят войны. Они не собираются нападать на нас и захватывать наш мир. Свои агрессивные действия они оправдывают малой кровью. Они верят, что Слайт и армия мертвых являются реальной угрозой, но человечество этого не понимает. Они желают лишь искоренить это зло, но это возможно сделать, лишь пройдя через наши земли. В общем, я понял это так. Их план: собрать как можно больше сторонников среди людей для более успешных переговоров с империей. Что позволит им снизить шанс конфликта между нашими народами или даже по возможности объединить силы против Слайта.

– А что насчет аркейского народа? Что стало с теми, кто отказался им подчиниться? – спросила Самара.

– По его словам, они делают все возможное, чтобы избежать потерь среди мирного населения. Аркейцы – бунтари по натуре. И полагаю, что архонты не решатся рисковать своей миссией. Уверен, они убьют любого человека, если он будет угрожать выполнению их задач.

– Я им не верю, – констатировал Спрут, и Самара с ним согласилась.

– Но ведь все логично? Зачем им вести себя иначе – они вполне могли сразу перейти к конфликту, если бы желали причинить нам вред? – спросил маг.

– Ты идиот? – в лоб спросил Джарт, и за столом повисло неловкое молчание.

Джарт доел последнюю ложку и поднялся из-за стола.

– Куда это ты собрался? – спросил Спрут.

– Дома красить. Разве не за этим ты меня вытащил?

– Дома красить?.. – шепотом спросил Децимус у Меланты.

– Жаргон. Термин убийц. Означает – совершить убийство в доме… – тоже шепотом подсказала Меланта.

– Нет, конечно. Я просто соскучился по твоему искрометному красноречию и тактичности, – ответил Спрут.

– Я пошел, – бросил Джарт, но Спрут быстро поднялся и схватил его за руку. Джарт с разворота нанес удар в челюсть, от которого Спрут чудом успел отклониться, и одновременно с этим залепил тому кулаком в грудь. Все произошло так быстро, что Децимус с Мелантой не сразу поняли, что случилось. Самара же вскочила с кухонным ножом в руке, а другое лезвие, до этого скрытое в рукаве, уже прижалось к горлу мага. Меланта застыла с ложкой у рта, не понимая, как ей поступать в подобной ситуации.

– Я схожу с тобой за компанию, – успокаивающим тоном произнес Спрут.

Джарт повел плечами, кивнул и вышел из хижины. Аркейка переглянулась со Спрутом и убрала оружие. Маг сглотнул и постарался отодвинуться подальше от инквизитора.

– Я отправлюсь в форт. Если сеть предателей, приверженцев нового рассвета, столь широка, безопасность крепости находится под угрозой. Маг с девушкой отправятся со мной.

В голосе Самары чувствовалось столько харизмы и властности, что Децимус даже и не подумал высказать свое мнение. Спрут посмотрел на Самару, пытаясь намекнуть ей, что та еще не готова к переездам и ей следовало бы отлежаться. Но Самара уже вернулась к образу непререкаемого инквизитора, и говорить с ней было бесполезно.

– Возьмите лошадей, мы с Джартом отправимся пешком и постараемся выяснить в Еллинге как можно больше. О портале и об архонтах в целом.

Помимо этого Спрут подозревал, что в темницах города томятся пленные аркейцы, среди которых, возможно, и родители Самары. Но своими догадками он решил не делиться, ведь этим он подарит ей надежду, а если ожидания не оправдаются, то станет еще хуже. Хотя Самара, скорее всего, сама все прекрасно понимала, но не подавала виду.

Лишних обсуждений не требовалось, так как у инквизитора были планы для возможных неожиданностей, и Спрут прекрасно это знал. Они вышли к лошадям, оставив Самару в одиночестве, позволяя ей надеть броню и собрать вещи. Джарт ждал в тени, прислонившись к дереву и жуя травинку. Маг злился. Меланта, Джарт, Нирас. Каждый из них знал намного больше его, а он, будто ведомый слепец, шел на поводу у событий. Никогда за свою жизнь он не оказывался в подобной ситуации, но что самое страшное, никто не собирался ему что-то объяснять. Никаких сантиментов, никаких пожеланий, просто встретились, обменялись парой фраз и разошлись. А ведь столько важных, по его меркам, событий, переворачивающих все вокруг, случилось за эти несколько дней…

Спрут пожелал им удачи и уже собрался отправляться в путь, но со словами, что забыл кое-что важное, вернулся в дом.

– Что ты забыл? – спросила Самара не оборачиваясь. Пока ей удавалось сохранить ранение в тайне, но Спрут понимал, что нельзя восстановиться за пару дней и это путешествие будет для нее очень трудным и болезненным.

– Извиниться.

– Извиниться? – обернувшись, удивленно переспросила Самара.

– Да. – Спрут был сам на себя не похож. Он глубоко вдохнул, пытаясь унять расшалившиеся нервы. – И… ты не могла бы мне врезать?

– За что?

– Вот за это… – И, прежде чем Самара успела понять, что происходит, он поцеловал ее. Удивление быстро сменилось на иное, более сильное чувство, давно дремавшее в ее сердце. Она обвила его шею руками так нежно, как никого и никогда в жизни не обнимала.

– Ты простишь меня?.. – прошептал Спрут дрожащим голосом. Они стояли, касаясь лбами и закрыв глаза. – За то, что я не сделал этого раньше. Что бегал от самого себя все эти годы, что…

– Чщщ… – Она будто кошка прижалась к его щеке.

– Я… Самара… ты… – Волны наслаждения, пронизывающие все тело, не давали вымолвить слово. Он крепче прижал аркейку к себе и надрывно вздохнул.

– Я прошу только об одном… – шепнула Самара, не переставая ласкаться.

– О чем?

– Заткнись, пожалуйста… – и они вновь сплелись в жарком поцелуе, который на этот раз продлился намного дольше, – и возвращайся живым.

– Обещаю. Самара?

– Да.

– Я… – Спрут замялся, глубоко задышал. Было видно, что ему тяжело, как никогда раньше. – Я люблю тебя.

Самара впилась пальцами в его спину, и их губы трепетно соединились в полном чувственности поцелуе. Бури, бушующие в их душах, требовали сбежать в другой мир, где лишь они вдвоем и ничто не способно им помешать. Страсть захлестнула, и время для них остановилось. Когда миг блаженства отпустил, Самара плавно опустила голову на плечо Спрута, а тот накрыл ее ладонью, поглаживая волосы.

Ее глаза увлажнились, и впервые в жизни это были слезы радости. Она облегченно вздохнула, и из нее вырвался прерывистый смешок. Состояние эйфории растягивало ее губы в теплую, искреннюю улыбку. Никто и никогда не видел Самару в таком состоянии.

– Больше всего я не хочу тебя отпускать… – прошептал Спрут.

– Не переживай. Мы к этому еще вернемся, – улыбнулась Самара и поцеловала его в щеку.

Спустя два часа безмолвного путешествия Спрута и Джарта

– Вы с Самарой?

– Угу.

Спустя час

– Хочешь, я с ней поговорю? Может, у нее найдется пара подруг твоего возраста!

Спустя полчаса

– Знаешь… все-таки надо было тебе врезать.

 

Глава 10

Двое против всех

24-й год эры объединения. Двадцатый день осени.

Остров Аркей. Вечер. Пограничная застава близ Еллинга

– Ты считаешь, что они смогут захватить форт? Эту крепость штурмовали трижды за последнюю сотню лет. И ничем хорошим для нападавших это не закончилось!

– Ты глупец! Не сравнивай местные аркейские шайки с нашим господином! Это прямое оскорбление!

– Но… мы не имели в виду… ничего такого! Мы просто…

– Мы просто раздосадованы, что нас не взяли в поход, – подсказал сосед, полирующий солнечный узор на своем треугольном щите.

– Ты смеешь обсуждать их приказы?

Солдаты сидели у костра под смотровой башней, сплетничая о прошедшем вчера войске. Следы сотен сапог и копыт усеивали тракт, ведущий в крепость – Форт Расколотой Природы. Капитан всем своим поведением демонстрировал образец преданности новым хозяевам. Помимо них в башне располагался пограничный отряд из десятка легковооруженных воинов и пара лучников на вахте, обозревающих окрестности.

– Уже скоро стемнеет! Эй, Тикит! Где этот любитель присесть под кустом? – Один из солдат отошел по нужде и заметно задержался. – Че у него, пробка не откупоривается?

Его приятель нехотя отложил миску с кашей и отправился на проверку. Уже начинало темнеть, и следовало сменить посты. Вот-вот должны были вернуться патрульные.

«Мы рядом…» Капитана передернуло, а еда выпала из рук. Он озирался по сторонам в поисках источника звука, пока пугающий шелест вновь не закрался в его мысли.

«Мы идем за вами…» Солдаты, дремавшие в башне, повскакивали со своих коек, растерянно оглядываясь друг на друга.

«Почувствуйте нас. Тень грядущего пала на ваши судьбы…» К шепоту добавились всплывающие в сознании каждого из них картины. Покинутая застава обуглена после пожара, а обезображенные трупы разбросаны вокруг пепелища. Каждый видел себя в убитых, а голос продолжал нагнетать обстановку. В видениях солдат несметные полчища насекомых копошились в их телах, выедали их глазницы, вылезали из носа и ушей…

Видение казалось столь реальным, что выворачивающий желудок трупный запах ударил в нос. Многих стошнило, другие зарылись в одеяла, а самые верующие схватились за крест Люмоса в тщетной попытке вспомнить хотя бы одну молитву. Один из лучников нашел выход, бросившись с башни.

– Что вам нужно? – крикнул рвущий на себе волосы капитан.

Видение мгновенно растаяло, и в воздухе повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь истерическим плачем. Те, кто сохранил здравомыслие, затаили дыхание и приготовили оружие.

«Умрите! Умрите… умрите… умрите…» Многоголосый хор обрушился с новой силой, перекрывая все остальные звуки. Одна стрела сняла лучника на башне, вторая вонзилась в капитана. Спрут выпрыгнул из кустов, попутно натягивая лук, точечно выцеливая бреши в доспехах. С другой стороны, тень преспокойно прошла сквозь стену, без жалости убивая беспомощных солдат. Сопротивления не оказывалось, тень расправлялась с ними голыми руками. Спустя минуту гарнизон заставы был полностью уничтожен, так и не успев подать сигнал тревоги.

Спрут собирал стрелы, пока Джарт с безразличной миной осматривал цель их похода с верхушки башни. Сигнальный огонь колыхался от ветра, и языки пламени касались его угольного одеяния. Посевные поля с фермами облепили всю равнину, разделяющую их со столицей Аркея. Огромные ветряные мельницы граничили с круглыми амбарами и топорно сложенными крестьянскими хижинами.

Стражники бродили по стенам, зажигая ночные факелы и перепроверяя сигнальные огни. Ворота поднимались, закрывая проход в город до наступления рассвета. Население в пару тысяч жителей готовилось ко сну.

– И когда они успели перекрасить броню?.. Ну-с? Как я выгляжу? – спросил Спрут, надев капитанские доспехи. Символ нового рассвета мерцал в свете пламени на начищенной до блеска кирасе. Шлем с бронзовой окантовкой по краям покрывал голову, но оставлял открытым лицо. Раздуваемый ветром плащ с тем же символом имел золотистый оттенок.

– Как мужеложец, – не оборачиваясь, ответил Джарт.

– Ага. Как раз это и надо было! Че стоим, кого ждем? – Спрут встал рядом.

– Ворота закрыты.

– Я и не собираюсь заходить через ворота. Гарнизон хоть и заметно поредел, однако около сотни стражников все еще в городе! А вот чуть левее, у того пенька, есть подводный ход. – Спрут указал на едва видимый с такого расстояния одинокий пенек на краю рва.

– Не утонешь в броне?

– Мне приятно, что ты обо мне беспокоишься. Но ведь ты не дашь мне пойти ко дну, правда?

– В этом мире не много вещей, на которые мне наплевать еще больше. Потому я пойду напролом.

– У тебя где-то завалялись ключи от ворот? Может, все-таки проникнем в город без лишнего шума – как в старые добрые времена? А?

– Я уже не помню таких… – медленно произнес Джарт, а затем отправился к лестнице.

– Так какой у тебя план? – бросил вдогонку Спрут.

– Тот же.

– Давай только без лишних жертв, а?..

– Как пойдет…

Спустя полчаса

Согнув спину, Спрут преодолевал пшеничное поле. Ночь уже укрыла Аркей, но задача обязывала перестраховаться. Колосья кончились, и оставшуюся сотню шагов до заветного тайного хода он преодолевал крадучись, непрерывно поглядывая на крепостную стену и замирая, когда в бойницах появлялись очертания стражников. Он почти добрался до воды, как вдруг резкое движение на стенах города заставило его упасть ниц и притаиться. Стражники поднимались на башни, нервно переговариваясь и тыча пальцем в одном направлении.

Спрут обернулся, желая узнать, что же так взбудоражило защитников города.

Горели поля, расположенные на склонах, в одной миле от столицы. Две фермы, стоящие на холме, постепенно поглощались пламенем, а след пожара на полях образовывал дугу. Наблюдающим с городских стен казалось, будто они смотрят на огромный пылающий череп. Мельницы были его глазницами, а дуга образовывала улыбающийся рот. Раздался звон колоколов, и город проснулся по сигналу тревоги. Спрут улыбнулся и сиганул в воду…

Джарт прекратил орудовать факелом и, посасывая травинку, присел в ожидании. Ворота оставались закрытыми, а вот крестьяне с соседних ферм уже проснулись и спешили на помощь. Пешки всегда умирают первыми. Вооруженная вилами группа рабочих остановилась у лежащего на траве незнакомца. Жар от объятого пламенем дома усиливался, и люди прикрывали лицо одеждой. Они что-то кричали, один даже ткнул в Джарта черенком, но тот продолжал лежать, думая о своем и вглядываясь в постепенно вспыхивающие звезды.

Наконец отец ужаса поднялся, расправил когти на перчатке и кошачьим ударом распорол грудь первого встречного. Женщины закричали, когда теплая кровь брызнула на их сельские сарафаны, а стоящие рядом попытались уколоть его вилами, но Джарт закрылся убитым.

Тень бросилась на обидчика, а Джарт занялся его приятелем. Два тела синхронно осели на землю, и крестьяне, побросав инструменты, понеслись прочь, соревнуясь между собой в скорости. Тень желала ринуться следом, но сейчас важнее всего была паника. В общем, как всегда. Люди бежали к городу, желая обрести спасение, но на деле принесут лишь зерна страха, который, как заразная болезнь, начнет распространяться среди жителей. Джарт сорвал новую травинку и не спеша направился к воротам.

Спруту приходилось на ощупь проплывать по узкому тоннелю, ведущему за стену. Затопленный потайной ход начал подниматься, и Спрут наконец смог выдохнуть и открыть глаза. Далее пришлось карабкаться по наклону, чувствуя себя склизким червяком, роющим тоннель в земле. Он полз в кромешной темноте более минуты, пока его ладонь не коснулась вертикальной лестницы, вмонтированной в каменную кладку фундамента. Лаз был столь узкий, что два человека не смогли бы протиснуться. Спрут забрался по лестнице и аккуратно толкнул круглую деревянную дверцу.

Погреб одного из покинутых домов был битком заставлен старыми, пустыми винными бочками. Видно, предыдущий житель имел собственное производство. Одна из крупных бочек и служила потайной дверью. Спрут выбил фальшдно и вывалился на сырой пол, звякнув броней.

– Дорогой. Там опять крысы шумят!

Похоже, за последние несколько дней в доме появились новые постояльцы. Спрут бесшумно выругался, лишние трупы не входили в его планы. Послышался скрип отворяемого засова, и грузный мужчина спустился в подвал, неся в руках светильник. Свет упал на незваного гостя, и рот приоткрылся для крика, но хлесткий удар тыльной стороной ладони заставил его замолчать. Следующим ударом Спрут наповал вырубил мужчину и успел подхватить падающий светоч.

– Дорогой, ты там цел?

Спрут врезал по двери, и та смачно двинула женщине по лбу. Застонав от боли, она осела на пол, и Спрут ударом ноги погрузил ее в глубокий сон. После чего разорвал ее одеяние на тряпки, намочив их в ведре, постарался хотя бы частично очистить кирасу от налипшей тины и земли.

С улицы отчетливо слышался топот сабатонов, означающий успех отвлекающего маневра.

Крестьяне уже подбегали к воротам, во всю глотку умоляя пропустить их. Джарт оставил их в живых, как ключ к городу. Мост медленно опускался, и беженцы забегали внутрь. Арбалетчики, распределившиеся по периметру стены, вглядывались в темноту. К несчастью для них, одеяние Джарта делало его практически невидимым ночью. Крестьяне постоянно оглядывались назад, хотя и не видели преследователя. Мост тут же начал подниматься, как только они прошли через спасительные ворота. Не успели они облегченно вздохнуть за стенами родного города, как оказались в кольце стражи, взявшей их на прицел. Вдруг девушка, замыкавшая группу крестьян, пронзительно завизжала.

Джарт с разбегу оттолкнулся и смог в прыжке дотянуться до края уже поднимающегося моста. Тень же пролетела сквозь него и, совершив кувырок, бросилась вырезать беззащитных. Капитан замер, не в силах отдать приказ, не понимая, что происходит и что это за невиданное существо. Стражники стояли в той же нерешительности, они не могли стрелять по мирным жителям, а тень металась от одной жертвы к другой. Тем временем Джарт взобрался на край моста и в нужный момент прыгнул в бойницу. Стражники, дежурившие в донжоне, обязаны были смотреть за обстановкой за воротами, но тень отвлекла на себя их внимание. Они поняли, что происходит, лишь когда Джарт выбросил их из окна.

Крестьяне бежали кто куда, и тень, воспользовавшись созданным хаосом, бросилась в сторону вдоль стены, прикрываясь телами.

– Стреляй! – прозвучала команда архонта, и арбалетчикам пришлось стрелять по своим. Крестьяне падали замертво, а тень не получила никакого вреда. Джарт двигался параллельно своему второму «я», убирая стражников одного за другим и закрываясь убитыми от шальных болтов.

Увидев под стеной пристройку, он, не сбавляя скорости, прыгнул с высоты, от падения с которой разбился бы любой неподготовленный человек. Совершил кувырок, сохраняя инерцию движения, а достигнув края крыши, уперся руками и, выбросив ноги вперед, прыгнул в темноту. Оказавшись на земле, он слился с тенью и рванул в сторону жилого квартала. Впритирку расположенные дома позволяли минимизировать численное превосходство, а главное, защищали от массовых залпов.

Джарт забежал за угол, и десяток арбалетных болтов со стуком вошли в брус. Тень отделялась от тела, проходя дома насквозь. Свечи гасли при ее приближении, а Джарт сносил попадающиеся ему на улице факелы, погружая город во мрак.

Стражник открыл дворцовые двери и замер по стойке «смирно» при приближении капитана. Спрут взбежал по ступенькам и оказался в сердце Аркея, во дворце Еллинга. Многоэтажное здание с множеством пристроек включало в себя тронный зал, покои правящей семьи, комнаты для приближенных лиц. По обычаям Аркея, правитель выступал в роли судьи, и потому здесь же располагалась тюрьма. Туда и направился Спрут, кивая замиравшим при его приближении дворцовым стражникам. Несмотря на беспорядок вокруг и мечущихся в панике туда-сюда слуг, они оставались стоять на своем посту, дисциплинированно ожидая приказа.

Архонт вышел из-за угла, и Спрут чутьем понял, что тот его раскусил. Неизвестно как это случилось, но интуиция еще никогда не подводила шпиона. Нож вошел снизу вверх, под подбородок, и острие вонзилось в мозг, обрывая жизненный путь архонта. Не выпуская рукоять, он отволок тело за угол, надеясь, что никто не обратил на это внимания.

– Тревога! – В закрытом пространстве клич многократно усиливался, разносясь по узким коридорам замка.

– Да что ж за тараканья плешь, а? – Спрут отработанным движением принялся расстегивать ремни на кирасе. Шаги уже приближались, а он избавлялся от крепежей на боку и плечах.

– Вот никогда такого не было, – продолжал злиться Спрут. Кираса упала на пол вместе с плащом, – и вот опять то же самое!

Он поднял весящую под пуд кирасу и вжался в стену, подпуская противников ближе. Выбежавший из-за угла стражник тут же получил по шлему, и от звона ему чуть не заложило уши. Его напарник успел затормозить и приготовиться к схватке, но брошенный в лицо плащ закрыл обзор. Спрут без усилий заколол невидящего противника и побежал в сторону подземелья.

А-ха-ха-хха! – зловещий смех звучал как в реальности, так и в сознании находящихся на грани безумия горожан. Наконец Джарт оказался в своей стихии, где он полностью солидарен со своим вторым «я». В эти моменты он достигал пика взаимопонимания и мог отпускать свою тень достаточно далеко. В первый раз, со времен войны, он вновь делал то, что у него получалось лучше всего. Сеять страх и пожинать его плоды.

Отряд стражи увидел силуэт Джарта, пробегающего по параллельной улице, и ринулся туда, протискиваясь между плотно стоящими домами. Тень выскользнула из стены, забрала одну жизнь и вновь скрылась. Не успели они понять, что произошло, как состоящие из чистой, первородной тьмы руки свернули шею еще одному. В панике они рванули прочь из проулка прямо в когтистые лапы ожидающего их Джарта. Когда в живых остался лишь один, Джарт слился с тенью и притянул к себе трясущегося человека.

– Покричи для меня… – прошептал Джарт, снимая с него шлем и проводя когтем по лицу, оставляя глубокую рану.

Вопль разнесся над городом, пронизывая сердца и вызывая мурашки у спрятавшихся под кроватями детей и взрослых. Еллинг полностью окружала крепостная стена, защищавшая город, но в данный момент она сыграла злую шутку. Горожане не имели пути спасения, они не могли, взяв или бросив пожитки, убежать прочь. Обреченные покорно ждать своей участи, они рыдали, молясь, как никогда в жизни, обещая богам все свои деньги, здоровье и даже душу. Каясь во всех совершенных и несовершенных грехах, моля о прощении и избавлении.

Джарт истязал стражника, пока тот не скончался. Подоспевшие на крик не обнаружили ничего, кроме кровавого следа. Он вывел их к центральной улице, и увиденное пригвоздило их к земле, хотя, казалось бы, ничто не способно было поразить их еще сильнее.

Их бывший товарищ, безобразно изуродованный, висел, прибитый копьем к стене дома, почти на самом видном месте. Выпущенные кишки свисали до земли, а вместо лица – сплошная кровавая маска. Все жители улицы могли увидеть его обезображенный до неузнаваемости труп.

– Аха-хах! – издевательский, леденящий душу хохот раздался где-то высоко, и все подняли головы. Джарт стоял на вершине колокольни, на фоне луны, упиваясь происходящим. И теперь, когда паника в городе достигла критической точки, он дал волю способностям, дарованным Никс.

Аура страха пугала и деморализовывала людей, разлагала души, но теперь, когда все барьеры надежды и веры рухнули, эффект усилился многократно. Тьма беспрепятственно впилась в их души, и ледяной холод смерти сковал сердца. Многие умерли мгновенно, другие же навсегда потеряли возможность жить полноценной жизнью. Самым крепким пришлось бороться с голосом Джарта, обещающего болезненную и неотвратимую гибель.

Преодолев первый лестничный пролет, Спрут встретил новых противников. Крик тревоги услышали не только во дворце, но и в самом подземелье. Стражники на этот раз не стали бездумно бросаться поодиночке, а втроем встали в ряд, образовав стену щитов, перекрывающую весь проход. Спрут набрал максимальную скорость, и стражники решили, что он собирается врезаться в них, но вместо этого он наклонил тело вбок и, словно паук, пробежал по стене несколько метров, приземлившись за спинами обалдевших от подобного трюка. Снизу подступали новые противники, намеревавшиеся образовать вокруг Спрута кольцо.

Один удар меча или даже щита мог оборвать его жизнь. Одно неловкое движение, один неправильный выбор цели – и конец. Спрут бросился на ближайшего врага, извлекая соловьиный клинок. Нужно было действовать быстро, сближаться и устранять их поодиночке, не давая сгруппироваться. Соловьиный клинок запел смертельную песню. Свист закладывал уши, сопровождая каждое движение. Противники падали один за другим с миниатюрной, но смертельной колотой раной в броне. Тяжелые латные доспехи сковывали движения и снижали скорость, однако не могли защитить от спрутовского меча. Он протыкал их, будто ткань миниатюрной иголкой.

Твердая сталь позволяла парировать атаки при хорошей реакции. Парирование, обход щита, удар. Вновь рывок к цели, парирование, удар в обход щита.

В пылу сражения Спрут едва не пропустил появление арбалетчиков. Он сделал кувырок, уходя от размашистого удара, попутно оставляя противнику порез на лодыжке. Болты со звоном отскочили от поднятого им щита. Спрут не собирался атаковать или ждать второго залпа. Ринувшись к лестничному пролету, ведущему вниз, он бросил щит под ноги и, запрыгнув на него, заскользил по ступенькам, ловко балансируя руками.

Влетев в подземелье, он едва увернулся от ножа, что метнул один из тюремщиков. Лезвие глубоко вошло в дерево, но Спрут взялся за рукоять, выдернул резким движением и послал его обратно. Вся охрана осталась валяться на лестнице, а здесь была лишь пара тюремщиков, присматривающих за заключенными, и, увидев смерть сослуживца, они поспешили ретироваться в глубины подземелья.

Спрут захлопнул массивную дубовую дверь в подземелье, усиленную стальными клепками, а заметив большой ключ, лежавший прямо у стола на входе, запер ее на замок, оставив ключ в скважине, дабы его не смогли отпереть снаружи. По расчетам Спрута, у него оставалось около трех минут, пока стража не принесет топоры и не начнет вырубать замок. Или куда меньше, если во дворце еще остались архонты: тогда они просто вышибут дверь своей силой.

– Эй! Кто там? – Спрут побежал на крик заключенных. Пленных аркейцев держали в ужасных условиях. Из-за решеток веяло едким запахом испражнений. Тюремщики даже не удосужились убрать трупы, и уцелевшие были вынуждены топтаться по телам своих собратьев. В узкие одиночные камеры запихнули по десять человек сразу, не заботясь о кормежке, о чем свидетельствовали осунувшиеся от голода лица.

Спрут отпер решетку. Заключенные в других камерах тут же пришли в движение, расталкивая своих сокамерников.

– Уходите вглубь подземелья! И ждите меня там!

– Разве здесь есть другой выход?.. – прохрипел аркеец.

– В тюрьмах всегда есть другой выход. Иначе из них не сбегали бы люди вроде меня.

Отдав ключи аркейцу, который, по его мнению, казался свежее других, он принялся искать представителей дома Детей Вьюги, родителей Самары. Но его поиск прервал громоподобный удар в дверь. Заключенные обернулись, но Спрут постарался вывести их из оцепенения.

– Я их задержу. Идите прямо, затем во второй тоннель налево.

– Я из дома Детей Вьюги! – Из толпы вышел высокий, уже пожилой мужчина, сохранивший остатки благородства и властности даже в таких условиях. Глаза стального цвета исключали ошибку.

– Отлично! Иди с ними и, пожалуйста, не вздумай помирать там!

– Я могу помочь! – отважно выступил вперед аркеец.

– Еще чего не хватало! – Спрут перехватил руку мужчины, крутанул его и толкнул обратно. По подземелью вновь разнесся грохот удара. – Это не по вашей части!

Еще один удар, и дверь вышибло, будто великан ударил по гигантскому барабану, а подземелье осветили солнечные лучи. Из залитого светом проема вышел Алатар. Архонт, которому Спрут некогда всадил две юстициарских стрелы прямо в голову. Сейчас на нем не было и следа от тех повреждений, а бегающие по пальцам золотые искорки предупреждали о сокрытой в нем мощи.

– Что-то ваша обучаемость хромает! – шутливо заметил Спрут и расчертил в воздухе неизвестный символ.

Джарт уже без какой-либо опаски шел ко дворцу прямо по центральной улице. Даже выжившие стражники не оказывали сопротивления, предпочитая убежать как можно дальше. Они попадали в лапы обезумевших горожан, винящих стражу в постигшей их каре. Население города вовсю занималось самоуничтожением. Кто-то убивал бывших соседей и приступал к мародерству. Кто-то уже отпер городские ворота, и многие во весь опор бежали по полям в лес. Не думая о цели, желая лишь убраться как можно дальше отсюда. Единицы архонтов были единственными сохранившими самоконтроль и дисциплину, но поодиночке они не могли противостоять Джарту. Зрелище того, как их новых богоподобных владык забивают, словно скот, ставило окончательную точку в преданности имперцев.

Вслед за Алатаром в подземелье вбежала группа стражников, но он коротким жестом остановил их, желая разобраться с обидчиком самостоятельно. Спрут сделал неприличный провоцирующий жест, и с пальцев архонта слетела слепящая глаза стрела света. Соловьиный клинок пронзительно засвистел и закрутился в восьмерках с такой скоростью, словно превратился в единую стену стали. Меч принял на себя заклинание и засиял, будто был отлит из золота и отполирован до невообразимого блеска. Спрут, словно дирижер, взмахнул им в направлении архонта, и вспышка света сорвалась с кончика и полетела обратно. Клинок принял изначальный, агатовый цвет, а Алатар успел создать щит, поглотивший союзную магию.

Спрут завел свободную руку за спину и отсалютовал клинком, вызывая архонта на дуэль. Алатар, шепча заклинание, шагнул навстречу, и в его ладони появился сотканный из чистого света одноручный меч. Такое оружие беспрепятственно проникало сквозь броню и щиты, и лишь другой зачарованный меч мог ему противостоять. К счастью, именно таким был соловьиный клинок, выкованный в незапамятные времена и передававшийся от одного грандмастера воровской гильдии к другому.

Спрут ненавидел действовать от обороны и всегда нападал первым, но сейчас главное – потянуть время. Архонт сделал полуоборот кистью и нанес раскалывающий удар. Спрут ушел с линии атаки, слегка отводя клинок противника. Проба прошла успешно. Блокировать сияющий меч, учитывая силу архонта, многократно превосходившую человеческую, было бессмысленно. А вот парировать при должном мастерстве можно без особых проблем. Через несколько секунд уверток и уклонов Спрут узнал фехтовальную школу инквизиции. Комбинированные атаки, подобные тем, которыми осыпал его инквизитор Махариус. Но здесь они были чуточку быстрее и во много раз мощнее.

Спрут ударил, сделав едва заметный оборот кистью, и на предплечье архонта открылся тонкий порез. Бой на мгновение остановился, Алатар перевел взгляд на рану, и та немедленно затянулась.

– Видимо, это надолго… – заметил Спрут. – Может, ты просто сдашься, и все?

Архонт сорвался с места, перейдя в наступление. Спрут вынужден был отступать под неудержимым натиском. Он выжидал момент, когда Алатар начнет знакомую ему комбинацию. Каждый удар в наступательной серии должен быть сильным, не оставляющим противнику лазейку. Однако внутри комбинации могут быть обманные удары и финты, и именно на этом знании хотел сыграть Спрут.

Алатар провел два дуговых удара с целью сбить меч в сторону, и Спрут знал, что произойдет дальше. Архонт отвел локоть назад и шагнул для проникающего колющего выпада. Спрут не собирался его парировать. В последний миг он развернул корпус боком и прогнулся в сторону, пропуская клинок мимо, а сам нанес режущий удар по запястью. Золотой меч выпал из ослабевших пальцев и мгновенно растаял. В следующее мгновение соловьиный клинок просвистел сквозь шею Архонта.

Его голова удерживалась лишь на тонком лоскутке кожи. Спрут перехватил меч обратным хватом, уперся ногой в грудь архонта и сделал обратное сальто, вбивая носок другой ноги в подбородок. От восходящего удара голова Алатара оторвалась и, пролетев через все подземелье, прикатилась к ногам наблюдающих за дуэлью стражников.

– Ну, чем дальше займемся? – Несмотря на шок после увиденного, некоторые все же нацелили арбалеты и произвели выстрелы. Спрут отпрыгнул в одну из камер. Расстояние было слишком большим, и его нашпигуют болтами раньше, чем он до них доберется. Единственным верным решением виделось закинуть вонючий труп на спину и, прикрываясь им, ускользнуть в противоположную сторону. Однако пробежавший по его спине знакомый холодок интуиции заставил повременить с этой затеей.

Спрут выглянул из-за угла, чтобы увидеть, как Джарт в паре с тенью кровожадно разрывает имперцев на части.

– Стой!!! – закричал Спрут, когда остался лишь один стражник. Джарт замер, а кровь с когтей, застывших у щеки последнего выжившего, капала тому на шею.

– Чего еще? – недовольно спросил Джарт, раздосадованный, что его оторвали от любимого дела.

– Ты видел, как я снес башку этому верзиле?

– Нет. Какому еще верзиле?

– Да вот же! – Спрут демонстративно ткнул обезглавленное тело. – Видишь? Кочерыжка там, а туловище тут. Я так ему усандалил, что его бестолковка во-о-он куда улетела!

– И?

– Что «и»? Ты когда-нибудь видел подобное? Еще пара таких пируэтов – и мои мемуары станут новым лицом поэмы эры объединения. А он последний из тех, кто это видел! Литературное будущее мира зиждется в его ветхих ручонках! Оставь его в живых, а то ведь мне никто не поверит!

– Тьфу! – зло сплюнул Джарт и прикончил последнего свидетеля.

 

Глава 11

Пока вас не было

24-й год эры объединения. Двадцатый день осени.

Остров Аркей

– Не расскажешь о планах своего повелителя?

– Я рассказала все, что знаю.

– Меланта… мне все это слегка надоело. Ты и про мою некромантию, и про моих родителей, и что ты протеже Архипредателя не особо распространялась, хотя времени было хоть отбавляй! Ты понимаешь, что для всего мира этот человек – воплощение дьявола, несущего гибель всему живому. А сейчас его правая рука помогает Нирасу, которого почему-то зовут Спрутом, и даже леди-инквизитор ведет себя так, будто все на своих местах! Со стороны все это выглядит как тотальный заговор, и, по всей видимости, в него посвящены все кроме меня!

– Я не уполномочена отвечать сейчас на вопросы касательно прошлого.

– А когда? Я уже выполнил свою часть сделки! Почему бы мне просто не развернуть коня и не уехать на все четыре стороны! Я ведь имею право это сделать? – Децимус с Мелантой покачивались в седлах на небольшом удалении от Самары. Она четко дала понять, что не жаждет оказаться в чине почетного собеседника, и холодно отстранилась от них. Но на самом деле ноющая рана сильно беспокоила, и ей приходилось концентрироваться на дыхании и управлении лошадью. Она была подкована по-зимнему, что слегка усложняло путь.

– Полагаю, да. Однако юстициары, как я поняла, способны справляться и с более серьезными противниками, чем маг, владеющий одним заклинанием.

– Правда? Ты это поняла? А ты не заметила, случаем, по пути объявление «Обучаем будущих некромантов! Недорого!»?

– Нет, – ответила Меланта, но на всякий случай обернулась назад.

– А знаешь почему?

– Нет, не знаю!

– Потому что их не было! И я скорее сам разберусь во всей этой черной магии, чем найду учителя!

– Я знаю пару некромантов.

– Что? И ты молчала все это время! – чуть не заорал на нее Децимус. Хотя на самом деле связь Меланты с загробным миром была, как ему виделось, единственной причиной продолжать путешествие в ее компании. Все-таки без учителя или какого-нибудь руководства он может осваивать даже азы темных искусств очень и очень долго. – Я тут, значит, пальцы и так и сяк загибаю, просиживаю все свободные минутки в медитациях и пытаюсь как-то совместить в голове формулы и перекроить их под некромантский вариант! А ответы все это время – под носом!

– Они далеко, эти знания для тебя бесполезны в данный момент.

– Да? А может, это очередной крючок? Как история про моих родителей от Джарта. Что-то немного я там услышал! Да и с чего мне в это вообще верить?

– Почему ты не сказал ему об этом сам?

Децимус злобно промолчал. Как бы туго, по его мнению, ни соображала Меланта, в данный момент она осталась его единственным партнером, на которого можно положиться. Нирас оказался совершенно не тем, за кого себя выдавал. Каин, вполне вероятно, скормит его при встрече своей ящерице. Джарт… просто без комментариев, а о ехавшем позади инквизиторе и говорить нечего. Он вспомнил, как стремительно и неожиданно она приставила нож к его горлу и с каким выражением лица села назад. Будто его убийство для нее такой же важный вопрос, как, к примеру, положить в чай одну ложку меда или две!

– А потом ты сведешь меня с ними?

– Почему бы и нет!

Децимус выругался про себя. Ну и как ей доверять – опять дала ответ, который, по сути, оставляет вопрос открытым. Но выбора нет, Меланта была единственной, за кем можно было спрятаться в случае беды. Кроме того, она его единственная ниточка ко всей этой некромантической ерунде, и он не имеет права ее упускать. Все это выглядело очень иронично, учитывая, что именно Меланта пронзила кинжалом его сердце без его согласия. В момент пробуждения он желал содрать с нее живьем шкуру, но события закружились слишком стремительно, и ярость отошла на второй план.

– А откуда ты знаешь про местных некромантов?

– Познакомилась при приемке товара.

– Какой еще приемке?.. Можно поподробнее?

– Твой мир самодостаточен. Здесь есть воздух для дыхания, животные и растения для питания, благоприятный климат для существования. Опасности хоть и присутствуют, но не носят критический характер, и все трудности, с которыми сталкиваются люди, они могут решить своими силами. Но не все миры столь же богаты, во многих есть дефицит, вызванный дисгармонией развития. Например, в одном из миров, некогда населенном подобными вам людьми, вспыхнула неизвестно чем вызванная эпидемия. Она изменяла состояние человека, его мышление и возможности. Привычная пища более не удовлетворяла его потребности, и основной едой служила кровь еще не зараженных сородичей. Эпидемию так и не смогли остановить, и весь мир постепенно переродился. Однако здоровые люди были практически полностью истреблены неутолимым голодом, и зараженные были обречены на вымирание. Чтобы выжить, они поддерживают экономические отношения с другими мирами. Они добывают ресурсы, еду, металлы, оружие и прочее в обмен на живую силу. Приговоренные к смерти или к пожизненному заключению продаются, словно рабы, туда, где служат источником пищи и дешевой рабочей силой. Таким образом, существование этого мира напрямую зависит от работорговли.

– А некроманты-то тут при чем?

– Путь в мой мир лишь один, а значит, если нам что-то нужно, то приходиться искать это здесь! Некроманты поставляют нужные повелителю ресурсы в обмен на знания и дары. Передача происходит сквозь портал, через который и лежал мой путь.

– Ясно. Слушай, а… про этих… кровососущих. Если открыт портал, почему они не могут вторгнуться в другой мир и захватить его?

– По той же причине, по которой архонты до сих пор не вторглись в твой. Пока защита мира цельная и не нарушена дисгармонией происходящего, порталы могут пропускать лишь несколько человек в определенный временной отрезок. Причем учитывается не количество душ, а их качество. Поэтому повелитель не смог лично заявиться сюда. Портал не пропустит существо такой мощи, а если и пропустит, то останется запечатанным на долгое время, пока не накопит силы вновь. На самом деле архонты никаким образом не смогут захватить этот мир, ведь если они расшатают его оболочку и смогут провести свою армию сюда, то и мой повелитель сможет сделать так же. Однако последствия будут куда ужаснее, и продолжаться это может столетиями. Порталы, подобные архонтскому, будут открываться в виде разломов по всему миру! На вас набросятся, почувствовав вашу слабость, и попытаются урвать себе как можно больший кусок. Именно такой участи нам нужно избежать!

– А может, – обдумав все ею сказанное, спросил Децимус, – это, наоборот, положительно скажется на человечестве? Возможно, откроются новые торговые пути, мы найдем дипломатическое решение, увидим устройство чужих миров, наберемся их опыта, и развитие пойдет в гору?

– Как же ты выжил-то, при такой наивности? – послышался голос Самары, которая, наверное, все слышала.

– Почему наивности? За чертой империи тоже есть народы, и живут они в мире, и торговые сообщения налажены. Вы почитайте трактаты путешественников, там все это описано!

– Хорошо… – не стала спорить Самара. Она, как никто, знала, что вся литература, попадающая в Арзамас и в любую другую имперскую библиотеку, проходила скрупулезный анализ на наличие сведений, неугодных человеческой цивилизации. В жизни любая дипломатия насквозь пронизана интригами и личной выгодой…

– А разве можно освоить новые заклинания без учителя или соответствующей литературы?.. – спросила Меланта спустя некоторое время, опустив голос до шепота.

– Ну… давай подумаем логически. Это ведь кто-то придумал, верно? И едва ли какая-то книга заклинаний существовала испокон веков.

– Логично.

– Вот-вот. Возьмем в пример какое-то базовое заклинание. Стрелу. Если это пиромант, то огненная стрела, если иллюмаг, то стрела света. Для произнесения столь простого заклинания достаточно произнести: «Sep’let», – что, как я полагаю, и означает «стрела», просто на каком-то древнем, давно забытом наречии. А потом задать направление движением руки или пальца, желательно сделать это резко, дабы разогнать энергию. После долгих практик магу достаточно лишь подумать, озвучить слово в мыслях – и заклинание сорвется с пальцев. Но вот что интересно. Все маги, вне зависимости от стихии, выпуская свою стрелу, произносят одинаковое слово, но заклинания получаются разным! Однако я почему-то не выпускаю стрелы тьмы! Возможно, нужно особое состояние, или другой язык, или…

– Впереди засада! – крикнула Самара, и Меланта тут же схватилась за оружие. – Подними руки. Здесь должен быть наш пост.

И Самара демонстративно выехала вперед, подняв раскрытую ладонь. Децимус озирался по сторонам, заметно нервничая, не замечая никаких признаков засады… Как вдруг из-за деревьев синхронно выступили аркейцы. Доспехи были грубо замаскированы налипшими листьями и отломленными ветками, увеличивая степень скрытности. Все поголовно вооружены короткими, сильно выгнутыми луками. Маломощными, но очень скорострельными и недальнобойными. Они идеально подходили для действий в лесном массиве, где приходилось совершать быстрые, точные выстрелы на коротких дистанциях, а затем менять позицию.

– Леди Самара! – Один из аркейцев, крупный бородач с еще свежей раной на щеке, выбежал им навстречу.

– Брон, почему ты здесь?

– Леди Самара, – аркеец упал на одно колено и склонил голову, – крепость захвачена!

– Что-о?! Когда?

– Вчера ночью. Кто-то из наших открыл им ворота, а потом сбежал в стан врага. Войско в несколько сотен голов ворвалось внутрь, круша все без разбору. Среди них был маг в красном одеянии и несколько… пара…

– Кого?

– Не знаю, моя госпожа. Они были похожи на людей, но… Один из них на моих глазах поднял Ферда одной рукой и сломал шею, как тростинку. А глаза у них…

– Понятно, не продолжай. Как ты выжил?

– Я и несколько десятков солдат и слуг успели выйти через тайный ход. Мы встали лагерем невдалеке от крепости и перекрыли тропы, дабы беженцы из других деревень не попали в ловушку.

– Веди нас в лагерь. Немедленно! – Ее лицо ожесточилось. Она обернулась к Децимусу, кивком призывая ехать вперед. Они рысью поскакали по указанной тропе, а сам Брон предпочел пробежаться.

Децимус даже не заметил, как они оказались в лагере, столь хорошо он был спрятан от чужих глаз. Вместо привычных для имперских войск, издалека видимых шатров аркейцы использовали землянки, шалаши и окопные углубления. Частокол или какие-либо другие заметные укрепления отсутствовали, но уже потом маг узнал, что на самом деле лес вокруг лагеря полон различных ловушек – от набитых кольями ям до растяжек с сюрпризом.

Децимус видел, как наполняются радостью глаза беженцев и солдат при виде Самары. Люди выходили из землянок, приветственно вскидывая ладонь и улыбаясь, но молча, не нарушая лесную тишину. Маг не ожидал, что инквизитор может пользоваться столь положительной репутацией.

– Остался ли кто-то из воевод? Где старший гарнизона?

– Никого, моя госпожа. Так уж получилось, что я оказался за старшего. Большая часть выживших солдат рассредоточена на тропинках. Несколько тяжело раненных находятся в землянках здесь, а также к нам присоединились несколько местных егерей, и еще кое-кто. Мм…

– Кто? – Самара спешилась, и ее спутники последовали примеру. Маг не мог не восхититься, как быстро леди-инквизитор берет ситуацию под контроль, хладнокровно принимая шокирующие новости, ничем не выдавая свои чувства.

– Думаю, вам лучше самой с ним встретиться, он утверждает, что вы знакомы.

– Что-то я не чувствую особой радости по этому поводу.

– Вот и я тоже… – знакомый, низкий, рычащий голос, от которого у Децимуса волосы встали дыбом, прозвучал за спиной. Он медленно обернулся, словно находился под прицелом, и, как оказалось, вовсе не напрасно.

Каин стоял в десяти шагах, с взведенным арбалетом, направленным в его грудь.

– Здравствуй, Каин. – В голосе Самары послышалось облегчение, однако ни намека на теплое дружелюбие.

– Леди Самара, – едва заметно кивнул варк, – почему вы в компании этих ублюдков?

– Не по своей воле. – И, переглянувшись с магом, решила уточнить: – Видимо, я чего-то не знаю? – Вопреки надеждам Децимуса Самара отошла от него и заняла нейтральную позицию.

– У меня тут целый выводок щенят. И твой спутник приложил немалые усилия по превращению этого молодняка в до смерти перепуганных сирот.

– Все не совсем так…

– Закройся! – рявкнул Каин, не давая магу шанс оправдаться. – Твоя девка – ходячий труп. В земле и на телах – отпечатки темной магии. Вывод сам сделаешь?

– Так… Каин, еще раз и по порядку, пожалуйста. Нажать на спуск мы всегда успеем. Верно? – Самара сделала еще пару шагов на сторону Каина. Меланта же придвинулась чуть ближе к Децимусу. Маг не знал, чем закончится битва Каина против Мэл, но понимал, что десяток лучников в комплекте с легендарным инквизитором уничтожат все возможные шансы. И самое важное: где его хвостатый монстр?

– По порядку. Архонты увозили из деревни людей, и я отправился в погоню. В это время маг с трупачкой напали на архонтов в деревне. Я слегка задержался и вернулся к деревне не сразу. Но когда пришел, их уже не было. Все сдохли, а выживший молодняк, до смерти зашуганный, поведал мне об увиденном. По их словам, разыгралась битва волшебников, между синим и черным, – Каин ткнул пальцем в Децимуса, – и черный маг наслал волну смерти… И в этот момент рассказа щенки вновь срывались на скулеж. Однако лежащие рядом тела и умалишенные, пускающие слюни, ползающие, как тараканы, жители показывали, что дети имеют в виду. Еще я нашел труп убитого некрозом архонта, что также является неоспоримым доказательством черного колдовства.

– Децимус? Что скажешь в оправдание?

Маг сглотнул. Нацеленный на него арбалет слегка спутывал мысли. Несмотря на рассказ Каина, выставляющего его в крайне дурном свете, инквизитор сохранила холодность и, казалось, готова была непредвзято расценить эту ситуацию. Децимус видел в этом свой шанс на спасение, но улики были все же неоспоримые. Он мысленно отругал себя за то, что не предвидел подобного развития событий и не подготовил соответствующую речь. Выдохнув, он начал говорить, тщательно подбирая слова.

– Все примерно так. Однако это было сделано не специально! Меня поразила ледяная стрела, и я был на краю смерти! – Маг демонстративно стянул верхнюю одежду, показывая свежий шрам. – Меланта использовала зелье мелона, дабы привести меня в чувство, но эффект оказался неожиданным. Вы знаете не хуже меня, что случается, когда маг принимает слишком большую дозу! Он теряет контроль и может вообще не вернуться назад! В этот момент я не понимал, что происходит, кто я и где нахожусь. Все, что произошло, для меня словно смутные обрывки чужого сна! Я помню, как желал смерти архонту и как произнес заклинание выброса. Но оно почему-то возымело совершенно другой эффект и распространилось на куда большую зону, зацепив мирных жителей. Сразу после этого я окончательно потерял сознание, а Меланта унесла меня прочь, опасаясь, что Каин не станет ее слушать.

– В этом она была права. – Варк перевел арбалет на нее.

– Подожди, Каин. Позволь мне сначала поговорить с уцелевшими. Не торопись выносить приговор. – Их взгляды встретились, и Самара незаметно подмигнула ему.

– Разве ты в своей жизни не отнимал невинные жизни по случайности или от безвыходности? – В этом Децимус попал в точку. – Ведь всякое случается!

– Да, всякое, – согласился Каин, слегка опустив арбалет, – и даже такое, – добавил он, нажав на спусковой крючок.