Глубокий снег покрывает землю; царит полный мрак, и, как уже говорилось ранее, никаких развлечений вот уже целых сто пятьдесят лет: ни света, ни денег, ни любви. Многие находят общий язык с богом, некоторые знают толк в овцах — в какой-то мере, но никто не понимает сердца. Все бормочут старинные стихи или бубнят себе в бороду изречения, и молодежь черпает сведения о жизни из древних саг. Однако стало заметно, что с прошлого года мальчишка вымахал чуть не с самого Эгиля Скаллагримссона, хотя крестьянин не победил в нем викинга настолько, чтобы он догадался в положенное время впустить барана к овцам. Слава богу, что вмешались добрые люди в дела на хуторе Лид. К концу течки они позаботились о тех овцах, у которых еще сохранился инстинкт продолжения рода. Но, к сожалению, совсем упустили из виду коров. Нет теперь на хуторе умной головы, жаловалась хозяйка.

Однажды в самый разгар зимы, когда темнота еще нависает над землей и весь мир лежит укрытый снежным покровом, собачий лай вдруг заставил сильнее забиться сердца в Лиде. Давненько у Снати не было повода вскакивать на крышу и заливаться лаем, и это было не сердитое рычанье, которым пес встречал появление ворон; в лае отчетливо слышались радостные нотки.

Вскоре на пороге появился огромный мужчина. Дом содрогался, когда он стряхивал с себя снег. Заключил в объятия всех обитателей дома, расцеловал, ткнув в лицо бородой, пропахшей табаком и коньяком.

— Лошадей кормить не надо — они сыты, а парни мои привыкли ждать на дворе, пока я убаюкиваю девиц в лучших хуторах. Говорят, что наш друг заделался мормоном, — добавил он.

— Не доведи господи, — со стоном молвила хозяйка дома.

— Мормоны! — воскликнул Бьёрн из Лейрура. — Вот это по мне — настоящие парни! Подавай им самое меньшее двадцать одну жену! И у каждой своя комната с отдельным ходом, моя дорогая, так что никакой тебе шумихи и скандала в доме. Не то что у нас в Исландии — без конца приходится изворачиваться, вилять да утаивать. Ну разве я не говорил всегда, что мой друг Стейнар — удивительный мужик. А вы, мои милые, я вижу, живете неплохо. А? Полнеете, да? Спасибо за прием, оказанный осенью. Я заглянул только, чтобы узнать, как вы тут. Полнеть неплохо, особенно если заплывешь жирком изнутри. Я знаю, мой дорогой Стейнар не простил бы мне, если бы я позволил, чтобы вы тут зачахли, пока он живет там, среди мормонов.

— Хотела бы я знать, — сказала женщина, — что это люди все время болтают о мормонах. Что это за побасенки? Мне кажется, я знаю своего Стейнара не хуже, чем женщины по соседству, которые болтают, что он стал мормоном. Не знаю, что они думали о Стейнаре до сих пор, но я должна сказать, хоть я и не шибко умна, что мой Стейнар, должно быть, сильно изменился за полгода, если обзавелся двадцать одной женой.

— Славная ты моя женщина, — сказал Бьёрн из Лейрура, — что за человек Стейнар, прекрасно знают и судья, и сам король. Он выше, чем «да» и «нет»; и в конце концов из него ничего не выжмешь, кроме ухмылки. Он выше золота. Такого человека еще не было в Исландии. Я взял бы на душу грех, если бы дал его женщинам увянуть с тоски. Говорят, у вас не хватает молока?

— Хуже того, — ответила женщина. — У старой Краснухи осенью был выкидыш, теперь она яловая; да тут еще, на беду, забыли случить молодую телку. На хуторе теперь только пустые головы. Этой зимой я приставила дочку к коровам — до этого она и понятия не имела о случке. И сама я поглупела. Так что, видишь, мы не купаемся в молоке. Маленький викинг не слишком силен, толку от него немного. Одна только Стейнбьорг, что прислуживала тебе, цветет.

Бьёрн из Лейрура подошел к девушке, ощупал ее со всех сторон; она залилась краской, у нее потемнело в глазах и подкосились колени.

— Значит, такие вот дела, — произнес Бьёрн из Лейрура, — черт побери!

— Я часто черпаю из бочки с китовым жиром, который отец оставил нам для освещения в самые темные дни. Боюсь, что скоро он кончится.

— Ничего, я позабочусь о вас. Вот только наладится дорога, пришлю вам корову, — сказал Бьёрн из Лейрура, кончив ощупывать девушку. — У меня на рождество отелилась одна. Молока дает немного, зато без перерыва. Правда, одна корова не решает дела — что пользы пристроить корову, когда девица не пристроена. Эх, был бы у меня подходящий парень для такой девушки. Однако что делать — нет его. Но ничего, моя милочка, что-нибудь придумаем.

Девушка совсем ослабела.

— Я вот вспомнил о парнишке, он живет здесь недалече. — И Бьёрн из Лейрура засмеялся. — Если память мне не изменяет, вы уже приметили друг друга.

Девушка опустилась на край кровати.

— Ты получишь хороший хуторок, я вам помогу и скотиной обзавестись, — продолжал Бьёрн из Лейрура.

Девушка уткнула лицо в согнутую руку.

Бьёрн подсел к ней на край кровати, посадил ее к себе на колени, и эта взрослая располневшая девушка снова стала маленькой девочкой.

— Ну что ты скажешь, моя милая?

— Не знаю, — пробормотала девушка ему на ухо. — Больше всего сейчас мне хотелось бы заснуть…

Он сидел долго-долго, держа ее на руках и баюкая, беспрестанно повторяя: моя милая, ах, моя милая, мой ягненочек, ах ягненочек, иногда варьируя: соня-девочка, моя милая…

Мать сидела не шевелясь, как изваяние.

— В мое время, дорогой Бьёрн, — вдруг нарушила она молчание, — парни приходили и сватались сами и весь риск брали на себя.

— Сейчас они больно застенчивы, сердечные, пока молоко не обсохнет на губах, — сказал Бьёрн из Лейрура. — Я ведь тоже почти до сорока лет все не решался посвататься к молодой. А теперь женюсь по четыре раза в год. Ну, мне пора. Похоже, что метель будет.

Гость ткнул бородой в лицо матери, затем дочери, обдавая их вновь сильным запахом табака и коньяка, с трудом протиснулся через дверь в своем огромном полушубке и сгинул.

Когда наступила оттепель, двое мужчин с прибрежного хутора привели в Лид корову с большим выменем. С собой они забрали яловую. В глазах соседей по приходу это походило на сделку.

Бьёрн на этом не остановился. Прошло несколько недель, и в один прекрасный день на пороге Лида появился парнишка из Драунгара. Правду говоря, это был уже не парнишка. Он возмужал и обрел уверенность с тех пор, как заходил сюда осенью. На этот раз он без околичностей осведомился о хозяйской дочке. Они остались с глазу на глаз. Некоторое время молча глядели друг на друга. Наконец он вымолвил:

— Значит, ты сказала неправду…

Девушка вздрогнула. Никогда еще в Стейнлиде никто не врал.

— Не понимаю, о чем ты? — удивленно спросила она.

— Осенью ты сказала, что ничего не случилось.

— А что случилось? Я не знаю, что произошло… Что-нибудь неладное?

— Не со мной, — ответил он.

— Слава богу, и не со мной. Если б только припомнить, что я тебе сказала!

— Ты спала с мужчиной?

— Да что же это такое! — выдохнула девушка. — Сколько можно об этом говорить!

— Целовала его? — спросил парень.

— Целовала Бьёрна из Лейрура? Он только иногда совал нам с мамой в лицо бороду — вот и все поцелуи.

Искренность, с какой отвечала девушка, смутила парня. Но еще больше сбивал с толку ее вид. Вот стоит она перед ним — такая раздобревшая — и смотрит прямо ему в глаза. Перед таким простодушием слова застревали в горле.

— Говорят, ты полнеешь, — сказал он. — И мне тоже кажется.

Она ответила:

— Я знаю, что выгляжу не слишком привлекательной, это правда. Но что я могу поделать, если я расту? Понимаю, ты не можешь мне простить, что я прошлой осенью вдруг сболтнула, что ты худенький. Не знаю, зачем и почему у меня это вырвалось! Ну, прошу тебя, не сердись на меня за это.

— Конечно, таких здоровяков, как Бьёрн из Лейрура, мало. Говорят, он дал тебе корову?

— Кто говорит? — спросила девушка.

— Да говорят.

— Что это, меня уже принимают за хозяйку?

— Во всяком случае, ты попала к старику в коллекцию.

— Куда попала? — удивилась девушка. — Как ты можешь такое выдумывать. Я-то считала, что вы в Драунгаре хорошие люди! Ну ладно, по какому делу ты пришел?

— Да как тебе сказать… Мне казалось, что он уже обговорил с тобой все.

— Обговорил? Что обговорил?

— Разве он не собирается выдать тебя замуж? Подыскать жениха?

— Ты, кажется, немного не в своем уме, парень!

— Я, конечно, не очень умен, — сказал он, — по крайней мере в твоих глазах.

— Бьёрн из Лейрура любит для забавы пошутить с людьми, — сказала девушка. — Шутки его иногда бывают занятны, но мне не доводилось слышать, чтобы кто-нибудь принимал их всерьез.

— Да, такие уж вы создания — женщины, — сказал парень. — Старики все шутят да шутят, и никто не принимает их всерьез, и меньше всего вы, женщины. А не успеешь оглянуться, как уже в постели с ними.

— Ведь надо же спать где-нибудь ночью. К тому же если все другие кровати заняты.

— Где они ни переночуют, считай, там и пополнили свои коллекции. С осени у него завелась другая — на востоке, третья — в Эльфусе и, наверное, еще много.

— Должна тебе сказать, ты суешь свой нос куда тебя не просят.

— Он предложил мне выбрать любую из трех, — сказал парень. — Но, насколько я понял, за тебя он дает больше.

— Будто я не знаю, как Бьёрн из Лейрура умеет разыгрывать! Я буду самой большой дурой, если поверю этой болтовне.

— Он предложил за тобой хутор и десять сотен, — сказал парень. — А о скотине договоримся отдельно.

— И ты слушаешь эту чушь? А еще называешься мужчиной!

— Думай как хочешь.

— Я?! Я ничего не хочу. Пожалуйста, не впутывай меня в эту пустую болтовню.

— А что ты собираешься делать?

— Ничего, — ответила девушка. — Мы ждем возвращения отца.

— Мне раньше казалось, что я тебе немножечко нравлюсь, — сказал парень.

— Ну, хватит. Кончай меня дурачить! У нас есть кофе — сварить тебе?

Он долго смотрел на нее, не зная, что предпринять. Наконец поднялся, взял свою шапку, помял, повертел ее в руках.

— А ты хотела бы выйти за меня замуж? — спросил он.

Тут девушка впервые потупила взор и серьезно ответила:

— Не знаю… А ты хотел бы этого?

— Если бы я точно знал, что я получу. Так я сказал и Бьёрну из Лейрура.

— А при чем здесь Бьёрн из Лейрура? — спросила девушка.

— С такого человека, как он, маловато хутора и скотины.

— С какой стати мы должны рассчитывать на Бьёрна из Лейрура, чужого нам человека? — спросила девушка. — Вот когда приедет отец, я скажу ему: отец, отдай мне и Йоуи из Драунгара половину нашего хутора. Ты дело говоришь, дочка, ответит он.

— Твой отец бедный человек, — сказал парень. — И мой тоже. А то, что я зарабатывал в Торлауксхёбне, я отдавал на хозяйство; только в этом году я могу рассчитывать на свою долю. Думаю, надо воспользоваться случаем и потребовать от него золото.

— За что?

— Ну, если говорить напрямик, так за то, что ты спала с ним, как ты сама призналась.

— Как я рада, что не разрешила тебе сесть на Крапи, лошадь моего отца, — сказала девушка.

— Бьёрн швырнул тебе одну английскую гинею, а тебе следовало бы получить все сто. Я хотел бы, чтобы ты сама пошла и сказала ему это…

— Ну, уж если я к кому-нибудь и пойду, так это к отцу. У него есть золото, драгоценности. И вдобавок еще тайны, в потайном ящичке, — тайны, которые ни одна душа никогда не увидит, — сказала девушка.