Спустя несколько дней после описанного домашнего допроса пришло письмо от судьи. Оно касалось слухов об отце ребенка, родившегося в Лиде у Стейнбьорг Стейнарсдоухтир, а также невразумительных ответов, которые она давала духовному лицу. Требуется дальнейшее расследование этого вопроса. Поэтому в назначенный день девушке предстоит явиться к судье в Хов.

Отправляться в дальний путь пешком никогда не подобало в Исландии. Но на этот раз не было иного выхода. Лошади в Лиде никудышные, к тому же едва стоят на ногах после зимы.

Птицы кружили над девушкой, когда она шла. Переходя вброд горные прохладные ручьи, она сняла чулки и подоткнула подол юбки. Как приятно идти чудесной весенней порой! Девушка ощущала одновременно запахи моря и земли. Но когда она дошла до ледниковой реки, ей надо было переправляться на лодке.

Так как девушка отправилась в путь ранним утром, к полудню, когда она добралась до переправы, в груди у нее скопилось много молока. Она решила обратиться за помощью к жене перевозчика. Та спросила, откуда она идет, кто ее родители, и повела в чулан.

— Ну что там нового у вас на хуторе? — спросила женщина.

— Ничего особенного, насколько мне известно, — ответила девушка. — Все здоровы и благополучны. Только зимой с гор нападало много камней.

— Печально слышать, — заметила женщина. — Ну а как со скотиной — все в порядке?

— Кажется, — ответила девушка. — Да, можно сказать, все в порядке. Вот только овцы не окотились весной и лошади еще не оправились после зимы. Не то бы я поехала верхом. Когда-то у нас была замечательная лошадь. Ну а у вас что за новости?

— Да какие там новости, — ответила женщина. — Разве только то, что сегодня переправлялся тут через реку один с семнадцатью лошадьми.

— Наверно, это Бьёрн из Лейрура, — сказала девушка и засмеялась.

— Ты, значит, собираешься тем же путем? — спросила женщина.

— Да, мне прислали письмо. Сдается мне, они все там рехнулись.

— Ну, мужчины всегда одинаковы, — заметила женщина. — Я сейчас покрепче тебя затяну. Кажется, больше уже ничего не осталось. — И она показала девушке, сколько нацедила молока в плошку.

— Бог вознаградит тебя за помощь, — сказала Стейна, тронутая тем, что хозяйка не допытывается, почему у такой молоденькой девушки столько молока в груди.

— Может, ты голодна или хочешь пить? — спросила женщина. — Хочешь чего-нибудь горячего?

— Большое спасибо, — ответила девушка. — Мне пора уже идти дальше. Теперь мне будет легче. До свидания. Спасибо за все.

— Это тебе спасибо, — ответила женщина и поцеловала девушку на прощанье. — Не сворачивай, иди прямо: мой муж ждет тебя у переправы.

— Какой выгон у вас красивый! — сказала девушка. — Как бы мне не наступить на лютики.

— Спасибо. Храни тебя бог!

Девушка пересекла выгон напрямик, стараясь не наступать на цветы.

И вдруг она услышала, что ее окликнули. Хозяйка хутора стояла в дверях, голос у нее стал вдруг строгий, сухой — словно бы вовсе и не ее голос. Оказывается, она знала имя девушки, хоть не спрашивала об этом.

— Стейнбьорг, милая!

Девушка остановилась и обернулась.

— Ты меня зовешь?

Тут женщина сказала:

— Надо заставить старика уплатить. Поделом ему. Не надо довольствоваться той чепухой, которой он привык откупаться от вас, молоденьких девчушек.

На другой стороне реки стоял парень с двумя лошадьми. Сойдя с парома, девушка направилась к нему. Он стоял, опираясь на свою несколько встревоженную лошадь, и смотрел, как перебирает ногами девушка, приближаясь к нему. Это был Йоуи. Он еще издали приветствовал ее.

— Здравствуй, — ответила девушка. — Как учтиво с твоей стороны здороваться со мной, да еще на расстоянии. Где ты научился такой вежливости?

— Все приходит мало-помалу, — ответил он.

— Ждешь кого-нибудь?

— Тебя.

— А откуда ты знал, что я приеду?

— Сказали, что тебя вызывают на допрос. Меня тоже вызывали.

— Ты бы одолжил мне одну свою лошадь, раз уж нам с тобой по пути.

— Я закончил все и еду обратно. К тому же у меня только одно седло.

— А я привыкла без седла.

— Ты же мне не разрешила тогда сесть на твоего серого.

Девушка взглянула на него ошеломленно, покраснела до корней волос и потупила взор. Потом повернулась и пошла своей дорогой.

— Я же с тобой разговариваю! — крикнул он вслед.

— Мне кажется, мы с тобой уже побеседовали весной, — ответила она.

— Я хотел тебе сказать, что Бьёрн обо всем со мной договорился. Если судья будет тебя спрашивать, скажи, что это был я.

— О чем ты?

— Скажи, что прижила ребенка со мной. Мы поженимся.

— У тебя, верно, не все дома. Нет, такого я еще не слышала!

— Ты скажи только, что однажды я зашел к тебе в чулан. Ты сбивала масло, и я уложил тебя на ящик. Ты же прекрасно понимаешь: чтобы ребенок появился на свет, нужен мужчина.

— Не понимаю я мужчин, — ответила девушка. — Если ты мужчина.

— Ты достаточно взрослая, и пора бы тебе знать хотя бы, как спариваются животные.

— Хочешь сказать, что я животное? Да? Может быть, ты думаешь, я корова?

— Пастор требует, чтобы у ребенка был отец. И если судья начнет расспрашивать, ты только скажи, что это я поднял тебе подол чуть повыше колен.

— Если судья спросит, я отвечу то, что сочту нужным и правильным. Ничего другого я не скажу, не могу сказать, не должна и не хочу говорить.

— Пойми же, он предлагает нам деньги и землю, — крикнул он ей вслед.

— Мне никто ничего не предлагает.

— Разве ты не понимаешь, что тогда мы будем обеспечены на всю жизнь?

— А мне ничего не нужно.

Он вскочил в седло:

— Конечно, ты предпочитаешь за крону спать со стариком Бьёрном.

Девушка остановилась, обернулась и, поглядев на него в упор, спросила:

— А кто получил эту крону?

Парень стегнул лошадь кнутом и ускакал.

Судья лежал на диване без пиджака, читал детективный роман и курил трубку. Девушку ввели к нему через кухню, предварительно накормив кашей. Судья пускал такие огромные клубы дыма, что казалось, горит копна сена. Он засмеялся чему-то в книге, и вдруг взор его упал на девушку.

— Чего тебе? — спросил он поднимаясь.

— Мне велели прийти, — ответила девушка, — относительно ребенка.

— А-а-а… Так это ты та самая несчастная дурочка? — сказал судья, рассматривая ее. — Подумать только — какая молоденькая! Ну и плут же этот старик! Таких надо обдирать и пускать по миру, пусть бы его содержал приход! А в твоем положении, мой ягненочек, из двух зол выбирают меньшее. Тебе лучше всего соединиться с тем парнем, которого я допросил утром. Правда, не такая уж завидная партия. Ни одной из женщин, которых старик Бьёрн награждает своими незаконными младенцами, не позавидуешь. Ну скажи мне, что это вас, таких молоденьких, тянет к старику в постель? Мне вот никак не удается заполучить себе какую-нибудь красотку, хотя я ничем не хуже старика Бьёрна. Вот и приходится спать с собственной женой.

Девушка не нашлась, что ответить, к тому ж она боялась судьи.

— Слушай, что я тебе скажу, — продолжал судья. — Церковники наверняка потребуют расследования, что очень похоже на пастора Йоуна — он ведь известный крючкотвор. Помни, что я хочу помочь тебе. Что бы тебя там ни спрашивали, ты должна твердить одно: этот дьявол парень, ну как там его зовут, он поймал тебя в сарае или в коровнике…

— Во всяком случае, не в чулане, — сказала девушка. Ответ ее заставил судью встрепенуться, и он повторил удивленно:

— Значит, это было не в чулане, а где же? Впрочем, все равно. Где бы там ни было, он повалил тебя на ящик…

— Что я, животное? — спросила девушка и сердито взглянула на судью. — Или вещь какая-нибудь, которую можно швырнуть на ящик?

Судья вышел из себя. Топнул ногой.

— Что это за нахальство! Попробуй управлять таким народом! По-вашему, я должен превратиться в круглого идиота и перед богом и королем засвидетельствовать непорочное зачатие? Из такого народа дурь надо выколачивать плетью. Я больше не желаю слушать твою глупую болтовню! Скажешь так, как я тебе велел, девчонка!

Позже, в тот же день, девушку ввели в комнату, служащую залом суда. Судья восседал в синем должностном облачении с позолоченными пуговицами, в фуражке с позолоченным околышем. Был там еще какой-то человек с книгой. Пастор Йоун сидел у окна и наблюдал за своими лошадьми, пасшимися на выгоне. Никто не взглянул на девушку, неуверенно вставшую у порога. По глазам ее было видно, как сильно колотится ее сердце. Судья приказал подать ему книгу. Вероятно, он считал, что будет выглядеть внушительнее, держа книгу перед собой. Когда он открыл ее, из нее выпало несколько листков бумаги. Перебирая их, он что-то напевал себе под нос. Затем, не поднимая глаз, скороговоркой забормотал: «Согласно записке духовного лица от такого-то числа, такого-то месяца и так далее… гм… Стейнбьорг Стейнарсдоухтир из Лида дала невразумительные показания об отце рожденного ею ребенка. Вышеуказанная особа давала неразумные ответы вышеуказанному духовному лицу…» Ну, я не собираюсь читать до конца всю эту чепуху. Насколько я понимаю, дело ясное. Вот передо мной бумага, подписанная Йоуханном Гейрасоном из Драунгара, где он клятвенно подтверждает свое отцовство.

— Что-что? — переспросил пастор.

— Как «что»? — раздраженно отозвался судья.

— Я всего-навсего простой служитель церкви, — сказал пастор, — и мне не приходилось слышать, чтобы мужчины клятвенно подтверждали свое отцовство.

— А почему же нет?

— В подобных случаях они, как правило, клянутся в своей полной непричастности.

— Вы можете думать что угодно, мой дорогой пастор. И вообще, я могу приказать подогнать ваших лошадей и, пожалуйста, езжайте, если вам того хочется.

И, заглянув в книгу, судья добавил:

— Я официально вручаю вам этот документ как основание для законной регистрации вышеуказанного случая. Не вижу никакой причины, чтобы в нашей округе по этому поводу ходили всевозможные толки.

В зале воцарилась тишина. Это мгновение очень напоминало сагу о Ньяле — те места, где говорится, что наступила тишина. С переплета окопных рам птицы пересели на подоконник. В привычном «гм», слетевшем с уст пастора, звучали вопросительные нотки. Они относились к девушке.

— Я не знаю, — произнесла девушка.

— Чего ты не знаешь? — сурово спросил судья.

Набравшись духу, девушка наконец ответила:

— Я не знаю, как появляются дети.

Мужчины оторопело посмотрели друг на друга. Пастор засунул в рот табак.

— Этот вопрос не стоит на повестке дня, — заявил судья. — Мы собрались сюда не для того, чтобы разбираться в естествознании. Появление на свет ребенка подтверждено, отцовство установлено, и делу конец.

— Да… гм… — произнес пастор. — Как же так? Неужели я ослышался, птичка моя? Ты же на днях называла имя другого человека!

— Я со своей стороны закончил дело. — Судья захлопнул книгу. — Я велю подвести ваших лошадей.

Но пастор упорствовал.

— Могу я спросить, прежде чем удалюсь? Прости, дитя мое, скажи — парень, который подписал этот документ, когда он залезал тебе под подол?

— Никогда…

— Да-да, — кивнул головой пастор. — Могу я просить господина судью разрешить моим коням попастись еще малость? А теперь я хочу обратить внимание властей на то, что девушка не признает лицо, подписавшее этот документ, отцом ребенка.

— Еще бы! Неудивительно! — сказал судья. — Она не понимает ваших речей, вы изъясняетесь слишком старомодно. Я вас тоже не понимаю. Вы пытаетесь запутать человека, обращаясь к нему на языке саг. Это никуда не годится!

Тогда пастор спросил девушку:

— Когда ты спала с парнем из Драунгара, моя милая?

— Никогда, — ответила девушка.

— Но, кажется, немножко… с этим Бьёрном?

— Я на днях рассказала все отцу Йоуну, все, как было.

— Прошу прощения, — сказал пастор. — Вы, как судья, считаете обязательным, чтобы отец ребенка был установлен правильно?

— Мне все равно, — ответил судья. — Никто ведь не жаловался.

— Следует ли понимать так, что вы, судья, отрицаете необходимость заботы о спасении души в Исландии?

— Я думаю, что религия не должна вмешиваться в то, как люди совокупляются друг с другом, — отрезал судья. — Ведь Иисусу нет дела до того, как размножаются, скажем, млекопитающие. Но у духовенства, видно, другое мнение на этот счет. Дошло до того, что духовные отцы готовы объявить детородные органы вместилищем души.

— Значит, гражданские власти считают, что этот ребенок с самого рождения должен быть подкидышем и не иметь всю жизнь возможности доказать, кто его отец? Это достойно всяческого порицания, тем более что все происходит прямо на глазах у священника, призванного действовать согласно совести и по законам страны.

Судья вошел в азарт.

— Чего вы требуете от меня? — почти закричал он.

— Я требую, чтобы с этой несчастной из моего прихода и с ее ребенком поступили по закону и справедливости, — сказал пастор. — Я требую, чтобы меня призвали в свидетели перед судом.

— Приведите свидетелей с болота, — распорядился судья. — Необязательно, чтобы они умывались.

Вошли двое понятых, специально состоявших при судье для этой цели. Рослые, спокойные, с умными глазами, — правда, никто не мог усомниться в том, какой работой они занимались. У двери, перед входом, они оставили свои косы для резки торфа.

Так началось судебное разбирательство по требованию духовника из прихода в Лиде. Он начал с того, что надеялся уладить дело без суда. Но так как его доводы были извращены и высмеяны некоторыми высокопоставленными особами, у него не остается иного пути, как предъявить иск.

Судья постучал молотком по столу, призывая пастора придерживаться сути вопроса.

Когда наконец пастор осветил дело со всех сторон, судья стал допрашивать девушку. Она заявила, что никогда не делала секрета из того, что спала с Бьёрном из Лейрура. Но когда на нее посыпались вопросы, она не поняла, чего от нее хотят. Ей были так же чужды благопристойные слова, употреблявшиеся в суде для обозначения интимных отношений между женщиной и мужчиной, как и простонародное название этих отношений. В этой области она знала только то, что было связано со святыми и ангелами. Ей никогда не рассказывали, что дети появляются на свет иначе, чем у девы Марии. Она никогда не присутствовала при том, когда впускали барана к овце. И когда судья спросил, как же она объясняет случившееся, она ответила:

— Господь всемогущ.

— Я попрошу пастора растолковать этому неразумному созданию суть того, о чем мы ее спрашиваем, — сказал судья.

Пастор Йоун вооружился порцией табака и стал высокопарно излагать девушке таинства жизни, но вдруг она, закрыв лицо руками и разрыдавшись, простонала сквозь слезы:

— Я хочу домой!

— Не желает ли пастор задать свидетельнице какие-нибудь вопросы? — спросил судья.

Пастор сказал, что теперь, когда девушка вооружена должными знаниями в области естественной истории, она вполне подготовлена к тому, чтобы ответить: совсем ли она раздевалась прошлой осенью, ложась спать с Бьёрном.

— Я вовсе не раздевалась, — ответила она.

— Я уже спрашивал тебя об этом. Но не могло ли случиться, что ты сняла панталоны хотя бы с одной ноги, или что-нибудь в этом роде?..

— На мне не было никаких панталон.

— Ну, это многое меняет. Если б я только знал… Гм… В таком случае ты тотчас же должна была заметить нечто необычное. Ты не расскажешь нам об этом?

— Я уснула.

— А мужчина?

— Он спал, — сказала девушка.

— Тесно было в кровати? — спросил пастор.

— Кажется, немного тесновато.

— А не заметила ли ты… не придавил он тебя ненароком?

— Кажется, однажды немножко, когда я спала, — сказала она. — Но это было нечаянно, и я тотчас же опять заснула.

— Да… гм… — произнес пастор.

— Есть еще вопросы? — спросил судья, глядя на пастора.

— Нет, больше нет, — ответил пастор. — Я бы только хотел суммировать все это дело, как оно мне представляется. Итак, девушка находится ночью наедине с мужчиной, ее клонит ко сну, она принимает его предложение лечь с ним в кровать и засыпает быстро, так, как может уснуть утомившееся за день юное существо. По этой причине да еще по неслыханной неопытности и глупости она не понимает, что с ней произошло. Суд должен высказать свое отношение к происшедшему, а также оценить последствия.

Девушка смотрела непонимающе, ее тело обмякло, словно из него вынули кости. Потом ее лицо исказилось, и, глубоко вздохнув, она снова произнесла:

— Я хочу домой…

Слезы, хлынувшие из ее глаз, были прозрачными и тяжелыми, словно перенасыщенными солью. Они текли нескончаемо, и она не делала ни малейшей попытки осушить глаза. Не пытались помочь ей ни судья, ни пастор. И она взирала на мир с отчаянием человека, уже не ждущего помощи ниоткуда.

Судья приказал девушке выслушать документ, подписанный Йоуханном Гейрасоном из Драунгара. Подписавший документ признавал себя отцом ребенка, родившегося у Стейнбьорг Стейнсдоухтир из Лида. Они еще в детстве дали друг другу обет верности. Прошлой осенью молодые люди случайно встретились. Это произошло в Лиде, в чулане. Она была слишком легко одета, случилось то, отчего явился на свет ребенок. Йоуханн Гейрасон под присягой заявляет, что отец ребенка он, и никто иной.

Судья просил девушку ответить и требовал, чтобы она подтвердила достоверность того, что написано в этом документе. Девушка молчала.

— Что же случилось в чулане?

— Я сбивала масло, — простонала она.

— Ну а дальше?

— Я переложила масло из кадки в корыто…

— Вряд ли от этого мог появиться ребенок, — заметил судья. — Ну а потом что?

— С масла стекала сыворотка. — И девушка закрыла лицо руками.

— А потом он усадил тебя на ящик из-под масла и стал уговаривать… Так это было?

— У нас нет ящика для масла, — сказала девушка.

— Он приподнял тебе юбку выше колен, — продолжал судья.

Девушка только всхлипнула.

— Разве ты не понимаешь, девочка, что я хочу помочь тебе, — сказал судья. — Я делаю последнюю попытку: были на тебе штаны? Если не было, я признаю парня отцом твоего ребенка — иначе все напрасно.

Девушка повалилась головой на стол, у которого сидела, и сквозь рыдания пролепетала себе в рукав:

— Я хочу туда, где мой отец…