АВГУСТ

Я плохо помню дорогу до аэропорта. Я подошла к билетной стойке и сказала, что у меня забронирован билет.

— Вы знаете номер рейса?

Я помотала головой.

— Назовите, пожалуйста, свое имя по буквам.

Но я не могла вспомнить ни единой буквы. Я вытерла ладони о джинсы.

В участке полицейские спросили: «Ты точно не знаешь, где он?»

«Я спала, когда он ушел».

— Мисс? Пожалуйста, продиктуйте свое имя по буквам.

— Извините, — сказала я. — Я не могу.

«Извините, — сказала я. — Я сварила ему яйца, но он их так и не съел».

— Я вижу бронь на имя Марин Дилейни. Из аэропорта Сан-Франциско в аэропорт Ла-Гуардия. Только она на двадцать третье число.

— Мне надо улететь раньше.

«Вижу, что ты расстроена», — сказал полицейский.

— Сейчас посмотрим, можно ли найти вам место на сегодняшний рейс, — ответила она. — Только придется доплатить.

Я достала карточку.

* * *

В Нью-Йорке меня поглотила жара. Всю мою жизнь жаркие дни охлаждал океанский бриз, а тут даже на закате воздух был густой и неподвижный.

В аэропорту я села на автобус. Я не знала, куда еду, но это было не важно. Я просто смотрела в окно до тех пор, пока не увидела в сумерках неоновую вывеску мотеля: «Дом вдали от дома». Я нажала кнопку, чтобы выйти на следующей остановке, — и только в вестибюле поняла, что это место для жизни не предназначено. Надо было уйти, но я все равно добрела до стойки.

— Вам восемнадцать есть? — спросил администратор.

— Да, — ответила я.

Он смерил меня взглядом.

— Давайте документы.

Я протянула ему водительские права.

— Сколько ночей?

— Я съеду двадцать третьего.

Он провел моей картой по терминалу, кивнул и выдал ключи.

Я поднялась по лестнице и дошла по коридору до комнаты 217. Проходя мимо соседнего номера, я вздрогнула: за окном стоял мужчина и пялился наружу.

Я повернула ключ и вошла в комнату.

Спертый воздух. Тошнотворный запах. Нет, даже хуже.

Я попыталась распахнуть окно, чтобы впустить воздух, но оно приоткрылось лишь на несколько сантиметров, да и воздух снаружи был все еще жарким и вязким. Жесткие, чем-то перепачканные занавески; ковер — в пятнах и проплешинах; дырявое одеяло. Я положила на стул фотографию, кошелек и телефон.

В соседней комнате завыла женщина и прекращать не собиралась. Этажом ниже на полную громкость включили мыльную оперу. Где-то что-то разбилось.

Вероятно, какие-то номера здесь снимали и обычные люди, у которых была просто черная полоса в жизни, но в моем крыле жили сломленные, и среди них я чувствовала себя своей.

Было уже поздно, а я за целый день так ничего и не съела. Удивительно, что я вообще испытывала голод, — но в животе урчало, поэтому я вышла в закусочную напротив. Я села за столик, как велела табличка при входе, и заказала тосты с сыром, картошку фри и шоколадный коктейль, опасаясь, что ничто не сможет заполнить пустоту внутри.

Обратно я возвращалась в кромешной тьме. Я спросила у служащей мотеля, найдется ли у них зубная щетка. Она ответила, что ее можно купить в аптеке через дорогу, но потом протянула забытый кем-то новый дорожный набор, все еще упакованный в пленку. В нем оказались маленькая щеточка и крохотный тюбик с пастой. Я прошла мимо соседа — он по-прежнему смотрел в окно.

Пока я умывалась, мне показалось, будто я слышу, как Дедуля напевает песенку, но когда выключила кран, все было тихо.

Потом я вышла из номера и постучала в соседнюю дверь.

Открыл мужчина, смотревший в окно.

У него были впалые щеки и воспаленные глаза. Раньше я старалась держаться от таких типов подальше.

— Я хочу вас кое о чем попросить, — сказала я. — Если вдруг увидите у моей двери пожилого мужчину, вы могли бы постучать мне в стену?

— Конечно, — ответил он.

И я уснула, зная, что он следит.

Три ночи спустя я услышала стук у себя над ухом. Интересно, он придет ко мне в крови или уже призраком?..

Снаружи было тихо. Никого. Мой сосед пялился в экран телевизора. Я знала, что он уже долго не двигался с места. Это не он стучал. Может, крыса где-то в стенах. Может, кто-то сверху. Может, просто показалось. А может, он все-таки решил явиться ко мне после смерти.

Я слышала его пение каждый раз, когда включала кран, поэтому перестала подходить к раковине.

До переезда в общежитие оставалось шесть дней. Я купила в аптеке пятилитровую канистру с водой для питья и чистки зубов. Купила антисептик для рук. Купила пачку белых футболок и упаковку белого белья. Купила детскую присыпку для своих засаленных волос.

Я заказывала гороховый суп.

Омлет.

Кофе.

Расплачивалась банковской картой.

Оставляла на чай восемнадцать процентов.

Говорила: «Спасибо».

Мне говорили: «До вечера».

«Увидимся утром».

«Блюдо дня — вишневый пирог».

Я говорила: «Спасибо».

Говорила: «До скорого».

Смотрела направо, потом налево.

Переходила улицу.

Включала телевизор. «Судья Джуди». Закадровый смех. Always, Dove, «Мистер Пропер».

Откидывала одеяло, не обращая внимания на пятна; заползала под него, как крыса в стену; ворочалась, чтобы устроиться поудобнее; заставляла себя лежать смирно; заставляла закрыть глаза.

— Все в порядке, — говорила я себе.

И шептала:

— Тс-с-с.