В 1952 году я исследовал северный берег Байкала. Возвращаясь на лимнологическую станцию после окончания работы на крохотном моторном катере «Чайка», я, по укоренившейся привычке, присматривался к берегам. Мы обогнули скалистый мыс Саган-Марян (в переводе с бурятского – «белая поляна») на западном берегу Байкала, и неожиданно передо мной вдруг открылся 20-метровый обрыв мощной морены.
Это удивило меня. Морена залегала как будто «не на месте». Основываясь на прежних наблюдениях, я думал, что морены на этом берегу озера встречаются только гораздо севернее.
У меня не было времени, чтобы сойти на берег и заняться исследованием. Удалось это сделать только через год. И морена, основательно озадачившая меня вначале, поведала о многих важных и интересных геологических событиях, происшедших в этом уголке…
Но сначала вообще о моренах и о ледниках, которые их порождают.
В полярных странах или высоко в горах весь выпавший снег не может растаять за лето. Он скапливается год за годом, слеживаясь, уплотняясь, и, в конце концов, превращается в лед. Лед медленно стекает по уклону. Так образуются ледники.
Если льда накапливается очень много и он лежит на более или менее плоской и широкой поверхности, то возникают ледниковые щиты и покровы. Они могут заполнить обширные пространства. Ледниковые покровы растекаются в стороны до тех мест, где достаточно тепла для таяния мощного льда.
В наше время большие ледниковые покровы существуют в Антарктике, в Гренландии, на Земле Франца Иосифа, на северном острове Новая Земля и в других полярных районах. А во время великого древнего оледенения лед покрывал обширные площади на севере Европы, Азии и Америки. Большие покровные ледники развивались и южнее – на некоторых широких нагорьях.
В горных странах, если они состоят из сравнительно узких горных хребтов, снег и лед скапливаются в понижениях рельефа. Из-за выветривания скалистых склонов понижения постепенно расширяются, превращаясь в выемки и впадины. С течением времени вместилища снега и льда приобретают форму чащеобразных выемок с отвесными стенками. Эти выемки называются карами или ледниковыми цирками. В Сибири местные охотники зовут их «дворами».
Из каров лед вытекает вниз по долинам, образуя потоки, которые достигают иногда нескольких десятков километров в длину. Так образуются горно-долинные ледники. Их называют также ледниками альпийского типа, – они раньше всего были изучены в Альпах и весьма характерны для этих гор. Таких же ледников много и на Кавказе.
Двигаясь по долине, лед выпахивает ее. Постепенно она приобретает корытообразную форму. Потому ледниковые долины называют трогами («трог» – по-немецки – «корыто»).
Выпахивая земную поверхность, ледники сносят большое количество обломков горных пород, часть из которых раздроблена и перетерта до величины песчаных зерен, а то даже частиц пыли и глины. Ледниковый нанос и называется мореной.
Особенно большой мощности моренные отложения достигают у самых окончаний ледников, где лед полностью растаивает. Здесь весь обломочный материал, который принесен льдом, остается лежать на месте.
Морены состоят из беспорядочных скоплений больших и малых камней, смешанных с песком и глинистыми частицами. Размеры и форма камней различны. Это и крупные округлые валуны, и более мелкие гальки, а также угловатые глыбы и щебень. Ледниковые валуны и гальки становятся округлыми, шлифуясь друг о друга и о скалы при движении ледника.
Если глыбы и валуны превышают 2-3 метра в поперечнике, то их называют ледниковыми отторженцами. Некоторые отторженцы имеют больше десятка метров в поперечнике.
Чем ближе к началу ледника, тем больше в морене крупного и угловатого материала. Это оттого, что большинство камней еще не раздробилось достаточно мелко и не отшлифовалось при движении ледника. Чем дальше от начала ледника, тем камни в морене мельче и более округлы. Но и здесь в морену попадают крупные и угловатые обломки, которые выпаханы ледником неподалеку в своем ложе или упали на него с соседних утесов.
Морена под давлением ледника спрессовывается, она большей частью весьма плотна и крепка.
Самое важное свойство морен, отличающее их от других наносных пород, – беспорядочное залегание материала разнообразной величины. В морене не обнаружишь сортировки разного материала по отдельным слоям, которая свойственна речным, озерным и морским отложениям. Слоистости в ней нет.
В четвертичном периоде Земля пережила несколько сильных оледенений. Во время межледниковий ледники отступали даже с самых северных равнин Европы, Азии и Америки и с невысоких гор, сохраняясь только на таких хребтах, как Гималаи, Кавказ и другие. Вероятно, не исчезали полностью ледники и на арктических островах.
В истории развития четвертичных оледенений был определенный порядок. Так, за самым сильным или, как принято говорить в геологии, за максимальным, оледенением последовали три повторных оледенения – каждое меньше предыдущего. В некоторых местах такой порядок оледенения несколько нарушался.
В Прибайкалье ледники существуют сейчас только на горе Мунку-Сардык, самой высокой вершине Восточных Саян. Несколько небольших ледников лежат северо-западнее. Все они находятся довольно далеко от Байкала. Горы возле самого Байкала не так уж высоки, а зимы Восточной Сибири малоснежны. Это мешает образованию ледников.
Но во время древнего максимального оледенения огромные ледники возникали в горах над самым Байкалом и стекали в озеро. На широких нагорьях неподалеку от Байкала лежали ледниковые покровы. С гор спускались длинные ледники, которые впадали в Байкал весьма широкими языками. Северо-восточный берег Байкала на больших участках был закрыт ледниковыми щитами. Большие ледники стекали в озеро и на противоположной стороне, с Байкальского хребта. На юге Хамар-Дабанские ледники тоже достигали Байкала.
При повторном оледенении покровные ледники в горах над Байкалом не образовались. Это оледенение носило долинно-каровый характер. Но около десятка ледников все-таки впадало в Байкал.
Два же последних повторных оледенения были столь слабы, что многие ледники не выходили даже из каров, и ни один из них не спустился в береговую полосу Байкала.
Там, где ледники прежде впадали в Байкал, на берегах озера остались моренные отложения. Они подмываются волнами и благодаря этому хорошо видны в обнаженных береговых обрывах или ярах. По присутствию морен на побережье и можно судить о том, что когда-то ледники проникали в озеро.
…А теперь вернемся к Саган-Марянской морене, которая так заинтересовала меня в 1952 году, когда я плыл на «Чайке» вдоль северо-западного берега Байкала.
В 1953 году я вернулся в эти места. Со мной были старый рыбак из Лиственичного, Прокопий Фадеевич Кожевников, десятиклассник из того же поселка, Володя Мальцев, и мой 13-летний сын, Лёша.
Мы плыли в гребной лодке вдоль байкальского берега, то и дело останавливаясь для наблюдений. Мы осматривали высокие утесы, поднимающиеся из самой воды, пересекали широкие губы, где в нежно-голубой воде отражаются сизо-черные вершины Байкальского хребта с белыми пятнами снега, высаживались на мысах, одетых густой тайгой.
С оконечности каждого мыса, который мы проходили, открывался другой; он манил нас к себе, обещая открыть неизведанное. Здесь Байкал и горы над ним несказанно красивы.
Мыс за мысом, губа за губой оставались позади. Мы плыли все дальше по озеру вдоль горного подножия.
На ночь мы приставали к берегу в каком-нибудь особенно привлекательном месте, выносили походное снаряжение, а лодку вытягивали из воды. На зеленых цветущих полянках, под ветками лиственниц, а то и на голом песке или гальках у самой воды мы ставили две палатки. Здесь и жили до следующего утра.
Местами, где берег оказывался особенно интересным, мы задерживались на несколько дней, чтобы исследовать его получше и осмотреть горные склоны.
Вечера на западном берегу, вдоль которого мы плыли, коротки – солнце рано заходит за высокую стену Байкальского хребта. Сразу после этого горное подножие вместе с берегом погружаются в сумрак. Только на противоположной стороне озера горы долго еще блестят светлой синевой, пока на небе не зажгутся звезды.
Пройдет короткая летняя ночь, и утренняя заря раскрасит багряно-розовыми переливами восточный небосклон над черным силуэтом Баргузинского хребта. Поднимется солнце и заблестит в каплях росы на траве и цветах прибрежных полянок. Пробьются его лучи и в густую тайгу, А затем опять день, целиком наполненный радостью новых наблюдений.
Байкал щедро одаряет не только охотника и рыбака, но и исследователя. Явления природы здесь так ярки, так отчетливы, так разнообразны, что вознаграждают наблюдателя за все труды сторицей. И живописцу Байкал всегда откроет чудные картины.
Летние дни на Байкале прекрасны. Подолгу стоит тишина. Все залито золотисто-голубым светом. Поверхность озера неподвижна и блестит, как зеркало. Возникают миражи. В такие моменты далекие мысы кажутся приподнятыми над водой, они как бы повисают в воздухе.
На берегу тихо. На полянках стрекочут кузнечики. В лесу иногда прокукует кукушка. Не слышно даже легкого всплеска воды.
Лес начинается у берега стеной. Местами он из кедров, но больше из лиственницы или сосны. В нем масса валежника и густо растут кусты багула (даурского рододендрона). Через тайгу вообще нелегко пробираться; к тому же нередко донимают комары. Скорей хочется вернуться на привольный простор байкальского берега.
Ненастья с ветром и дождем в эту пору редко заставляют путешественника отсиживаться на берегу в палатке. Но к концу августа ветры учащаются, усиливаются. Они дуют подолгу и поднимают высокие волны, которые с шумом и грохотом бьют в берег. Тогда в лодке нельзя плыть даже подле берега…
Пользуясь летней погодой, мы вчетвером плыли в своей лодке к югу и, пройдя мыс Саган-Марян, подошли к интересовавшей меня морене.
Сойдя на берег, мы стали просматривать обнаженный длинный обрыв морены. В ледниковом происхождении этого наноса не приходилось сомневаться. Серая, совершенно не сортированная супесь, жесткая на ощупь, со множеством крупных и мелких камней, залегающих в беспорядке, определенно свидетельствовала, что это настоящая морена. Кроме того, многие продолговатые валуны располагались в морене наклонно или вертикально, то есть, попросту говоря, стояли. Такое расположение камней характерно именно для морены. В других случаях валуны обычно лежат плашмя.
Огромный валун, вымытый волнами из берегового обрыва Саган-Марянской морены.
На береговой карге и в воде лежало много крупных валунов, вымытых прибоем из обрыва. Один громадный валун достигал семи метров в поперечнике.
Песок и мелкозем, а также гравий и мелкая галька сразу уносятся из морены волнами. Мелкие же камни несколько задерживаются. Они перекатываются волнами с места на место, дробятся, обтачиваются и все больше и больше мельчают. Поэтому с течением времени и они втягиваются волнами в глубину под воду и частью относятся в стороны вдоль берега. От размытой моренной толщи остаются в полосе прибоя самые крупные валуны и глыбы, которых волны не в силах сдвинуть с места. Эти камни лежат там, куда они упали из подмытого моренного обрыва.
Не оставалось сомнений в том, что нанос на Саган-Марянском берегу ледникового происхождения. Но как мог здесь образоваться ледник? Севернее Саган-Маряна, где Байкальский хребет значительно выше, горы и теперь находятся почти на грани оледенения. При небольшом охлаждении климата или увеличения количества выпадающего снега здесь неминуемо возникли бы опять настоящие ледники.
Поэтому не удивительно, что в ледниковые времена при сильных похолоданиях климата снег скапливался в Байкальском хребте огромными массами и питал большие ледники, стекавшие в северную часть Байкала.
А Саган-Марянскую морену мог отложить только ледник, спускавшийся по Солонцовой пади. Устье этой пади, которая называется по-бурятски Солонсэй-елга, открывается в горном склоне над моренным полем. Здесь Байкальский хребет ниже метров на триста – пятьсот, чем на севере. Кроме того, Саган-Марян лежит на сто километров южнее тех падей, которые были заняты некогда большими ледниками.
Солонцовая падь коротка. В ней не заметно разветвлений, где могли бы находиться кары, служившие для снегосбора. Над вершиной пади видна огромная седловина, глубоко врезанная в горный гребень. При таких особенностях Солонцовой пади в ней не мог бы образоваться даже малый ледник.
Итак, ледник не мог образоваться, а следы его – налицо! Саган-Марянская морена определенно показывает, что вдоль пади все же стекал мощный ледник, достигавший Байкала. Я недоумевал по этому поводу целый год, с тех пор как впервые бегло осмотрел морену с озера…
Поднявшись на береговой обрыв, я прошел по морене. Она состоит из множества бугров высотой до трех метров. Между буграми – узкие котловины. Некоторые из них весьма глубоки и уходят вниз воронкой. Местами бугры, сливаясь друг с другом, составляют продолговатые валы. В середине моренного поля валы длинны и протягиваются почти параллельно подножию Байкальского хребта с севера на юг, то есть перпендикулярно к оси Солонцовой пади. Моренное поле заросло густым лесом из лиственницы с кустами рододендрона.
Рельеф, который я наблюдал, был типичен для конечных морен. В окончаниях ледников моренный нанос нагромождается особенно большими массами.
Великолепная сохранность моренных бугров, валов и котловин (их первоначальные формы нисколько не изменены размывом) показывала, что моренный рельеф образовался сравнительно недавно, во время одного из повторных оледенений. На моренах максимального оледенения бугры, валы и котловины почти не сохранились.
Теперь происхождение Саган-Марянской морены становилось еще более загадочным! Ведь если нельзя допустить, что морена образовалась во время наибольшего оледенения, то тем более непонятно ее возникновение в эпоху повторного оледенения, когда, очевидно, было теплее…
Я решил задержаться на Саган-Маряне, чтобы попытаться распутать этот узелок.
Зайдя за мыс Двойной, мы поставили палатки вблизи метеорологической станции «Покойники». Она названа так по мысу, который выступает из береговой линии в озеро немного южнее.
Байкальские жители рассказывают, что мыс Покойники получил свое название будто бы оттого, что когда-то на нем сразу вымерло, вследствие какой-то болезни, все население, состоявшее, впрочем, из нескольких человек. Но в подробных описаниях байкальских берегов, которые время от времени составлялись разными исследователями, начиная с 1772 года, поселок на этом мысу не отмечался. Предположить, что поселок был еще раньше, невозможно, – весь этот участок байкальского берега, на большом расстоянии к северу и югу, был совсем не заселен. По-видимому, байкальцы неправильно объясняют происхождение названия мыса. На карте Байкала, составленной штурманом Пушкаревым в 1772 году, мыс назван Покойным, вероятно, потому, что здесь тихая, покойная стоянка для судов. Очевидно, название «Покойники» – всего-навсего видоизменение от слова «покойный». Над мысом с Байкальского хребта спускается глубокая Покойницкая падь. Она получила свое название по мысу.
Мыс Покойники.
С мыса Покойники мы с Лешей и Володей ходили несколько раз налегке на Саган-Марянскую морену.
Прокопий Фадеевич Кожевников, которого мы для краткости звали Фадеичем, оставался на таборе с нашими вещами. Он прихрамывал и был стар, по берегу ходил с трудом. Пока мы находились в отлучке, Фадеич приготовлял пищу, чинил рыболовные сети или лодку, а то просто отдыхал и спал.
…Подробно исследуя Саган-Марянскую морену, я сделал ряд интересных наблюдений.
В одном месте обрыв морены был прорезан сухим руслом речки, вытекавшей из Солонцовой пади. Вода давно не текла здесь по пади, и она густо заросла не только травой, но и высокими лиственницами. Нигде не видно никаких следов потока воды. Со стороны Байкала дно пади загорожено сплошным гравийно-галечным береговым валом двухметровой высоты, также заросшим лиственницами.
Густой лес на дне пади, сплошной береговой вал, отгораживающий ее от Байкала, и отсутствие следов водотока ясно показывали, что речка здесь давно иссякла. Вероятно, теперь она уходит в землю где-то выше в Солонцовой пади. Такова участь многих речек, стекающих с Байкальского хребта.
Можно было предположить, что в Саган-Марянской морене, отложенной во время одного из оледенений, впоследствии была прорезана речная долина глубиной в 15-20 метров. Когда же это могло произойти? Очевидно тогда, когда с гор стекал по Солонцовой пади большой поток воды, достигавший Байкала, то есть, вероятно, во время второго и третьего повторных оледенений. Во время этих оледенений, когда таяли снега, накопившиеся веками в горах над Солонцовой падью, по ней и текла полноводная бурная речка.
И еще одно наблюдение, которое показалось мне самым важным. По обеим сторонам устья Солонцовой пади нижняя граница, или, как говорят геологи, подошва, морены приподнята в береговом обрыве на 5-7 метров над Байкалом. А самое подножие обрыва слагается речным наносом; он лежит под мореной, то есть возник до ее отложения. Нанос состоит из крупных и мелких галек, густо лежащих в серой супеси, которая плохо перемыта водой. Такой нанос называется пролювием. Он откладывается реками в тех местах, где реки выходят из гор на равнину.
Под мореной оказалось похороненным русло древней реки. Русло ли? Да, несомненно. Осматривая обрыв морены со стороны озера, я убедился, что подморенный нанос прослеживается на несколько сотен метров в сторону от сухого русла более молодой Солонцовой речки. Получился слоеный пирог: речной нанос, сверху – морена, а в морене – снова речное русло.
В геологии, как и в других науках, целесообразно проверять выводы, полученные из одних наблюдений, другими наблюдениями. Это всегда значительно увеличивает достоверность выводов. Исследовав Саган-Марянскую морену с разных сторон, я мог с уверенностью определить ее возраст. Я не сомневался больше в том, что она была отложена ледником во время повторного оледенения.
Но загадка происхождения морены этим вовсе не решалась.
Пролювий, залегающий под мореной Саган-Маряна, интересен тем, что он как бы заменяет здесь более древнюю морену великого оледенения. Нанос этого оледенения, распространенный в других местах байкальского берега, отсутствует у Саган-Маряна. Почему? Почему по Солонцовой пади с гор спустился ледник второго, менее сильного оледенения, а ледника предшествующего великого оледенения здесь не было?
Несмотря на важные и подробные сведения, полученные о Саган-Марянской морене, загадка ее происхождения еще больше усложнилась. Видимо, разрешить эту загадку на самом берегу Байкала невозможно. Мы все здесь осмотрели. В прибрежной полосе больше нельзя было почерпнуть научных данных, которые пролили бы свет на историю возникновения морены.
Разрешение загадки следовало искать в горах Байкальского хребта, откуда когда-то стекал Саган-Марянский ледник. Там, вероятно, тоже остались следы его деятельности. Саган-Марянский ледник должен был отличаться каким-то своеобразием, раз он оставил на берегу Байкала конечную морену, происхождение которой столь непонятно.
До водораздельной линии Байкальского хребта здесь близко. Даже до истока реки Лены, которая зарождается на противоположной стороне водораздела, всего восемь километров от берега Байкала. Сходить пешком на Лену отсюда совсем не трудно, тем более, что по Солонцовой пади и даже через Байкальский хребет проходит торная тропа. Три километра тропа идет от Покойников по равнине, так что только пять километров остается на горную часть пути до Лены. Солонцовую падь прибайкальские жители называют Солонцовым всходом или восходом. Это старинный путь на Лену; он удобен сравнительно невысоким перевалом через хребет. Поднявшись к верховью Лены, можно далее без особых препятствий спускаться вниз по течению этой великой сибирской реки.
Но Солонцовая падь крута, и подняться по ней пешком я не мог из-за своего больного сердца. Мы с Лешей и Володей дошли от табора только до места выхода узкой и глубокой пади из гор и осмотрели здесь горное подножие и прилегающее к нему моренное поле.
В подошве горного склона, разрезаемого падью, мы нашли большие зияющие трещины, вертикально рассекающие скалы. Эти трещины образовались в полосе расщеления земной коры, по которой происходят сбросы между Байкальской впадиной и Байкальским хребтом (сбросом в геологии принято называть опускание одного участка земной коры относительно другого по разрыву под действием внутренних сил земли).
Сбросы начались здесь примерно 20-25 миллионов лет назад, но не ослабевают и в современную геологическую эпоху.
Движения земной коры медленны и обычно не могут быть замечены человеком за его короткую жизнь. О них судят только по геологическим признакам и по данным геодезических и других исследований. Оказывается, что горы над Байкалом растут в сотни раз медленнее, чем дети.
Нам интересно было увидеть, в каком месте выходил из гор древний ледник, отложивший Саган-Марянскую морену. Остатки ледникового трога висели высоко над нами, указывая, что после отступания ледника Солонцовая речка сильно видоизменила свою падь. Она врезала в трог узкое ущелье глубиной около 150 метров. Ледник при выходе к горному подножию образовывал крутой и высокий перепад, а затем растекался на два километра вширь по прибрежной равнине. Таким же широким фронтом он впадал в Байкал.
Мы удивлялись, что и здесь, у горного подножия, речки не было. Ее русло густо заросло деревьями. Не уходит ли вода вглубь по открытым сбросовым трещинам в скалах?
Все это интересно было посмотреть для выяснения геологической истории байкальского берега. Но каковы причины и условия образования Саган-Марянского ледника? Это по-прежнему оставалось загадкой.
Наступил вечер. В густой лесной заросли, окружавшей нас, комары не давали покоя. Пора было отправляться на берег. Там, у палаток, нас ждал Кожевников. Он обещал приготовить на ужин уху из хариусов. Но я не трогался с места. Неужели так и не удастся узнать, почему на берег Байкала у Саган-Маряна выходил ледник? И почему ледник выходил во время второго, а не наибольшего, первого оледенения? Эти вопросы мучили меня куда больше, чем назойливые комары.
Я еще раз взвешивал свои возможности. Взобраться на Байкальский хребет пешком я не могу. Вот если бы мне сейчас лошадь! Но где же ее сыщешь на безлюдном берегу. Тут, кроме метеорологической станции, на большом расстоянии нет никакого другого жилья. А на станции лошадей нет: ее сотрудники сообщаются с ближайшим поселком, Онгуренами, по Байкалу.
И вдруг… Как говорится, это бывает только в сказках. Мы уже собирались тронуться в обратный путь к нашим палаткам, как из-за ближайших деревьев показались два всадника, которые вели в поводу трех навьюченных лошадей. Разговорились. Оказалось, что всадники – рабочие геологической партии, ведущей съемку западнее Байкальского хребта, в бассейне Лены.
Они согласились дать нам на день трех лошадей и сопровождать нас в поездке на Лену.
Я всегда любил подниматься на высокие вершины гор, с которых далеко видно во все стороны. Глубоко под ногами лежат долины с лесами и речками, а за ними возвышаются другие горные хребты, и уходят они один за другим в бескрайние пространства. Обширный кругозор поражает своим величием. У тебя возникает какое-то особое чувство власти над пространством, возрастает уверенность в своих силах.
Я совершал восхождения на горные вершины Кавказа, Восточных Саян, Кольского полуострова.
Но то было прежде. В связи с ухудшением здоровья я давно отказался от горных восхождений. Даже перестал думать о них. И вот опять, правда, верхом, я поднимусь на гольцы!
На другой день мы на лошадях отправились по знакомой нам дорожке до Солонцового всхода, затем повернули в узкое, густо заросшее лесом ущелье. Поднимаясь по его дну, мы часто задевали стременами то камни, то стволы деревьев. И здесь мы не обнаружили ручья, который стекал бы по пади.
Проехав километра полтора вверх по ущелью, мы уперлись в высокий горный обвал, состоящий из гранито-гнейсовых глыб. Это были глыбы-гиганты. Иные из них достигали 50 метров в поперечнике. Высота обвала – около 250 метров. Тропа круто взбирается на него. В этом месте Солонцовая падь разорвана поперек большим сбросом. Нижний конец пади вместе с горным подножием Байкальского хребта оторван в этом месте от верхнего участка пади, который внедрился в гребень хребта. Крутая, а местами даже отвесная плоскость сброса растрескалась и успела обвалиться. Но глыбы обвала еще не размельчились. Справа и слева сброс продолжается в стороны от пади. По линии сброса горный склон превращен в обрыв, состоящий из высоких утесов и крутых осыпей под ними.
Преодолев подъем на обвал, тропа пошла опять более спокойно по верхнему, сравнительно пологому участку пади. Здесь мы, наконец, увидели и речку. Вернее, сначала мы ее услышали. Приблизившись к обвалу, вода скрывается в глубину под камни. Здесь только слышно, как речка шумит где-то под глыбами. Как я и предполагал, вода просачивается в сбросовые трещины. Потому речное русло и остается сухим до самого Байкала.
Выше обвала мы увидели на дне Солонцовой пади во многих местах моренные бугры. Некоторые из них отличаются заостренными верхушками и имеют вид маленьких сопок. Состоят они из остроугольных обломков щебня и грубого песка. Здесь хорошо сохранилась корытообразная форма ледникового трога. Превосходно сохранились и моренные бугры. Речка прорезала узкую щель в широком дне трога. Склоны трога, состоящие из скал и осыпей, круты. Вверху они образованы отвесными утесами.
Следы работы ледника в Солонцовой пади только местами проглядывали через густые заросли кедрового стланика. Среди зарослей иногда попадались могучие кедры, толщиной в несколько обхватов, и лиственницы.
Старым кедрам, судя по их толщине, было не менее трехсот лет. Каждый большой кедр может приносить ежегодно десятки килограммов кедровых орешков. Сколько же можно добывать орешков в сибирской тайге?
К сожалению, великое множество кедров погибает вследствие неразумного поведения человека. Нередко прежде кедры срубали, чтобы удобнее достать шишки с поваленного дерева. Срубают кедры и сейчас – на дрова, не думая, что они еще в течение многих десятилетий приносили бы вкусные и питательные орешки. Уничтожаются кедры и лесными пожарами. В Прибайкалье и вообще в Сибири тайга ежегодно выгорает на огромных пространствах. В сухую погоду лесная ветошь на земле вспыхивает мгновенно. Она может загореться и от тлеющей спички, которую человек бросил, думая, что она потухла, и от искры, упавшей с папиросы. Иногда путник уходит с привала, не загасив как следует костер. Казалось, он прогорел, но под золой могли остаться еще не истлевшие угольки. Ветер легко может раздуть их в пламя, подхватит искры, зажжет ветошь рядом, понесет огонь дальше – и пойдет гореть тайга.
Пожары в тайге – это великое бедствие. Я вспомнил, как в 1948 году горела тайга у самого Байкала, близ Елохина мыса. Когда мы высадились с катера на этом мысу, берег был охвачен таким густым дымом, что в нескольких десятках шагов не было ничего видно. Лишь высокие языки пламени проглядывали тут и там через дымовую завесу. То и дело раздавался треск горевшего дерева. Порывы ветра со стороны пожара были так горячи, что на берегу нельзя было задерживаться, и мы поспешили вернуться на катер…
И в том году, когда мы работали на Саган-Маряне, лето выдалось дымное. Опять на большом пространстве, где-то к северу от Байкала, горела тайга. В последние дни особенно прибавилось дыма, так как его все больше и больше приносил установившийся верховик – ветер, дувший с севера, от верхней оконечности Байкала. Горы заволокло дымом, и даже недалекие вершины становились невидимы.
В дымной мгле мы шли по Солонцовой пади все дальше и выше. Кедры и лиственницы стали редеть; деревья становились ниже. Мы вступили в полосу редколесья, которое образует верхнюю границу древесной растительности. Показалась перевальная седловина. Слева от нас по отвесной стене трога в одном месте срывался с громким шумом ручей, образуя высокий водопад. Вода вытекала из темного кара, возникшего при оледенении.
Наконец мы выбрались на самый водораздел в том месте, где он опускается ниже всего, образуя перевальную седловину. Она глубоко врезалась в гребень хребта между высокими гольцовыми вершинами. На самом перевале (высота его над Байкалом – 820 метров), так же как и под ним, растут редкие и низкие лиственницы. Всюду кусты кедрового стланика.
На перевальной седловине из-под морены местами проглядывали небольшие выступы скалы. Это так называемые курчавые скалы или бараньи лбы, отшлифованные древним ледником. Мощный ледник выдирал и выхватывал снизу огромные камни и шлифовал между возникавшими ямами крепкие скальные выступы. Шлифовка бывает особенно сильной с той стороны, откуда двигался лед. К сожалению, обнаженных бараньих лбов было очень мало, так что определить по ним направление движения ледника было невозможно.
Моренный нанос на перевале собран в невысокую гряду. Она состоит из остроугольных камней и щебенистого песка. Гряда протягивается в общем поперек перевала.
Верховье Солонцовой пади похоже на начало обычной речной пади в крутых горах. Оно хотя и чашеобразно, но все же довольно раскрыто и совсем не напоминает резко очерченные ледниковые кары.
Осмотрев перевал и верховья Солонцовой пади, я пришел к убеждению, что Саган-Марянский ледник не мог возникнуть в Солонцовой пади. Очевидно, по ней стекал «чужой» ледник, бравший начало где-то дальше, на ленской стороне гор.
Надо было продолжать поиски следов «нашего» Саган-Марянского ледника. Сразу же за перевалом начинался пологий склон, спускавшийся к долине Лены. Он был покрыт моренными наносами. Широкое дно Ленской долины располагалось лишь немного ниже перевала. Оно находилось в зоне редколесья, и я мог без особых помех осматривать лежащую перед нами долину.
Долина эта являлась огромным древнеледниковым трогом, прекрасно сохранившим свою первоначальную форму. Дно трога имело поперечник в полтора километра. Между верхушками склонов трог был гораздо шире. На противоположном склоне долины местами выделялись хорошо выглаженные ледником округлые скалы. Наверху склон имел ровную бровку; казалось, что над ним находится очень широкий плосковерхий голец. В ледниковые времена на нем, вероятно, лежала ледяная шапка. Более удаленные горы нельзя было разглядеть, так как они тонули в дымной мгле.
Долина верхнего течения Лены расположена высоко, и во время древних оледенений здесь были благоприятные условия для образования ледника особенно большой мощности. Долина снижается сравнительно полого, так как она располагается вдоль хребта. Древние ледники, следовательно, здесь текли медленнее, чем в крутопадающих долинах восточного склона Байкальского хребта, обращенного к озеру. Потому Ленский трог сравнительно неглубок.
Перевал над верховьем Солонцовой пади только на 70 метров превышает дно Ленской долины. Но перевал очень глубок, благодаря чему Солонцовая падь является почти сквозной.
Что это значит? Я уже рассказывал немного о сквозных долинах. Это долины, открытые в обе стороны. В других местах большинство таких долин занято двумя речками, которые растекаются в противоположные стороны от высокого места внутри долины, служащего водоразделом.
Сквозные долины бывают тектонического и речного происхождения. Тектонические долины возникли из-за того, что опустилась земная кора между горными возвышенностями. Например, сквозные долины на юго-восточном берегу Байкала, о которых я уже рассказывал.
Речные сквозные долины размыты реками. Они могут сделаться сквозными, например, так. Первоначально это обычная долина, имеющая наклон в одну сторону на всем своем протяжении. По ней течет одна речка. Но вот тектоническое поднятие перегнуло долину и разорвало течение реки. Одна часть реки продолжает течь в прежнем направлении, а другая – потекла в противоположном.
Солонцовая падь хотя и открыта в долину Лены, но все же не едина с ней. Долина Лены проложена особняком. Поэтому Солонцовая падь может быть названа не сквозной, а полусквозной. Ее происхождение другое.
Лена течет по сравнительно пологому наклону. Солонцовая же падь очень круто спускается по обрыву горного хребта к Байкалу. Размывающая сила речной воды в пади очень велика. Поэтому падь так сильно врезалась в Байкальский хребет, что, «пятясь» верховьем, прорвала его и образовала глубокую седловину в склоне Ленской долины.
Когда-нибудь в геологическом будущем, то есть через несколько тысячелетий, может случиться, что Солонцовая падь, продолжая «пятиться», своим верховьем продвинется до самого русла Лены. Тогда отрезок Лены, расположенный выше верховья пади, будет перехвачен и направится в правую сторону, по крутому руслу Солонцовой пади. Так верхняя часть Лены сделается притоком Байкала. Нижний же участок Лены будет течь в прежнем направлении, но только, как говорят, в обезглавленном виде. Между новым верховьем укороченной Лены и бывшим ее верховьем, повернувшим к Байкалу, возникнет низкий водораздел. По обе его стороны протянется сквозная долина. По ней вода будет течь в разные стороны…
Подобные перехваты рек, обезглавливание одних рек другими, характерны для высоких гор вообще.
Для того, чтобы перехватить воду из Лены, Солонцовая падь должна врезаться верховьем до уровня реки. Но в прошлом для того, чтобы завладеть частью ледяных масс, стекавших по широкой долине Лены, достаточно было, чтобы образовалась перевальная седловина, которую мы видим и сейчас.
Вот где таится разгадка происхождения Саган-Марянского ледника!
Ленский ледник был очень мощным. Поверхность стекавшего льда поднималась на большую высоту и превышала перевальную седловину. И часть ленских льдов, отделяясь от главного ствола, устремилась вбок через брешь в Байкальском хребте. Так образовался Саган-Марянский ледник, стекавший по Солонцовой пади до самого Байкала. Стало быть, это был «чужой» лед, перехваченный с другого склона. Ленский ледник разделился на два неравных отрезка, и Саган-Марянский ледник составлял только сравнительно небольшую ветвь огромного Ленского ледника.
Береговой обрыв Саган-Марянской морены.
Но это разгадка одной лишь тайны. А вот почему Саган-Марянский ледник образовался только во время второго оледенения Прибайкальских гор? Ответ на этот вопрос дает перевальная седловина. Она очень узка, ее утесистые склоны круты. Несомненно, это говорит о ее молодости. Очевидно, седловина образовалась сравнительно недавно. Солонцовая падь успела прорезать в хребте эту седловину только ко второму оледенению. Во время же максимального оледенения перевальной седловины еще не существовало. Ленский ледник не мог в то время послать от себя ветвь к Байкалу; проход для нее был еще закрыт.
В подтверждение этих мыслей я увидел на значительной высоте над перевалом, с его северной стороны, ступеньку, прислоненную к горному склону. Она состояла из морены. Это боковая морена. Она находится на том месте, где соединяются склон перевальной седловины и склон Ленской долины, и представляет явный след раздвоения Ленского ледника. Морена оставлена на склоне Саган-Марянской ветвью, направлявшейся из долины Лены через перевал. Боковая морена, расположенная над перевалом, показывает также и мощность Саган-Марянского ледника в самом начале, когда он только выделился из Ленского.
Во время угасания оледенения Саган-Марянский ледник уменьшался вместе с Ленским. Когда поверхность таявшего Ленского ледника понизилась до уровня перевала, Саган-Марянский ледник оторвался от него. Перестав получать питание, он, вероятно, вскоре исчез совсем. Ленский же ледник, после отрыва от него Саган-Марянского, оставил на перевальной седловине моренную гряду, которая обратила на себя наше внимание сразу же при подъеме на перевал. В дальнейшем Ленский ледник продолжал стекать по своей долине, постепенно тая и уменьшаясь в размерах.
Загадка Саган-Марянской морены оказалась в наших руках! Наблюдения, сделанные на перевале, разрешили все вопросы, связанные с ее происхождением.
Конечно, разгадка такой тайны – рядовой труд ученого. Но все же и такая тайна, разгаданная собственными силами, дает истинное удовлетворение исследователю природы. Да и кто может сказать с уверенностью, что это маленькое открытие не поможет когда-нибудь разрешению других, более важных задач в науке?..
Пробыв недолго на перевале, мы спустились к Лене. Пришлось пройти рядом с двумя небольшими озерками, которые расположены между валами боковых морен бывшего Ленского ледника. Они образовались, очевидно, в конце таяния ледника, когда его поверхность стала ниже перевальной седловины… На моренах здесь растут одинокие деревья.
Осмотрев берега реки, мы устроили привал у длинного обнажения морены. Здесь я первый раз в жизни напился чаю, заваренного в ленской воде. Приятно было посидеть за чаем у истока великой сибирской реки.
Я смотрел на быстрое, но довольно ровное течение воды, слушал мягкий, успокаивающий ее шорох и журчание в камнях, и мне представлялось, как Лена, удаляясь от истока, делается все шире и шире, течет в далеких лесистых берегах, принимая в себя Вилюй, Витим, Олекму, Алдан и другие многочисленные притоки; как она затем пересекает холодную тундру и впадает в Ледовитый океан. Я не был в тех краях, и неведомые места манили меня к себе. Может быть, удастся когда-нибудь посмотреть и их. Интересно, где оканчивался Ленский ледник?
Несмотря на дым, застилавший далекую окрестность, я все же любовался гольцами, теми, которые были поближе. Как хорошо среди этих суровых каменных громад!
День клонился к вечеру. Надо было отправляться в обратный путь на берег Байкала. Взяв лошадей за поводья, мы поднялись на перевал и оттуда в последний раз оглядели долину Лены. Затем, то идя пешком, то садясь на лошадь, мы быстро спустились по крутой Солонцовой пади. Выбравшись из гор, мы дальше поспешили рысью по ровной дорожке к своему табору.
Уже смеркалось. Байкал был тих. За его водной гладью темным силуэтом протягивался зубчатый гребень гор. Наш берег, загороженный от зари Байкальским хребтом, еще скорее погружался в ночной мрак. На небе одна за другой появлялись звезды.
В таборе нас радушно встретил Фадеич. За день ему удалось набрать в сухом русле Покойницкой речки много черной смородины, и он сварил душистое варенье. И, конечно, он приготовил нам отличную уху.
Ночная тьма закрыла всю окрестность. Холодом подула Покойницкая падь. В этот час особенно приятно посидеть у яркого огня.
