Горы спускаются к Байкалу круто. Поэтому вблизи него не часто встречаются обособленные озера. Их много только у северного конца Байкала, среди низменной и широкой дельты Верхней Ангары и Кичеры. Дельта у этих рек общая.
Происхождение прибайкальских озер очень разнообразно. Различаются они и по размерам, и по глубине, и по особенностям берегов.
Например, такие крупные озера, как Котокель и Духовое на восточном берегу, Слюденское и Онгуренское на западном, расположены во впадинах, образовавшихся из-за местных провалов земной коры.
На берегу залива Мухор в южной части Малого моря есть озерко, возникшее от протаивания подземного льда и оседания почвы.
На острове Ольхоне рядом с губой Кобыльей головы существует крохотное озерко Нуку-нур. Оно расположено среди низких сопок, поросших степной растительностью. Узкая и глубокая котловинка озера состоит из скальной породы. По-видимому, котловинка выдута ветрами. Раньше на ее месте могла находиться очень слабая порода. Выветриваясь, она превращалась в песок и пыль, которые потом развеивались. Котловинка таким образом постепенно все больше и больше углублялась. Затем, из-за тектонического опускания Ольхона, дно котловины оказалось ниже уровня воды в Байкале. По трещинам в скалистой перемычке вода стала просачиваться из Байкала в котловину и образовала озерко.
Изучение прибайкальских озер – увлекательнейшее занятие. Многие из них хорошо известны мне издавна. Но одно озеро, о котором я много слышал – Лосиное, – расположенное на восточном побережье, долгое время оставалось в стороне от моих маршрутов. От Байкала до него – 4 километра, если считать от северной стороны обширного мыса Кабаньего. Из Лосиного озера вытекает ручей, впадающий в Байкал.
Я не раз слышал, что Лосиное озеро очень красиво. А рыбаков всегда привлекал рачок бармаш, который водится там. Бармаш добывается зимой для подледного лова рыбы в Байкале на удочку. Бармашей понемногу бросают в прорубь и тем приманивают рыбу. На Байкале существует даже термин для обозначения такого способа ловли рыбы: рыбу «бармашат». В самом Байкале бармаш не живет, – вода здесь для него холодна.
Можно было предполагать, что Лосиное озеро расположено в котловине среди моренных отложений древнего ледника. Во внутренних частях больших наносных мысов на северо-восточном берегу Байкала обычно залегают моренные отложения. Поэтому естественно было думать, что Лосиное озеро, находящееся во внутренней части мыса, запружено моренным наносом.
Впрочем, моренные озера, как правило, сохранились только на моренах второго оледенения. На моренах первого оледенения озера успели исчезнуть – заполнились глиной, песком или же вытекли, если вода прорезала первоначальную подпруду. На Кабаньем же мысе, близ которого расположено Лосиное озеро, присутствие морены второго оледенения казалось невероятным. Такие морены, сравнительно позднего возраста, наблюдаются на берегу Байкала только севернее.
Летом 1960 года я занимался исследованием северо-восточного берега Байкала между мысом Понгонье и устьем Большой речки. Передвигаясь в моторной лодке, я со своими спутниками останавливался на мысе Урбикан, в губе Якшакан, на мысе Кабаньем и в устье реки Езовки. В этих местах мы ставили на несколько дней палатку, и я предпринимал пешеходные экскурсии, стараясь пройти подальше в глубь берега. Моими спутниками в том году были старый художник-живописец Владимир Петрович Томиловский из Иркутска и юноша Ваня Шелковников, которого я нанял в управлении Баргузинского заповедника. В коротких береговых экскурсиях меня сопровождал Томиловский, а в далекие походы я брал с собой Шелковникова. В этих случаях Томиловский оставался сторожить лагерь и, пользуясь свободным временем, работал над этюдами.
Кабаний мыс виден издали. Он выступает в Байкал в виде тонкой оторочки горного склона. На Байкале наносные низкие мысы зовутся тонкими. Сбоку они и в самом деле кажутся тоненькими полосками суши. Тонким мысам противопоставляются толстые – высокие и крутые. Они образованы выступами горного склона.
Августовским днем мы подошли в лодке к северной стороне мыса Кабаньего и высадились на мыске Ороктоконе в том месте, откуда начинается тропа, ведущая к Лосиному озеру. Рядом, на берегу, стояли несколько построек рыболовецкого хозяйства, которые в то время пустовали. Лишь в одном домике помещался склад продуктов и жил кладовщик геодезического отряда.
Здесь мы встретились с ленинградским ботаником Людмилой Николаевной Тюлиной. Две ее палатки стояли рядом с рыбацким хозяйством. Людмила Николаевна в течение многих лет занимается подробным ботаническим изучением берегов Байкала и соседних гор. Несмотря на то, что ей перевалило за шестьдесят, Тюлина с юным увлечением и задором ходила по тайге, забиралась высоко в горы.
Прибой на северной стороне мыса Кабаньего.
Мы вытащили лодку и поставили свою палатку поодаль от рыбацких построек, на чистом месте. Хорошо расположившись и разложив вещи в палатке по заведенному порядку, мы отправились в гости к Людмиле Николаевне. Перед ее палаткой, поставленной в тени молодых кедров, уже пылал огонь, а ее помощники сварили уху и приготовили чай.
Оказалось, что Людмила Николаевна только накануне вернулась с Лосиного озера, где провела со своим отрядом несколько дней. Она держалась того мнения, что Лосиное озеро находится в моренной котловине. Занимаясь многие годы исследованиями растительности, Тюлина привыкла обращать внимание и на обстановку, в которой находятся растения, стараясь, между прочим, изучить и особенности рельефа. На байкальских берегах Людмила Николаевна пристально следила за признаками древних оледенений и в частности за распространением моренных отложений. Я знал, что наблюдения Тюлиной всегда интересны, и внимательно слушал ее.
Рассказывая о Лосином озере, Людмила Николаевна упомянула об одном случае, которому она не придала особенно важного значения. А меня он заставил задуматься. Тюлина устроила однажды привал на северо-восточном берегу Лосиного озера у старого зимовья – наспех сколоченной избушки, которая временами используется рыбаками и охотниками. После чая помощник Тюлиной решил почистить котелок и нагнулся к озеру, чтобы набрать песку со дна. Но слой песка на дне был столь тонок, всего 1-2 миллиметра, что нельзя было наскрести и одной пригоршни. А под песком открылся торф. Попробовали в другом месте – то же самое.
Из рассказов Тюлиной нетрудно было заключить, что Лосиное озеро возникло или, по крайней мере, расширилось недавно, – после того как на его месте разросся торфяник. Молодостью озера и можно объяснить то, что слой песка, накопившийся поверх торфа на озерном дне, столь тонок. Обычно бывает наоборот: мелкие озера постепенно зарастают, а торф образуется поверх озерных минеральных отложений, состоящих из песка или глины. Здесь же торф внизу.
Происхождение Лосиного озера становилось еще более загадочным!
А еще через день я собрался на Лосиное озеро. Со мной пошел Ваня, а Владимир Петрович остался на таборе. Не задерживаясь, мы пересекли по тропе полосу древних террас Байкала, которые я осмотрел накануне. Только подойдя к закраине полого поднимающейся верхней террасы, мы остановились для отсчета барометра. Он показал, что высота закраины террасы, где сохранилась отчетливая волноприбойная линия, равна 10 метрам над Байкалом.
Сзади, над террасой, возвышается обрыв моренного плато. Во время образования верхней террасы обрыв подтачивался волнами Байкала. Обрыв сохранил крутизну, но на нем все же растут деревья.
Оглянувшись на Байкал, мы углубились в густой лес. Дальше нас повела тропа. Она очень полого поднимается по моренному плато и подходит к подножию горного склона, сложенного коренными кристаллическими породами.
Моренное плато отличается удивительно ровной поверхностью. На ней среди багульника между деревьями встречаются ледниковые валуны разных размеров. Но их немного; большая их часть, подвергаясь поверхностному выветриванию, рассыпалась в песок, смешавшийся с первичным моренным песком и суглинком. Поэтому морена сверху состоит из мелкого материала. Это так называемый покровный слой. Его толщина – полтора – два метра. Глубже залегает настоящая, нетронутая выветриванием морена с большим количеством валунов.
В двух километрах от Байкала моренное плато, по которому мы шли, пересекается Лосиным ручьем. Он вытекает из Лосиного озера и впадает в Байкал. Ручей очень мало промыл морену, но все же в его русле лежат валуны и галька, очищенные от мелкого наноса. Мы присели возле ручья на поваленное дерево. В лесу стояла тишина, ветра не было. Безмолвие нарушалось только легким журчанием воды да редкими криками кедровок, которые летали недалеко от нас, отыскивая кедровые шишки на высоких деревьях.
К горному склону мы подошли в том месте, где из него выходит старая широкая падь Лосиного ручья. Тропа поднимается по левому склону пади довольно круто и вскоре выходит к берегу Лосиного озера там, где из него вытекает ручей.
Лосиное озеро расположено на дне широкой пади, заросшей густым лесом, и обрамлено с двух сторон высокими горными склонами. Длина озера – 1300 метров, а ширина – 800 метров; высота над Байкалом – 135 метров.
Мы устроили привал на берегу, вблизи истока ручья. Пока Ваня готовил чай, я занялся фотографированием. Небольшие горные озера, подобные Лосиному, очаровательны. Светлое зеркало воды окружено глубокой и широкой рамкой темно-зеленых склонов, что придает озеру особое изящество.
После чая мы пошли в обход озера по южному берегу, не обследованному Тюлиной. Северный берег я решил осмотреть напоследок, когда силы поубавятся. Если там и не удастся все подробно осмотреть, то можно будет воспользоваться наблюдениями Тюлиной.
Лосиное озеро мелко. Вода прозрачна – и дно хорошо видно. Оно состоит вдоль всего южного берега из чистого песка. Местами по дну разбросаны очень тонкие остроугольные каменные плитки размером до 10-15 сантиметров. Это рассыпавшийся кристаллический сланец. Вероятно, глыбы сланца скатились в озеро со склона. Нигде не видно ни одного валуна и вообще заносного камня.
Вдоль берега тянется полоской сырая, местами топкая низина, заросшая лесом. В южном углу озера низина сравнительно суха, и под густой зарослью багульника лежат камни, промытые когда-то водой.
Никаких следов древнего ледника ни на дне Лосиного озера, ни на его берегах не заметно. Ледниковой морены нет и в пади Лосиного ручья, ниже озера. Прибрежное моренное плато на мысе Кабаньем заканчивается у подножия горного склона, не доходя полутора километров по тропе до Лосиного озера. Очевидно, морена отложена Кабанским ледником, который спускался по долине Кабаньей и растекался в широкий щит при впадении в Байкал. К Лосиному озеру ледник не заходил.
Таким образом, из наблюдений следовало, что Лосиное озеро – не моренного происхождения. Как же все-таки возникло озеро?
Теряясь в догадках, я дошел до южного угла озера, чтобы пройти через низкую седловину в горах к реке Кабаньей. Может быть, седловина состоит из морены? Может быть, озеро с этой стороны запружено ею?
С южного угла хорошо был виден противоположный берег Лосиного озера, где находится исток ручья. Там дно Лосиной пади резко обрывается в противоположную сторону – к Байкалу – и сразу исчезает из поля зрения. Создается впечатление, и это действительно так, что старая падь переломлена поперек. Верхняя часть ее, где расположено озеро, как бы поднялась и вздыбилась над нижней частью и запрокинулась, то есть получила противоположный наклон. А на месте перелома пади возник поперечный порог.
Не этот ли «разлом» привел к застою воды в пади и образованию озера? Если так, то значит, Лосиное озеро тектонического происхождения. Может быть, движения земной коры продолжаются здесь и поныне и вызвали недавнее расширение озера? Ведь Тюлина наблюдала на северном берегу затопленный торфяник.
Но, прежде чем утвердительно ответить на эти вопросы, необходимо было обследовать перемычку между озером и рекой Кабаньей, Может быть, все-таки есть ледниковый нанос, который запруживает озеро со стороны Кабаньей реки? Ведь нельзя пока исключить и другое предположение, что впадина Лосиного озера раньше была открыта в долину реки Кабаньей.
И вот мы с Ваней тронулись в путь. Расстояние от озера до Кабаньей около километра. Перемычка между озером и речкой оказалась невысокой, всего 15 метров, но пройти через нее было очень трудно, так как ее сплошь завалило буреломом. Мы затратили на это целых полтора часа.
Образована эта перемычка узкой горной грядой. Поверхность здесь ровная. Никаких признаков морены на гряде и ее склонах мы не встретили. Под выдернутыми корнями огромных лиственниц виден только бурый суглинок, содержащий в глубине редкую щебенку. Он образовался от выветривания коренной породы и переноса рыхлой почвы дождевыми водами. Это окончательно утвердило меня в мысли, что Лосиное озеро тектонического происхождения.
Переход оказался для меня очень утомительным. Тропы здесь не было. Непрерывно приходилось то перелезать через поваленные ветром гигантские лиственницы, то нырять под них. Местами одни деревья повалены на другие и создают высокие заслоны, которые приходится обходить стороной. Было жарко. При всем этом нас преследовали тучи комаров.
Мрачный вид имел этот бурелом. Громадные лиственницы, удержавшиеся под натиском ветра, стояли одиноко, как колонны разрушенного здания, и придавали суровой местности еще более зловещий вид.
Наконец мы подошли к крутому спуску к реке Кабаньей. Здесь, под защитой склона, деревья уцелели от пронесшегося когда-то урагана, и мы легко стали спускаться вниз. Ураган прошел с запада. Об этом можно было судить по направлению поваленных деревьев. Вероятно, это была «горная погода», налетевшая сюда с западного берега Байкала. В узком проходе, стесненном соседними сопками, ветер достиг особенно большой силы и разрушил большой участок тайги.
Спуск к реке Кабаньей с перевальной перемычки крут и короток. Она течет здесь на 60 метров ниже перемычки (90 метров над Байкалом).
Спустившись к правому берегу Кабаньей, мы первым делом развели огонь, чтобы отпугнуть комаров, которые не переставали свирепствовать. За чаем хорошо отдохнули.
Кабанья – одна из наиболее крупных рек северо-восточного берега Байкала. Она начинается в водораздельной полосе Баргузинского хребта, где с ее верховьями сходятся верховья еще двух больших рек: Шегнанды и Большой речки. Высоты Баргузинского хребта в верховьях Кабаньей превосходят 2500 метров над уровнем океана. Длина долины – более 70 километров.
Мы устроили привал в 7-8 километрах от устья реки, в том месте, где Кабанья пробивается среди скал из очень крепкой породы, образуя крупную шиверу (шивера – каменистый неглубокий участок речного русла с быстрым течением). Река с шумом мчится по камням, разбиваясь на бурлящие струи. Натолкнувшись на камни, она пенится и клокочет. В высоких брызгах играет солнце. За широким руслом виден противоположный низкий берег, сплошь заросший густым лесом. Это речная пойма. Противоположного левого склона долины за ней не видно.
Выше по реке в русле виднелись местами большие валуны светлого цвета, по-видимому, гранитные. Это остатки размытой морены. Осматривая затем берег у привала, я заметил и ниже по течению реки остатки размытой морены – крупные валуны. Беспорядочно перемешанные с остроугольными каменными глыбами, валуны лежали у подножия нижней террасы – той же, которую я видел выше по течению. Там она образована речным наносом. Несомненно, что русло Кабаньей и ее древняя терраса размыты рекой в моренном наносе и подстилающих его коренных породах.
Но почему же Кабанский ледник, стекая по горной долине к Байкалу, не проник все-таки в Лосиную падь, которая ответвляется от долины? Ведь перевальная перемычка между долиной и падью очень низка – всего 60 метров. Как это объяснить?
Вероятно, во время оледенения перемычка занимала более высокое положение. Верхний конец Лосиной пади, где находится озеро, запрокинулся в результате местного тектонического опускания правого склона долины Кабаньей. Это случилось, очевидно, после оледенения.
Одно несомненно – дно старой пади, где теперь расположено Лосиное озеро, находилось прежде на гораздо большей высоте. А то, что верховья Лосиной пади и перевальная перемычка над ней были выше, не позволяло Кабанскому леднику проникнуть в падь.
Кроме того, и мощность Кабанского ледника в нижнем его течении была не такой уж большой, как можно было подумать, не зная его особенностей. Дело в том, что Кабанский ледник, как и некоторые другие ледники, стекавшие с Баргузинского хребта, разветвлялся. Ветви, отделявшиеся от него в нижнем течении, направлялись в сторону от главного ледникового ствола через низкие проемы в правом склоне долины. Эти проемы в виде довольно низких перевальных седловин среди гор находятся значительно выше по течению Кабаньей от того места, куда пришли мы с Ваней.
Исследуя раньше берег севернее Кабаньего мыса, в губе Якшакан, я обнаружил близ устья речки Биракана конечную морену самой нижней из боковых ветвей Кабанского ледника. Она отходила от него через низкие горные седловины далеко от устья реки Кабаньей.
Посылая в сторону большие ветви, Кабанский ледник растрачивал массу льда. Это сильно подрывало мощность его главного ствола в нижнем течении…
Было 4 часа вечера, когда мы собрались с реки Кабаньей в обратный путь. Мы рассчитывали добраться до своей палатки не более чем за четыре с половиной часа, – столько времени занял у нас путь от Байкала. Нам хотелось вернуться засветло в свой лагерь, где нас ждал Томиловский.
Поднявшись по крутому склону долины, я оглянулся по сторонам. Река исчезла из виду за деревьями, но и сюда доносился шум ее бурного течения. Справа от нас, под вершиной соседней высокой сопки, виден был свежий каменный обвал. Голая осыпь узкой полосой спускалась среди леса вниз по склону. Почему на сопке произошел обвал? Ведь все горные склоны кругом, сплошь поросли лесом. Нигде больше не видно голых осыпей. Что же случилось на сопке справа от нас? Вероятно, здесь произошла подвижка земной коры. Такие же подвижки в свое время запрокинули верховье Лосиной пади и опустили перевальную перемычку, на которую мы опять поднялись.
Дальше нам предстояло пролезать в обратном направлении через бурелом, который так измучил нас в первую половину дня. Я собирался пройти теперь по северному берегу Лосиного озера. Кроме того, хотелось и перемычку пересечь не в прежнем месте, а восточнее – там, где она переходит в склон. Если мы и там не найдем признаков морены, то это будет хорошим дополнением к нашим наблюдениям. Поэтому я решил взять направление правее по компасу, и мы пошли на северо-восток. Азимут 45 градусов – просто и ясно!
Опять пришлось пробираться сквозь нагромождения упавших деревьев. Опять вились над нами тучи комаров. Я не проверял направления по компасу – не хотелось задерживаться. Поэтому мы выбрали ориентир среди окружающей местности.
Когда мы шли через перемычку с Лосиного озера к Кабаньей, то все время прямо перед собой на юге видели высокую остроконечную сопку, которая выделяется среди соседних гор. Эта сопка хорошо показывала нам направление при переходе через бурелом. Мы и теперь стали проверять выбранное направление, оглядываясь на эту сопку. Она должна была оставаться у нас за спиной. Это было удобно: сопка то и дело показывалась в просветах между деревьями.
Мы обходили то справа, то слева непролазные завалы из деревьев. Иногда, зайдя в завал, не могли двинуться ни прямо, ни в стороны. Приходилось возвращаться назад и искать обход. Но мы старались при этом не потерять окончательно из виду нашу путеводную сопку. Барометр показывал, что мы поднялись над Кабаньей на 90-95 метров. Здесь перемычка была на 15-20 метров выше, чем ее перевальная середина, по которой мы прошли на пути к Кабаньей.
Путь был труден, но не бесполезен. Никаких признаков ледникового наноса не оказалось и здесь. Всюду из-под корней поваленных деревьев выглядывал желтоватобурый суглинок, намытый дождевыми водами. Становилось все яснее и яснее, что Лосиное озеро образовано в результате движений земной коры, а древнего ледника ни в его впадине, ни вокруг нее не было.
Но тут с нами произошло приключение.
Мы шли уже не останавливаясь более двух часов. Солнце низко склонилось, и его косые лучи освещали сбоку высокие, разреженные ветровалом лиственницы, а Лосиное озеро все не показывалось. Наконец бурелом кончился. Мы спустились в сырой лес, состоящий из кедров и берез; почва местами была заболочена. Затем поднялись опять в сухой лиственничник. Но к озеру мы так и не подошли. Только теперь я понял, что мы сбились с направления.
В горах некоторые вершины похожи друг на друга. Идя через бурелом, мы сначала правильно ориентировались по сопке, которая временами показывалась в просветах между деревьями позади нас. Но через некоторое время сопка, очевидно, совсем скрылась из виду, и вместо нее мы стали видеть через деревья другую сопку, тоже с острой вершиной, но расположенную перед Кабаньей к юго-западу от Лосиного озера. Эту сопку мы тоже видели с перемычки днем. Держа теперь по ошибке направление от нее, мы сильно уклонились вправо, обогнули по сырому кедровнику Лосиное озеро, не увидев его через лес, и зашли куда-то к северо-востоку.
Солнце уже скрылось. Быстро надвигались сумерки. Никакой тропы вообще и никаких человеческих следов на всем нашем пути с Кабаньей мы не заметили. Мы очень устали. Что было делать? Ночевать в лесу? Но после жаркого дня хотелось пить, а воды не было. Поэтому мы все-таки пошли дальше, надеясь до наступления ночи выйти к какому-нибудь ключу. Направление мы изменили на северо-западное – прямо к Байкалу. До него от нас было не менее 5-6 километров по прямой. Как будто не очень далеко. Но кто ходил без троп по глухой тайге в горах, знает, что такое 5-6 километров для утомленного путника. Ни за час, ни за два не пройти это расстояние даже и в том случае, если не встретится каких-либо особых препятствий.
Лиственницы густо поднимались кругом, и из-за них ничего не было видно. Мы пересекали какую-то равнину со слабо волнистой поверхностью. Как потом выяснилось, равнина расположена на высоте приблизительно в 240 метров. Два или три раза мы наталкивались на звериные тропы и пробовали ими воспользоваться. Но они каждый раз уводили нас в сторону от выбранного направления и терялись в лесной чаще. Немножко радости приносили только заросли голубичника: кислые ягоды хоть отчасти утоляли жажду.
Затем мы вышли на крутой склон, который спускался влево. Пошли вдоль него. Лес поредел. В одном месте встретились хорошо обкатанные гальки из гранита среднего размера. Справа поднималась невысокая и широкая горка с густой лесной зарослью, а слева внизу перед нашими взорами открылась глубокая, незнакомая мне падь, уходившая на север. Конечно, всякая падь близ Байкала должна рано или поздно вывести к берегу озера. И идти по пади ровнее. Но как она пойдет, – может быть, путь по ней окажется чересчур далек?
На дне пади, куда мы спустились, бежал по камням небольшой ключик. Вода в нем показалась мне необыкновенно вкусной. Утолив жажду, мы стали подниматься вкось по противоположному левому склону пади, намереваясь идти прямо на северо-запад, к Байкалу. Склон был почти безлесен и только густо зарос багульником. Хотя багульник и цеплялся за ноги, но мы сравнительно быстро поднялись на взлобок вверху склона. Здесь я и остановился. На крутом взлобке кустики багульника поредели, и между ними я опять увидел гальки, круглые гальки средней величины, по 6-8 сантиметров в поперечнике, образовавшие здесь небольшую россыпь. Они состояли из гранита, который потерял свою первоначальную крепость. Некоторые гальки рассыпались от удара геологическим молотком.
Что за диво? Откуда гальки на такой большой высоте? Я нашел их в двух местах, удаленных друг от друга, но приблизительно на одинаковой высоте. Гальки были совсем круглые. Так хорошо окатать их мог только байкальский прибой. Маленький ключик или даже речка не смогли бы так обточить и округлить их. Значит, когда-то здесь шумел Байкал! И только впоследствии внутренние силы Земли подняли его берег, превратив прибрежную полосу озерного дна в высокие горы.
Над взлобком, где мы остановились, располагалась плоская терраса. Она лежала на такой же высоте, как и равнина на противоположной стороне ключика, откуда мы пришли.
Так вот оно что! Оказывается, мы и раньше шли по террасе, которую образовал когда-то Байкал. Только эта терраса очень древняя. Она выбита волнами Байкала задолго до великого оледенения, в начале четвертичного периода. А морены великого оледенения залегают на самом берегу озера, перед устьями горных долин. Реки успели глубоко прорезаться в породу после образования террасы, но до того как по их долинам поползли ледники.
Очень, очень интересно! Такую же древнюю террасу Байкала мне приходилось раньше видеть в другом районе, над мысом Валукан. Но та терраса лежит на высоте 120 метров, а здесь она вдвое выше – 240 метров над Байкалом! Кроме того, самым неожиданным образом подтверждалась догадка о тектоническом запрокидывании верховья Лосиной пади, где расположено озеро. Прежняя высота перевальной перемычки между Лосиным озером и рекой Кабаньей, как я ее себе представлял, совпадала с высотой древнечетвертичной террасы, на которой мы сейчас находились. Перемычка составляла с террасой единую поверхность, а потом откололась и опустилась. Терраса же осталась на большой высоте. Ее размывали речные воды, в нее врезалась глубокая падь, а галечные отложения Байкала на большей части площади были снесены…
Таким образом, заблудившись при возвращении с Кабаньей, я как бы невольно сделал важное открытие. Оно вознаградило меня за трудный путь по таежным дебрям.
Осмотрев галечную россыпь и записав наблюдения в дневник, я продолжал стоять на взлобке, завороженный величественным видом, который открывался впереди. Падь с ключиком, которую мы пересекли, все больше и больше углублялась к северу, навстречу спускавшейся с северо-востока еще большей пади, принадлежавшей, как я потом догадался, ручью Якшакан. Со взлобка она была видна далеко внизу. К двум падям присоединялся с севера короткий распадок. Отсюда Якшаканская падь, сильно углубляясь, уходила на запад к Байкалу.
Падь Якшакан была открыта нашим взорам. На ее дно уже ложился ночной мрак. Высокие горные склоны, одетые густым хвойным лесом, тоже подернулись чернотой. Мягко перегибаясь и поднимаясь все выше и выше, они широко раскинулись под потемневшим на востоке небом. Догоравшую с противоположной стороны зарю загораживали невысокие сопки, но все же ее розовые отблески были заметны кое-где в вечерних оттенках травянистых полян.
Стояла торжественная тишина, какая бывает только в горах. Ее не нарушал ни один звук. Воздух был прозрачен и спокоен.
Почти всюду, когда наступает ночь, природа затихает. Биение жизни останавливается, и окружающее безмолвие вызывает глубокую задумчивость. Пока тихо и еще не совсем темно, – думай, а завтра с рассветом зазвучит и заблестит новый день. Сумерки хороши и на берегу Байкала, и в высоких гольцах. Но не хуже они и среди низких предгорий, изборожденных глубокими падями. Когда смотришь на горы, одетые сплошным пологом леса, то еще более сокровенными кажутся спрятавшиеся под ним ночные тайны…
Со взлобка, где встретилась нам интересная галечная россыпь, мы пошли дальше к северо-западу, чтобы спрямить путь к Байкалу. Но оказалось, что терраса по внешнему краю, с байкальской стороны, огорожена пологой и низкой грядой. От усталости я с трудом поднимал ноги и с ужасом думал даже о небольшом подъеме, поэтому мы двинулись к Якшакану. Мне не пришлось пожалеть об этом.
Длина ручья Якшакан – 5 километров. Он начинается в трех километрах по прямому расстоянию от Байкала и сначала течет на юго-запад, а затем, поворачивая к озеру, направляется к северо-западу. Ручей размыл глубокую падь среди высокой древнебайкальской террасы.
Мы вышли к Якшакану в том месте, где ручей делает поворот. Здесь глубина пади 60-70 метров, и она очень узка. Мы пошли вниз.
Через полкилометра, там, где Якшакан врезается во внешний край террасы, падь превращается в глубокое ущелье. Высота северной стены ущелья доходит до 200 метров, а южной – до 140 метров. Ущелье во многих местах образовано отвесными утесами более чем стометровой высоты. Над утесами и кое-где ниже среди скал все же растут редкие деревья. Верхушки утесов сильно изрезаны и превращены в зубцы и столбы разнообразных, иногда причудливых очертаний. Слева один такой столб имеет вверху утолщение в форме приплюснутой шляпки гриба.
Длина ущелья – 2 километра. Его дно сужено до нескольких метров и большей частью целиком занято каменистым руслом. Камни в русле совершенно не обточены водой. Они сваливаются со стен, и вода не успевает их обкатать.
Ущелье Якшакан столь глубоко и узко, что небо вверху кажется полоской. Камни нависли и готовы вот-вот свалиться вниз. Идти опасно. Только изредка ущелье то с одной, то с другой стороны немного расширяется, и в этих местах рядом с каменистым руслом расположены невысокие скопления каменных глыб и обломков, представляющих зачаточную пойму. Кое-где на них растут кусты смородины и стоят одинокие деревья. Никаких звериных следов мы не заметили. Ущелье так мрачно, что его избегают не только люди, но даже и медведи.
Ручей Якшакан, дойдя до ущелья, иссякает в самом его начале. Дальше ущелье совсем безводно. Вода уходит в трещины на его скалистом дне. Но после дождей по ущелью мчится водный поток. О силе его можно судить по заторам, намытым водой из коряг и древесных стволов. Заторы поднимаются до четырех метров, сплошь перегораживая русло.
В одном месте на боковой стенке скалистого русла нам встретились две огромные лиственницы. Очевидно, им было лет по триста. Их вертикальные корни с одной стороны обнажились, и деревья явно держались больше посредством горизонтальных корней, уходящих в боковые трещины в скале. Вероятнее всего корни раньше уходили в скалу по вертикальной трещине. Затем ручей пропилил дно ущелья и открыл эту трещину, обнажив корни. Примерно определив возраст лиственниц, я рассчитал, с какой скоростью углубляется ущелье, то есть как быстро врезается в него ручей. Получилось приблизительно – 0,5 метра за 300 лет.
Пока мы шли по ущелью, в нем сгустился ночной мрак. Все хуже и хуже различались острые камни и древесные коряги в заторах, которые преграждали нам путь. Только на верхушках заторов различались торчавшие из общей массы отдельные сучья и корни. По ним мы угадывали и расположение всего затора в целом.
Шли, осторожно нащупывая ногами дорогу, часто спотыкались. Опять стала соблазнять мысль об остановке на ночь. Если бы в ущелье была вода, то мы, вероятно, и заночевали бы здесь. Но воды не было, а у нас совсем пересохло во рту. Кроме того, я боялся ночного холодного ветра, который в узких ущельях отличается большой силой. Напрягая последние силы, мы брели все дальше в ночном мраке.
Но вот ущелье стало расширяться и превратилось в падь с раскрытыми склонами. Немного расширилось и сухое русло, но зато оно стало очень извилистым и, кроме того, местами густо заросло высоким кустарником. Это вынудило нас подняться на левый склон пади. До берега Байкала оставалось немного – всего полкилометра. Между ветвями редких лиственниц с черного неба ярко засверкали звезды. Идя без тропы, мы и здесь с трудом прокладывали путь через густую заросль кустарниковой березы, поднимавшейся до половины человеческого роста. Но склон становился все положе и положе, и наконец Якшаканская падь вышла на прибрежную полоску низких древнебайкальских террас.
Еще сотни две шагов, небольшой спуск – и мы очутились на самом берегу Байкала. Было слышно, как он плескался о гальки у наших ног. А дальше темная поверхность озера расплывалась в черной ночной бездне. По всему небосклону рассыпались звезды; выделялся Млечный Путь. Я посмотрел кверху: Вега уже заметно отклонилась к западу от зенита. Это означало, что время приближалось к полуночи. Я зажег спичку и посмотрел на часы; они показывали одиннадцать.
Я был несказанно рад. Во-первых, кончился наш трудный путь по горным трущобам. На берегу Байкала мы были как у себя дома. Здесь можно отлично переночевать, а завтра пойти на Ороктокон по ровной береговой тропе. Во-вторых, большое удовлетворение я испытывал от сделанных за день открытий.
Быстро запылал большой костер из сухого плавника, собранного на берегу. Красным светом осветился галечный пляж и стоявшая сзади высокая стена деревьев. В нашем мешке, который нес на спине Ваня, оставался чай, несколько кусков сахару и немного хлеба. Вскоре мы сидели на толстом сухом бревне перед огнем и с наслаждением пили горячий чай. Что может лучше восстановить силы, чем крепкий чай, который пьешь, обжигая губы!
Мы смотрели на горящие дрова. Ночью пламя костра особенно притягивает к себе взор человека. Мысли у меня невольно возвращались к только что пройденному пути. Я не переставал думать об изумившем меня Якшаканском ущелье. Это большая тектоническая щель, по которой происходит сброс. Щель протягивается с северо-запада на юго-восток. Она ориентирована, следовательно, поперек направления берега в этом месте. Щель глубокая и продолжается под землей в скалах. Об этом определенно говорит отсутствие в ущелье проточной воды при обычной погоде. Ручей скрывается в обломках, засыпавших дно ущелья, и в глубоких трещинах в коренных породах.
Ущелье Якшакан является единственным узким и глубоким ущельем на всем восточном и юго-восточном берегу Байкала. Это наглядное проявление земного расщеления.
Подумал я и о только что виденной высокой древнечетвертичной террасе Байкала. Очень интересен ее внешний край, образованный низкой грядой с небольшими круглыми сопками. Внешний край террасы приподнялся, вздыбился, а срединная полоса и закраина при этом запрокинулись к горам. Приподнятый фронт террасы имеет вид гряды. Она хорошо видна и с берега Байкала от Ороктокона.
Постепенно, приведя в порядок свои наблюдения, я соединял в одну общую цепь причины и обстоятельства, приведшие к возникновению Лосиного озера и ущелья Якшакан. Как приятно было думать, сидя у огня, и сопоставлять виденное в разных местах! Исследователь переживает особенное счастье, когда в разных явлениях природы удается увидеть общность происхождения.
Когда я осмотрелся вокруг себя, было уже за полночь. Созвездия заметно подвинулись по своим вековечным кругам.
Давно пора было спать. Ваня нарубил кедровых веток и приготовил мягкие постели. Перед тем как лечь, пришлось натаскать в костер больших плавниковых бревен, чтобы ночной огонь был жарче и подольше не угасал. Из ущелья Якшакана задул очень холодный, пронзительный ветер – ночной горный бриз. На гольцах ночью воздух сильно охлаждается, делается от этого плотнее, тяжелее. Поэтому он с большой скоростью устремляется по падям вниз, вытесняя с берега более теплый и легкий воздух, стоящий над водой.
Огонь разгорелся так, что пламя поднималось выше роста человека. Горели бревна метра по три – четыре длиной. Нам обоим хватило места, чтобы удобно улечься вдоль огня с наветренной стороны. Приятно было согреться и заснуть. Правда, ветер прорывался через прибрежный лес и кусты и холодил спину, так что время от времени приходилось и ее подставлять к огню.
К восходу солнца мы достаточно выспались и поднялись в самом бодром расположении духа. Вчерашней усталости как не бывало. Наш большой костер догорел. Сдвинув вместе головешки, мы сварили утренний чай, но пили его без хлеба, – вчера весь съели.
Тем временем Байкал заголубел и заблестел под взошедшим солнцем. Мертвящий ночной ветер затих. Наконец яркие лучи света брызнули под деревья, прогнав последние остатки ночного сумрака. Запрыгала прилетевшая кедровка. Все ожило, и кругом опять начались дневные заботы.
Берег был хорошо виден в обе стороны. Километрах в трех – четырех к юго-западу виднелся Ороктокон с рыбацкими постройками, позади которых стояла наша палатка.
Прежде чем направиться к лагерю по горной береговой тропе, я огляделся. Вот передо мной то место, где кончается замечательное ущелье Якшакан, о существовании которого я не подозревал.
Как хорошо, что мы заблудились и случайно попали в это ущелье! Шагая по берегу к нашему табору, я только жалел, что из-за темноты не пришлось мне сфотографировать ущелье. Но, может быть, удастся еще раз побывать на Якшакане?
