Ева Браун не соответствует стереотипам. Ни образцом покладистой немецкой женщины, ни игрушкой порочного тирана ее назвать нельзя. И тем не менее роль любовницы Гитлера предопределяет восприятие Евы Браун как убежденной нацистки и расистки. Проводя исследование для этой книги, я с удивлением обнаружила: ничего подобного. Она была приличной, благовоспитанной девушкой из средних слоев общества, не имела предубеждений против евреев и никогда не вступала в ряды нацистской партии. Ей просто не повезло, она полюбила чудовище. Ради Гитлера Ева поступилась всем, что могло бы наполнить смыслом ее жизнь: браком, материнством, собственным домом, гордостью и одобрением родителей. И все ради того, чтобы следовать безымянной тенью за головокружительным восхождением и падением Гитлера. В апреле 1945-го, когда русская армия проходила по разрушенному Берлину, она вместе с ним покончила с собой в бункере. Она была его любовницей на протяжении четырнадцати лет, и практически никто во внешнем мире не знал ее ни по имени, ни в лицо. Гитлер так успешно прятал ее от взоров общественности, что она жила и умерла неизвестной. Меня заинтриговала ее совершеннейшая заурядность — банальность добродетели, если угодно. А также трудности на пути к разрешению загадки: кем была Ева Браун, разделяет ли она вину Гитлера и нацистской партии за ужасы Второй мировой войны (прежде всего — истребление миллионов евреев и прочих), которые я называю Черными Событиями.

Случайное совпадение во времени странным образом сближает меня с этой девушкой, угодившей в центр общественного внимания из-за своей связи с Гитлером. Ева Браун появилась на свет 6 февраля 1912 года. Моя мать-немка Эдит Шрёдер родилась месяцем позже, 5 марта 1912 года. Обе происходили из семей среднего класса, имевших трех дочерей и ни одного сына. Обе были средними сестрами. Даже их старших сестер звали одинаково: Ильзе. Младшую сестру Евы Маргарете все называли Гретль, а мою тетю Гертруду знали как Трудль. События, влиявшие на юную Еву, точно так же сказывались на моей матери. В детстве они засыпали под одни и те же колыбельные, учились читать и писать по одним и тем же книгам. Они наверняка изучали одинаковые тексты в школе и носили похожие платья. Эти совпадения очень помогли написанию данной биографии. Немецкие девочки из среднего социального слоя, которым исполнилось двенадцать в 1924 году, семнадцать в 1929-м и двадцать один в 1933-м, неизбежно должны были иметь много общего. Рассказ о Еве оживляется аналогичными примерами из детства и юности моей матери. Ее личные воспоминания, словно увеличительное стекло, сделали ближе и доступнее жизненный путь, который я пыталась восстановить, спустя шестьдесят лет после смерти Евы.

Существует более семисот биографий Адольфа Гитлера, но моя история Евы Браун — вторая на английском языке и первая написанная женщиной. Известных фактов ее жизни едва ли хватило бы на одну главу. К моменту первой встречи с фюрером она была семнадцатилетней выпускницей монастырской школы, привлекательной, но не красавицей, ограниченной вкусами своей социальной среды и своего возраста, отнюдь не готовой взвалить на себя бремя Истории. Однако тридцать три года между ее рождением и смертью пришлись на эпоху знаменательных и кровопролитных событий. Зрелые годы ее проходили бок о бок с самым отталкивающим, блестящим и могущественным человеком Европы. Никто из узкого круга его друзей и приверженцев не дал себе труда оставить сколько-нибудь подробные воспоминания о Еве. Большинство мужчин не удостаивали ее внимания, а женщины — в основном жены сподвижников Гитлера — насилу терпели ее. Она была настолько незаметной фигурой, что в июне 1944 года британская разведка все еще считала Еву Браун одной из секретарш Гитлера, хотя к тому времени она уже двенадцать лет как была его единственной любовницей.

Я начинала эту книгу, относительно мало зная о Третьем рейхе и событиях Второй мировой войны. Английским школьницам пятидесятых почти ничего не рассказывали о военной истории, помимо того успокаивающего факта, что мы всегда побеждали. В школьной библиотеке можно было найти несколько приукрашенных биографий молодых героев, таких, как пилоты Гай Гибсон и Леонард Чешир, но и только. Расспрашивать мою мать не имело смысла — она отмалчивалась или меняла тему разговора. Поэтому, взявшись за книгу, я обратилась к последним, самым компетентным исследователям той эпохи, Майклу Берли и Иану Кершоу, внимательно и с восхищением изучая и конспектируя их труды. Потом я читала Гитту Серени, ее вдохновенные хроники жизни Альберта Шпеера и Германии того времени. (Это Шпеер сказал: «Для историков будущего Ева Браун станет разочарованием». Как же он заблуждался.) По окончании работы над книгой моя «библиотека Гитлера и Евы» занимала несколько полок, но в основном я руководствовалась указаниями трех упомянутых писателей, которым выражаю искреннюю признательность за просвещение новичка.

Американский журналист Нерин Ган написал биографию Евы Браун в шестидесятых годах, когда многие из ее родных и друзей были еще живы. Исследовательские навыки газетного репортера помогли ему отыскать многих людей, состоявших в близких отношениях с Евой, и вызвать их на пространную беседу о ней. Все они к настоящему времени уже умерли, но я позаимствовала у Гана несколько эпизодов. Хотя, судя по возмущению родственников Евы тем, как журналист, по их мнению, «опошлил» ее жизнь, на него вряд ли можно полагаться как на достоверный источник информации. Его книга носит непринужденный, отнюдь не академический характер, в ней мало дат, ни единой сноски и никаких библиографических ссылок, так что ни одного его утверждения нельзя проверить. Даже фотография на обложке оказалась сфальсифицированной. Первая публикация биографии прошла практически незамеченной. Сейчас ее можно найти разве что в букинистических разделах книжных интернет-магазинов.

Скудной кучки официальных документов, проливающих свет на личность Евы, было явно недостаточно. Мне пришлось глубоко копать в поисках свидетельств — как письменных, так и устных — тех, кто хорошо знал Еву. Неожиданным подарком судьбы оказалась встреча с ее почти неизвестной младшей кузиной Гертрауд Вейскер, которой к тому времени было далеко за семьдесят. На нее я вышла благодаря кинорежиссеру Марион Милн, только что закончившей работу над завоевавшим призы документальным фильмом «Адольф и Ева», для которого она интервьюировала фрау Вейскер. 2 апреля 2001 года я вылетела во Франкфурт, чтобы встретиться с давно забытой кузиной Евы в маленькой деревушке Эппельхайм, расположенной неподалеку от Гейдельберга. Фрау Вейскер была полна энергии, очень гостеприимна и сохранила кристально ясные воспоминания, поскольку более пятидесяти лет держала в тайне свою связь с семьей Браун. В возрасте двадцати лет она провела некоторое время наедине с Евой (если не считать слуг и охранников) в Бергхофе. Мы беседовали в течение нескольких часов. Из этого разговора я вынесла совершенно новое впечатление о молодой женщине, жившей в тени Гитлера. «Всю жизнь меня мучили мысли о том, что моя любимая кузина принесла свою жизнь в жертву палачу миллионов», — сказала фрау Вейскер. Мой интерес к Еве Браун зародился в тот апрельский день. Фрау Вейскер принесла из мансарды семейные альбомы с фотографиями улыбающейся Евы. Изображение стоящего рядом человека было аккуратно вырезано ножницами. В противовес обычной процедуре — как правило, Еву закрашивали на совместных фотографиях с фюрером — ее мать в буквальном смысле выкинула Гитлера из общей картины. Большинство немецких католиков его не жаловали, и семья Браун глубоко стыдилась связи дочери с Адольфом Гитлером.

В силу необходимости Гитлер часто фигурирует в моем повествовании, хотя я очень старалась сопротивляться магнетизму его личности и удерживать его на заднем плане. Ева Браун позволяет нам взглянуть на диктатора глазами любящей женщины. Рассматривая их отношения, начинаешь различать тайный облик Гитлера. Того, кто боялся близости с женщинами и ужасался перспективе отцовства. Сентиментального любителя собак, наслаждавшегося популярными шлягерами не меньше, чем операми Вагнера, смотревшего дрянные фильмы и читавшего рассказы о Диком Западе. Жаждавшего, несмотря на свою чудовищную сущность, лести и ласки. Любившего тихие вечера в Бергхофе в кругу верных друзей. Ева понимала, что даже диктаторам нужен домашний уют, и поставила себе задачу обеспечивать его Гитлеру. И она по-настоящему, безоглядно любила его.

Еву и ее современников следовало рассматривать в историческом контексте. За ее спиной возникали длинные колонны марширующих и поющих хором солдат, стадионы, где колонны гимнастов сходятся и расходятся, образуя нацистские символы, крестьяне и школьницы, пышущие здоровьем и энтузиазмом, фабричные рабочие, круглосуточно в поте лица производящие самолеты-истребители, танки, зенитные ракеты, униформы, сапоги — сапог вечно не хватало! — во славу фюрера и фатерланда. А в тени за ними — безликая масса, расползающаяся кровавым пятном. Все те, кого сочли недостойными жить и продолжать свой род в Тысячелетнем рейхе: умственно и физически неполноценные, гомосексуалисты, цыгане, католики, поляки, русские и миллионы евреев Европы, которых нормальные здравомыслящие немцы учились ненавидеть и убивать без малейших угрызений совести.

Моя мать всегда отказывалась говорить о судьбе своих еврейских одноклассников, с которыми играла в те дни, когда Гамбург еще был многонациональным либеральным городом. Воспользовавшись редким случаем, когда ей было за восемьдесят и склероз уже начал одолевать ее, я спросила (зная, что это, быть может, мой последний шанс), что же с ними сталось. Мама сказала:

— Они были из богатых семей… так что, когда началась война… они уехали… отдыхать.

— А ты потом еще встречалась с ними?

— Нет. Они так и не вернулись. Они же были евреи, понимаешь, они не могли приехать.

Моя мать любила вспоминать полные невинных радостей дни своего детства и юности. Ее рассказы, которые постоянно были на слуху, пока я росла, в точности совпадают с событиями из жизни Евы. Сейчас я жалею, что не спрашивала больше, не слушала внимательнее.