Организм Кита мог сколько угодно проявлять чудеса стойкости, но стоило ожидать, что рано или поздно пагубные пристрастия сыграют с ним злую шутку.

В конце февраля 1977 года я узнал, что в номер отеля «Харбор Касл» в Торонто, где остановился Кит, заявился наряд канадской конной полиции и нашел гораздо больше того, что уже доставило бы рокеру немало проблем. Кит как человек предусмотрительный припас на время своего пребывания в отеле двадцать два грамма героина и пять граммов кокаина, чтобы приятно скоротать в номере несколько зимних вечеров. Хотя, по мнению местных стражей правопорядка, это тянуло скорее на несколько лет, притом в тюрьме.

Проблема была в количестве товара, из-за которого Кит из категории потребителя переходил в категорию наркоторговца. А к деятельности наркоторговцев полиция относилась крайне серьезно. Как и соседи-американцы, канадское законодательство в этой области стало заметно строже. Поколение свободолюбивых и голодных до наслаждений людей уже давно сидело у всех в печенках, и честной люд требовал конкретных действий. И если участникам The Rolling Stones до этого не раз удавалось ускользнуть от правосудия и служб по борьбе с наркотиками, но момент дело было куда серьезнее. По закону торговля наркотиками каралась пожизненным заключением, а в самых оптимистичных прогнозах говорилось о семи годах тюрьмы, чего было вполне достаточно, чтобы успеть там заскучать. Помимо этого, подобное решение суда стало бы еще и смертным приговором группе.

Какое-то время призрак тюремного заключения Кита витал над судьбой группы. Судебный процесс начался лишь год спустя, а до этого времени с Кита снимались все ограничения в передвижении взамен на обязательство по уходу за больными и штраф в 25 000 долларов.

В Канаду Кит приехал отнюдь не туризмом заниматься. The Rolling Stones готовили live-альбом, но материалов одних парижских концертов прошлого года было недостаточно, так что группа решила дать два концерта в баре «Эль Мокамбо» в Торонто. Последний раз они играли в баре пятнадцать лет назад. Несмотря на сыпавшиеся на него повестки в суд, Кит смог выступить вместе с группой, чем в очередной раз доказал, что он профессионал до мозга костей.

Сделанных на этих концертах записей хватило для того, чтобы закончить альбом, и оставалось только доработать обложку, которую, как и для «Sticky Fingers», делал Энди Уорхол.

В июле ко мне пришел Эрл Макграф, протеже Ахмета, повышеный до члена группы сопровождения The Rolling Stones. Очень скоро он сменит на посту менеджера «Роллинг Стоунз Рекордс» Маршалла Чесса, которому пришлось уйти по причине проблем со здоровьем. Мы поужинали, а затем зашли в номер Мика и Бьянки. У Мика был макет обложки лайв-альбома, которую Уорхол разрабатывал, не зная названия альбома, так что на обложке было написано только The Rolling Stones. Позже было решено назвать альбом «Love You Live», и Энди согласился вписать название на обложку.

По совету Бенуа я привлек к работе Франсиса Пессэна, молодого и талантливого графического дизайнера. Мик в точности знал, что хочет видеть на обложке, и столь элементарную задумку мог воплотить в жизнь и сам, он ведь любил экономить деньги! Но к удаче Франсиса Мик решил доверить дело профессионалу. Нашему художнику потребовалось от силы минут десять, чтобы написать текст именно так, как хотел Мик. За несколько минут работы Франсис получит немалые деньги, да еще и удостоится упоминания на внутренней стороне обложки. Четверть часа славы и достойный самого Уорхола результат определенно стоили того, чтобы приехать в «Плазу»!

Альбом «Love You Live» вышел в сентябре. Для меня это стало скорее грустным событием, потому что это будет последний альбом The Rolling Stones, выпущенный «УЭА». Контракт группы с лейблом подходил к концу, и компания «ЭМИ» захотела ее переманить, предложив настолько астрономическую сумму, что Несухи и Ахмет отказались вести дальнейшие переговоры. Они могли утешиться правами на распространение продукции The Rolling Stones в Северной Америке, но для всех, кто работал в европейских отделениях «УЭА», праздник подошел к концу. Я понял, что отныне буду встречаться с группой гораздо реже, и это не лучшим образом сказывалось на моем настроении.

Ничего подобного! Как и семь лет назад, когда я ушел из «Декка» в «Атлантик», только мне начинали приходить в голову мысли о расставании с группой, как вдруг я оказывался к ней ближе, чем когда-либо. Согласно одному из условий контракта с «ЭМИ», музыканты имели право пользоваться студиями лейбла по всему миру на льготных условиях. И хотя Мик проявил патриотизм, поставив подпись под контрактом с лейблом из родной Англии в год юбилея английской королевы, группа все еще не могла записываться в Англии из-за проблем с налогами, а Париж всем очень нравился. Настолько, что The Rolling Stones решили работать на студии «Пате-Маркони» в коммуне Булонь, которая очень удачно располагалась менее чем в километре от моего дома!

Алан Данн сообщил мне эту прекрасную новость, и по приезде группы я тут же отправился их повидать. Я приехал на студию вечером 7 октября незадолго до полуночи и остался там до половины пятого утра. Коллектив был в полном сборе. Их сопровождал Алан, который вне турне выполнял обязанности личного ассистента Мика. Среди прочих дел он установил на студии аппарат по изготовлению кубиков льда. Очень полезная штука, когда каждую ночь заливаешь в себя литры алкоголя. Стю, само собой, тоже присутствовал. Группа не стала приглашать другого пианиста, и большую часть клавишных партий исполнял именно он. А вот Билли Престон, кажется, затаил на «роллингов» обиду за то, что они не указали его на обложке альбома «Black And Blue» как композитора песни «Melody». Как бы то ни было, в группе явственно чувствовалось желание сократить число музыкантов и работать сплоченным коллективом. В эти сложные времена важно было выступать единым целым. Да и необходимости в просмотре новых гитаристов не возникало, потому что Ронни Вуд всех полностью устраивал и, хотя на бумаге по-прежнему оставался наемным работником, по сути, за несколько месяцев влился в коллектив гораздо лучше, чем Мик Тейлор за пять лет. Он даже привел в группу своего бывшего гастрольного менеджера Чача Маджи, который теперь отвечал за технические моменты, связанные с гитарами. В команду также вошел звукорежиссер Крис Кимси, которого наняли Мик и Кит. Приятный малый и блестящий профессионал, проработавший с группой до конца 80-х годов.

Несмотря на тучи, сгустившиеся над Китом и его будущим, группа работала в веселой и непринужденной атмосфере. Казалось, что удар судьбы сблизил музыкантов. Как сплотил их и Вуди, всегда пребывавший в отличном настроении. В этот вечер он показывал мне дюжины гитар, которыми группа пользовалась, рассказывал историю каждой из них, в особенности той, что была дорога его сердцу и на которой было выгравировано его имя. Это был подарок Кита, который, кстати, никак не проявлял беспокойства по поводу проблем, наверняка его мучивших. Другие музыканты данную тему тоже не затрагивали. Для них одно упоминание Торонто уже было оскорблением, так что все вели себя как будто ничего и не случилось.

В плане работы использовавшаяся группой технология записи была проще не придумаешь. В студии стоял магнитофон с двумя дорожками и записывал абсолютно все, что происходило вокруг. Когда играло больше трех музыкантов одновременно, ассистент включал другой магнитофон на 24 дорожки. К концу дня скапливалась примерно сотня дорожек, которые надо было внести в список, отсортировать по категориям и положить на полку. Выходило очень дорого, но, по крайней мере, ничего не терялось, а позже группа благодаря такому способу работы смогла найти не завершенные композиции и вдохнуть в них жизнь. Лучшим примером такой песни стала «Start Me Up», вышедшая через несколько лет.

И группа абсолютно правильно делала, что все записывала, потому что было очевидно, что музыканты гораздо более вдохновлены работой, чем при записи альбома «Black And Blue». Возможно, так на них влияло присутствие Вуди, а может быть, проблемы Кита, но The Rolling Stones наконец-то снова работали в студии с силой и энергией, чего за ними уже давно не наблюдалось. С Китом даже случались приступы креативности, исчезнувшие из его работы несколько лет назад. За эти недели он написал две из своих лучших песен: «Beast Of Burden» и «Before They Make Me Run». Вторая композиция, которую Кит сам и пел, стала его ответом на события в Торонто и была адресована всем губителям человеческих судеб. Этой песней он хотел сказать, что не стоит так скоро его хоронить, а также тонко намекал органам правопорядка Канады, что твердо решил ограничить свои губительные порывы.

Впрочем, людям, ежедневно видевшим Кита, так наверняка не казалось. Хотя он и выглядел определенно более живым, нежели на своем тридцать третьем дне рождения, образ его жизни оставался таким же беспорядочным, как и всегда. Группа традиционно проводила в студии невероятное количество времени, к большому сожалению Билла, которого совершенно не прельщало часами ждать, когда дирижер очухается и даст команду играть. Дело в том, что Билл не употреблял наркотики, а в студии, когда не стояло задачи записывать что-либо новое, они были главным развлечением. Еще одним членом группы, который заботился о своем здоровье, был Чарли, но он, как истинный британский стоик, к увеселениям остальных привык.

Отрыв Кита от реальности стал настолько большим, что однажды осенью, поехав на студию записываться, он увидел, как из-за горизонта встает солнце. Но Кит Ричардс — это вам не какой-нибудь офисный планктон, начинающий работать с утра пораньше, так что он велел водителю разворачиваться и вернулся к себе.

К себе — это в потрясающую квартиру в Фобур Сент-Оноре. Я не раз подвозил туда Кита и Вуди, когда их рабочая ночь заканчивалась, а мой рабочий день начинался. В квартире мы обычно недолго общались за стаканчиком «Джека Дэниэлса» в их случае и за чашкой кофе в моем. Такое вот утреннее столкновение вкусов человека, ведущего относительно нормальный образ жизни, и двух звезд рок-н-ролла.

Насчет этой шикарной квартиры Билл как-то раз поведал мне показательную историю. Однажды вечером в студии Кит громко ей восхищался. Ему так там нравилось, что он даже поручил Алану Данну купить ему эту квартиру, на что Алан ответил: «But Keith, you bought it, it’s already yours!» Идеальный пример человека, потерявшего ориентацию в пространстве. В истории вообще сохранилось немало примеров того, насколько Киту были по барабану материальные соображения. Он остался владельцем этой квартиры и многие десятилетия спустя, гораздо позже того времени, как ему было запрещено там проживать из-за жалоб соседей, которые, очевидно, не были меломанами. Очередная неприятность, с которой Кит сталкивался во многих местах своего обитания.

Никто никогда не мог сказать, во сколько Кит придет. То же касалось и времени его ухода. Несколько раз я заглядывал в студию перед работой, и однажды утром застал там только Стю, который объяснил мне, что все ушли, но он не мог, потому что Кит заснул в туалете. Скорее всего, не из-за проблем с желудком. Пагубные привычки необычайно долговечны, и Кит к такому был уже привычен. Главное, чтобы в округе не бродили канадские судебные приставы…

Другой причиной остановки работы могли стать более или менее ожидаемые гости. The Rolling Stones в студии — событие, значимое само по себе. К ним все время приходили разные люди, иногда больше хотевшие себя показать, нежели спокойно послушать музыку. Когда в студию неожиданно заглядывал Кит Мун, все были рады, и я в первую очередь. Когда это был сотрудник американского отделения «Атлантик» Майкл Кленфнер, энтузиазм группы угасал. Одним ноябрьским днем мы с ним должны были встретиться, а так как вечер я планировал провести в студии, то решил взять его с собой, тем более что там он должен был пообщаться с Ахметом. Присутствие в студии что того, что другого нельзя было назвать неуместным, потому что «Атлантик» все еще продавал The Rolling Stones в США. Неуместным и неподобающим было скорее поведение Майкла. Он и так человек внушительных габаритов, а тут еще и заполонил все пространство неиссякаемыми потоками сарказма и мешал музыкантам работать. Недолго думая, он приложился к увиденному кокаину, не поинтересовавшись даже, откуда тот взялся. В этом смысле порошок был для всех, на здоровье, но остальные все-таки подходили к вопросу деликатно и не злоупотребляли, в то время как он будто бы оказался у шведского стола на сельской ярмарке. Мику все это настолько не понравилось, что он даже подошел ко мне и прошептал: «What the fuck is he doing here?» Хорошо еще, что Майкл был близким знакомым Ахмета, а то бы все шишки за приглашение этого кадра посыпались на меня. Но в следующий раз я и правда лучше оставлю Майкла в отеле, прежде чем ехать на студию.

Однако ничто не могло смутить группу до такой степени, чтобы они потеряли суть своей музыки. В декабре я присутствовал при создании песни «Miss You», мелодия которой основывалась на бите в стиле диско и позволила The Rolling Stones вновь вернуться в некогда ставшие для них традиционными ряды авторов мировых хитов. «Miss You» стала первым хитом группы после «Angie», вышедшей пятью годами ранее, и подарила Киту возможность отрываться в клубе «Студио 54» под свою собственную песню.

В начале 1978 года группа завершала работу над альбомом, и Мик попросил меня заглянуть в студию. Когда я приехал, он показывал песню «When The Whip Comes Down» Франку Липсику, главе международного отдела «ЭМИ» и в каком-то смысле моему преемнику. Я даже заревновал немного. Альбом «Some Girls» был шикарным подарком группы своему новому лейблу. Хотя и нам не на что было жаловаться, когда в 1971 году мы начинали работать с The Rolling Stones, и они преподнесли нам «Sticky Fingers».

Пропуск за кулисы концерта в Анахайме, 1978 г.

© Архивы Доминика Ламблена

Работа была закончена в марте, и я в последний раз заехал повидать их, пока они собирали чемоданы. Мы обстоятельно поговорили с Китом, который был очень горд проделанной работой. О намеченном на октябрь судебном процессе в его отношении никто не говорил, но было очевидно, что месяцы упорного труда в студии позволили ему отвлечься от своих проблем. Во всяком случае, если событиям было суждено принять печальный оборот, Кит завершил бы карьеру на самой высокой ноте.

Летом мы с группой встретились снова. На этот раз в Анахайме, где The Rolling Stones давали концерты в рамках американского турне, приуроченного к выходу альбома «Some Girls». Как и в студии, на концерте базовая мелодия дополнялась только аккомпанементом пианино в исполнении Стю и бывшего клавишника группы Faces Яна Маклагана. Так группа возвращалась к более отрывистому звучанию, которое затем подхватывали гитары. Звучанию, вновь становившемуся популярным благодаря зарождающемуся направлению панк-музыки. Стоит отдать должное этим бандюгам Sex Pistols и всяким прочим Clash: они вернули рок-музыку и The Rolling Stones к истокам.

А вот что нисколько не изменилось, так это удивительное воздействие Мика на публику. Когда группа начала играть «Miss You», на сцену приземлился ботинок. Возможно, он был знаком протеста против мотивов диско в этой песне, подобно тому как пуристы фолк-музыки поносили Дилана в 1965, когда он доставал электрическую гитару. Но Мика этот ботинок ничуть не смутил, более того он крикнул толпе: «I wanna see everybody’s shoes down here!» И сотни башмаков тут же устремились к нему, словно стаи птиц. Я стоял с краю от сцены и был свидетелем этого поразительного зрелища. Мик развлекался как мог, держа гитару на манер бейсбольной биты и отбивая ботинки обратно в толпу так, что любой спортсмен позавидовал бы! Вот только многим фанатам после концерта пришлось возвращаться домой босиком. По всей видимости, The Rolling Stones и их поклонники отлично впитали в себя дух панк-культуры. Ее главный лозунг «Будущего нет» касался также и башмаков.

Дождь из ботинок на сцене в Анахайме, 1978 г.

© Линн Голдсмит-Getty Images

Я оказался на этом концерте только потому, что отдыхал с Мишелем Берже в Калифорнии. Мишеля сопровождала Франс Галль, а меня — Кристин. Мы встречались уже пару месяцев, с того момента, как была завершена процедура развода с Нану. А к концу года Кристин стала моей женой. У нее была дочь Александра, отец которой слинял вскоре после ее рождения. Даже несмотря на то, что я не мог удочерить девочку, я относился к ней как к собственной дочери и с гордостью понимал, что она воспринимала меня как своего единственного отца. Появление Кристин и Александры в моей жизни позволило мне познать радости и тревоги отцовства и понять, что на самом деле я хочу семью. Более того, благодаря Александре я стану счастливым дедушкой двух очаровательных девчушек — Мии и Луны.

Так что в последний год седьмого десятилетия XX века я вступал в роли молодожена. Для меня этот год также означал конец другого пути, но пока что я об этом не догадывался…

Во всяком случае, это точно не был конец The Rolling Stones. Одному богу, а скорее дьяволу известно, каким чудом, но Кит вышел сухим из воды. Сомневаюсь, что в канадском суде в нем видели обычного участника судебного процесса. Поговаривали о взятках, а также о желании некоего политика как можно скорее закрыть дело из-за шалостей жены премьер-министра Канады Маргарет Трюдо с окружением группы, а то и с самими музыкантами. Но важнее всего было то, что Кит не сел в тюрьму. В соответствии с приговором он был обязан пройти курс лечения и дать благотворительный концерт слепым. Обе инициативы похвальны. Несмотря на все прилагаемые усилия Кита, ни его организм, ни удача его не подвели.

Такая развязка обрадовала меня еще и потому, что в конце июня позвонил Алан Данн и сказал: «Доминик, в том же месте в то же время!» The Rolling Stones возвращалась на студию «Пате-Маркони», и мои ночи снова обещали быть короткими…

На студию приехали все те же люди, что и для записи альбома «Some Girls». Победивший состав же не меняют. Полные решимости после оглушительного успеха песни «Miss You» и всего предыдущего альбома, музыканты приступили к работе с еще большим энтузиазмом, чем в прошлый раз. Тем более что теперь они не жили в страхе увидеть Кита за решеткой.

И все-таки хорошее настроение и вдохновение не одно и то же. В ходе работы я не слышал такого количества многообещающего материала, как раньше. Возможно, этим объяснялась новая привычка парней подолгу вспоминать творчество классиков, в частности «Somethin’ Else» и «Hang Up My Rock’n’Roll Shoes». Обычно они играли эти композиции два-три раза и только потом переходили к чему-то другому, а иногда одна из старых вещей и вовсе так их увлекала, что они играли ее раз за разом, словно собирались ее записывать. Так, например, было с песней «My Girl» группы Temptations. Мне казалось, что когда-то The Rolling Stones уже записывали эту песню, о чем, заинтригованный, я и спросил у Стю. «Вроде записывали», — ответил мне Стю тоном человека, которого уже ничто не могло удивить. Мы проверили, и оказалось, что группа действительно уже использовала эту песню в 1967 году для своего альбома «Flowers» — низкопробного образчика музыки, выпущенного на американском рынке. Так что они наверняка не собирались записывать новую версию, но главное, что парни развлекались!

Что же до меня, то я в «УЭА» развлекался все меньше и меньше. С удовольствием проведенное время в компании The Rolling Stones не помогало избавиться от напряженности, которая росла между нами с Бернаром, хотя он и преподнес мне прекрасный подарок в виде повышения, утвердив на должность художественного директора всего лейбла. Что, конечно же, спровоцировало зависть некоторых людей.

Вот только уже существовавшие на тот момент разногласия лишь усиливались. Бернар считал меня слишком надоедливым, а я на дух не переносил его привычку заискивать перед новыми клиентами. Терпение лопнуло, когда Бернар уехал в США к Вероник Сансон в компании своей новой ассистентки и не пригласил меня поехать вместе с ними. Он словно войну мне объявил, ведь Америка — это моя территория, и я работал с Вероник с самого начала ее карьеры. Оставить меня в стороне? Немыслимо.

Примирить нас пытался Даниэль Филипаччи собственной персоной. «Что ты хочешь от меня услышать, мой дорогой Доминик? Делай как всегда. Терпи и жди, пока все наладится…» Но вода уже точила камень, и для того, чтобы остановить потоп, оставалось не слишком много вариантов.

В конце августа после очередной ссоры я решил бойкотировать общее собрание всего лейбла, понимая, что это может привести к серьезным последствиям, но терпеть такое отношение больше не было сил. Вернувшись с собрания, Бернар сказал, что вынужден меня уволить. Мой проступок не мог остаться без внимания, и надо признать, Бернар был прав. Его решение меня не удивило. Наверное, подсознательно я даже сам этого хотел. Наши разногласия стали настолько серьезными, что никак иначе это закончиться и не могло. Мы оба устали друг от друга, как давно живущая вместе пара. Впрочем, эта ситуация не помешала нам остаться хорошими приятелями, даже несмотря на его недовольство моими отличными отношениями с подразделением «Уорнер» в США, которыми я во многом был обязан постоянным поездкам в Лос-Анджелес.

Чтобы заменить меня, Бернару пришлось взять на работу сразу двух человек. Все-таки я был разносторонним специалистом. Хотя и эти двое, Жан-Пьер Буртэр и Марк Экзига, долго в «УЭА» не продержались. Их первым решением на моей бывшей должности стало подписание контрактов со многими артистами, которых я когда-то привел на лейбл. Филипп Лавиль, который тут же произвел фурор песней «Il tape sur des bambous», Эрве Кристиани, получивший золотой диск за альбом «Il est libre, Max», и Жан-Жак Гольдман, самый продаваемый певец Франции 80-х. Чутье на таких артистов, несомненно, вызывает уважение.

Голдмана я подписал скорее случайно, поначалу нацелившись не на него, а на его коллегу по группе Taï Phong Хана Маи. Одним вечером 1974 года этот молодой вьетнамец заявился ко мне в офис со своим творчеством. Обычно я говорю таким людям записаться на встречу и отправляю их куда подальше, но тогда я пребывал в добром расположении духа. Настолько добром, что согласился послушать его перевернутую задом наперед, перекрученную и лишенную вступлений пленку и не выкинул парня за дверь! Нет-нет, я проявил милосердие и сразу же обратил внимание на песню «Sister Jane». В скором времени она стала первым хитом Жан-Люка Гольдмана.

Если честно, то я не всегда был таким дальновидным. Например, я отказался подписывать Boney M, которых тогда еще моя жена Нану преподнесла мне на блюдечке с голубой каемочкой. Я очень невнимательно их послушал как-то вечером, да еще и в плохом настроении. Также я захлопнул дверь перед носом у Алена Башунга, потому что он курил слишком много травы. «Такое нам не нужно», — сказал я тогда. Звучало, должно быть, смешно, учитывая, чем сам я регулярно забивал себе ноздри. В общем, в этой профессии всегда найдется место и взлетам, и падениям. Меня, кстати, ожидал очередной взлет, но пока что я об этом не знал.

К счастью, The Rolling Stones продолжали трудиться на студии, а я пользовался новообретенной свободой безработного, чтобы проводить с ними время. В том, что мои отношения с группой теперь никак не касались «УЭА», были свои плюсы.

Через месяц после увольнения я встретился с Миком и Брюно Дюкураном. Брюно был близким другом Жана Мареска, но нас больше интересовало то, что он также делал отличные фотографии и был талантливым художником-графистом. Для фотографий обложки нового альбома «Emotional Rescue» Брюно предложил использовать термографию. Эрл Макграф встретил предложение с восторгом, но Мик был настроен скептически и взял время на размышления. Он снимал квартиру в 16-м округе Парижа, на набережной Сены. Мы заехали за ним перед тем, как отправиться в студию, и после обстоятельного разговора Мик все же согласился на предложение Брюно.

Идея оказалась не самой удачной. Обложка вышла плохая и точно не служила дополнительным стимулом к покупке альбома. Как мне поведал Мик, из-за нее Эрла Макграфа даже уволили из «Роллинг Стоунз Рекордс». Довольно радикальное, на мой взгляд, решение, ведь обложка также ничуть не мешала альбому успешно продаваться.

Но пока что Эрл все еще был с нами, и слава богу, ведь именно он от имени группы предложил мне мою первую после «УЭА» работу. Они с Миком хотели, чтобы я проконтролировал действия «ЭМИ» в рамках выпуска нового альбома. Разумеется, я принял предложение и не заламывал цену за свои услуги. За 2500 долларов я был в их полном распоряжении. Мик согласился, и так я снова приступил к работе на мою любимую группу.

Альбом «Emotional Rescue» не стал украшением дискографии The Rolling Stones, что было вполне очевидно, однако на нем все же есть запоминающиеся песни, в частности песня с одноименным названием. Я был удостоен чести присутствовать на финальном монтаже этой композиции в компании Мика, Криса Кимми и ассистента. Она длилась десять минут, которые предстояло урезать до пяти, чтобы ее можно было давать в радиоэфир. Очень тонкая работа. Некоторые сегменты приходилось разбирать такт за тактом. Процессом руководил Мик, указывая, какие отрезки следовало оставить. За мишурой образов представителя высшего общества и рок-звезды люди часто забывают о том, что Мик — первоклассный музыкант. В тот вечер он не оставил в этом никаких сомнений, и я все видел собственными глазами.

Конечно, работа на группу была единоразовой, и мне предстояло подыскивать что-то другое, чтобы полноценно компенсировать уход из «УЭА». Но одно я знаю точно: новый работодатель мне очень понравился.