После того вечера в «Жорже V» и саркастичных комментариев Мика мне пришлось смириться с тем, что The Rolling Stones подписали контракт с лейблом «Атлантик», что означало конец нашего сотрудничества. Не могу сказать, что подобная перспектива меня радовала, но пришлось занять по этому вопросу принципиальную позицию. В конце концов, мне и так повезло, как никому, — столь близко с ними познакомиться и постоянно находиться рядом с группой последние несколько лет. Да и моей профессиональной карьере можно было позавидовать, даже несмотря на их уход.

В январе 1971 года, когда я возвращался из Мидена, ставшего своеобразным международным рынком музыкальной индустрии, мне позвонил Бернар де Боссон, директор международного отдела лейбла «Барклай». Мы пересекались пару-тройку раз и сохранили друг о друге весьма приятные впечатления. Он хотел что-то со мной обсудить, так что мы договорились пообедать на проспекте Нейи, недалеко от офиса «Барклай».

Офис этот Бернар как раз собирался покидать ради другой работы: незадолго до этого Даниэль Филипаччи вместе с приятелями Ахметом и Несухи Эртегюнами открыл агентство «Кинни Филипаччи Мьюзик» и предложил Бернару руководящую должность. Помимо прочей деятельности, новое агентство также должно было заниматься продажами во Франции трех американских музыкальных гигантов: «Уорнер Броз», «Электры» и… «Атлантик», а в скором времени и вовсе было переименовано в «УЭА».

Бернар де Боссон в своем офисе в здании «Виттон», пр-т Елисейские Поля, д. 70, 1971 г.

© Архивы Доминика Ламблена

Бернар был склонен к проявлениям театральности. Когда я приехал, он открыл свой портфель и со словами: «Вот зачем я хотел тебя видеть», протянул мне макет конверта для пластинки «Sticky Fingers» — нового альбома The Rolling Stones, выход которого был намечен на весну. Вне всякого сомнения, это самая известная обложка во всей их дискографии. Меня, по крайней мере, она поразила. На картинке авторства самого Энди Уорхола был изображен таз мужчины с неприлично большим достоинством в облегающих джинсах. Это было изображение анфас, так что достоинство мужчины выделялось крайне отчетливо, а довершала картину настоящая молния, которую можно было застегнуть или расстегнуть. Таких обложек свет раньше не видывал. Она олицетворяла новаторство, но чрезвычайно смелое, в то время как во Франции целомудрие по-прежнему оставалось в почете, хотя Помпиду и сменил де Голля! Пройдет еще много лет, пока оголенные груди и другие части тела настолько заполонят общественное пространство, что станут людям в высшей степени безразличны, но в 1971 году мужской половой орган крупным планом на лицевой стороне обложки, да еще и впервые изображенный на задней стороне язык, наводящий на вполне определенные ассоциации, были явным перебором.

Со мной, кстати, была солидарна и стыдливая франкистская Испания, запретившая выпускать пластинку с подобной обложкой на своей территории, из-за чего альбом там появился на прилавках в конверте новой, достаточно кровавой вариации: на картинке были изображены отрезанные пальцы в консервной банке. Видимо, эти испанцы игривому предпочитают жестокое… Что ж, дело вкуса!

Как бы то ни было, добившись ожидаемого эффекта, Бернар перешел к делу, а я после увиденного весь обратился в слух. The Rolling Stones поддались на соблазны «Атлантик». Они любили, чтобы за ними ухаживали, а потому хотели в каждой большой стране иметь отдельного лейбл-менеджера, который занимался бы продажами и рекламными кампаниями. На позицию менеджера по Франции они предложили, на мой взгляд, идеальную кандидатуру: «Why woudn’t we ask good old Dominic?» Даниэль Филипаччи и Бернар дали свое согласие, и теперь выбор был только за мной. Хотел бы я стать представителем The Rolling Stones во Франции?..

Для ответа на такие вопросы долго думать не надо. Мне понадобилось секунд пять от силы. На радостях я даже позволил себе выдвинуть небольшое требование: помимо отдела «Роллинг Стоунз Рекордс», я также хотел руководить международным отделом, на что Бернар ответил, что можно рассмотреть и такой вариант. Таким образом, мне представлялась возможность продолжать служить на благо этой похотливой банды. Более того, они сами меня выбрали! Моя счастливая звезда продолжала ярче всех сиять на небосклоне.

Тот обед ознаменовал начало нашего с Бернаром сотрудничества, в котором было очень много взлетов. Были и некоторые падения, но Бернар навсегда остался мне другом, которого я очень уважаю. Во-первых, как и Эдди Барклай, он был в первую очередь артистом, а уже потом управленцем. Как и Барклай, Бернар был джазовым пианистом. Все работники «УЭА» оказались страстными любителями музыки, а не дремучими торгашами, не интересующимися ничем, кроме бухгалтерии. В офисе Бернара даже стоял рояль, и он имел не только декоративное значение. Музыканты, приходившие сюда, иногда играли на нем свои последние наработки. Несомненно, мы делали бизнес, но подходили к нему творчески. Оценивая макет обложки, мы руководствовались понятием красоты, а не финансовой выгоды, хотя, конечно же, надеялись, что результат принесет нам деньги. Нашу организацию не финансировали филантропы, так что обеспечить ее процветание можно было только зарабатывая. Но страсть к искусству всегда оставалась превыше мыслей о выгоде.

Позже меломаны ушли из профессии, уступив место трейдерам. Циникам, которые совершенно не разбираются в музыке и мыслят исключительно цифрами исследования рынка. Это привело к созданию всяких реалити-шоу, вроде «Фабрики звезд», которые конвейером выплевывают на сцену удручающих горлопанов, ничего не имеющих за душой. Жуть.

Бернар был очень далек от этих вредителей. Более того, он оказался еще и прекрасным начальником, заражая окружающих неиссякаемым энтузиазмом и энергичностью. Он любил музыку и людей больше, чем цифры. Единственное, в чем Бернара можно было упрекнуть, это его интерес к новым клиентам, иногда раздражавший долгосрочных партнеров. Но и этот недостаток был очевидным следствием его достоинств. Как любой человек, увлеченный музыкой, он отметал соображения выгоды и порой чересчур увлекался знакомством с неизведанным. Уж лучше быть таким, нежели ходячим калькулятором.

Впереди меня ждали прекрасные годы плодотворной работы. Моя персона вышла на первый план в нашей сфере, потому что The Rolling Stones переехали на Лазурный берег, спасаясь от загребущих лап английской налоговой службы, которая обдирали группу как липку. Налог на высокие доходы в то время составлял 90 %, и в 1966 году прожорливость британских налоговиков уже вдохновила Джорджа Харрисона на песню «Taxman». Молодому поколению это может показаться нелепым, но в 70-е годы англичане могли уклониться от уплаты налогов во Франции. Несомненно, такая ситуация продлилась недолго…

К этому стоит добавить, что бывший менеджер группы, Аллен Кляйн, обманул их по полной программе, и теперь группа The Rolling Stones даже не обладала правами на свои собственные песни 60-х годов, а значит, не могла выплатить задолженности по налогам. Им не оставили выбора, оставалось только бежать. По этой причине был запланирован прощальный тур музыкантов по родной стране, стартовавший в марте. Я тоже побывал на нескольких концертах, тогда еще как представитель «Декка». Мое соглашение с «УЭА» вступало в силу только в мае, а до тех пор я не имел права никому о нем говорить.

Но мир музыкальной индустрии тесен, и новости разлетаются быстро, в чем я лишний раз убедился в Париже за ужином с Сеймуром Штайном, основателем знаменитого лейбла «Сайр Рекордс», открывшего миру The Ramones, The Talking Heads и Мадонну. Также Сеймур стоит у истоков музыки новой волны. Этот маленький хитрец обладал отменным чутьем. Я сообщил ему о своем скором уходе из «Декка», после чего он стал настаивать на том, чтобы я раскрыл ему свое новое место работы, но мне удавалось выстоять перед его нападками и держать язык за зубами весь ужин. А на выходе из ресторана, когда я радовался тому, что сохранил секрет, Сеймур сказал: «Well, Dominic, I hope you’ll get a lot of SATISFACTION in your new job!» И как на такое реагировать? Мы посмеялись и отправились к Кастелю отмечать мою новую должность. Все-таки не зря Сеймура называют серебристым лисом. Он хитрец, конечно, вывел меня на чистую воду, но еще несколько недель я оставался сотрудником «Декка» и до последней минуты работал со всей ответственностью. В конце концов, я был многим обязан этим людям, ведь именно они помогли мне сделать первые шаги в карьере.

Одним из последних моих деяний на старой должности стал выпуск сингла «Memo From Turner» из фильма «Представление», в котором главную роль сыграл Мик Джаггер. Исполнял эту песню тоже он, а в графе авторов его фамилия была указана вместе с фамилией Кита Ричардса, который незадолго до этого решил вернуться к первоначальному ее написанию. Однако это сингл не был пластинкой группы The Rolling Stones. Во время съемок Мик заигрывал с Анитой, и за это разъяренный Кит методично срывал любые попытки записать песню всем коллективом.

Гнев, спровоцированный этими заигрываниями, вдохновил Кита на шедевральную песню «Gimme Shelter», что объясняет параноидальные и жестокие ассоциации, возникающие при ее прослушивании. Он сочинил песню на коленке в своей «Бентли», ожидая, когда у Аниты закончится очередной съемочный день. Кто знает, возможно, измены — это не так уж ужасно, если из-за них люди творят подобное волшебство…

В итоге сингл «Memo From Turner» был записан в Лос-Анджелесе усилиями музыкантов местной студии и выдающегося Рая Кудера, исполнившего партию на слайд-гитаре, и стал первой сольной пластинкой участника The Rolling Stones.

Я решил не использовать афишу фильма для обложки и сам у себя выкупил права на фотографию Мика, которую сделал годом ранее в Лионе. Проявив благоразумие, я не стал заламывать себе большую цену.

Уже в те времена Мик Джаггер единолично не мог тягаться в популярности с группой The Rolling Stones, и потому пластинка не имела большого успеха. С другой стороны, и тираж не был огромным, благодаря чему ее стали воспринимать как ценный экземпляр любой коллекции и удачную инвестицию для людей с достаточно хорошим вкусом, чтобы оценить отличный сингл.

На два последних лондонских концерта группы, проходивших в зале «Раундхаус», я также отправился за счет «Декка». По крайней мере, официально, ведь что касается моих контактов с группой, то они теперь касались прежде всего лейбла «УЭА».

Моя новая работа заключалась в том, чтобы присутствовать на концертах лучшей рок-группы в мире, ничего сверхсложного, так что не могу сказать, что на новой работе я перенапрягался. Что же касается турне, то у поклонников сложилось впечатление, что группа не выкладывалась на все сто. «We were shit», — согласился с ними Билл Уаймен после концерта в Ливерпуле, начавшегося на несколько часов позже из-за того, что Кит опоздал на поезд и был вынужден добираться до зала на машине. Кит в целом все чаще вел себя странно и все больше напоминал покойного Брайана. В том году он впервые пропустил несколько сессий записи и потому отсутствовал на двух песнях альбома «Sticky Fingers», который вышел в апреле. Словно решил немного отдохнуть…

Впрочем, я не замечал у него такого желания. Возможно, дело было в том, что группа играла свои последние концерты в родной стране и хотела завершить их на высокой ноте. Какова бы ни была причина, The Rolling Stones показали себя с наилучшей стороны. Они выдали час чистого, очень четкого рока, словно метили свою территорию перед тем, как исчезнуть. Сетлист практически не отличался от концертов в Париже и Лионе, отыгранных несколькими месяцами ранее. Разве что песню «Roll Over Beethoven» заменили на новую «Bitch», чтобы прорекламировать готовящийся альбом.

Взбодрившись на концерте, на следующий день я приехал в офис группы на Мэддокс-стрит поздороваться с давней приятельницей Джо Бергман. В кабинете я случайно наткнулся на протокол недавнего совещания, лежавший на углу стола, и прочитал, что было принято единогласное решение сделать Мика Тейлора полноценным участником группы. До этого момента, придя в 1969 году, он работал по найму. Теперь же вступал в ряды участников группы и тем самым получал право на ту же сумму, которую получали остальные четверо, за исключением отчислений за авторские права, делившихся между двумя авторами-композиторами Китом и другим Миком. Кстати, впоследствии быть тезкой Джаггера оказалось для новичка не так уж просто, но в данный момент ему не на что было жаловаться. Стать частью The Rolling Stones значило получать огромные деньги, особенно учитывая условия нового контракта, недавно подписанного с лейблом «Атлантик».

Однако я никак не мог увидеть в нем участника The Rolling Stones. Он, несомненно, был прекрасным музыкантом, виртуозом, значительно обогатившим звучание группы, но он был личностью другого плана. Его спокойное поведение и взвешенные поступки расходились с имиджем группы, и от этого меня не покидало ощущение, что он не создан для этой роли.

Но не будем портить себе удовольствие! С Миком Тейлором или без него, The Rolling Stones, вне всякого сомнения, олицетворяли собой лучшее, что когда-либо происходило в мире рока, и именно я отвечал за это во Франции. А раз так, то можно было закрыть глаза на мелочи и просто наслаждаться жизнью.

Кстати, я получил уведомление о принятии на работу в «УЭА», должным образом подписанное Несухи Эртегюном, главным боссом конторы. Официально я вступал в должность лишь первого мая, но был в полной боеготовности уже к началу апреля, и всю весну занимался чрезвычайно увлекательными делами.

Прежде всего, в Америке готовилась к выпуску пробная партия пластинок «Sticky Fingers», недавно прибывших в лондонский офис «Атлантик». Эти пластинки должны были стать эталоном для тех, что были выпущены и проданы позднее, а значит, их должны были одобрить как представители лейбла, так и сами музыканты. Как писатели с их сигнальными экземплярами, только в сфере звукозаписи.

Мик был в Париже, а потому я взялся забрать пластинку в Лондоне и привезти ему. Это определенно был самый короткий визит в столь дорогой моему сердцу город, ведь я провел в Лондоне всего полтора часа. В люксе отеля «Плаза Атене», где остановился Мик, не было стереосистемы, так что я предложил ему послушать пластинку у меня дома, в Булони. Вопреки общему мнению Мик не из капризных и потому без проблем согласился поехать на моей машине. Не в первый и не в последний раз.

Так я открыл для себя одну из величайших пластинок The Rolling Stones за день до мировой премьеры у себя в гостиной, да еще и в компании Мика Джаггера. Вот так иногда складывается жизнь… Удовлетворенный услышанным, Мик поставил на обложке свою подпись. Удовлетворенность — это меньшее, что можно испытать, послушав этот альбом! Он был великолепен и включал в себя такие хиты, как «Brown Sugar», «Bitch», «Wild Horses» и «Can’t You Hear Me Knocking», которые группа будет играть на концертах еще много лет. Вот это настоящая классика.

Нану, которая в тот вечер также была дома, еще несколько месяцев не осмеливалась помыть стакан, из которого Мик пил свою колу. Его губы определенно оказывали на женщин какое-то странное действие. И мне бы стоило поучиться у жены такому фетишизму, потому что я не сообразил сохранить пластинку, которая точно заняла бы видное место в моей коллекции. Но позже я наверстал упущенное, заполучив сингл «Brown Sugar».

Затем пришло время светских развлечений. 16 апреля Ахмет Эртегюн организовал в каннском порту Канто вечеринку в честь подписания контракта между The Rolling Stones и лейблом «Атлантик». Я был координатором мероприятия, и, должен сказать, работы было по горло. В списках приглашенных значились все европейские представители лейбла «Кинни», приехавшие познакомиться с группой и сотрудниками «Атлантик». Помимо этого, приглашения также получили несколько французских журналистов и Эдди Барклай. Пока «УЭА» вставала на ноги, именно его компания продавала альбом «Sticky Fingers» на территории Франции.

На вечеринке я разговорился с графом Рупертом Левенштайном, которого уже встречал во время французского турне группы. С недавних пор он слыл очень важной персоной во вселенной The Rolling Stones, но совершенно не походил на среднестатистического работягу. Это был аристократ высоких кровей, получивший образование в лучших учебных заведениях Англии, и ему было уже под сорок. Окончив Оксфордский университет, он стал банкиром и специализировался на управлении имуществом и налоговой оптимизации. Оказавшись на грани банкротства в конце 60-х годов из-за неуплаченных налогов, The Rolling Stones в лице Мика обратились именно к Руперту, который, кстати, и подкинул им идею покинуть Англию и впоследствии сыграл значительную роль в их обогащении.

Как ни парадоксально, несмотря на свою родословную, среди всей этой рок-н-ролльной фауны Руперт чувствовал себя как рыба в воде. С присущей ему важностью он шутил с девушками и потягивал свои коктейли. Другими словами, даже с лысиной и галстуком-бабочкой он был в разы круче Мика Тейлора.

Кстати о гитаристах. Первым из группы, ко всеобщему удивлению, приехал Кит. Я даже поинтересовался у графа: «Would you believe Keith is already here?» На что тот, как всегда флегматично, ответил: «I would believe it». Непринужденность в лучших традициях The Rolling Stones. Неудивительно, что он так хорошо вписался в коллектив.

Так как мероприятие носило официальный характер, и на нем присутствовали журналисты, фотографий было сделано великое множество. Сначала фотосессия представителей прекрасного союза «Стоунз-Атлантик-Кинни». Затем фотографировали исключительно группу. В конце концов, они ведь здесь звезды.

Во время одного из снимков Эдди Барклай решил изобразить из себя задиру. Тут будет уместно уточнить, что несколькими месяцами ранее Мик увел у него подружку Бьянку. И даже если Эдди это не слишком расстроило, за ним оставался небольшой должок. Ничего серьезного, не подумайте. В тот момент, когда группа и Ахмет Эртегюн усаживались на бортик фонтана, неугомонный Эдди прыгнул Мику на колени и обвил руками его шею, жеманно зависнув в таком положении на пару секунд, будто какая фанатка. Мика это не слишком развеселило. Он спихнул Эдди на землю со словами «Non, Non, Non!», но того подобное маленькое унижение ничуть не беспокоило. Эдди заполучил свое фото, и эпизод завершился всеобщим смехом.

К трем часам утра вечеринка завершилась, но несколько человек все еще не были настроены идти спать. Билл как раз переехал в новый шикарный дом в Сен-Поль-де-Вансе по соседству с домом Марка Шагала. Там-то и завершился мой вечер в компании Кита, Аниты, Чарли, Ахмета и Стивена Стиллза, который тоже бродил неподалеку.

С точки зрения подобравшегося коллектива, нам было чему радоваться, хотя позже мы осознали, что будущее очень туманно и не столь предсказуемо… Все вполне могло закончиться на следующий же день. После такого прекрасного вечера это было бы хорошим концом, хотя и преждевременным.

Мы уехали из Ниццы тем же составом, что и приехали: Жан Мареска, Филипп Паренго, Филипп Кошлен, Жан-Пьер Лелуар и Франк Липсик. И таким же образом — на борту маленького самолета, которым мы должны были вернуться в Бурже. Только вот маленькие самолеты никогда не вселяли в меня уверенность. Я не чувствую себя в безопасности, когда пилот просит пассажиров пересесть, чтобы равномерно распределить вес на обе стороны самолета. Или когда он открывает окно, чтобы душно не было. Я уже не говорю обо всех этих вибрациях, из-за которых кажется, что ты случайно оказался в воздухе на каком-то драндулете и он вот-вот развалится. И уж точно это не самое идеальное средство передвижения для человека, мучающегося похмельем.

Мельчайшей неурядицы было бы достаточно, чтобы пошатнуть мое психологическое равновесие, и, конечно, проблемы не заставили себя долго ждать. Минут через десять после взлета мы попали в ужасную грозу. Кабина ходила ходуном, пилот трясся в истерике. Он изо всех сил орал в микрофон, сражаясь с управлением. Самолет трясло как грушу, дело пахло керосином. Конечно, мы строили из себя горделивых рокеров и старались казаться невозмутимыми, но на наших бледных лицах ясно читалась смиренная готовность отправиться в мир иной.

Видимо, наш час еще не пробил. Каким-то чудом наполовину спятившему пилоту удалось выровнять самолет, вытащить нас из этого ужаса и в целости и сохранности доставить в Бурже. Однако после такой поездки запросто можно потерять любовь к путешествиям вообще… Впрочем, это был не мой случай. Мы с Нану устроили себе неделю отпуска в Тунисе, что позволило мне прийти в себя и запастись силами для нового выхода в свет.

Готовившееся событие сводило с ума все газетенки, которые тогда еще не назывались «желтой прессой», но уже проявляли чрезмерный интерес к жизни и деяниям великих мира сего. Мик наконец-то решил жениться на Бьянке. Или, что более вероятно, он наконец-то на это согласился, ведь Бьянка была в положении, а ее католическая семья, ясное дело, не слишком одобряла разведение потомства вне брака. По такому случаю Мик, с рождения бывший протестантом, даже крестился. Можно было подумать, что символ юношеского бунтарства решил остепениться, и для этого оставался лишь один шаг, который совершенно не стоило делать.

После крещения Мик продолжил готовиться к свадьбе в гораздо более оригинальном ключе. Возможно, сказалось влияние набиравшего популярность глэм-рока, но он решил устроить себе фотосессию с бриллиантом в резце. Мы регулярно виделись в Париже, куда он приезжал к зубному и заодно к Бьянке, которая спокойно вынашивала ребенка вдали от шумихи Лазурного Берега. Во время одной из наших встреч Мик поделился со мной откровением. Поначалу он вставил в зуб изумруд, но все думали, что это салат застрял. Несомненно, для секс-символа его масштабов такое было неприемлемо, и изумруд был заменен на бриллиант, чтобы поклонницам ничто не мешало и дальше мечтать о его губастой улыбке. Хотя мечтать им оставалось недолго, ведь Мик собирался сочетаться законным браком. Но кто знает, как жизнь сложится…

Мой список приглашенных на свадьбу Мика и Бьянки в Сен-Тропе.

© Архивы Доминика Ламблена

Моя роль в организации свадьбы не была слишком утомительной. Всем занималась команда группы и Джо Бергман. Меня лишь попросили передать приглашения нескольким VIP-гостям из Парижа, в основном друзьям Бьянки со времен ее отношений с Эдди Барклаем, так что по факту это были друзья Эдди Барклая.

Роже Вадим, Брижит Бардо, Луи Маль, Ив Сен-Лоран — на свадьбу были приглашены все сливки общества, хотя пришли не все. В частности, отказался от такой чести Дарри Коул, встреча которого с Китом Ричардсом немало потешила бы публику. Назвал бы он Кита «маленьким проказником», увидев, как тот разравнивает себе дорожку? Эта сцена вошла бы в историю, но, к сожалению, мы ее никогда не увидим.

Мой список приглашенных на свадьбу Мика и Бьянки в Сен-Тропе (продолжение).

© Архивы Доминика Ламблена

По случаю свадьбы было забронировано два самолета до Ниццы: один из Лондона, второй из Парижа. Мы с Нану и Бернаром расположились во втором самолете, и должен заметить, путешествие на самолете размером с каравеллу мне понравилось гораздо больше, чем на том разваливающемся плоту.

В начале второй половины дня мы добрались до Сен-Тропе, где проходила церемония, и присоединились к остальным гостям у бассейна отеля «Библос». На церемонии присутствовала почти вся элита мировой рок-сцены. Представляю, какой шикарный бы получился фестиваль с их участием. Вдоль бассейна с бокалом в руке прогуливались Эрик Клэптон, Кит Мун, два бывших «битла» Ринго и Пол, не обменявшиеся, кстати, ни словечком, так как они судились с самого ухода из группы. Фигурантом их разбирательства также выступал неподражаемый Аллен Кляйн, которого и им также не повезло встретить на своем пути.

Погожим днем под ярким солнцем весь собравшийся бомонд начал напиваться, и мероприятие все меньше походило на нечто организованное. Я тоже не остался в стороне. В конце концов, задачу свою я выполнил и находился на церемонии в качестве гостя, собираясь по максимуму насладиться этим днем. И не я один.

Гости чуть не сорвали церемонию сначала в церкви, затем и в мэрии, а благодаря нахлынувшим туда журналистам начался и вовсе неописуемый бардак. Все было настолько плохо, что мэр пригрозил аннулировать свадьбу, а напряженность между Миком, Бьянкой и бесчисленными фотографами стала осязаемой. Так что я предпочел остаться у бассейна с бокальчиком розового вина и всеми последствиями, которые сулило его распитие. Я возлежал на шезлонге и в порыве неуклюжести, спровоцированной этим напитком, опрокинул ногой большое блюдо с напитками и закусками. Достойная сожаления утрата, но что ж, всему этому не суждено было оказаться в наших ненасытных глотках.

Краткое содержание свадьбы Мика и Бьянки в Сен-Тропе из журнала «Rolling Stone».

© Архивы Доминика Ламблена

В это же время Бернар и Жан Каракос радостно плескались в бассейне, не посчитав необходимым надеть плавки: жара стояла нестерпимая, розовое вино освежало, каждый первый пал жертвой теплового удара.

В заволакивающем сознание тумане мы отправились на вечеринку в «Кафе дез Ар». Там у меня случился довольно длинный разговор с Китом о том, как они обустроились во Франции. Содержание разговора я уже не очень помню. Судя по фотографиям Кита с той вечеринки, он здесь тоже не помощник. Это была одна из ночей, когда кажется, что заблудился в густом подлеске. Пытаясь найти обратную дорогу, ты натыкаешься на обрывки чьих-то жизней, не понимая, кто это, слышишь звон бокалов, крики людей… А затем все медленно исчезает в сумраке забвения.

Мик как-то раз сказал про 60-е годы, что их помнят только те, кого там не было. Вот и к его свадьбе это описание идеально подходит.

После нескольких часов очень глубокого сна пришло время отправляться в Ниццу на обратный самолет. Период торжеств подошел к концу, The Rolling Stones вернулись к работе над новым альбомом, и следующие наши приключения будут уже исключительно музыкальными, чему можно было только порадоваться, ведь праздновать что-либо с этой группой — занятие крайне утомительное.