Этот рассказ написан в декабре 1971 года и впервые опубликован в «Голове сатира», антологии под редакцией Дэйва Саттона, выпущенной в Великобритании издательством «Корги Букс». С тех пор он несколько раз перепечатывался, последний раз в «Выдающихся рассказах о призраках», антологии издательства «Кэррол и Граф» 2004 года, под редакцией Р. Четвинда Хэйса и Стивена Джонса. Когда я писал этот рассказ, я служил командиром оперативного взвода в тогдашней Западной Германии. Однако к моменту его публикации я стал интендантом подразделения Королевской военной полиции в нашей шотландской штаб-квартире в Эдинбургском замке. «Тетушка Хестер», естественно, рассказ из цикла о Мифе Ктулху, в чем-то похожий на «Тварь у порога» Лавкрафта. Но, несмотря на то что в нем отчетливо прослеживается влияние лавкрафтовского Мифа, по стилю написания рассказ не имеет с ним ничего общего.

Полагаю, лучше всего описать мою тетушку Хестер Лэнг как «белую ворону» в нашей семье. Во всяком случае, никто никогда не разговаривал ни с ней, ни о ней — я имею в виду взрослых — и если бы кто-то узнал о моих дружеских отношениях с тетей, они тоже наверняка были бы пресечены раз и навсегда; но, естественно, все это было много лет назад.

Я хорошо помню, как я пробирался окольными путями к дому тетушки Хестер в старинном Касл-Илдене на побережье неподалеку от Хардена, после школы, когда мои родители думали, будто я отправился на сбор скаутов. Тетя поила меня какао, и мы разговаривали о тритонах, лягушках, конских каштанах и прочих вещах, которые могли бы заинтересовать маленького мальчика, пока не подходило к концу время скаутского сбора, и я спешил домой.

Мы, отец, мать и я, уехали из Хардена, когда мне было двенадцать, перебравшись в Лондон, где отец получил хорошую работу. Мне было уже двадцать, когда я смог снова увидеться с тетей. За все эти годы я лишь посылал ей открытки (писать письма я никогда не умел), и я знал, что мои родители ни разу ей не писали и ничего о ней не слышали, но, тем не менее, мать предупредила меня перед тем, как я отправился в Харден, чтобы я не «заглядывал» к тетушке Хестер Лэнг.

Вне всякого сомнения, мои родители ее боялись, а если даже и не боялись, то, по крайней мере, опасались.

Что касается меня, то предупреждение я воспринял как вызов. Я договорился пожить неделю у старого школьного друга, но задолго до того, как шедший на север поезд остановился в Хардене, я решил провести хотя бы часть этого времени у тетушки. Почему бы и нет? Разве мы с ней не ладили? Что бы ни случилось в прошлом между ней и моими родителями, я не видел никаких причин ее сторониться.

Сейчас она наверняка постарела. Интересно, насколько? Она была на несколько лет старше моей матери, своей сестры, того же, естественно, возраста, что и ее брат-близнец Джордж в Австралии. Но сколько ей лет в точности, я, конечно, не знал. В конце концов, проделав все возможные подсчеты, я прикинул, что моей тете и ее далекому брату на двоих как минимум сто восемь лет. Да, тете сейчас должно быть примерно пятьдесят четыре года. Пора уже было кому-нибудь ею заинтересоваться.

В первый же вечер после моего приезда в Харден, в пятницу, мне представилась отличная возможность навестить тетушку Хестер. У моего школьного друга Альберта было свидание, которое ему не слишком хотелось откладывать, и, хотя в течение дня он делал все возможное, вскоре стало ясно, что вторую девушку для меня ему за столь короткий срок не найти. Но я в любом случае не большой сторонник свиданий с незнакомками, а большинство девушек остаются таковыми, пока их по-настоящему не узнаешь. Еще меньше мне нравятся свидания в компании с кем-то еще, на самом же деле мне хотелось иметь свободный вечер для себя. Так что, когда Альберту пришло время отправиться на встречу со своей девушкой, я пошел в другую сторону, через осенние изгороди и поля, к старинному Касл-Илдену.

В маленькой деревушке я появился около восьми, когда сумерки еще не решились уступить ночи, и направился прямо к домику с соломенной крышей, где жила тетя Хестер. Дом все так же стоял в конце мощеной Мэйн-стрит, посреди ухоженного сада в окружении вишневых деревьев с увешанными тяжелыми плодами ветвями. Когда я подошел к воротам, дверь открылась, и из дома вышла самая странная четверка незнакомцев из всех, что я когда-либо видел.

Сгорбленный, но весьма подвижный и разговорчивый старик лет девяноста, неряшливая толстая женщина с множеством трясущихся подбородков, тощий как скелет, невероятно высокий и смешно закутанный мужчина в шарфе, длинном пальто и меховых перчатках, и, наконец, изящная старушка с тростью и слуховой трубкой. Их сопровождала моя тетушка Хестер, нисколько, казалось, не изменившаяся с тех пор, как я видел ее в последний раз. Проводив их к воротам, она вывела их на улицу. Последовал неровный хор благодарностей и дежурных вежливых фраз, после чего все четверо удалились в сторону покосившегося деревенского паба, оставив тетю у ворот. Наконец она заметила меня, стоявшего в тени одного из ее вишневых деревьев, и почти сразу же узнала, несмотря на прошедшие без малого десять лет.

— Питер?

— Привет, тетя Хестер.

— Господи, Питер Нортон! Как ты вырос! Заходи, заходи!

— Прошу прощения, что явился без предупреждения и после столь долгого отсутствия, — ответил я, пожимая ее протянутую руку, — но…

— Можешь не извиняться. — Она небрежно махнула рукой и улыбнулась, отчего в уголках ее глаз и на некрасивом лице появились морщинки. — Ты пришел как раз вовремя — моя группа только что оставила меня одну.

— Твоя группа?

— Моя спиритическая группа! Она у меня уже давно, много лет. Ты не знал, что я в некотором роде медиум? Вряд ли. Твои родители ведь тебе об этом не рассказывали, верно? Собственно, с этого все и началось, я имею в виду семейные проблемы.

Мы вошли в дом.

— Я как раз хотел тебя об этом спросить, — сказал я. — Ты имеешь в виду, что моим родителям не нравится твое увлечение спиритизмом? Вполне могу их понять, особенно отца. Но все равно никак не пойму, какое отношение это имеет к ним?

— Не только к твоим родителям, дорогой, — она всегда называла меня «дорогой», — но и моим, а в особенности к Джорджу, твоему дяде в Австралии. И дело не только в спиритизме, хотя и в нем тоже. Ты знаешь, что мой брат уехал из дома и обосновался в Австралии из-за меня? — Взгляд ее стал отстраненным. — Нет, конечно же, не знаешь, и вряд ли кто-то еще знал бы о моих способностях, если бы Джордж не вывел меня через окно….

— Гм? — пробормотал я, не веря своим ушам. — Способностям? Вывел через окно?

— Да, — кивнула она, — он вывел меня через окно! Послушай, я расскажу тебе все с самого начала.

К этому времени мы уже расположились перед камином в гостиной тетушки Хестер, и я смог увидеть принадлежности, оставленные ее «группой» — старинные тома и трактаты в кожаных переплетах, карты таро, лоснящуюся от времени «говорящую доску» и еще несколько предметов, столь любимых спиритами. В доме тети Хестер всегда имелось множество загадочных диковинок, с детства приводивших меня в восторг.

— Впервые я узнала о существовании между мной и Джорджем некоей связи, — начала она, вырвав меня из задумчивости, — отличной от очевидной связи, существующей между всеми двойняшками, когда нам было двенадцать. Твои дедушка с бабушкой взяли нас вместе с твоей матерью на пляж в Ситон-Кэрью. Был июль, и стояла невероятная жара. В общем, короче говоря, твоя мать начала тонуть.

Она заплыла довольно далеко, и единственным, кто был неподалеку, оказался Джордж, который не умел плавать! Он зашел в воду по шею, но не осмелился идти дальше. В Ситоне можно зайти далеко от берега — дно опускается очень плавно. Джордж был, по крайней мере, ярдах в пятидесяти от берега, когда мы услышали его крик, что сестренка тонет…

Сначала я перепугалась и побежала по мелководью, крича Джорджу, чтобы он плыл к сестре, чего, конечно, он сделать не мог — но поплыл! Или, по крайней мере, поплыла я! Каким-то образом я поменялась с ним местами, понимаешь? Не физически, но мысленно. Я оставила его позади на мелководье, в моем теле, а сама, что было сил, поплыла в его теле к сестре! Мне удалось вытащить ее обратно на мелководье без особых усилий — она не доставала до дна всего на несколько дюймов — а потом, когда опасность миновала, я обнаружила, что мое сознание вернулось в мое собственное тело.

Все начали суетиться вокруг Джорджа, который стал героем дня, пытаясь выяснить, как это у него получилось; но он не мог ничего толком сказать, кроме того, что ему казалось, будто он стоит на месте, глядя, как сам же спасает сестру. Конечно же, он действительно стоял и смотрел — моими глазами!

Я не стала пытаться ничего объяснить. Все равно никто бы не поверил и не стал бы слушать, да я и сама не могла понять, что произошло, но с тех пор Джордж стал относиться ко мне подозрительно. Он ничего не говорил, но, думаю, уже тогда у него впервые возникла мысль…

Внезапно она пристально посмотрела на меня и нахмурилась.

— Тебе не кажется все это слишком сложным для понимания, дорогой?

— Нет, — я покачал головой. — Вовсе нет. Помню, я читал о чем-то похожем, случившемся с близнецами, кажется, о «корсиканских братьях».

— О, я слышала множество подобных историй! — быстро ответила она. — Вряд ли ты читал труды Иоахима Фири о «Некрономиконе?!

— Нет, — ответил я. — Не думаю.

— Так вот, Фири был незаконным внуком барона Канта, немецкого «охотника на ведьм». Он таинственным образом умер в 1934 году, еще относительно молодым.

Он написал несколько оккультных книг, изданных ограниченным тиражом — по большей части за его собственный счет, — большинство из которых были практически сразу скуплены религиозными и другими властями, а затем уничтожены. Вне всякого сомнения, — хотя так и не удалось выяснить, где он мог их видеть или читать, — в качестве источников Фири служили крайне редкие и зловещие книги, такие как «Ктаат Аквадинген», «Некрономикон», «Безымянные культы» фон Юнцта, «De Vermis Mysteriis» Принна и другие им подобные. Познания, полученные Фири из этих книг, порой кажутся невероятными. Его цитаты, хотя и вполне подлинные и авторитетные, часто существенно отличаются при сравнении их с трудами, откуда они якобы позаимствованы. Насчет подобных расхождений Фири заявлял, что большая часть его оккультных познаний пришла к нему «в сновидениях». — Тетя немного помолчала, затем спросила: — Я тебя не утомляю?

— Нисколько, — ответил я. — Мне очень даже интересно.

— Что ж, — продолжала она, — как я уже говорила, Фири наверняка видел где-то один из крайне редких экземпляров «Некрономикона» Абдула Альхазреда в том или ином переводе, поскольку он опубликовал небольшой сборник заметок относительно содержания этой книги. У меня самой этого сборника нет, но мне давал его почитать мой друг, старый участник моей группы. Альхазред, хотя многие и считали его сумасшедшим, несомненно, являлся выдающимся мировым авторитетом в области черной магии и ужасов из чужих измерений, и чрезвычайно интересовался любыми странными явлениями, как физическими, так и метафизическими.

Тетя Хестер встала и подошла к книжной полке. Открыв большой современный том изумительных рисунков Обри Бердслея, она извлекла из него несколько листов бумаги, исписанных ее собственным аккуратным почерком.

— Я выписала несколько цитат Фири, предположительно принадлежащих Альхазреду. Послушай вот эту:

«Является достоверным и подтвержденным фактом, что между некоторыми родственниками существует связь более сильная, нежели самые крепкие кровные и семейные узы, когда один такой человек может испытывать все переживания и наслаждения другого, даже боль и страсть того, кто находится очень далеко; более того, есть те, чью подобную способность усиливает запретное знание или взаимодействие посредством темной магии с духами и существами из потусторонних сфер. Что касается последнего, то я нашел таких людей, как мужчин, так и женщин, и после тщательного изучения обнаружил, что во всех случаях они являются прорицателями, ясновидящими, колдунами, ведьмами, заклинателями или некромантами. Все они заявляли, что совершают свои чудеса, взаимодействуя с духами мертвых, но, боюсь, зачастую подобные духи являются злыми ангелами, посланниками Темного и еще более древних зол. Среди них были и те, кто, обладая чрезвычайно сильными способностями, мог по желанию переселяться в тело другого даже на большом расстоянии, против воли и часто без ведома жертвы подобного насилия…»

Положив листы, она откинулась на спинку кресла и вопросительно посмотрела на меня.

— Все это очень интересно, — помолчав, сказал я, — но вряд ли относится к тебе.

— Но ведь это так и есть, дорогой, — возразила она. — Во-первых, я сестра-близнец Джорджа, а во-вторых…

— Но ты же не ведьма и не некромант!

— Нет, я бы так не сказала, но я действительно прорицательница, и я действительно «совершаю свои чудеса, взаимодействуя с духами мертвых». Именно в этом и состоит суть спиритизма.

— Хочешь сказать, что, в самом деле, всерьез воспринимаешь этого… э… Альхазреда, спиритизм и все прочее?

Тетушка нахмурилась.

— Нет, Альхазреда вряд ли, — после некоторой паузы ответила она. — Но, как ты сам сказал, он весьма интересен. Что касается спиритизма — да, я воспринимаю его всерьез. Ты бы удивился, узнав, какие флюиды я ощущаю последние три недели или около того. Весьма тревожные, но пока что довольно бессвязные, даже, можно сказать, неистовые. Однако в конце концов я до него доберусь — в смысле, до этого духа…

Минуту или две мы сидели молча. Честно говоря, я не знал что сказать. Наконец тетя продолжила:

— Так или иначе, речь идет о Джордже и о том, что мне показалось, будто даже после того первого случая у него возникла мысль, что во всем виновата именно я. Да, наверняка так оно и было. Он ничего не говорил, и все же…

В любом случае, на том не закончилось. Прошло некоторое время с того дня на пляже, прежде чем сестру удалось убедить, что ее спасла не я. Она была уверена, что ее вытащила из воды именно я, а не Джордж.

Прошел еще год или два, и подошла пора выпускных экзаменов в школе. Я всегда была прилежной ученицей, но бедняга Джордж… — она печально покачала головой. Похоже, мой дядя не подавал больших надежд.

— Была назначена дата экзамена, — продолжила тетя, — и подготовлены два комплекта заданий, один для мальчиков, другой для девочек. Я без труда справилась со своим заданием и еще до объявления результатов знала, что с легкостью сдала экзамен. Настала очередь Джорджа. Он страшно волновался, зубрил изо всех сил, кусал ногти… но ничего у него не получалось. Когда наступил день его экзамена, я лежала в постели с простудой, и до сих пор помню, как я за него тревожилась. В конце концов, он все-гаки был моим братом.

Вероятно, я слишком напряженно думала о нем, ибо, прежде чем я успела что-то сообразить, я оказалась в классе, полном мальчиков, глядя на экзаменационное задание!

Час спустя я закончила решать все задачи, а потом, сосредоточившись, заставила себя вернуться домой. На этот раз мне потребовались немалые усилия, чтобы снова оказаться в собственном теле.

Дома царила страшная суматоха. Я была внизу, в пижаме, мать обнимала меня, пытаясь утешить, отец кричал и размахивал руками, весь красный и слегка испуганный. Я хорошо помню, как он вопил: «Девочка тронулась умом!»

Судя по всему, примерно час назад я сбежала вниз по лестнице, пронзительно крича, что пропущу экзамен, и мне очень хотелось знать, что я делаю дома. А когда меня назвали Хестер вместо Джорджа, казалось, я окончательно сошла с ума!

Конечно, к тому времени я уже пару дней лежала с высокой температурой, так что ответ был очевиден: у меня внезапно начался лихорадочный бред, а теперь лихорадка спала, и все будет хорошо. Так они мне сказали…

В конце концов вернулся домой Джордж, с широко раскрытыми глазами и затравленным взглядом, и в течение нескольких дней избегал меня словно чумы. Однако на следующей неделе, когда выяснилось, что он получил за экзамен отличную оценку…

— Но он наверняка должен был знать, — вмешался я. Исчезли последние сомнения — она явно не сочиняла.

— Но откуда он мог знать, дорогой? Да, он знал, что с ним дважды произошло нечто кошмарное, и что оно каким-то образом связано со мной; но он не мог знать, что именно я являюсь причиной.

— Однако он все-таки выяснил, в чем дело?

— О да, — медленно ответила она, и глаза ее слегка сверкнули в отблесках пламени в камине. — И как я уже говорила, именно потому он в конце концов уехал из дома. Все случилось так.

Я никогда не была красавицей — нет, не говори ничего, дорогой. Тогда твой отец сам был еще мальчишкой, тебя еще и на свете не было, так что знать ты не можешь. Но в том возрасте, когда большинству девочек достаточно надуть губы, чтобы разжечь огонь в сердце парня, я была самой обыкновенной, и вряд ли в том стоит сомневаться.

Так или иначе, когда Джордж по вечерам отправлялся на свидание со своей очередной девушкой, на танцы или куда-нибудь еще, я всегда оставалась дома наедине с книгами. Честно говоря, я ужасно завидовала брату. Конечно, ты его не знаешь — когда ты родился, он уже лет пятнадцать как уехал. Но Джордж был весьма симпатичным парнем. Не то чтобы сильным, но высоким и стройным, и девушкам он нравился.

В конце концов он нашел себе подружку и стал проводить все свое время с ней. Помню, я была вне себя от злости из-за того, что он ничего мне о ней не рассказывал…

Она замолчала и посмотрела на меня. Наконец я кашлянул, приглашая ее продолжить.

— Помню, был субботний весенний вечер, вскоре после того как нам исполнилось девятнадцать, и Джордж почти час наряжался перед свиданием со своей девушкой. Этим вечером он, похоже, решил надо мной поиздеваться, отказавшись отвечать на любые вопросы о девушке или хотя бы сказать, как ее зовут. В тысячный раз поправив галстук и пригладив волосы, он подмигнул мне — как мне показалось, злобно — и ушел.

Этого оказалось достаточно. Что-то во мне сломалось! Топнув ногой, я в слезах бросилась наверх, в свою комнату. И пока я плакала, у меня возникла мысль…

— Ты решила… э… поменяться личностями со своим братом, чтобы самой взглянуть на его девушку, — вмешался я. — Так?

Тетушка кивнула, уставившись на огонь; похоже, ей самой было стыдно.

— Да, — сказала она. — Впервые я воспользовалась своей способностью в своих личных целях, к тому же низменных и презренных. Но на этот раз все было не так, как раньше. Обмен личностей произошел не мгновенно. Мне пришлось сосредоточиваться изо всех сил, как бы подталкивая себя, но вскоре, прежде чем я успела это понять, я оказалась там.

— Там? В теле дяди Джорджа?

— Да, в его теле, глядя его глазами, держа в его руке холодную изящную ладонь очень красивой девушки. Конечно, я ожидала увидеть девушку, и все же…

Выпустив ее руку, я в замешательстве отскочила назад и натолкнулась на стоявшего позади меня мужчину. Девушка шепотом спросила: «Джордж, что с тобой?» — и все уставились на нас. Мы стояли в очереди в кассу второразрядного кинотеатра. Наконец я сумела пробормотать что-то в ответ, страшно хриплым, незнакомым и испуганным голосом. Голос, естественно, принадлежал Джорджу, но страх оставался моим собственным. А потом девушка придвинулась ближе и мягко поцеловала меня в щеку!

Да, она меня поцеловала! Но ведь, естественно, она так бы и сделала, будь я Джорджем! Она начала что-то говорить, вроде: «Ты подскочил так, будто тебя ужалили…» — но я не слушала ее, Питер, только снова отскочила, в ужасе попятившись прочь. Вероятно, я покраснела как рак, стоя посреди этой очереди, в окружении незнакомых людей — меня только что поцеловала девушка!

Понимаешь, я думала вовсе не как Джордж! Я лишь пожалела от всей души, что влезла в эту историю, и прежде чем я успела что-либо сообразить, я уже бежала в теле Джорджа по дороге, оставив позади очередь в кино и ту симпатичную девушку, которая что-то в отчаянии кричала мне вслед.

Все мое злополучное приключение длилось лишь несколько минут, и когда мне наконец удалось овладеть собой — или, вернее, Джорджем, — я спряталась в дверях магазина. Мне потребовалась еще минута или две, чтобы в достаточной степени собраться для, так сказать, «обратного путешествия». В результате я снова оказалась в своей комнате.

Я отсутствовала не более семи-восьми минут, но вернулась не в точности в то же самое место, откуда отправилась. Да, Джордж не бросился в истерике вниз по лестнице, как в тот раз, когда я сдала за него экзамен, хотя, конечно, «переход» длился на этот раз намного дольше, но, по крайней мере, он отошел от кровати. Я обнаружила, что стою возле окна… — Тетушка замолчала.

— А потом? — поторопил я ее, захваченный рассказом.

— Потом? — задумчиво переспросила она. — Что ж, Джордж отнесся к этому достаточно спокойно… Нет, не совсем так. Он стал избегать меня больше обычного, вплоть до того, что я изредка его видела, лишь когда он приходил или уходил. Мать с отцом не замечали, что Джордж стал относиться ко мне намного холоднее, но я постоянно это чувствовала. Уверена, именно тогда он наконец понял причину кратковременного безумия, посещавшего его в самые неподходящие моменты. Да, сейчас я понимаю, что вполне могла свести Джорджа с ума! Но, конечно, теперь он уже был предупрежден…

— Предупрежден? — переспросил я. — И в следующий раз он…

— В следующий раз? — Она слегка повернула голову, и я увидел тонкие шрамы на ее гладкой левой щеке. Меня всегда интересовало, откуда они взялись. — Про следующий раз я помню мало, вероятно, из-за шока, некоего, так сказать, «мысленного блока», но, в любом случае, следующий раз оказался последним!..

Я пару раз гуляла с одним мальчиком, и, помню, он перестал мне звонить из-за того, что Джордж что-то ему про меня рассказал. Со времени моего позорного и неудачного эксперимента прошло уже полгода, и я преднамеренно старалась забыть о нем, решив преподать Джорджу урок. Ты должен меня понять, дорогой, тот мальчик, про которого я говорила… в общем, он очень много для меня значил.

Так или иначе, я должна была отомстить. Не знаю, как Джорджу удалось поладить со своей девушкой, но у него это получилось, и я намеревалась покончить с их романом раз и навсегда.

В начале октября мне, наконец, представился шанс. Как сейчас помню, было воскресенье, и Джордж гулял со своей девушкой. Я тщательно все спланировала, в точности зная, что говорить, как себя вести и что делать. Я вполне могла справиться за две минуты и вернуться в собственное тело, прежде чем Джордж успел бы понять, что происходит. Впервые у меня были по-настоящему злые намерения…

Я подождал, пока тетя заговорит снова, и после некоторой паузы в очередной раз поторопил ее:

— А потом? Именно тогда…

— Да, именно тогда он заставил меня выйти в окно. Вернее, не совсем выйти — вероятно, я выпрыгнула, или, скорее, он заставил меня выпрыгнуть, если ты понимаешь, что я имею в виду. Я только что сидела на зеленом берегу с той же самой красивой девушкой, а в следующую минуту ощутила жуткую боль во всем теле, в моем собственном теле, ибо мое сознание внезапно вернулось на свое законное место. В одно мгновение, помимо моей воли я снова стала… собой!

Но при этом я лежала на лужайке перед домом! Я помню, что видела осколки стекла и обломки покрашенного желтой краской дерева из разбитого окна моей спальни, а потом лишилась чувств от боли.

Джордж лишь один раз пришел навестить меня в больнице. Когда мои родители отвернулись, он зловеще ухмыльнулся и, наклонившись к моей койке, сказал: «Что, получила, Хестер?» И больше ничего.

У меня были сломаны нога и ключица. Домой меня отпустили только через три недели. К тому времени Джордж нанялся в торговый флот, и мои родители знали, что в том есть и моя вина. С тех пор их отношение ко мне изменилось. Джордж был зеницей семейного ока, если ты понимаешь, о чем я. Они знали, что в его уходе каким-то непонятным образом виновата я. Я получила от Джорджа письмо, скорее, записку, в которой он предупреждал меня, чтобы я «больше никогда так не делала», что есть вещи и похуже, чем падение из окна!

— И ты действительно никогда… э… больше так не делала?

— Нет, с тех пор ни разу так и не осмелилась. Есть вещи и похуже, дорогой, чем когда тебя заставляют выйти через окно! А если Джордж до сих пор меня ненавидит… Но мне часто хотелось сделать так еще раз. Ты знаешь, что у Джорджа двое детей?

— Да, — кивнул я, — я слышал, как мама про них говорила. Джо и Дорин?

— Верно, — подтвердила тетушка. — Вряд ли их теперь можно назвать детьми, но я думаю о них именно так. Твоим двоюродным брату и сестре сейчас лет по двадцать с небольшим. Как-то раз, много лет назад, мне написала жена Джорджа. Понятия не имею, где она взяла мой адрес. Полагаю, она писала без ведома Джорджа. В письме говорилось, что она очень сожалеет о «семейных проблемах», и к нему прилагались фотографии детей. Прекрасные ребятишки. Возможно, есть и другие дети, а может, и внуки.

— Вряд ли, — сказал я. — Думаю, я бы об этом знал. Мои родители до сих пор весьма скрытны, но об этом я бы узнал наверняка. Скажи лучше, почему вы не общаетесь с мамой? Она никогда о тебе ничего не говорит, а ведь все-таки ты ее сестра.

— Твоя мать на два года младше нас с Джорджем, — сообщила тетя. — Когда ей было тринадцать, она уехала к дедушке с бабушкой на юг. Видишь ли, сестренка была очень способной девочкой. Джордж был немного туповат, я была достаточно умна, но она была настоящей умницей. Родители отправили сестренку к бабушке, где она могла ходить в достойную ее способностей школу. С тех пор она так там и осталась. Наши пути просто разошлись…

Имей в виду, мы никогда не были настолько близки, насколько могут быть близки сестры. Так или иначе, мы не встречались с ней до тех пор, пока она не вышла замуж и не переехала сюда. К тому времени Джордж, вероятно, написал ей и кое о чем рассказал. Не знаю, о чем именно, но… В любом случае, никаких проблем между нами не возникло, поскольку я уже работала и у меня была собственная квартира.

Шли годы, с сестрой мы почти не виделись. У нее подрастал сын — ты, дорогой, а я сошлась с компанией спиритов, и у меня впервые в жизни появились настоящие друзья. Собственно, вот и все. Мое увлечение спиритизмом, разные мои прочие привычки, не вписывавшиеся в общепринятые нормы, нечто непонятное, что я сделала с Джорджем… в общем, из-за всего этого мы стали чужими друг другу. Понимаешь?

Я кивнул. Мне было ее жаль, но, конечно, я не мог ей этого сказать. Вместо этого я лишь неловко хмыкнул и пожал плечами.

— Кто вообще нуждается в обществе других?

Она ошеломленно уставилась на меня.

— Все мы, дорогой!

Некоторое время тетя Хестер молчала, глядя на огонь.

— Пойду приготовлю чай, — неожиданно сказала она, глядя на меня с хорошо знакомой улыбкой. — Или лучше какао?

— Какао! — Я машинально рассмеялся, радуясь смене темы нашего разговора.

Она ушла в кухню, а я закурил сигарету и огляделся вокруг. Взгляд мой упал на листы бумаги, оставленные на столике тетей, и я сразу же увидел, что многие ее заметки представляют собой выписки из экзотических книг. Проглядев отрывок, который она мне читала, я взял другой лист, и мое внимание тут же привлекли три цитаты из Библии:

«Не обращайтесь к вызывающим мертвых, и к волшебникам не ходите, и не доводите себя до осквернения от них» (Левит 19:31).

«Тогда Саул сказал слугам своим: сыщите мне женщину, волшебницу, и я пойду к ней и спрошу ее. И отвечали ему слуги его: здесь в Аэндоре есть женщина волшебница» (1-я Царств 28:7).

«А из занимавшихся чародейством довольно многие, собрав книги свои, сожгли перед всеми» (Деяния 19:19).

Третий лист содержал цитату из «Христианина сегодня»:

«Занятия, подобные этим, означают проникновение в демонические круги, и у людей, которых привело к посещению так называемых «спиритических сеансов» простое любопытство, подозрение и скептицизм нередко сменяются истерической одержимостью. То, о чем я говорю, весьма серьезно, и я лишь один из многих, кто предостерегает от любых контактов с «духовными силами» и им подобными, ибо одержимость демонами, которая сама по себе есть невыразимое зло, может привести к ужасающим последствиям».

Наконец, прежде чем вернулась тетя Хестер с дымящимся кувшином какао и двумя чашками, я прочитал еще одну из ее выписок, на этот раз снова из «Заметок о Некрономиконе» Фири:

«Да, я узнал, как при наличии знаний и достаточной силы духа можно управлять перемещениями своей сущности в любых существ и людей — даже из могильного холода или из-за дверей каменной гробницы…»

Над последним отрывком я продолжал размышлять час спустя, идя по вечерним улицам Хардена к дому моего друга.

Три дня спустя, когда, как мы и договаривались, я снова пришел в коттедж моей тети в старинном Касл-Илдене, она уже ждала у меня у ворот. Быстро затащив меня внутрь, она усадила меня в кресло, села напротив и сжала руки на коленях, словно взволнованная юная девушка.

— Питер, дорогой, у меня появилась идея — столь простая, что даже удивительно, как я не подумала об этом раньше.

— Идея? Что ты имеешь в виду, тетя Хестер? Что за идея? Она как-то касается меня?

— Да, я предпочла бы, чтобы это был ты, а не кто-то другой. В конце концов, ты уже знаешь мою историю…

Я нахмурился, ощутив тень мрачного предчувствия. Слова ее звучали пока что достаточно невинно, и, казалось, не было никаких причин для беспокойства, но…

— Историю? — наконец переспросил я. — Хочешь сказать, что твоя идея имеет какое-то отношение к… дяде Джорджу?

— Да, именно так! — ответила она. — О, дорогой, я могу их увидеть, всего на пару мгновений, но я могу увидеть моих племянника и племянницу. Ты мне поможешь? Я знаю, что поможешь.

Мрачное предчувствие усилилось, становясь все более реальным.

— Помочь тебе? Так ты хочешь… — Я замолчал, а затем заговорил снова, окончательно поняв, к чему она клонит: — Но разве ты не говорила, что это слишком опасно? В последний раз ты…

— Да, я знаю, — нетерпеливо прервала она меня. — Но теперь все иначе. Я не стану задерживаться более чем на секунду-другую, лишь чтобы увидеть детей, а потом вернусь прямо… сюда. И приму меры предосторожности. Все получится, вот увидишь.

— Предосторожности? — помимо воли заинтересовался я.

— Да, — она заговорила быстрее, все больше волнуясь. — Я все продумала, и мне ничто не угрожает. Прежде всего, Джордж будет спать, он вообще ничего не узнает. Когда его спящий разум переместится в мое тело, он просто будет продолжать спать! С другой стороны, когда мой разум переместится в его тело, я смогу встать и…

— И воспользоваться собственным братом в качестве замочной скважины! — к своему собственному удивлению выпалил я. Тетя нахмурилась, а потом отвернулась. План ее был вовсе не безупречен, и она это знала не хуже меня. Однако, если мои слова и пристыдили ее, они нисколько ее не обескуражили. Когда она снова посмотрела на меня, взгляд ее был почти умоляющим.

— Я знаю, как это все выглядит для тебя, дорогой, но на самом деле все не так. И я знаю, что кажусь чересчур эгоистичной, но это тоже не совсем так. Разве это не естественно, что я хочу видеть свою семью? Ты же знаешь, все они — моя семья: Джордж, мой брат, его жена, моя невестка, их дети, мои племянник и племянница. Да, я хочу просто… подглядеть, если ты так это называешь. Но, дорогой, мне действительно это нужно. У меня будет всего несколько мгновений, и я буду помнить их всю свою оставшуюся жизнь.

Я начал сдаваться.

— И как ты собираешься это сделать?

— Просто взглянуть, — пылко ответила она, снова напомнив мне юную девушку, — и ничего больше. Даже если он не спит, он никогда не узнает о том, что я там побывала; он просто подумает, что у него на секунду закружилась голова. Но если он спит, то я смогу «разбудить» его, увидеть его жену, а если дети все еще с ними, то и их тоже. Всего лишь один взгляд.

— А если что-то пойдет не так? — тупо спросил я, возвращаясь к реальности. — Например, ты можешь вернуться и обнаружить, что твоя голова в газовой духовке! Что может помешать ему перерезать тебе вены? На это, знаешь ли, хватит и секунды.

— Для этого и нужен ты, дорогой. — Она встала и с улыбкой погладила меня по щеке. — Ты будешь здесь и проследишь, чтобы ничего не случилось.

— Но…

— А для пущей надежности, — прервала она меня, — я буду привязана к креслу. Когда ты привязан, то через окно не выйдешь, верно?

Полчаса спустя, все еще мучимый непонятным предчувствием, я по требованию тетушки Хестер привязал ее запястья к подлокотникам кресла мягкими, но достаточно крепкими бинтами из ее аптечки в ванной.

Она все продумала, рассудив, что в Австралии должно быть раннее утро, и ее брат будет еще спать. Устроившись поудобнее, она без единого слова закрыла глаза, и ее голова медленно опустилась на грудь. Солнце еще не зашло, и в комнате было достаточно тепло, и тем не менее, меня пробрал странный нервный озноб.

Именно тогда я попытался остановить тетю, позвав ее по имени и тряхнув ее за плечо, но она лишь оттолкнула мою руку и шикнула на меня. Я вернулся в кресло, с тревогой глядя на нее.

Когда тени в комнате заметно удлинились и слегка похолодало, голова ее еще сильнее опустилась на грудь, и мне начало казаться, что она заснула. Однако потом она пошевелилась в кресле, и я понял, что она все еще бодрствует, готовя свое тело для дремлющего разума брата.

Несколько мгновений спустя я понял, что что-то изменилось. Поза ее осталась прежней, все так же продолжали медленно ползти тени, размеренно тикали старинные часы на стене, но я вдруг ощутил необъяснимый холод, и у меня возникло чувство, что что-то стало по-другому…

Внезапно перед моим мысленным взором промелькнули некоторые из предупреждающих заметок, которые я читал всего несколько дней назад, и я понял, что больше так продолжаться не может. Да, она предупреждала меня, чтобы я не делал ничего, что могло бы ее испугать или побеспокоить, но я отчего-то знал, что если что-то немедленно не предприму, то…

— Хестер! Тетя Хестер! — хрипло крикнул я и, вскочив, шагнул к ней, чувствуя, как пересохло в горле. Она подняла голову и открыла глаза.

На мгновение мне показалось, что все в порядке — но потом…

Вскрикнув, она встала, разрывая бинты в клочья ставшими вдруг удивительно сильными руками, и пошатнулась, явно не понимая, где находится. Я в ужасе попятился, чувствуя, что что-то пошло совсем не так, как предполагалось, а я ничего не могу с этим поделать.

Она стояла, вытаращив широко раскрытые глаза, и, как мне показалось, наконец, увидела меня. Шатаясь, она двинулась мне навстречу с отвисшей челюстью и торчащим между оскаленными зубами языком. Только тогда я понял, что именно не так — это чудовищное существо вовсе не было моей тетей. Я начал отступать, пытаясь заслониться руками и что-то неразборчиво выкрикивая.

Наконец, продолжая наступать и судорожно цепляясь за воздух в дюймах от моего лица, она — оно — заговорило:

— Нет! — раздался жуткий булькающий голос. — Нет, Хестер… дура! Я же тебя предупреждал…

В то же мгновение я увидел перед собой не пожилую женщину, но ужасную фигуру мужчины в женском теле!

Куда более гротескное, чем любой актер-комик, существо выгнулось в жутких корчах, и взгляд его начал стекленеть прямо у меня на глазах, пока я смотрел на него, парализованный ужасом. А потом все закончилось, и оно безжизненной грудой мяса рухнуло на пол. Пурпурный язык все так же торчал между покрытыми пеной губами.

Вот и вся история — но не та, которую я только что рассказал, поскольку иначе возникло бы слишком много вопросов, или, вероятнее всего, мне бы просто не поверили. В самом деле, кто бы мне поверил? Я понял это, как только все кончилось, и потому попросту избавился от разорванных бинтов и вызвал врача. Как мне сказали, тетя Хестер умерла от сердечного приступа, и, возможно, так оно и было — подобное напряжение вряд ли смогла бы вынести даже она, при всех ее способностях.

Последние две недели или около того я пытался убедить себя, что врач был прав (во что я тогда был готов поверить), но я лгал самому себе. Думаю, настоящую правду я узнал, когда мои родители получили письмо из Австралии. А потом, лишь подчеркивая эту правду, пришли сны и видения — или нечто иное?

Проснувшись сегодня утром, я обнаружил, что меня окружает лишенная света черная и холодная пустота, в которой я не мог даже пошевелиться, и мне стало до ужаса страшно. Это продолжалось лишь мгновение, не больше, но в это мгновение мне казалось, будто я умер — или будто я живой находился в теле мертвеца!

Снова и снова мне вспоминаются слова безумного араба в изложении Иоахима Фири: «…даже из могильного холода…». И, в конце концов, я понимаю, что это действительно ответ на все мои вопросы.

Вот почему завтра я лечу в Австралию якобы навестить жену моего дяди, мою австралийскую тетушку. Но на самом деле меня интересует только он, сам дядя Джордж. Не знаю, что мне удастся сделать, и можно ли вообще сделать хоть что-то. Мои усилия вполне могут оказаться тщетными, и все же я должен попытаться.

Я должен попытаться, ибо теперь знаю, что снова могу оказаться, возможно, навсегда, в этом адском месте, полном черного забвения и бесчувственной тишины. В мертвом разлагающемся теле моего дяди Джорджа, уже три недели как похороненного, когда тетя Хестер поместила свой разум в его тело — тело, которое она теперь пытается покинуть, используя для этого мое собственное!