Я написал этот рассказ в 1976 году, а вышел он в издательстве «Аркхэм Хаус» в 1980-м, в сборнике «Новые мифы Ктулху» под редакцией Рамси Кэмпбелла. Он написан как дань уважения не только Лавкрафту (вы найдете в нем некоторые аллюзии на его произведения), но и Роберту Е. Говарду, автору знаменитого «Конана». «Второе желание» — вполне зрелый мифологический рассказ со всеми атрибутами Мифов. Но это также один из лично моих любимых рассказов. Недавно он был переиздан в твердой обложке, в сборнике «Под торфяниками и в еще более мрачных местах», издательство «TOR Books», 2002 г.

Вид открывался ужасно унылый: на востоке мрачные, черно-серые горы, зазубренный задник для долины, заросшей редким кустарником и кривыми деревьями. В одном углу долины, в предгорьях, разбросаны крытые дранкой дома, среди которых редко-редко мелькают черепичные крыши. Дома, окруженные, в стиле Старой Европы, прочной каменной стеной.

Примерно в миле от деревни, если эту кучку обветшалых домов можно назвать деревней, прислонившись к низкому, полуразрушенному забору, ограждавшему изрезанную колеями дорогу от крутого, каменистого склона, двое туристов рассматривали унылое зрелище со странным, давящим чувством стеснения. Позади взятый напрокат автомобиль — черная русская модель, такая же мрачная, как все вокруг, излучающая дружелюбие погребального катафалка — стоял, терпеливо поджидая их.

Гарри был относительно молодой человек, среднего сложения, темноволосый, с приятной, хотя и неброской внешностью, в меру умный и беспредельно ленивый. Годы юности он провел, старательно избегая всякого рода усилий — поведение, которое могло бы не довести до добра, не свались на него очень своевременно значительное наследство. Но даже так, десять лет легкомысленной, неумеренной жизни быстро привели к тому, что он оказался без гроша, не получив серьезного образования и являясь, фактически, высокородным повесой. Он, однако, никогда не опускался до уровня жиголо, и его хорошо обдуманный интерес к женщинам содержал в себе нечто большее, чем просто похоть.

Сам он считал эти десять лет очень удачными и отнюдь не потраченными зря. Расточительный образ жизни позволил ему наладить тесные взаимоотношения со «сливками общества». Однако все окружающее его богатство и блеск не мешали осознавать, что источник благосостояния неуклонно иссякает. В итоге, к концу этого срока он поставил перед собой задачу обеспечить, чтобы его неустойчивое положение в обществе не пострадало после того как деньги будут беззаботно растрачены; отсюда и заигрывания с женщинами. В этом он оказался не так искусен, как мог бы — поле действий сужалось соразмерно активам, пока, наконец, он не остался с одной Джулией.

Она была вдовой чуть за сорок, по-прежнему прекрасно выглядевшей, хотя и слишком злоупотреблявшей макияжем, весьма и весьма расчетливой и очень хорошо обеспеченной. Она не любила своего ныне покойного супруга — на самом деле, она никогда никого не любила, — но временами он бывал очень забавен и всегда необыкновенно внимателен. Возможно, прежде всего, Гарри интересовали ее деньги, однако это мало ее волновало. Множество молодых холостяков гонялись за ее деньгами, и она понимала это. По крайней мере, с Гарри было нескучно, и она считала, что на свой лад он искренне привязан к ней.

И он ни разу не дал ей повода считать иначе. Ей осталось всего двадцать хороших лет, понимала она; молодости ни за какие деньги не купишь. Гарри позаботится о ней в ее последние годы, а она закроет глаза на мелкие неблагоразумные поступки, которые он, несомненно, будет совершать, при условии, что не станет чересчур неблагоразумен. Он просил ее выйти за него замуж, и она собиралась принять его предложение сразу по возвращении в Лондон. Если у него и были недостатки, все компенсировала постель. Он был чрезвычайно силен как мужчина, а она раньше редко испытывала такое удовлетворение.

Сейчас они вместе путешествовали по Венгрии, «подальше от всего этого».

— Ну, здесь достаточно далеко для тебя? — спросил он, обняв ее за талию.

— М-м-м… Восхитительно пусто, разве нет?

— Это точно. Несколько дней мира и покоя — это ты хорошо придумала, Джулия, приехать сюда. Мы почувствуем себя более живыми, когда доберемся до Будапешта.

— Тебе что, так не терпится вернуться в большой город? — спросила она, с ноткой раздражения в голосе.

— Вовсе нет, дорогая. Да хоть в Сибирь — пока мы вместе! Однако девушка твоего происхождения и стиля жизни вряд ли…

— Ох, перестань, Гарри! Ты ждешь не дождешься, когда мы приедем в Будапешт, так ведь?

Он пожал плечами, покорно улыбнулся и подумал: «Ах ты, приставучая старая сука!» А вслух сказал:

— Ты читаешь меня как открытую книгу, дорогая, но Будапешт просто чуть ближе к Лондону, а Лондон гораздо ближе к нашей свадьбе, и…

— Но я и так с тобой, — недовольно перебила его она. — Какое значение имеет свадьба?

— Дело в твоих друзьях, Джулия, — со вздохом ответил он и повел ее к машине. — Ты ведь понимаешь это? Они воспринимают меня как кукушонка в гнезде, который растолкал их всех и лишил твоего расположения. Это и еще, конечно, деньги.

Он открыл перед ней дверцу машины.

— Деньги? — Она устремила на него внимательный взгляд. — Какие деньги?

— Деньги, которых у меня нет! — Он с сожалением улыбнулся, расслабившись теперь, когда можно было оправданно говорить если не всю правду, то хотя бы то, что занимало его. — В смысле, они ведь уверены, что я гонюсь за твоими деньгами, точно какой-нибудь мерзкий жиголо. Не очень-то лестно для нас обоих, верно? Мне ненавистна мысль, что они могут убедить в этом и тебя. Однако когда мы поженимся, мне будет плевать, что они говорят и думают. Им просто придется принять меня, вот и все.

Успокоенная его объяснением, которое она восприняла как полнейшую наивность, Джулия улыбнулась и подняла воротник пальто. Потом улыбка сбежала с ее лица, и хотя холодно не было, она вздрогнула. Гарри включил двигатель.

— Замерзла, дорогая? — спросил он, старательно придав голосу заботливое звучание.

— М-м-м… есть немного. — Она прижалась к нему. — И голова болит, с тех самых пор, как мы ходили в… Ох, как называется это место? Где мы поднимались на осыпь, чтобы взглянуть на тот странный монолит?

— Стрегойкавар, — ответил он. — «Город ведьм». А эта штука в форме столба называется Черный Камень. Занятный обломок, правда? Торчит из земли, словно огромный черный клык! Однако в Венгрии полно всякого такого: мифы, легенды, странные реликты забытых времен. Может, нам не следовало подниматься туда. Деревенские жители избегают его…

— Ага, мумбо-юмбо. Нет, я склонна возлагать ответственность на этот вид. Чертовски унылый, правда?

— Бог мой! — примирительно сказал он. — Женские капризы, вот что это такое!

Она теснее прижалась к нему и рассмеялась.

— Ну, именно это делает нас такими загадочными, Гарри. Наше непостоянство. Но если серьезно, ты, наверно, в чем-то прав. Возможно, в это время года поздновато путешествовать по Венгрии, да еще по сельской местности. Проведем ночь в гостинице, как собирались, а пораньше утром уедем в Будапешт. Дорога займет час-два, не больше. Неделю проведем в гостинице, где о нас будут заботиться по-королевски, и потом в Лондон. Ну, как тебе это?

— Замечательно! — оторвав одну руку от руля, он обнял ее. — И в конце октября поженимся.

Гостиницу в Золихазе за ее удобства и настоящую венгерскую кухню им порекомендовал хозяин гостиницы в Кечкемете. Гарри подозревал, что оба хозяина родственники, в особенности, когда впервые увидел Золихазу. Это произошло прошлым вечером.

Вряд ли можно сказать, что бизнес в крошечной деревушке процветал. Даже в разгар сезона, который закончился вместе с летом, Золихаза, находящаяся в стороне от дорог, была обойдена вниманием обычных туристов. Однако тогда было слишком поздно передумывать, поэтому они зарегистрировались в единственной гостинице, самом большом здании деревни, древнем каменном сооружении, построенном, по крайней мере, пятьсот с лишним лет назад.

А потом сюрприз. Хозяин, господин Дебрек, почти в совершенстве владел английским, их номер оказался светлым, просторным, с большими окнами и балконом (Джулия была в восторге от отсутствия телевизора и неизбежной «культурной» программы); и потом, когда они спустились к позднему ужину, еда оказалась восхитительной!

Гарри в первый же вечер хотел расспросить кое о чем господина Дебрека, но все вылетело из головы под воздействием приятной атмосферы в маленькой трапезной — свечи, дружелюбное звяканье бокалов со стороны бара, тепло старого кирпичного камина, не говоря уж о самой еде и подогретом местном красном вине. Сейчас, паркуя машину в крошечном дворе, он вспомнил об этом своем интересе. Джулия, с ее головной болью и разговорами о пользующемся дурной славой Стрегойкаваре и Черном Камне, навела его на эту мысль.

Имелась в виду церковь — по крайней мере, Гарри предполагал, что это церковь, хотя с тем же успехом это мог быть замок или древняя сторожевая башня, стоящая на другой стороне холма позади мрачного осеннего леса. Он заметил ее силуэт на фоне холма, когда они подъезжали к Золихазе со стороны Кечкемета. Особо разглядеть он ничего не успел — дорога свернула, и автомобиль начал подниматься по склону холма, но, тем не менее, испытал ощущение… ну, чего-то вроде déjà vu… или, возможно, дурного предчувствия. Зрелище мрачных руин неясно маячило перед его внутренним взором, однако превосходная трапеза и роскошная постель, в которой было так приятно оказаться после долгих часов езды по плохим проселочным дорогам, стерли неприятное впечатление.

Во время ланча, когда господин Дебрек подошел, чтобы пополнить их бокалы, Гарри заговорил о старой разрушенной церкви, о том, что хочет съездить туда и рассмотреть ее поближе.

— Ах, это, мой господин? Нет, я бы не советовал.

— Почему? — Джулия подняла на него взгляд. — Это опасно?

— Опасно?

— Она в плохом состоянии… вот-вот обрушится… что-то в этом роде?

— Нет, нет, насколько мне известно, но…

Он с извиняющимся видом пожал плечами.

— Продолжайте, — подбодрил его Гарри.

Невысокое, толстое тело Дебрека неуверенно заколыхалось. Он пригладил преждевременно поседевшие волосы и постарался улыбнуться.

— Здание очень… старое. Гораздо старше моей гостиницы. Оно видело скверные времена, и, возможно, что-то из тех времен… как это сказать?… да, «прилипло» к нему.

Джулия внезапно хлопнула в ладоши, заставив Гарри вздрогнуть.

— Там обитают привидения?

— Нет, не это… но, с другой стороны…

Венгр покачал головой, теребя лацканы пиджака. Без сомнения, предмет обсуждения вызывал у него сильную неловкость.

— Объяснитесь, господин Дебрек, — заявил Гарри. — Пока вы нас только заинтриговали.

— Там есть… жилец, — в конце концов ответил хозяин. — Старик… святой человек, как говорят некоторые, хотя я в это не верю… Он присматривает за… имуществом.

— Смотритель, вы имеете в виду? — спросила Джулия.

— Смотритель, мадам, да. Он называет себя «монахом», последним из своей секты, но у меня есть кое-какие сомнения.

— Сомнения? — с оттенком раздражения переспросил Гарри. — По поводу чего?

— Господин, я не могу объяснить. — Дебрек вскинул руки. — Однако по-прежнему не советую ездить туда. Это скверное место.

— Подождите мину… — начал Гарри, но Дебрек перебил его:

— Если вы все же поедете, то, по крайней мере, предостерегаю вас: не прикасайтесь… ни к чему. Извините, я должен вернуться к своим обязанностям.

Он поспешно отошел.

Оставшись одни, они уставились друг на друга. Потом Гарри выгнул дугой бровь и сказал:

— Ну?

— Ну, по-моему, сегодня днем у нас никаких других планов нет? — спросила Джулия.

— Нет, но… ну, не знаю. — Он нахмурился. — Я отчасти склоняюсь к тому, чтобы внять его предупреждениям.

— Но почему, Гарри? Только не говори, что ты суеверен.

— Нет, вовсе нет. Просто… ну, у меня предчувствие, вот и все.

Она изумленно посмотрела на него.

— Ну, Гарри, я не в силах понять, кто из вас пытается надуть меня, ты или Дебрек! — Она поджала губы и решительно кивнула. — Значит, так. Мы поедем и посмотрим эти руины, и плевать на все бабушкины сказки!

Внезапно он рассмеялся.

— Знаешь, Джулия, в твоих словах, возможно, есть доля правды — о том, что нас надувают. Знаешь, что пришло мне в голову? Что этот старый монах, о котором говорил Дебрек, его дядя или еще какой-нибудь родственник! И все его намеки на жуткие истории могут быть просто мошенничеством, ловушкой для туристов. И мы с тобой угодили в нее! Спорю, это будет стоить нам пяти фунтов — просто попасть внутрь церкви!

И тут расхохотались оба.

Когда они отъезжали от гостиницы, небо затянули тучи и начался дождь. К тому времени, когда они свернули на ведущую к церкви проселочную дорогу, с земли поднимался густой, колышущийся туман.

— Зловеще выглядит, правда? — спросил Гарри; Джулия снова вздрогнула и прильнула к нему. Он улыбнулся ей. — Что, уже сожалеешь, что мы поехали?

— Нет, но ехать сквозь этот туман… как-то жутко. Все равно что плыть по молоку! Смотри, вон они, наши руины.

Лес расступился, впереди поднимались высокие стены, кое-где разломанные, обрушившиеся грудами заросшей мхом каменной кладки. Внутри этих стен, занимая примерно половину акра, возвышалось мрачное готическое здание, похожее на надгробную плиту какого-нибудь первобытного гиганта. Гарри въехал в открытые железные, давным-давно проржавевшие ворота и остановил машину перед большой деревянной дверью в этой части здания, где еще сохранилась освинцованная крыша.

Они оставили машину на сглаженном за долгие столетия булыжнике двора. Здесь вялые усики тумана доходили им до лодыжек. Над далекими горами солнце отважно силилось прорваться сквозь быстро бегущие по небу облака.

Поднявшись по высоким каменным ступеням, Гарри с неуверенным видом остановился у двери. Подойдя к нему, Джулия спросила с дрожью в голосе:

— Все еще думаешь, что это ловушка для туристов?

— А? Нет, похоже, нет. Но я все равно заинтересован. Есть что-то в этом месте… чувство почти такое, как будто…

— Как будто ты уже бывал здесь?

— Да, точно! Ты чувствуешь то же самое?

— Нет, — с нотками упрямства в голосе ответила она. — По-моему, все это ужасно скучно. И головная боль возвращается.

Они помолчали, глядя на высокую дверь.

— Ну, волков бояться, в лес не ходить, — сказал, наконец, Гарри.

Он поднял массивный железный дверной молоток в форме верхней половины собачьей морды и тяжело опустил его на усмехающиеся металлические зубы нижней челюсти. В тишине лязг прозвучал очень громко.

— Дверь со скрипом открывается, — нараспев произнесла Джулия, — появляется Бела Лугоши в черном плаще с высоким воротником. И говорит замогильным голосом: «Добрый вечер…» Несмотря на то что в его облике нет ничего угрожающего, половина человечества с трепетом смотрит на его рот.

Удивляясь тому, что в своем возрасте она может вести себя так по-детски глупо, Гарри испытывал сильнейшее желание велеть ей заткнуться.

Вместо этого он выдавил улыбку, подумав, что это всегда было одним из ее недостатков — остроумничать в самый неподходящий момент. Возможно, она почувствовала его мимолетное раздражение, поскольку нахмурилась и резко отодвинулась. Он открыл рот, собираясь объясниться, но вместо этого вздрогнул, когда абсолютно беззвучно огромная дверь открылась внутрь.

Казалось, она втянула их в помещение, как вакуум или всасывающий эффект несущегося мимо станции экспресса. Шагнув вперед, они увидели в сумраке фигуру сморщенного старца с горящими глазами, выделяющуюся на неясном фоне пахнущей плесенью тьмы и высокого потолка.

Первое, на что они, прежде всего, обратили внимание, когда зрение привыкло к полумраку, был ужасно неопрятный вид старика. Грязь, казалось, въелась в него! Из-под длинного черного пальто с обтрепанными рукавами, застегнутого до самой шеи, торчали концы рваного серого шарфа. Тонкие, чумазые запястья высовывались из рукавов, сквозь грязную кожу просвечивали голубые вены. Редкие пучки желтоватых волос, усыпанных перхотью, а может, и чем-нибудь похуже, облепили бледное, выпуклое темя. Ростом он был не выше шестидесяти двух дюймов, однако горящие глаза, следившие за каждым их движением, и крючковатый нос, похожий на клюв хищной птицы, придавали старику не соответствующую его хрупкому сложению мощь и компенсировали невысокий рост.

— Я… То есть мы… — начал Гарри.

— Ах! Англичане! Вы англичане, да? Или, может, американцы?

Гортанный, клокочущий голос с сильным акцентом по звучанию походил на бульканье подземного ручья. Джулия подумала, что, наверно, горло у него забито мокротой, и вцепилась в руку Гарри.

— Туристы, да? — продолжал старик. — Пришли посмотреть книги старого Морзена? Или, может, сами не знаете, зачем пришли?

Он резко хлопнул в ладоши, откинул назад голову и издал короткий, кашляющий смешок.

— Ну, мы… То есть… — снова запинаясь, заговорил Гарри, чувствуя себя ужасно глупо и действительно задаваясь вопросом, зачем они пришли.

— Пожалуйста, входите, — пригласил старик, отступая в сторону. — Здесь есть книги, конечно, есть. Все раньше или позже приходят взглянуть на книги Морзена. И, конечно, с башни открывается прекрасный вид. А еще катакомбы…

Гарри, наконец, обрел голос.

— Мы увидели с дороги старое здание и…

— Живописно, да. Руины среди деревьев… Но здесь есть кое-что еще. Стоит взглянуть.

— На самом деле, — заговорила Джулия, борясь с внезапно нахлынувшей тошнотой, вызванной мерзким обликом хозяина, — у нас не так уж много времени.

Старик, сверкая желтыми глазами, подхватил их под локти.

— Времени? Нет времени? — На мгновение его хлюпающий голос зазвучал громче. — Что да, то да! Время кончается для всех нас.

Взявшийся неизвестно откуда сквозняк захлопнул большую дверь. Стало еще темнее, и Джулия сильнее сжала руку Гарри, однако сморщенный смотритель повернулся к ним спиной и заявил, почти безапелляционно:

— Следуйте за мной.

И что еще им оставалось?

Молча идя за ним, словно морские птицы, летящие сквозь ночь за океанским лайнером, они вошли в широкий коридор со сводчатым потолком и в конце концов добрались до запертой на висячий замок комнаты. Морзен отпер дверь, повернулся, поклонился и пригласил их войти.

— Моя библиотека, — заявил он. — Мои прекрасные книги.

Когда дверь открылась, в коридор хлынул свет, пылинки плясали в солнечных лучах. В большой комнате — пустой, если не считать одинокого кресла, стола и бесчисленных рядов полок на стенах, с тяжелыми книгами на них — имелось огромное окно, состоящее из множества крошечных стекол. Солнце, висящее над далекими горами, наконец, одержало победу над тучами; бледные осенние лучи сумели пробиться и сквозь слои глубоко въевшейся грязи на стеклышках.

— Пыль! — воскликнул старик. — Пыль десятилетий… пыль разложения! Не могу с ней справиться. — Он посмотрел на своих гостей. — Видите ли, вы должны расписаться.

— Расписаться? — переспросил Гарри. — А, понимаю. В книге посетителей.

— Вот именно, поскольку как иначе я запомню всех, кто побывал здесь? Вот, взгляните на эти имена…

Старик взял со стола книгу в кожаном переплете, не очень толстую, и начал листать пергаментные страницы с подписями и датами на каждой. За последние десять лет здесь побывало не так уж много народу. Гарри вернулся к странице с подписью первого посетителя. За столетия чернила успели выцвести, и он с трудом разобрал украшенную завитушками подпись. Дата, сделанная другой рукой, читалась ясно: «Весна, 1611».

— Действительно, древняя книга, — заметил Гарри, — хотя в последнее время посетители бывали тут нечасто…

По правде говоря, он не видел смысла ставить свою подпись, хотя и не стал высказываться по этому поводу.

— Тем не менее распишитесь, — прохрипел старик, как будто прочтя его мысли. — Да, вы должны расписаться, и мадам тоже.

Гарри нехотя взял ручку, и под пристальным взглядом Морзена они поставили свои подписи.

— Ах, славно, славно! — возликовал он, потирая руки. — Еще два посетителя, еще два имени! Это доставляет старику удовольствие, иногда вспоминать своих посетителей… А иногда это печалит его.

Джулия против воли заинтересовалась.

— Почему печалит?

— Конечно, потому, что я знаю — многих из тех, кто побывал здесь, больше нет! — ответил он, сверкая желтыми глазами. — Однако взгляните сюда, взгляните сюда! — Он ткнул грязным пальцем с острым ногтем в чью-то подпись. — Вот это: «Джастин Джеффри, 12 июня, 1926». Молодой американский поэт, очень многообещающий. Увы, он слишком долго смотрел на Черный Камень!

Гарри нахмурился.

— На Черный Камень? Но…

— И вот, двумя годами раньше: «Чарльз Декстер Уорд» — еще один американец, который приходил взглянуть на мои книги. И вот, на этот раз англичанин, ваш соотечественник: «Джон Кингсли Браун». — Он принялся листать страницы грязными пальцами. — И другой, уже совсем недавно. Смотрите: «Гамильтон Тарпи, ноябрь, 1959». Ах, я хорошо помню мистера Тарпи! У нас с ним была очень интересная дискуссия, в этой самой комнате. Он хотел стать священником, но… — Старик вздохнул. — Жажда знаний — это, конечно, похвально, но, боюсь, иногда заканчивается прискорбно.

— Вы упоминали Черный Камень, — сказала Джулия. — Интересно, что?..

— М-м-м? О, ничего. Старая легенда, только и всего. Считается, что если смотреть на этот камень, это может обернуться бедой.

— Да, нам то же самое говорили в Стрегойкаваре, — заметил Гарри.

— Ах! — Морзен так резко захлопнул книгу с именами, что его посетители подскочили. — Значит, вы тоже видели Черный Камень?

Он положил книгу на стол, снова с любопытством посмотрел на них и криво улыбнулся, обнажив желтоватые зубы.

— Послушайте… — начал Гарри, испытывая необоснованную тревогу и раздражение.

Морзен тут же занял прямо противоположную позицию.

— Миф, суеверие, сказка! — воскликнул он и вскинул руки на манер фокусника, показывающего, что у него ничего не припрятано в рукаве. — В конце концов, камень и есть камень, ничего больше, верно?

— Нам пора уходить, — еле слышно пролепетала Джулия.

Гарри почувствовал, что ее рука, сжимающая его руку, дрожит.

— Да, — подтвердил он. — Боюсь, нам пора уходить.

— Но вы же не видели мои прекрасные книги! — запротестовал Морзен. — Смотрите, смотрите!

Он стащил с полки два массивных старинных тома и открыл их на столе. Текст выглядел невероятно, ослепительно, потрясающе; и, вопреки своему странному отвращению, Гарри и Джулия стали рассматривать древние книги, восхищаясь их красотой.

— И вот эта книга, и эта. — Морзен водрузил на стол целую груду литературных сокровищ. — Смотрите, разве они не прекрасны? Теперь вы рады, что пришли сюда?

— Ну, наверно… да, — нехотя согласился Гарри.

— Прекрасно, прекрасно! Я вернусь через минуту… нужно подкрепиться… пожалуйста, посмотрите пока книги… получите удовольствие…

Морзен быстро зашаркал к двери и исчез во мраке.

— Эти книги… — заметила Джулия, как только они остались одни. — Они, наверно, стоят целое состояние!

— И ведь здесь их тысячи, — с благоговением и оттенком зависти ответил Гарри. — Но что ты скажешь о старике?

— Он… пугает меня. — Она содрогнулась. — И как от него воняет!

— Тсс! — Он приложил палец к губам. — Он может услышать тебя. Куда он пошел, как думаешь?

— Вроде бы он сказал, что нужно подкрепиться. Надеюсь, он не рассчитывает, что я стану есть что-то приготовленное им!

— Глянь-ка сюда! — Гарри подошел к полке у окна и провел пальцами по ряду особенно древних книг. — Веришь ли? Некоторые названия мне знакомы. Отец всегда интересовался оккультизмом, и я припоминаю…

— Оккультизмом? — перебила его Джулия, снова с нервными нотками в голосе.

Прежде он не обращал на это внимания, но сейчас она выглядела в точности на свой возраст. Так всегда происходило, когда у нее разыгрывались нервы, и тогда никакой макияж на свете не мог скрыть изношенность кожи.

— Оккультизмом, да, — ответил он. — Знаешь, «Темные искусства», «Сверхъестественное». Но какое собрание! Здесь есть книги на старонемецком, на латыни, на голландском… Только вслушайся в эти названия: «Книга о философском камне», «Тайна Червя», «Мультипликатор судеб», «Книга Эйбона», «Некрономикон»… — Он потрясенно присвистнул. — Интересно, что предложит за такое собрание Британский музей? Наверно, эти книги бесценны!

— Да, они бесценны! — донесся со стороны распахнутой двери гортанный возглас. Вошел Морзен, неся поднос с хрустальным графином и тремя большими хрустальными бокалами. — Но, пожалуйста, не прикасайтесь к ним. Это гордость моей библиотеки.

Старик поставил поднос на незанятый угол стола, откупорил графин и щедро разлил вино по бокалам. Гарри подошел к столу, взял свой бокал и попробовал вино. Оно оказалось красное, густое, очень вкусное. Его глаза восхищенно распахнулись.

— Превосходно! — воскликнул он.

— Одно из лучших, — согласился Морзен. — И ему почти сто лет. У меня осталось всего шесть таких бутылок. Я держу их в катакомбах. Вы непременно должны осмотреть катакомбы. Ах, и там, внизу, есть еще кое-что настолько интересное, что мои книги покажутся просто скучными.

— Мне что-то не очень хочется осматривать ваши… — начала Джулия, однако Морзен прервал ее.

— Всего несколько секунд, — умоляюще сказал он, — которые вы запомните на всю оставшуюся жизнь. Позвольте наполнить ваши бокалы.

Вино согрело ее, успокоило разыгравшиеся нервы. Она видела, что Гарри, несмотря на его прошлую реакцию, жаждет посмотреть катакомбы Морзена.

— Еще немного времени у нас есть, — умоляюще сказал он. — Может?..

— Конечно, — проклокотал старик, — времени вполне достаточно, да? — Он проглотил вино, шумно причмокнул губами и повел своих гостей вон из комнаты, бормоча на ходу. — Пошли, пошли… вот сюда… совсем недолго…

И снова они последовали за ним — вроде бы больше ничего не оставалось. Они углубились во тьму коридора с высоким потолком, туда, где Морзен взял свечи из ниши в стене и зажег их. Потом два, три пролета вниз по каменным ступеням, в подвал глубоко под развалинами и оттуда десятка полтора шагов до подземного помещения, в котором на кушетке с выцветшими шелковыми подушками их ждало то, о чем говорил Морзен.

Сама комната выглядела сухой как пыль, однако в циркулирующем в ней воздухе ощущалась влага, и, возможно, это редкое сочетание помогало сберегать предмет на кушетке. Там, в центре пещеры с занавешенными стенами, в круге обветшалых каменных плит, похожих на миниатюрный Стоунхендж, лежала древняя мумия пергаментного цвета, со сложенными на животе руками, застывшая в вечном покое. И в то же время странным образом… живая.

В ногах у нее стояла свинцовая шкатулка с крышкой на петлях, немного похожая на гробик. Узор на крышке, смутно различимый в тусклом свете, изображал какое-то мифическое создание, наполовину лягушку, наполовину собаку. Его рот окружали короткие щупальца или усики. Гарри провел пальцем по запыленному рельефному очертанию химеры.

— Говорят, у нее было любимое животное, создание-компаньон, которое спало рядом с ней в этой шкатулке, — сказал Морзен, снова предвосхищая вопрос Гарри.

Любопытство Джулии перевесило отвращение.

— Кем она… была?

— Последняя подлинная Жрица Культа, — ответил Морзен. — Умерла около четырехсот лет назад.

— Турки постарались? — спросил Гарри.

— Турки, да. Но даже если не они, кто знает? У этого культа всегда было много противников.

— Культ? Вы же не имеете в виду орден? — недоуменно спросил Гарри. — Вас называют… м-м-м… Божьим человеком. И если когда-то это здание было церковью…

— Божьим человеком? — Смех заклокотал в горле Морзена. — Нет, не вашего Бога, друг мой. И это была не церковь, а храм. И не орден, а культ. Я его жрец, один из последних, но когда-нибудь нас станет больше. Это культ, который никогда не умирает.

Его голос, теперь спокойный, эхом отдавался по пещере, усиленный ее акустикой.

— Думаю, теперь нам и впрямь пора, Гарри, — снова еле слышно пролепетала Джулия.

— Да-да, конечно, пора, — отозвался Морзен. — Эта атмосфера здесь… Она плохо сочетается с вами. Но сначала легенда.

— Легенда? — переспросил Гарри.

— Говорят, — быстро продолжал Морзен, — если взять ее за руку и загадать желание…

— Нет! — воскликнула Джулия и отпрянула от мумии. — Я не могу прикоснуться к ней!

— Пожалуйста, пожалуйста, — взмолился Морзен, простирая к ней руки. — Не нужно бояться. Это всего лишь миф, ничего больше.

Джулия попятилась от него в объятия Гарри. Дождавшись, пока она успокоится, он посмотрел на старика.

— Ладно, я сгожусь? Давайте я возьму ее за руку и загадаю желание… но потом нам действительно пора возвращаться. В смысле, вы очень гостеприимны, но…

— Понимаю, — ответил Морзен. — Это неподходящее место для нежной, чувствительной женщины. Но вы сказали, что хотите взять жрицу за руку?

— Да, — ответил Гарри.

И подумал: «Если это единственный способ убраться отсюда к черту!»

Он подошел к кушетке. Джулия, вздрагивая, отступила к занавешенной стене. Морзен дал знак Гарри опуститься на колени. Тот послушался, взял обтянутую высохшей кожей руку и приподнял ее. Локтевое соединение мумии двигалось с удивительной легкостью. Рука ощущалась не как полностью иссохшая — прохладная и твердая. Мысленным взором Гарри попытался пронзить столетия, задаваясь вопросом, кем на самом деле была эта девушка, как она выглядела при жизни.

«Желаю, — мысленно произнес он, — узнать, какой ты была…»

Одновременно с этой невысказанной мыслью, но как бы под воздействием пещеры, Джулия издала вопль ужаса, от которого волосы на голове Гарри встали дыбом. Он отскочил от мумии. Впоследствии ему вспоминалось, что в то мгновенье, когда Джулия закричала, вдоль его руки по всему телу прошло что-то вроде легкого электрического разряда.

Теперь Гарри понял, что произошло. Когда он взял мумию за сморщенную руку, Джулия от волнения и страха вцепилась в занавеску, одну из тех, что прикрывали каменные стены пещеры, и они, видимо, плохо закрепленные, с шуршанием упали. Ее крик был вызван тем, что она внезапно узрела омерзительный барельеф, полностью покрывающий стены — фигуры, которые, казалось, прыгали и скакали в колеблющемся свете свечей.

Разрыдавшись, Джулия снова бросилась в объятия Гарри и прижалась к нему. Он, между тем, с изумлением и отвращением рассматривал чудовищную резьбу. Центральной фигурой было огромное, похожее на осьминога создание с крыльями, щупальцами, отчасти напоминающее дракона и все же смутно антропоморфное, а вокруг него плясали все демоны ада. Но еще гаже выглядело то, что приспешники чудовища вытворяли с крошечными, но однозначно человеческими фигурами, рассыпанными по стенам. И, как бы направляя кошмарную деятельность маленьких рогатых чудовищ, стояла девушка с псом-лягушкой, косящей злобным взглядом и радостно скачущей у ее ног!

— Храм, сказал ты, старый дьявол! Храм чего? Вот этого непотребства?

— Его, да! — воскликнул Морзен, приближая крючковатый нос к резьбе и подняв свечу, чтобы лучше осветить ее. — Храм Ктулху и его меньших собратьев.

Разозлившись как никогда в жизни, Гарри протянул руку, схватил старика за воротник пальто и встряхнул, словно изъеденный молью ковер, ругая такими словами, которых позже даже припомнить не мог.

— Господи! — закричал он в конце концов. — Позор, что турки не сровняли все это гнездо зла с землей! Выведи нас отсюда, прямо сейчас или, клянусь, я сломаю тебе шею!

— Если я уроню свечи, — ответил Морзен, и его булькающий голос звучал, словно пузырьки газа, вырывающиеся на поверхности болота, — мы окажемся в полной темноте!

— Нет, пожалуйста! — закричала Джулия. — Просто выведите нас отсюда…

— Если ты ценишь свою грязную шкуру, — добавил Гарри, — то будешь крепко держать свечи!

Глаза Морзена вспыхнули желтизной и дьявольской злобой. Гарри развернул его, схватил сзади за грязную шею и толкнул вперед, вон из нечестивого храма. Джулия замыкала шествие. Они вышли в дневной свет через боковую дверь, почти целиком скрытую сплетением вьющихся растений и кустарником. Джулия содрогнулась, как бы стряхивая с себя весь этот кошмар, и заторопилась к машине, даже не оглянувшись.

Гарри отпустил Морзена. Тот стоял, сверля его злобным взглядом и рукой прикрывая от света глаза. На несколько мгновений они замерли, а потом Гарри развернулся и последовал за Джулией. И тут Морзен прошептал:

— Не забывай: я не заставлял тебя ничего делать. Не заставлял тебя ни к чему прикасаться. Ты пришел сюда по доброй воле.

Гарри повернулся, собираясь резко ответить старику, но тот уже исчез в недрах развалин.

Пока они выезжали на главную дорогу среди облетевших деревьев, Джулия молчала.

— Это было ужасно, — произнесла она наконец. — Я понятия не имела, что существуют такие люди.

— Я тоже, — ответил Гарри.

— Я чувствую себя грязной, — продолжала она. — Нужно принять ванну. Чего, во имя всего святого, этот тип хотел от нас?

— Понятия не имею. Наверно, он не в своем уме.

— Гарри, давай не будем сразу возвращаться в гостиницу. Просто покатаемся немного.

Она опустила окно, глубоко вдохнула хлынувший внутрь свежий воздух, откинулась на сиденье и закрыла глаза. Он посмотрел на нее и подумал: «Господи! Сейчас ты определенно выглядишь на свой возраст, моя дорогая…» Но, по правде говоря, он не мог осуждать ее за это.

На расстоянии нескольких миль от Золихазы были разбросаны две-три крошечные деревушки, по сравнению с которыми Золихаза казалась настоящей столицей. Некоторые выглядели весьма живописно. До вечера было еще несколько часов, дождь ушел дальше, оставив свежесть в воздухе и прекрасное, теплое мерцание на холмах. Ничего удивительного, что у нашей пары возникло желание припарковать машину у дороги и зайти выпить в крошечную таверну.

Джулия вышла, чтоб привести себя в порядок после всех переживаний. Сидя в ожидании у большого, выходящего на улицу окна, Гарри заметил на стене противоположного дома несколько афиш. Он уже видел такие в Золихазе, и его знания языка хватало, чтобы понять — событие, о котором они возвещали, произойдет сегодня вечером. Он решил, из чистого любопытства, по возвращении в гостиницу расспросить господина Дебрека. В конце концов, в такой глуши вряд ли часто случается что-нибудь интересное. И еще он решил не рассказывать об их поездке к развалинам и о чрезвычайно неприятном часе, проведенном в сомнительном обществе господина Морзена.

Уже смеркалось, когда они вернулись. Джулия, жалуясь на сильную головную боль, приняла ванну и отправилась в постель. Гарри, напротив, испытывая чувство странного беспокойства, был полон душевной и физической энергии. Джулия попросила принести стакан воды и таблетку снотворного; он растворил две таблетки, чтобы она спокойно проспала всю ночь. Она уснула, а он привел себя в порядок и спустился в бар.

После нескольких порций спиртного он окликнул господина Дебрека и расспросил его об афишах, что произойдет сегодня вечером? Оказывается, это первый из трех дней праздника. Что-то вроде местного карнавала, аналог немецкого «Праздника стрелков» — признанные лучшими стрелки из винтовки получают призы.

Интермедии и захватывающие гонки на машинах, съехавшихся из всех городков округа… участники стрелковых соревнований, наряженные, как охотники, во все зеленое… пиво и вино льются рекой… готовится отменное угощение… ну, и все прочее, что бывает во время праздников. Этим вечером в качестве основного аттракциона будет бал-маскарад, который произойдет в большом амбаре на окраине соседней деревни. Для многих он может стать началом романтических отношений. Если господин желает принять участие, Дебрек готов объяснить ему, как туда пройти…

Гарри отклонил его предложение и снова заказал выпивку. Этим вечером бренди оказывало на него странное воздействие: голова не кружилась — для этого потребовалось бы гораздо больше спиртного, — но он испытывал необычное возбуждение, как в давние времена, когда на швейцарских курортах или на Ривьере он гонялся за юными дебютантками.

Спустя полчаса и после еще двух порций бренди Гарри убедился, что Джулия крепко спит, выяснил, как добраться до места проведения «Праздника стрелков», попросил господина Дебрека ни в коем случае не беспокоить его жену и в приподнятом настроении отъехал от гостиницы. Он понимал, что шансов… м-мм, развлечься… у него маловато, но, по крайней мере, это будет забавно — и никаких неприятных разговоров. В конце концов, утром они уезжают в Будапешт, а чего глаза не видят, о том сердце не болит. Он начал сожалеть, что его знание языка распространяется не дальше, чем «добрый вечер» и «еще бренди, пожалуйста». Тем не менее, в прошлом не раз бывало, что язык не имел значения, если события развивались в нужном направлении.

До места назначения он добрался очень быстро и поначалу почувствовал разочарование. Амбар находился посреди открытого поля рядом с деревней; шум, яркие огни… все в целом очень походило на сельские ярмарки в Англии. Прекрасно для юных парочек, но примитивно для цивилизованного, искушенного взрослого. Тем не менее странное покалывание, пронизывающее все клеточки тела Гарри, не только не уменьшалось, но, казалось, усиливалось при виде каруселей, безвкусных фургонов в цыганском стиле и не слишком эффектных интермедий. Он припарковался и влился в быстро увеличивающуюся толпу.

Увешанный флагами и гирляндами воздушных шаров, похожих на огромные, бесплотные, разноцветные гроздья винограда, огромный амбар стоял, распахнутый в ночь. Внутри музыкальная группа в маскарадных костюмах настраивала инструменты, одиночки и парочки в шикарных нарядах собирались, готовясь танцевать и флиртовать всю ночь напролет. И в этой толпе на фоне открытой двери — камера в мозгу Гарри запечатлела этот образ — он увидел девушку, отличающуюся каким-то животным магнетизмом, одетую почему-то в неуместный на ней крестьянский костюм.

На мгновение взгляд из-под маски встретился с его взглядом с расстояния всего в несколько ярдов, а потом она исчезла. Однако изгиб ее шеи, темный немигающий взгляд и мимолетная, понимающая улыбка на губах — все это говорило о многом.

Странное покалывание, которое испытывал Гарри, внезапно охватило все его существо. Голова закружилась, во рту пересохло. Сражаясь с поднимающимся изнутри возбуждением, он подошел к ближайшей винной палатке и с удовольствием смочил пересохшее горло. Потом, приободренный вином, с быстро бьющимся сердцем, он вошел в похожий на пещеру амбар и начал оглядываться в поисках девушки, чей образ так и стоял перед его мысленным взором.

Однако по мере того, как его взгляд скользил по огромному амбару, не находя желанного объекта, притворно случайный интерес перерос в нечто большее — он был близок к тому, чтобы пойти среди столиков, целенаправленно ища девушку. И тут рука коснулась его плеча, нахлынул сильный аромат, и чей-то голос произнес:

— Вон там, на балконе, свободный столик. Не хотите присесть?

Это не был голос образованной девушки, но ее английский оказался очень хорош; и хотя, уж точно, в ней не ощущалось ничего от крестьянки, зато присутствовало много чего еще. Решив в полной мере насладиться ее чувственным обликом позже, когда они сядут, он лишь мельком глянул на девушку, взял ее под руку и повел к деревянной лестнице, ведущей на открытый балкон со столиками и плетеными креслами. По дороге он заказал официанту бутылку вина и блюдо с деликатесами.

Они сидели за маленьким столиком, выходящим на танцплощадку, вертя в руках бокалы и беседуя ни о чем. Он говорил о Лондоне, о катании на лыжах в Швейцарии, о побережье в Каннах; она — о горах, о рынках в Будапеште, о кровавой истории страны и, в особенности, этого региона. Он импровизировал насчет своей принадлежности к «сливкам общества», умудряясь не впадать в хвастовство; она тщательно подбирала слова, редко допуская ошибки в произношении. Он почти не воспринимал то, что она говорила, и догадывался, что она тоже его не слушает. Однако если поначалу они лишь изредка встречались взглядами, то очень скоро смотрели друг на друга неотрывно, а их руки как бы нечаянно встретились на крышке стола.

Под столом Гарри вытянул ногу, желая коснуться ее ноги, почувствовал что-то холодное и волосатое, как если бы дотронулся до кошки. Кошка, да, это, наверно, одна из местных кошек, пробравшаяся сюда после охоты на мышей в полях. Он ногой отодвинул ее в сторону… Но девушка уже вскочила, улыбаясь и протягивая ему руку.

Они танцевали… Он чувствовал в ней что-то цыганское, странное и магическое. Она купила красную маску и уверенно надела на него холодными пальцами. И они пили все больше вина…

Это стало для Гарри почти сюрпризом — обнаружить, что он сидит на пассажирском сиденье в своей машине, которой правит девушка. Они только что сбежали с праздника, но он не помнил, как покидал огромный амбар. Он чувствовал, что сильно пьян, но это было приятное опьянение.

— Как тебя звать? — спросил он, ничуть не удивляясь тому, что до сих пор не выяснил этого.

Странным ему показалось лишь звучание собственного голоса — как будто кто-то другой произнес эти слова.

— Кассильда, — ответила она.

— Милое имя, — неуклюже похвалил он. — Необычное. — И после паузы добавил: — Куда мы едем, Кассильда?

— Это важно?

— А вдруг мы едем в Золихазу… — начал он, но она прервала его:

— Ко мне… домой.

— Это далеко?

— Недалеко, но…

— Но?

Она замедлила движение, а потом и вовсе остановила машину — темный силуэт рядом с ним. Аромат ее духов теплыми волнами омывал его.

— По зрелом размышлении я, пожалуй, отвезу тебя прямо в твой отель и оставлю там.

— Нет, и слышать об этом не хочу, — быстро сказал он, видя, что его надежды на эту ночь готовы рассыпаться прахом, и трезвея при одной мысли о том, что девушка может легко исчезнуть из его жизни. Рано утром будет время сбежать, и сбежит он, не она. — Ты должна ехать домой хотя бы потому, что, боюсь, я не могу позволить тебе взять такси…

И мысленно добавил: «Да их тут и не найдешь».

— Послушай, — продолжал он, не дождавшись ответа, — просто поезжай домой, а я на машине вернусь в отель.

— Но ты не в том состоянии, чтобы садиться за руль.

— Тогда, может, приготовишь мне чашечку кофе?

Ужасно ребяческая уловка, но было приятно увидеть под ее маской улыбку.

Однако улыбка мгновенно сменилась хмурым выражением; он скорее почувствовал это изменение в ее настроении, чем разглядел его в слабом свете.

— Но ты не должен видеть, где я живу.

— Почему, ради всего святого?

— Это… небогатое жилище.

— Дворцы меня не интересуют.

— И я не хочу, чтобы потом ты мог найти меня. У нас будет только одна ночь…

«Это уж точно!» — подумал Гарри. В горле снова пересохло.

— Кассильда, это и не может быть больше, чем одна ночь, — угрюмо ответил он. — Завтра я уезжаю в Будапешт.

— Тогда, конечно, лучше…

— Завяжи мне глаза!

— Что?

— Тогда я не увижу, где ты живешь… только твою комнату.

Он просунул руку под ее шелковую блузку и принялся ласкать грудь.

Она, в свою очередь, погладила его шею и потом мягко отодвинулась.

— Да, наверно, лучше завязать тебе глаза, если ты уверен, что справишься с причудами своего воображения!

Она повязала поверх его маски черный шелковый платок, погрузив Гарри во тьму, и не пыталась отодвинуться, когда он тут же начал ласкать ее груди, но в конце концов произнесла чуть слышно, дыша ему в лицо:

— Не можешь подождать?

— Это нелегко.

— Тогда я сделаю это легче.

Она убрала его руки от себя, опустилась на свое место, включила двигатель и отъехала. Гарри сидел в полной темноте, сгорая от страсти.

— Вот мы и здесь, — заявила она, выведя его из странного оцепенения.

Тишина и тьма — вот все, что он осознавал, испытывая некоторую слабость и относя ее на счет того, что ехал с завязанными глазами по скверным дорогам. Может, он заснул? До чего же глупое положение!

Он нащупал ручку дверцы.

— Нет, — сказала она. — Давай просто посидим здесь немного. Открой бутылку, я хочу пить.

— Бутылку? А, да!

Гарри вспомнил, что они прихватили с собой две бутылки вина. Протянув руку на заднее сиденье, он нашел одну из них.

— Но у нас нет стаканов. И с какой стати пить здесь, когда внутри наверняка гораздо удобнее?

Она издала короткий смешок.

— Гарри, я немного нервничаю…

Конечно! «Смелость во хмелю» — кажется, французское выражение? Или немецкое? Какая разница? Если глоток-другой вина помогут ей настроиться, почему бы и нет? Мысленно он благословил производство бутылок с завинчивающимися крышками и откупорил бутылку. Она взяла у него вино; он услышал звук льющейся жидкости. Запах духов ощущался гораздо сильнее, густой, похожий на запах мака. И сквозь него пробивался запах… порчи?

Она вернула ему бутылку. Он поднес ее к пересохшим губам и сделал большой глоток. Голова мгновенно закружилась, его так и подмывало дико расхохотаться. Вместо этого, решив, что находится под воздействием какого-то странного принуждения, он лишь удивленно хмыкнул.

Снова вернув бутылку, он уронил руку на грудь девушки и тяжело задышал, почувствовав под пальцами обнаженную, набухшую плоть! Она расстегнула для него блузку… а может, совсем сняла ее! Дрожащими пальцами он потянулся к своей маске и повязанному поверх нее платку.

— Нет! — воскликнула она, и он услышал шуршание шелка. — Вот, я снова одета. Приканчивай бутылку и давай выбираться из машины. Я поведу тебя…

— Кассильда! — пробормотал он. — Может, прекратим наконец эту маленькую игру…

— Ты снимешь платок, лишь когда мы окажемся в моей комнате и разденемся.

Внезапная хрипотца в ее голосе заставила его вздрогнуть — сейчас он просто ощущал ее откровенную страсть — и одновременно возбудила. Он сильно дернулся, почувствовал краткое прикосновение тонкой руки и забормотал что-то невразумительное.

Ощущая приятное покалывание в теле, парализованный этим ощущением и шоком, он в конце концов решился сам прикоснуться к ней, но она уже ушла. Он услышал шелест ее платья и щелчок захлопнутой дверцы.

Открыв свою дверцу, он почти вывалился наружу, но восстановил равновесие, почувствовав на плече ее руку.

— Вторую бутылку, — напомнила она ему.

Неуклюжими движениями он нащупал вино. Она взяла его за руку и прошептала:

— Шшш! Тихо!

И издала низкий горловой смешок.

Ничего не видя, он заковылял следом за ней по твердой, странно знакомой поверхности. Что-то задело его ногу — холодное, пушистое и влажное. Листовидные отростки кустов, предположил он.

— Опусти голову, — командовала она. — Осторожно, дальше ступеньки. Сюда. Почти пришли…

— Кассильда… — Он сжал ей руку. — У меня кружится голова.

Она засмеялась.

— Это вино!

— Постой, постой! — Он заставил ее остановиться. — Голова кружится.

Вытянул руку с бутылкой, нащупал твердую поверхность, оперся о нее костяшками пальцев и занял устойчивую позицию. Прислонился к стене, сухой и слоистой по ощущению, и постепенно головокружение прекратилось.

«Скверно, — подумал он. — От меня будет мало толку, если я не смогу владеть собой».

— Крепкая штука, это ваше местное вино.

— Еще несколько ступенек, — прошептала она.

И подошла ближе. Послышался звук скользящего шелка — упала одежда. Он обнял ее и остро ощутил прикосновение ее тела. Тяжесть бутылки заставила его руку заскользить вниз. Гладкие, крепкие ягодицы, совсем не как у Джулии, тело которой уже немного обвисло, не дрогнули под его пальцами; но эта чертова бутылка мешала!

— Господи! — прошептал он, горло перехватило от вожделения. — Хотел бы я вот так обнимать тебя всю оставшуюся жизнь…

Она засмеялась, снова хрипло, отодвинулась, потянула его за собой и сказала:

— Но это будет уже второе желание.

Второе желание… Второе желание? Он споткнулся и едва не упал. Его подхватили, поставили ровно; быстрые пальцы занялись его пиджаком, пуговицами рубашки. Он вздрогнул, хотя было не холодно, и слабый голосок в глубине сознания завопил от ужаса, пытаясь пробиться к нему, сначала тихо, но постепенно все громче и громче.

Его второе желание!

Он стоял полностью обнаженный. Внезапно настороженность вернулась, алкоголь в организме превратился в воду; невероятное надвигалось, становясь реальным, безмерным, происходящим здесь и сейчас.

— Ну, вот! — сказала она. — Теперь можешь снять повязку!

Ах! Ее духи больше не скрывали запаха склепа, и говорила она не голосом девушки, а сухим шепотом, срывавшимся со сморщенных за долгие столетия губ; и рука, которую он держал, была…

Гарри высоко подскочил, стремясь стряхнуть тварь, которая вцепилась в его руку, и громко, протестующе вопя, однако эхо черного подвала возвращалось к нему безумным смехом. Подпрыгивая, он наткнулся на стену, всем своим пылающим, сверхчувствительным телом ощутив прикосновение к чудовищному барельефу на ней!

И, отпрянув от стены, споткнулся, растянулся и задел рукой шкатулку, которая, как ему помнилось, стояла в ногах кушетки. Вот только сейчас она была открыта!

Что-то мохнатое и одновременно липко-влажное прильнуло к его обнаженной ноге, и он снова в бешенстве отпрыгнул во тьму, бессвязно бормоча что-то, не в силах охватить разумом происходящее.

В конце концов от всех этих телодвижений красная маска и черный шелковый платок, которые он до сих пор не осмеливался снять, соскользнули с лица… И он обрел силу десяти человек, такую силу, что ничто естественное или даже противоестественное не могло удержать его в темной пещере под развалинами.

Господин Людовик Дебрек услышал рев автомобиля задолго до того, как заметил свет его фар на пустынной дороге. Машина дико петляла, ее шины взвыли, когда она развернулась под немыслимым углом и резко остановилась в гостиничном дворе.

Дебрек устал, сейчас он приводил себя в порядок после долгого трудового дня и готовился к завтрашнему утру. Его немногочисленные гости спали — все, за исключением английского господина. Это, наверно, он, но с какой стати так мчаться? Выглянув в окно кухни, Дебрек узнал машину и… широко распахнул усталые глаза. Что это значит? Господин был полностью обнажен!

Хозяин гостиницы открыл дверь для Гарри прежде, чем тот начал колотить в нее, и отскочил в сторону, когда исполненная ярости, задыхающаяся фигура с выпученными глазами ворвалась внутрь и бросилась вверх по лестнице. Однако он увидел достаточно и перекрестился, когда Гарри растворился во тьме наверху.

— Бог мой! — прохрипел он, снова перекрестился и потом еще раз. — Господин побывал там!

Несмотря на таблетки, Джулия спала неважно. Вынырнув из незапоминающихся, тревожных снов и чувствуя в висках жуткую пульсирующую боль, она задумалась над тем, что ее разбудило. Взгляд на часы показал, что сейчас десять минут третьего ночи.

Так от чего же она проснулась? Где-то хлопнула дверь? Кто-то громко плакал? Кто-то молил ее о помощи? Постепенно припомнилось, что да, все это имело место.

Она вяло похлопала по постели рядом с собой. Гарри не было, его часть постели вообще выглядела нетронутой. Потом что-то бледное мелькнуло во тьме.

Джулия втянула воздух и быстро включила прикроватную лампочку. Гарри лежал на полу лицом вниз, полностью обнаженный, молча извиваясь и подсунув под себя руки.

— Гарри! — воскликнула она, соскочила с постели и подошла к нему, не без труда перевернула на бок, а дальше он сам перекатился на спину.

Она негромко взвизгнула и инстинктивно отпрянула с исказившимся от отвращения лицом. Глаза Гарри были плотно закрыты, на губах застыл оскал невыносимой боли. Руки прижимали что-то к вздутой груди… что-то черное, крошащееся. Охваченная ужасом Джулия смотрела, как его глаза резко распахнулись, а щеки обвисли. Руки упали по сторонам тела, в ладонь и пальцы одной из них, казалось, было вплавлено что-то черное, распадающееся. Кончено! Маленькая мумифицированная рука!

Джулия начала отползать от него, и пока она делала это, что-то прошмыгнуло сзади, волнообразным движением, и слегка задело ее. Почувствовав это, она поползла быстрее, пока не прижалась к стене комнаты, шевеля губами, но не в силах издать ни звука.

Это… создание… приблизилось к Гарри, вырвало у него сморщенную руку, повернулось… и потом, как бы передумав, повернулось обратно. На мгновенье нависло над ним и вонзило острые зубы в плоть его ноги. Короткие щупальца вокруг рта жадно извивались. В следующее мгновенье тварь исчезла, но Джулия не заметила, куда и как.

Она не могла оторвать взгляда от Гарри. Вены на его ноге рядом с укусом стали темно-голубыми и заметно проступили, пульсируя под мраморно-белой кожей. Это вспрыснутый тварью яд медленно распространялся по кровеносной системе. Но… яд ли? Нет, это было что-то гораздо более жуткое, поскольку вскоре извивающиеся вены прорвали кожу и Гарри начал таять. Это продолжалось совсем недолго, и в конце от него осталась лишь пародия на человека: липкие, как бы покрытые дегтем комки расплавленной плоти и дымящиеся черные кости.

И тогда, не обращая внимания на громкий стук в дверь, Джулия втянула в изголодавшуюся грудь воздух и, в конце концов, испустила во всю мощь легких оглушительный, несмолкающий вопль…