Заседание было закрыто вскоре после получения известия о попытке устроить крушение самолёта Гаррисона.

Руководитель МИ-6 и его друг приехали на поезде, отходящем с вокзала Ватерлоо, Наблюдатель от Правительства на своей машине. Теперь, проходя вместе с ними по подъездной дорожке Председателя, Наблюдатель пригласил двух других:

— Могу я подвезти вас обратно в город? Таким образом, я сэкономлю вам обоим некоторое время, и, возможно, мы могли бы немного поболтать?..

— Спасибо, — сразу же согласился глава МИ-6. Все трое сели в старый «Ровер» Наблюдателя и некоторое время дожидались, пока остальные отъезжающие делегаты заведут свои автомобили. Когда проезд освободился, Наблюдатель выехал из парка при особняке по подъездной дорожке и вырулил на шоссе, ведущее в центр города. Председатель смотрел им вслед из окна верхнего этажа дома.

Председатель был не в восторге. Более того, он был сердит. Сердит на руководителя МИ-6 (хотя тот, конечно, лишь выполнял свою работу); на тех, кто заминировал самолёт Гаррисона, за неудачу; но, в основном, на Харона Губву, который временами пытался откусить слишком большой кусок.

Председатель много лет использовал Губву в качестве источника разведывательной информации, прежде чем начал беспокоиться и думать, что Губва, в свою очередь, использовал его. Как и Гаррисон, Губва занимался бизнесом, кое-какими «финансовыми операциями» и так далее. Председателя «и так далее» не слишком заботило, но это сделало Губву богатым. Очень богатым, как подозревал Председатель, хотя и не по меркам Гаррисона. Но опять же, кто был богачом по меркам Гаррисона?

Ну, Губва был «с приветом», совершенно определённо, но он был также первоклассным стукачом. Председатель когда-то создал себе репутацию за счёт наводок Харона Губвы. То, чего он не мог понять, так это внезапную заинтересованность Губвы в Гаррисоне — а точнее в том, чтобы тот оставался в добром здравии.

Может быть, конечно, что Губва работал и на Гаррисона, но Председатель в этом сомневался. Губва на самом деле не работал ни на кого, кроме самого себя. Имея с ним дело — конечно, на протяжении последних лет — он всегда подозревал, что Губва получал от обмена разведывательной информацией гораздо больше пользы, чем он сам когда-либо! Ему пришло в голову, что, возможно, Губва был двойным агентом, работающим не только на Председателя и его отделение, но и на ряд зарубежных агентств. И к сожалению, вероятность этого была высокой.

Но… организация Губвы имела серьёзный недостаток: Председатель знал местонахождение его штаб-квартиры. И он уже давно сформулировал надёжный план действий. Он не позволял своим мыслям задерживаться на этом плане слишком часто: Губва обладал сверхъестественной способностью «предвидеть» или «предчувствовать» события, прежде чем они происходили. Председатель не хотел бы, чтобы Губва обнаружил топор, который он держал над ним. Во всяком случае, не раньше, чем он будет готов позволить топору упасть.

Что касается штаб-квартиры Губвы: в начале 1944 года, когда пошли слухи, что Адольф Гитлер может первым заполучить атомную бомбу, в Лондоне и в его окрестностях было построено несколько подземных командных пунктов — подземных убежищ, из которых военными действиями можно было руководить до последнего. Эти командные пункты поддерживались в рабочем состоянии до конца 60-х годов, когда затраты на их содержание стали слишком высоки. Наименее пригодное из этих убежищ, в центре Лондона, подлежало выводу из эксплуатации: неиспользуемое, пыльное, тёмное помещение глубоко под землёй, построенное в естественной пещере на полпути между поверхностью и огромным разломом в скале. Харон Губва выкупил помещение и превратил его в свой дом и штаб-квартиру. Местонахождение убежища всегда было засекреченным, и Губва эту секретность продолжал поддерживать; но Председатель знал о его существовании и даже был там однажды.

Это было десять лет назад, но Председатель хорошо помнил свой визит. Он вздрогнул, несмотря на то, что в особняке было довольно тепло. Мысль об огромном стальном гробе в недрах земли, о Замке Губвы, всегда заставляла его вздрагивать. Он не видел все помещения, но увидел достаточно. Достаточно, чтобы понять, что он мог бы устранить Губву там и тогда, и что ему следовало это сделать. Причина, по которой он этого не сделал, была простой: у этого человека было больше связей, чем у телефонной станции! Если Председателю хотелось узнать что-либо о ком-нибудь или чём-нибудь — буквально о ком угодно или чём угодно — Губва обычно мог добыть для него информацию. Все, что Председателю оставалось сделать в ответ, это держать своих людей подальше от Губвы, по крайней мере, до тех пор, пока тот будет полезен.

Ну, возможно, он сделал немного больше, чем это. Председатель поморщился при этой мысли. Нет, он сделал гораздо больше. Когда наступила эпоха компьютеров, он помог Губве расширить возможности его электронных глаз и ушей. То есть, он позаботился, чтобы персональный компьютер Губвы имел доступ к внешним источникам и системам. Он знал, конечно (хотя пытался оправдать свою ошибку), что имел право разорвать сделку с Губвой в любой раз, когда пожелает, как только тот станет бесполезен.

Но чего он не предвидел, так это быстрого развития компьютерных технологий, широкого использования проклятой машины почти в каждом аспекте жизни и во всех слоях общества. В результате благодаря его помощи Губва стал обладателем не имеющей аналогов информационной системы и окружил свой и без того огромный Тайный Замок напичканной разной аппаратурой защитной стеной. И эти устройства были оружием, которое в конечном итоге может обернуться как против самого Председателя, так и против его отделения. Оно пока не будет использоваться — пока он продолжает эту игру с Губвой; но в последнее время ему порой уже не хотелось играть в эту игру. Как и в этот самый момент…

И, конечно, в случае, если начальник Председателя когда-нибудь обнаружит его старые ошибки — те старые, давние ошибки, со всеми их возможными последствиями, включая тот факт, что они оставались не включёнными в официальные доклады и неисправленными все эти долгие годы — карьера Председателя будет закончена. А затем его голова окончательно (и в буквальном смысле) полетит с плеч! Но кто может на него донести? Ведь кроме Председателя об этом знал лишь сам Харон Губва.

Разумеется, сейчас для него единственным способом избавиться от Губвы было пойти туда с небольшим отрядом заслуживающих доверия хорошо вооружённых боевиков и в прямом смысле разнести Замок на куски — и заодно уничтожить любые доказательства своей сделки с Губвой. Да, именно так и придётся поступить, если окажется, что тот припас в рукаве ещё каких-нибудь тузов.

Председатель знал, конечно, что Губва отправит на собрание своего представителя. Он сам согласился на это. Но он никак не мог предположить, что этот идиот потребует, чтобы Гаррисона не убивали! Не там и не тогда, практически открытым текстом! То, как это было сделано, только подчеркнуло тот факт, что руководимое Председателем отделение действительно рассматривало физическое устранение Гаррисона как серьёзное предложение. И только своевременное прибытие записки, сообщающей, что кто-то уже пытался убить Гаррисона, предотвратило крайне неловкую ситуацию.

Председатель начал кипеть от негодования. Он заставил себя отойти от окна, налил себе выпить, пытаясь унять гнев, бурлящий внутри. Последние гости разошлись, день уже клонился к вечеру. Наверняка скоро начальник Председателя позвонит и станет требовать объяснений. Или, по крайней мере, задавать щекотливые вопросы.

Председатель отнёс стакан с выпивкой к себе в кабинет, запер дверь и поднял телефонную трубку…

Губва, можно сказать, ожидал звонка. Он почти чувствовал, что телефон скоро зазвонит. Если бы он принял участие в собрании — через разум Джонни Фонга — тогда он бы знал это точно. Но он не сделал этого. Слишком частое или длительное использование телепатических способностей неизменно утомляло Губву, так что везде, где возможно, он применял их экономно. В любом случае, ему и без того было чем заняться.

Поэтому, когда телефон в его кабинете зажужжал, экстрасенсорное покалывание подсказало Губве, что на линии был Председатель. Он улыбнулся и поднял телефонную трубку.

— Как поживаете, сэр Гарри? — спросил он елейным голосом.

— Слушай, Харон, ты чертовски хорошо знаешь, что я злюсь! — последовал ответ. — Ты хоть представляешь себе, в какое неловкое положение ты мог меня сегодня поставить?

Слово «мог» озадачило Губву; он был уверен, что собеседник оказался в неловком положении. Дело в том, что он ещё не знал о происшествии с Гаррисоном. Он решил изобразить искренность, но без лишней любознательности.

— Но именно этого я и добивался! — он засмеялся. — Я знал, что вы считаете, что Гаррисона следует… устранить — «ради блага страны», и всё такое, но меня его устранение не устраивает. Пока. Я просто сообщил об этом в открытую, вот и всё: показал, что его ликвидация может вызвать разные последствия. Это мой способ гарантировать, что с ним ничего не случится. Ибо если с ним что-нибудь произойдёт, то — вот поэтому — все они будут считать вас виновным. И тогда будет действительно неловкая ситуация!

Сэр Гарри слушал всё это с растущей тревогой и гневом. Губва слишком много о себе возомнил. Возможно, он строит какие-то свои далеко идущие планы.

— Теперь послушай, Харон, я…

— Нет, это вы послушайте! Гаррисон не должен пострадать! Сначала мне многое нужно узнать о нём. Вещи, которые могли бы быть очень полезны для нас обоих. После этого… — Он не закончил фразу, и та словно повисла в воздухе.

Губва почти слышал, как сэр Гарри стиснул зубы:

— Губва, ты… работаешь на кого-то ещё?

— О, что вы, сэр Гарри, — голос Губвы был угрожающе мягким. — Вы это прекрасно знаете. Никто ни на кого не работает, в самом деле! Ведь мы же партнеры, вы и я! И я только что объяснил, что для нашего общего блага нужно, чтобы Гаррисон был жив — какое-то время, во всяком случае.

— Харон, ты искушаешь судьбу. У меня есть приказы. Ты не можешь этому помешать. И в любом случае, если я не уберу его, то, вполне вероятно, это сделают другие. В следующий раз они сработают лучше, можешь не сомневаться.

Пульс Губвы участился. Другие? Какие ещё другие? И в какой следующий раз? Он не хотел спрашивать Председателя, о чем тот говорил, не прямо, поэтому…

— Подождите! — сказал он.

Он знал, где сейчас находится сэр Гарри. Он закрыл глаза, заставил свой разум воспарить, и вошёл в мысли собеседника. Они охранялись, как обычно, но Губва мог в них проникнуть. Он зондировал, изучал, извлекал информацию. Сэр Гарри даже не подозревал, что Губва роется в его мозгах, никогда не поверил бы в это, даже если бы тот сам ему рассказал.

— Следующего раза не будет, — заявил Губва, лихорадочно размышляя. Чёрт побери, кто пытался убить Гаррисона? И почему? Похоже, теперь он должен отложить всё остальное в сторону и сосредоточить все свои силы на одном проекте, на Ричарде Гаррисоне. — Пока я этого не захочу. Что касается искушения судьбы: если это угроза, сэр Гарри, забудьте об этом. Я останусь на плаву. А вот вам может и не повезти.

— Пытаешься угрожать, Харон?

Губве не понравился внезапный холод в голосе собеседника. Это был человек, на которого нельзя слишком сильно давить.

— Послушайте, — сказал он, — почему мы ссоримся?

— Чёрт побери, ты знаешь, почему! Это была подлость, Харон. Я бы никогда не впустил в свой дом твоего китаёзу, если бы знал, что ты затеял. Его присутствие на заседании и так было трудно объяснить, а теперь? Люди обязательно начнут спрашивать, кто, почему и для чего. Неужели ты не понимаешь? Мне приказали разобраться с Гаррисоном. Теперь я этого сделать не могу — не без проблем, в любом случае — потому что ты всё испортил!

— Тогда позвольте мне сделать всю работу за вас — но в своё время, когда я узнаю то, что хочу.

Это звучало уже лучше.

— Сколько тебе нужно времени? — осторожно спросил сэр Гарри.

Губва задумался, затем ответил:

— Месяц, самое большее шесть недель. Этого времени должно хватить.

— Хватить времени для чего, Харон? В чём заключается твой интерес к Гаррисону?

— Ну же, сэр Гарри! Разве у нас с вами не может быть своих собственных маленьких секретов? Удовольствуйтесь тем, что я его убью, и всё.

Но Председатель ещё не был вполне удовлетворён:

— Я не знаю…

— И я сделаю всё таким образом, чтобы вы и ваше отделение остались в стороне. Абсолютно непричастны.

Это звучало ещё лучше. Сэр Гарри задумался над предложением, позволив себе заколебаться. А почему бы и нет? В конце концов, никто не устанавливал лимит времени на убийство Гаррисона. Шесть недель должны быть вполне приемлемым сроком. А когда Губва сделает своё дело… у Председателя будет достаточно времени для того, чтобы покончить с ним! К счастью, сейчас Губва не зондировал мысли собеседника, к счастью для сэра Гарри.

— Договорились, — согласился он, наконец, — будь по-твоему.

— Хорошо! — сказал Губва, — только есть кое-что, что вы можете сделать для меня. Я могу и сам, но так будет быстрее.

— И что же? — осторожно поинтересовался сэр Гарри.

— Мне нужно имя телохранителя Гаррисона.

— Я даже не знаю, есть ли у него телохранитель.

Губва рассмеялся:

— О-о, я уверен, что он будет! Вероятно, кто-то из ваших друзей из МИ-6. Они заслуживают доверия, в основном. Вы сможете выяснить это для меня?

— Я сделаю всё возможное, — проворчал Председатель.

— Отлично! Тогда всё, я полагаю. Или есть ли что-нибудь ещё, что вы хотели бы упомянуть? Нет? Что ж. Было приятно с вами пообщаться, сэр Гарри, да храни…

— Оставьте это для истинно верующих! — перебил его Председатель. — Итак, шесть недель. И Харон… никаких ошибок, договорились? — И, не дожидаясь ответа, он положил трубку…

* * *

На обратном пути в город глава МИ-6 и Наблюдатель вели первый осторожный разговор. Человек в задней части автомобиля, «помощник» руководителя разведслужбы сидел молча, видимо, мало интересуясь происходящим.

— Э-э, то, что вы говорили о Гаррисоне, — начал Наблюдатель. — Вы именно это имели в виду? То, что он добропорядочный человек, я имею в виду?

— О, да. Добропорядочный, как вы или я — это вовсе не оскорбительный намёк — и, пожалуй, более честный, чем многие другие, присутствовавшие на этом неофициальном собрании.

Наблюдатель усмехнулся и немного расслабился:

— Я знаю, что вы имеете в виду. Мы оба оказались среди чужаков, не так ли?

Глава МИ-6 кивнул:

— Всё это было частью игры, я полагаю.

— Вы ведь немного знакомы с сэром Гарри? — закинул удочку Наблюдатель.

— С Председателем? Когда я начал работать в МИ-6 во время войны, его отделения даже не существовало. Оно появилось позже. Большинство из тёмных вещей появились позже. Я имею в виду, что это орден рыцарей плаща и кинжала — но, в основном, кинжала! Но я полагаю, что мы нуждаемся в них. Вы знаете поговорку: рыбак рыбака видит издалека? Да, они имеют дело с достаточно жуткими случаями, с неприятными людьми и угрожающими ситуациями. С так называемым «мраком», — он посмотрел на Наблюдателя краем глаза. — Но вы, конечно, и так это знаете.

— В некоторой степени. Они крайне немногословны, но кое-что я знаю. Они сами себе закон. Я не собираюсь вводить вас в заблуждение — многие из моих коллег хотели бы, чтобы это отделение закрыли!

Руководитель Ми-6 кивнул:

— Вы не удивили меня. По-моему, у них чересчур много власти. Что касается сэра Гарри… — он щёлкнул языком. — Он настоящая змея! Это моё личное мнение, конечно. Но общеизвестно, что среди его друзей и доносчиков есть несколько более чем тёмных личностей. И, вероятно, он их защищает. Тот китаец, например. Чьим же он был представителем, а?

— Хм, — сказал Наблюдатель. — Я сам задаюсь этим вопросом. Но, как я уже сказал, они весьма немногословны — и до сих пор у них было хорошее прикрытие, — он скосил глаза и бросил быстрый взгляд на своего пассажира. — «Она» довольна большей частью их работы. Скажу по секрету: к сожалению, то, что сэр Гарри — настоящая змея, не только ваше личное мнение, — он криво усмехнулся. — Вот почему я хочу, чтобы вы присмотрели за Гаррисоном. Потому, что действительно нежелательно, чтобы с ним что-нибудь случилось.

— Да? — глава МИ-6 казалось, в самом деле был захвачен врасплох. — Вы имеете в виду меня лично?

— Вас — или вашего лучшего сотрудника. Мы доверяем вам, и это распространяется на всех, кого вы пожелаете рекомендовать. В самом деле, я особенно оценил то, как вы готовы были подставить себя под удар ради Гаррисона. Да, мне это понравилось…

Руководитель МИ-6 задумался:

— Разумеется, у меня будут необходимые полномочия и разрешения?

— Вы их получите. На самом деле, в данный момент они у вас уже есть. Документы придут позже.

— Ладно, я позабочусь об этом. Если честно, я ожидал подобного задания, и у меня есть подходящий человек. Он не очень известен здесь. Работал, в основном, за рубежом. Но он хороший сотрудник. Его зовут Стоун, Филип Стоун — но, конечно, это строго между нами…

Сидящий за его спиной, на заднем сиденье, Стоун не проронил ни слова. Он задавался вопросом, почему был вызван, чтобы присутствовать на этом сегодняшнем заседании — и теперь он это узнал.

— Хорошо! — сказал Наблюдатель. Тогда поручите ему эту работу. Только вот что: убедитесь, что он делает это с осторожностью. Этот Гаррисон — занятный тип тип. Если бы он заподозрит, что кто-то присматривает за ним, он почти наверняка начнёт волноваться попусту. Что только сделает работу гораздо сложнее.

— Он не заметит этого парня, это я могу вам с уверенностью обещать. Он один из лучших.

— Я верю вам на слово, — сказал Наблюдатель, ослабив давление на акселератор, поскольку они теперь двигались в более плотном потоке транспорта. — Кстати, вы хотя бы предполагаете, кто мог подложить бомбу в самолет Гаррисона?

Руководитель МИ-6 пожал плечами: — Может быть, ИРА до сих пор охотится на него. Или мафия.

— Мафия?

Руководитель Ми-6 кивнул:

— Из-за того дела в Вегасе, о котором я рассказывал. А поскольку он отдыхал на Родосе… это же захолустье, вы сами знаете. Почти, во всяком случае, — он пожал плечами. — Хотя, это мог быть кто угодно. Он, должно быть, многим перешёл дорогу, чтобы заполучить то, что у него есть.

Наблюдатель согласно хмыкнул, а затем сказал:

— Хорошо, давайте просто позаботимся, чтобы — в ближайшем будущем, во всяком случае — никто не перешёл дорогу ему самому…

* * *

Филиппу Стоуну очень подходило его имя. Он был словно каменный. Настоящая скала, рост сто восемьдесят пять сантиметров и везде твёрдые грани. Они были необходимы, чтобы стать сильнее. В качестве агента разведки (он ненавидел слово «шпион») Стоуну приходилось сталкиваться с разными вещами. Не верилось, что человек, который выглядел (и был) таким крутым и подготовленным, мог быть настолько умным. Или что человек, который действовал так безучастно и равнодушно, мог быть такой машиной для сбора данных, как Стоун. Его третьим активом была выносливость, накопленная им с годами подобно тому, как сталактит накапливает кальций. Слой за слоем. Учась на своём горьком опыте.

Ничто и никогда не было лёгким для Стоуна. Если ты большой и выглядишь крутым, всегда есть кто-то, кто только и ждёт, чтобы сбить тебя с ног, только чтобы доказать, что он больше и круче. Стоун был сбит с ног много раз, множеством способов, пока, наконец, не научился крепко стоять на ногах.

Жизнь, в которой нет места ни опасностям, ни острым ощущениям, была не для Филиппа Стоуна. В восемнадцать лет он вступил в Парашютно-десантный полк, чтобы просто прыгать с парашютом, а в двадцать три года он уже был уволен со службы из-за своего упорного неподчинения приказам своих старших офицеров, которое достигло своей кульминации в драке с одним из них, когда он сломал противнику челюсть. Стоун никогда не понимал, как он вообще смог стать офицером — он не хотел им быть — поэтому увольнение из армии не выбило его из колеи. Прыжки с самолетов, в конце концов, ему надоели, как и вся прочая бодяга типа делать то, что приказано.

Нет, он не был волком-одиночкой, но полк был слишком уж клановый. Он сохранил тёплые воспоминания, даже сейчас, но… на свете были и другие места, чтобы их посмотреть, и другие способы времяпрепровождения. Он получил немного денег в наследство от тётки, которую даже не знал, а служба в армии пробудила в нём жажду странствий, так что…

Его план заключался в том, чтобы совершить путешествие вокруг света, но кроме этого ничего не получилось, как было задумано. Он добрался до Кипра, затем присоединился к компании каких-то парней в Никосии и пьянствовал с ними всю ночь. Полагая, что это были солдаты из одного из местных британских гарнизонов, он уехал вместе с ними, даже позволил им уговорить его пройти через какой-то глупый ритуал посвящения. Он был пьян и не мог ничего толком вспомнить о нём. Но они вовсе не были солдатами — солдатами регулярной армии, во всяком случае — а ритуал не был глупым. Не в их глазах. Нет, это была их форма зачисления. И когда Стоун вышел из своего пьяного угара, он уже был где-то в Африке, и кто-то дал ему винтовку!

Снова подчиняясь приказам, на этот раз исходящим от полковника «Чокнутого» Дэйва Клегга, также уволенного из рядов Вооружённых сил Её Королевского Величества, Филипп Стоун оказался наёмником в самом диком подразделении, из которого любой человек постарался бы дезертировать. Но он не дезертировал; вместо этого он стал для Чокнутого Дэйва на вес золота. Бизнес, в котором они были замешаны, пришёл к быстрому и плодотворному (хотя и кровавому) завершению; Стоун вскоре оказался дома и вновь стал гражданским.

Двух недель спокойной жизни оказалось слишком много. Была девушка, с которой он познакомился в Миндене. Он решил разыскать её и сел на самолет до Германии.

Между тем… Чокнутый Дэйв Клегг его не забыл. Имя Стоуна вскоре было шёпотом произнесено под сводами Ми-6. Затем его завербовали…

Из воссоединения Стоуна с его девушкой ничего не вышло; он присоединился к паре немолодых, но бодрых американских туристов, бывших военных, вышедших в отставку во время войны; через несколько дней они уговорили его поехать с ними во Франкфурт. Вскоре после этого Стоун потерял свой паспорт, но звонок в британское консульство быстро разрешил эту проблему — со скоростью и эффективностью, о которых он впоследствии припомнил! Его новый паспорт, в отличие от старого, не содержал информации о том, что он бывший офицер Британской армии, но, поскольку он больше не был офицером, он не видел в этом ничего зловещего. Как и в следующем пункте назначения своих американских друзей, которым просто случайно оказался Берлин. Только после нескольких прыжков с парашютом он понял, что переправляет невинные на вид маленькие послания туда и обратно между Восточным и Западным Берлином (у бывших военнослужащих остались там подруги, которых они не забыли после войны, но ненавидели слезливые и бесплодные встречи, кроме того, они теперь женаты), а после очередного прыжка оказался в тюрьме — по ту сторону стены!

Он задумался о произошедших с ним приключениях — которые, как подсказывал его предшествующий опыт, случаются только в триллерах или шпионских романах — только когда был на пути в Москву. По-видимому, он попросил там политического убежища, или, по крайней мере, та красные сказали МИ-6. Его допросили, промыли мозги, сделали двойным агентом, хотя раньше он вовсе (в его глазах) не был ничьим агентом! Позже, вернувшись во Франкфурт, он был захвачен ЦРУ, «дезинформирован» и отправлен обратно в Англию, где был допрошен сотрудниками спецслужб и затем получил работу в Гонконге. Там он прошёл обучение, стал полноправным агентом, улучшил навыки рукопашного боя и методов наблюдения, после чего, наконец, был направлен в Китай в качестве студента, изучающего восточные обычаи, архитектуру и памятники старины.

В 1977 году китайские власти, наконец, раскололи его прикрытие; в Пекине его подвергли полной обработке, и только расцвет китайского романа с США и Великобританией спас его. Он был выдворен из страны с минимумом огласки и со свежепромытыми мозгами, репатриирован с помощью МИ-6, и, наконец, вернулся в Германию в качестве младшего советника контрразведки НАТО.

Ну (часто утешал он себя), ему же хотелось увидеть весь мир? Но мир ещё не совсем закончил с ним, как и он с приключениями.

Работа в Германии была ему не по душе — слишком тихо. Он стал беспокоен — возможно, в результате донёсшихся слухов, что некоторые партии пытались завербовать контрабандистов для доставки оружия в Афганистан, вооружая соплеменников Хаш-луна для борьбы с предстоящим вводом советских войск. И Стоун отправился туда, став членом афганского подполья. Когда ввод войск начался, Стоун по собственной инициативе создал хорошо организованную партизанскую группу. В Лондоне об этом пронюхали и задали ему взбучку. Это тебе не фильм «Лоуренс Аравийский», сказали ему, а настоящая война!

Он стал подумывать, не стоит ли продать себя израильтянам, или вернуться в Южную Африку, где поселились несколько его бывших друзей-солдат, или заняться промышленным шпионажем в Америке. Между тем МИ-5 и МИ-6 продолжали давать ему задания, правда, неинтересные, обычно слежка или работа в качестве телохранителя.

Теперь он должен будет присматривать за Ричардом Гаррисоном, и Стоун уже считал, что это слишком банально для него. Но… работа есть работа, и за неё, по крайней мере, платят. Хотя это будет последний раз, а после этого он, вероятно, махнёт в старые добрые Штаты. По ту сторону Северной Атлантики наверняка будут ещё происходить вооружённые столкновения.

Такими были его мысли, когда он покинул офис МИ-6 через Уайтхолл, который предпочитал в качестве прикрытия и где был «экипирован», затем направился на тянущемся через весь Лондон метро в свою квартиру в Ричмонде. Там он сел в свою машину и отправимся в Хаслемер, где Гаррисон находился на лечении в очень частной и привилегированной больнице. Он не заметил низкорослого, крепкого китайца в деловом костюме, который этим вечером следовал за ним от метро и в Ричмонде — Джонни Фонг был эксперт по незаметности — и не обратил особого внимания на толкающих друг друга двух здоровенных, пьяных хулиганов в дверях магазина, мимо которого проходил. И вдруг…

«Хулиганы» навалились на него, как мешки с углём, сразу прижав к стене. А в следующую секунду, прежде чем он смог задействовать разум или мышцы, маленький китаец оказался прямо перед ним, выдавливая содержимое большого шприц-тюбика прямо через рубашку в стенку желудка! Стоун сразу узнал китайца и немедленно отреагировал.

Он отшвырнул одного из нападавших, замахнулся свободной рукой по дуге и вмазал кулаком в физиономию другого. Но к тому времени он уже знал, что всё кончено. Подъехавший автомобиль, казалось, растягивался, улица таяла, как мягкая ириска; нападавшие, один из них с разбитым, обильно кровоточащим лицом, затолкали его на заднее сиденье большого чёрного «универсала». Он ещё мог немного двигать руками, но они ощущались, как резиновые, словно в них нет костей. Его ноги уже давно сдались, последним отказало мышление, или, может быть, зрение. Позднее он будет вспоминать, что, прежде чем окончательно вырубиться, он увидел крупным планом лицо китайца и его широкую кривую улыбку.

Потом зловещая улыбка желтолицего стала удаляться по длинному чёрному тоннелю, а мысли Стоуна плыли вслед за ней: «Вы просто подождите, Фу Манчу. Я ещё увижусь с вами снова… с вами снова… снова… снова-сновасноваснова снова…»

Но на самом деле, он никогда больше с ним не увидится.

* * *

Не только Ричард Гаррисон оказался на больничной койке: Карло Висенти тоже лежал в «джентльменской» палате в большой больнице в Центральном Лондоне. Он пробыл там весь день и вечер, пока врачи занимались его травмами, и теперь, получив лёгкое успокоительное, сидел на кровати, держась за петлю, и вёл неприятный разговор с тремя хорошо одетыми, недоброжелательно выглядящими и довольно смуглыми посетителями.

— Да, да, мы знаем, — гнусавый голос Марчелло Понтеллари был полон сарказма. — Три треснувших ребра, сломанная ключица, растянутое запястье и сломанный мизинец. Ах, да, и множество сильных ушибов — надо же! — Его усмешка была намеренно преувеличенной. — Разве это не ужасно? Девушек мы режем бритвой или прижигаем сигаретами, парней мы бросаем под колёса или сбрасываем в реку; а вы?.. Кто-то сломал вам одну-две косточки, и вы орёте как резаный!

— Не просто кто-то, — рявкнул Висенти, дёрнувшись, и сморщился от боли, которую его реакция вызвала в забинтованном плече. — Гаррисон! Это был он — точно он — или его брат-близнец!

— Ваши мальчики ничего не видели, — Марио «Карлик» Анжелли затянулся сигарой и выпустил дым кольцами. — Они говорят, что вы вели себя, как безумный, но никого постороннего там не было.

— Идиоты! — Висенти снова дёрнулся и застонал. — Что, чёрт побери, с вами, ребята? Думаете, я сам бросился на стену?

— Откровенно говоря, — сказал Рамон Наварро де Медичи — «Рамон Крыса», как он был известен среди рядовых членов лондонской Мафии, — да, так мы и думаем. По крайней мере, так нам ответили ваши ребята. Припадок, — сказали они. Он чокнулся, — сказали они.

— Чокнулся! — Висенти фыркнул. — Говорю вам, я его видел!

— Да, мы знаем — вот это мы и пришли проверить. Вот почему мы здесь. Нас послал Большой Парень, вы в курсе?

Висенти притих. Большой Парень? Первый успешный Босс Мафии в Англии? Он был заинтересован в этом? Почему?

— Видите ли, — продолжил де Медичи, — ваши мальчики, должно быть, правы. Абсолютно. Гаррисона там не было, и быть не могло. Он в это время был, как в ловушке, в повреждённом самолёте где-то между греческими островами и Англией.

Повреждённый самолёт? Братья Блэк!

— Бомба, — Висенти понимающе кивнул.

— Да, ваша бомба! — ответил де Медичи. — Это вы их наняли. Братьев Блэк. Мы узнали от Фаселло. Вы сделали это лично и тайно, что не совсем по правилам, но…

— Но… — Висенти покачал головой, — но он был там!

— Нет, — Медичи был категоричен, — он был в самолёте с подложенной Блэком бомбой. Но на этот раз Берт облажался. Самолёт не разбился. В любом случае, это ничего не изменит. Гаррисон находился в самолете, поэтому не мог быть где-то рядом с вами.

Мысли Висенти стали носиться постоянно сужающимися кругами.

— Я не понимаю, — сказал он. — Я просто не могу…

— Полтора часа спустя после того, как, по вашим словам, на вас напали, самолёт Гаррисона на одном крыле совершил посадку в аэропорту Гатвика. Шасси не выпускалось, приборы отказали, ничего не работало. Но посадка была аккуратной. Гаррисон в больнице: нервы. У пилота определённо поехала крыша — говорит, что они были спасены Богом.

Висенти откинулся на подушки, застонав от усилившейся боли в плече. Но его травмы теперь отошли на второй план, поскольку его больше донимало собственное замешательство и неверие.

— Какого чёрта… — прошептал он. Он плотно зажмурил глаза и снова покачал головой.

— Вот именно, — сказал Марчелло Понтеллари, его тон был саркастическим, как и всегда, — какого чёрта…

— Послушай, Карло, — сказал де Медичи, — не обращай внимания на Понтеллари и послушай меня. Большой Парень заинтересован во всём этом. Видишь ли, ты не единственный, кто ненавидит этого Гаррисона. Ребята в Лас-Вегасе тоже его терпеть не могут. Вот только они не хотят его смерти.

Глаза Висенти распахнулись:

— Что?

— А то, — продолжал де Медичи. — Помнишь, что было в Вегасе год-полтора назад? Кое-кто сорвал большой куш. Изрядно обчистил кучу игроков. Забрал миллионы и исчез. И всё законно, он просто выиграл эти грёбаные деньги! Можешь себе такое представить? Он их выиграл, мать его!

Глаза Висенти сузились. Он заскрежетал зубами:

— Иисусе! Да, я могу себе это представить. Боже мой! Разве он не сделал то же самое со мной, этот Гаррисон? Разве он не обчистил меня? — Он уставился на де Медичи, оскалив зубы. — Значит, Большой Парень и ребята в Вегасе думают, что?..

— Не думают, — перебил его де Медичи, — они знают. Он проделал в Вегасе точно то же самое, что с тобой. Они знают, что это был он, потому что они наконец-то выследили его. У него больше тузов в рукаве, чем у шулера! Но… ну, теперь понимаешь, почему Большой Парень хочет, чтобы ты отменил заказ на Гаррисона?

Висенти нахмурился:

— Поясни.

— Слушай, сейчас он стоит намного больше живой, чем мёртвый. Гангстеры Вегаса хотят знать, как он это делает. Да, и мы тоже. Мы хотим, чтобы никто другой не сделал этого ещё раз — никогда больше! Итак, как только его выпустят на прогулку, мы его схватим. Потом, когда мы с ним разберёмся, — он пожал плечами. — Он весь твой, если ещё будет нужен.

Висенти кивнул:

— Ладно. А что насчёт братьев Блэк? Можете ли вы найти их, отправить телеграмму, позвонить?

— Да, это уже сделано. Они возвращаются из Родоса через три дня, в понедельник, в 7:00 вечера прибудут в Гатвик. К этому времени ты должен пойти на поправку и покинуть больницу. В 8:30 в понедельник назначено общее собрание в кабинете Большого Парня. Братья Блэк будут там. Ты тоже. Все мы должны присутствовать. Эй, это важно, Карло!

Висенти поджал губы, закатил глаза и уставился в потолок. Затем вновь нахмурился:

— Да, важно, — буркнул он. — Но это еще не объясняет, как я мог решить, что видел его, когда его там не было. И ещё, вы знаете, у меня было такое чувство, что он был там не на самом деле, а как призрак.

Он сделал паузу и пристально посмотрел в глаза своих посетителей, затем с упрёком нахмурил брови:

— Эй, не смотрите на меня так! Мы говорим о человеке, выигравшем у меня «Туз треф», помните? Тузы в рукаве, говорите? Я полностью с вами согласен!