Гаррисон/Шредер съехал с автострады М1, не доезжая Лестера, и нашёл приличный отель. Он собирался дотянуть до города, но было уже 11:00 вечера, и он устал до смерти. Было уже поздно для ужина, но он дал взятку администратору и попросил уладить вопрос с едой; когда тот согласился, он заказал ещё один стейк, сырой, для Сюзи. Он отнёс ей мясо в машину, и она с благодарностью и с волчьим аппетитом его уплела. Затем, оставив одно из окон «Мерседеса» приоткрытым, он велел Сюзи ложиться спать и вернулся в отель. Бар был ещё открыт для постояльцев.
Он выпил половину четвертой порции виски, когда перед ним появилось подхалимское лицо администратора, спросившего, не передумал ли он ужинать в своём номере; некоторые, мол, уже не хотят есть в столь поздний час. Гаррисон/Шредер не передумал. Проглотив остаток выпивки, он отправился в свой номер и наелся до отвала. Затем, сделав себе кофе, растянулся на постели и открыл журнал, прихваченный в аэропорту Гатвика.
Этот журнал — одноразовый буклет авиакомпании, полный рекламы, предложений беспошлинных товаров и тому подобного, плюс пара статей, чтобы занять пассажира во время полёта — был основной причиной, почему он находился здесь. Он взял его со столика в аэропорту, чтобы загораживать лицо, пока ждал Джо и Берта Блэков; но ещё перед этим он праздно пролистал страницы…
Знаниям Гаррисона/Шредера о паранормальных явлениях — не беря в расчёт личный опыт, который был совсем другое дело — не было равных. Томас Шредер всегда интересовался парапсихологией, особенно туманной областью пророческих сновидений. Каким образом работали такие сны, он не знал, но знал, что был сейчас Гаррисоном/Шредером потому, что они работали. Это был результат такого же вещего сна, который помог убедить Ричарда Гаррисона принять его предложение, заключить с ним договор, и, наконец, предоставить свои тело и мозг для его разума. Да, его реинкарнация может быть прослежена до того момента, когда была просто сном.
А теперь… теперь вот это. Обычная фотография в журнале. Монохромная, не особо интересная, даже скучная. Сопровождающий её текст тоже был скучным — хвастливое произведение Британской Энергетической Комиссии — но когда этот разворот впервые промелькнул перед глазами Гаррисона/Шредера, бумага казалась освещённой каким-то волшебным внутренним светом.
На фотографии была долина, плотина, а на заднем плане ряд высоких мрачных холмов. Текст ниже утверждал, что строительство этой гидроэлектростанции будет самым мощным толчком в развитии энергетической системы с момента открытия атомной электростанции в Дунрее. В нём также говорилось, что плотина, неподалёку от Глен О'Данкилли, должна вступить в эксплуатацию в среду, то есть послезавтра, и что на церемонии открытия будет присутствовать министр энергетики. Но Гаррисон/Шредер уже решил поехать туда как можно скорее, самое позднее завтра. Причина была простой:
Это были те самые долина и плотина, те же самые крутые холмы, что Гаррисон видел в своём сне. Личность Шредера спроектировала этот сон, она «бодрствовала», пока личность Гаррисона «спала», и побуждала спящую личность прозондировать будущее — он даже одолжил ей свои врождённые, не такие уж слабые экстрасенсорные способности для облегчения этого зондирования — и, конечно, он разделил с ней сон, он тоже видел часть их совместного будущего.
Элементы этого сна вновь промелькнули, словно кадры из старого немого кино, в дальних уголках разума Гаррисона/Шредера. Он видел грозу и молнии, шесть вырастающих сияющих арок, воду, превращающуюся в пар, чувствовал сырость в воздухе и брызги в лицо — и всё это накладывалось поверх фотографии на печатной странице. А в правом нижнем её углу, среди сосен, виднелся невзрачный фронтон крыши старого дома, где когда-то… где однажды вырастет золотой купол!
Купол Дворца удовольствий, как тот, что Гаррисон распорядился возвести в долине Занаду.
Дворца Удовольствий? Вряд ли, разве что слово «удовольствие» означает исполнение заветной мечты, только на этот раз не Гаррисона, а самого Шредера: его мечты о бессмертии. И разве не это было целью Гаррисона в его сне-путешествии? Разве он не стремился найти и соблазнить Богиню Бессмертия? В таком случае, его поискам, возможно, скоро придёт конец. Гаррисон/Шредер мог спокойно спать в эту ночь, зная, что утром, неважно, какая личность станет господствующей, проснувшись — Шредер, Гаррисон/Кених, или просто Гаррисон — его путешествие будет закончено. И что где-то впереди, в долине, недалеко от Глен О'Данкилли, его ждала судьба.
Сейчас он мог просто заснуть и видеть свои собственные сны, за исключением того, что он каким-то образом знал, что они больше не будут наполнены ужасами. Или, скорее, Одним Большим Ужасом: смерть Ричарда Гаррисона в результате естественных причин или чьего-то умысла, которая должна, конечно, стать сигналом скорой смерти его самого, Вилли Кениха, Вики Малер, да и Сюзи тоже.
Вики… Бедный ребёнок; ему захотелось связаться с ней перед сном, найти и коснуться её разума, просто чтобы проверить, всё ли с ней хорошо, но…
Батарея разряжается, рассеивая его энергию по великой и бескрайней Психосфере. Энергию, которую сейчас нельзя было возместить. Еще одна хорошая причина, чтобы поспать.
Гаррисон/Шредер разделся, выключил свет и лёг в постель…
* * *
Тем временем путешествие Гаррисона во сне продолжалось. Он тоже искал долину и купол, но подсознательно, в мире, который сделался теперь более реальным для него, чем мир наяву.
После того страшного эпизода в пещере Другого — с допросом девушки-призрака и её побегом, с помощью того, кто носил Одежды Тайны — Гаррисон успел уехать далеко. Он обогнул большие зелёные океаны, спокойные, как мельничные запруды, потому что не решился пересечь их. Не на Машине, тянущей его вниз. Усталость не покидала его, и каждый фарлонг пути казался целой милей. Даже Сюзи устала — Сюзи, энергия которой казалась безграничной — и большую часть времени ехала позади, добавляя свой вес к общему бремени; но он не бросит ни собаку, ни Машину. Он должен двигаться дальше, и они должны быть вместе с ним.
Что касается Машины: корпус Психомеха был теперь ободранный и ржавый, натирая бёдра Гаррисона через рваные штаны. Кабели тянулись сзади, их пластиковая изоляция облезла, обнажая потускневшие жилы. В пластиковых боках зияли трещины, пятна коррозии лишили блеска даже хромированные части.
— Старый хлам! — Гаррисон нашёл в себе силы для слабого проклятия. — И всё-таки я тебя тащу. Ещё одна глупость идиота в дурацком путешествии! — Но по-прежнему продолжал двигаться вперёд.
Там, где когда-то он взлетел бы выше самых высоких гор, теперь он искал проход между ними, становясь всё более вспыльчивым из-за того, что путь удлинялся. Леса из гигантских, искривлённых деревьев он огибал, боясь того, что может таиться внутри; и, помня о круге колдунов, злорадствующих, глядя в магический кристалл, в то время как он поджаривался на горячем песке, он избегал всех пустынь.
А ещё ему не давали покоя воспоминания о тех колдунах. Особенно ему запомнился один из них, желтокожий с раскосыми глазами. Он почти не переставал думать о нем, ибо теперь ему казалось, что восточный колдун следовал за ним в его путешествии, что, куда бы он ни повернул голову, маленький жёлтый человек будет там, мелькая вдалеке и сливаясь с деревьями, или камнями, или линией горизонта, едва был замечен. Кроме того, возможно, остальные тоже шли по следу Гаррисона, смутными, крадущимися призраками, который исчезали сразу, как только он пытался получше сфокусировать на них глаза.
Гаррисон совсем не спал, он не желал больше видеть снов во сне; но ему казалось, что его усталость была такой, что выходила за границы сна, так что он не уснёт, даже если захочет. И в этом состоянии он, наконец, достиг ряда невысоких холмов и увидел раскинувшуюся под ним Долину Туманов.
Независимо от того, «видел» ли он этот пейзаж действительно или нет (он не мог быть уверен, поскольку его чувства были не надёжны; его физическое состояние было таково, что это могло быть просто галлюцинацией, миражом), тем не менее, во всей долине было что-то очень странное и неземное. Она раскинулась между холмами, параллельно оставшимся позади него, и была расположена даже ниже подножий холмов впереди, а оконечности долины, или низменности, справа и слева между этими рядами хребтов, терялись вдали. Вдоль всей её длины туман клубился и закручивался, как над озером, или как пар над кружкой горячего молока. И тишина вокруг стояла подобная той, которая, может быть, настанет однажды в конце времён.
На этот раз Гаррисон не колебался. Это было препятствие, которого нельзя избежать, которое должно быть преодолено. Для этого были, по крайней мере, три веские причины. Первая: эта Долина Туманов может оказаться бесконечной, так что обойти её вообще нельзя. Вторая: время поджимало, а Гаррисон становился всё слабее. И третья: похоже, надвигалась гроза — в атмосфере чувствовалась тяжесть, в небе вокруг клубились тёмные тучи, которые с минуты на минуту затянут и тот клочок ясного неба прямо над его головой. Кроме того, искушение просто пересечь долину было сильным; в ширину она выглядела не очень большой; предгорья за ней, казалось, манили Гаррисона.
И пока эти мысли проносились в его тупо ноющей голове, он ехал верхом на изувеченной Машине вниз, в море тумана, и какие бы ужасы не скрывались в нём, продолжал двигаться вперёд до тех пор, пока молочная пелена не сомкнулась над ним, а внешний мир не остался за пределами устрашающе дрейфующей стены белизны.
Убаюканный тишиной и действительно ползущим движением Психомеха сквозь туман, а также медленным, шумным дыханием Сюзи, сидящей за его спиной, Гаррисон постепенно сбросил охватившую его вначале настороженность, закрыл глаза, уже уставшие от недостатка сна и попыток разглядеть что-либо впереди в этой молочно-белой глубине — и в этот момент разразилась гроза.
Гром ударял, словно молоты титанов, молнии сверкали, их огненные стрелы с шипением пронизывали туман и вонзались в размокшую землю, чтобы тут же исчезнуть, ненадолго освещая похожие на призраки в свете голубых вспышек скальные выходы и груды сланца. И в любое мгновение одна из таких стрел могла угодить в Гаррисона или металл Машины. Но нет, они били мимо. Затем, в свете особенно страшного грозового разряда, Гаррисон увидел, или думал, что увидел…
Нет, должно быть, среди беспорядочного грохота грома, в калейдоскопическом мерцании меньших молний, ослеплённые яркой вспышкой этой гигантской молнии, глаза обманули его — конечно, обманули. Он снова двинулся вперёд, его кожу покалывало, и не только от статического электричества, заставлявшего шевелиться волосы и клочья одежды. И вот оно показалось снова, но уже ближе и на этот раз не озаряемое молнией. Это было, могло быть, только Машиной, подобной Психомеху… но такой Психомех Гаррисон не смог бы даже вообразить!
Огромный, гигантский, он был таким высоким, что его верхняя часть терялась в плывущем наверху тумане. Громадный, приземистый, он стоял там, трубы, панели и перегородки тянулись с обеих сторон, далеко, пока их очертания не становились размытыми, пропадая в тумане. Он был размером как пятьдесят, а может, сто, нет, как тысяча таких Психомехов, как Машина Гаррисона! Глубоко внутри него вспыхивали индикаторы и бушевала энергия, но тихо, без малейшего шума; а там, где Машина должна бы иметь острые углы, они были размытыми и нечёткими, так что Гаррисон понял, что на самом деле это было видение, но видение какого странного места или события — он не мог сказать.
Да, это было видение, мираж вроде тех, что люди видят в пустыне — отражение отдалённого места или события. За исключением того, что Гаррисон знал, что оригинал того, что показывал этот мираж, было отдалено не только в пространстве, но и во времени. Видение было послано — или он пожелал его увидеть — как знак того, что он следовал правильной дорогой, не отклонился от курса, который ещё может привести его к цели путешествия…
Он подъехал ещё ближе, но осторожно, не желая вызвать даже перемешивание воздуха или молочно-белого тумана, чтобы видение не рассеялось. Немного спустя он снова остановился, на этот раз открыв рот от изумления. У невероятной МАШИНЫ имелась платформа — поднятое центральное возвышение, или ложе, под парой огромных медных стержней, заканчивающихся выростами, напоминающими гигантские электроды — но изумление Гаррисона вызвали не они, а существо, лежащее на платформе.
Он инстинктивно понял, что это за существо, даже вспомнил его название, жуткие слова, всплывшие из глубин его сознания. Слова из другого места, другого мира. Чудовище Франкенштейна! Существо на помосте было монстром, составленным из трупов, противоестественным гибридом, созданным сумасшедшим учёным. И, когда вновь сверкнула молния, Гаррисон подъехал ещё ближе к тому, что он должен был узнать, должен был увидеть сам. Что-то касающееся этого искусственного, составного существа.
Он слез со своей Машины, подошёл к МАШИНЕ, оказавшись в тени фантастически огромного корпуса, и потянулся вверх на цыпочках, чтобы лучше разглядеть монстра, распростёртого на платформе. Оно имело облик человека, огромного, сильного мужчины. Гаррисон всматривался вдоль всей его длины между огромными, голыми, мозолистыми ступнями, пока его взгляд не упёрся в образованный плотью горизонт. Он сделал несколько шагов в сторону, переместив взгляд на бедро существа повыше колена, туда, где лежал неплотно сжатый большой кулак. Кисть была расслаблена — во сне или после смерти, Гаррисон не мог бы сказать — но в ней было то, что безмолвно говорило о смертельной сноровке. Рука убийцы.
Гаррисон удивился размерам и очевидной крепости конечностей существа, которые были огромными даже по сравнению с его телом. Проснувшись и поднявшись, с такими руками и ногами, кулаками и ступнями, этот монстр превратился бы в ходячую смерть для любого обычного противника.
И ещё в нём чувствовалось лукавство, намёк на коварный разум, как у хитрой лисы. Откуда эта мысль пришла в разум Гаррисона, было загадкой, но она была настойчивой. Это составное существо было сделано из обладающего умом гения, но при этом аморального или даже бессовестного человека; из более честного, но определенно более чем жестокого человека — и из ещё одного.
Гром и молнии, казалось, немного отдалились, введя Гаррисона в заблуждение, что буря уже миновала, но в следующий момент он понял, что ошибся. С рёвом и грохотом, временно оглушившими его, четыре большие молнии сверкнули почти одновременно, разнеся молочно-белый туман в клочья, чтобы нанести удар по МАШИНЕ, словно молоты Тора. В какой-то момент вся МАШИНА окуталась голубым электрическим мерцанием — у Гаррисона тоже появился собственный жуткий огненный нимб — а потом индикаторы во внутренностях гигантского двигателя стали светиться всё ярче, и грандиозная конструкция стала трястись от могучего ритма энергии.
Затем наступила кульминация — столб пламени и чудовищный взрыв, швырнувший Гаррисона на землю и заставивший лететь кубарем, пока его спина и плечи не упёрлись в ржавый корпус Психомеха. Он остался лежать, голова у него кружилась, кости болели.
Но до этого колоссального взрыва… он не был до конца уверен в том, что увидел.
Его чувства, казалось, больше не могли надёжно служить ему, он был не в силах шевельнуться от усталости, и заторможен из-за череды потрясений. Сначала ему показалось, что огромные медные стержни с их гигантскими электродами вдруг раздулись, словно от непомерной силы, накопленной в них; затем он увидел разряд, светящийся поток энергии, проскочивший между их концами и обрушившийся на обнажённого монстра. И, наконец, перед заключительным взрывом, он увидел, как всё тело существа задрожало и задёргалось, и учуял запах поджариваемой плоти. И тогда с криком абсолютной агонии монстр согнулся, так что тело выше талии приняло вертикальное положение, глядя на него безумными золотыми глазами на лице, которое он сразу узнал…
Как своё собственное!
* * *
Позже (он понятия не имел, сколько прошло времени), Гаррисон очнулся и обнаружил, что стоит на четвереньках, беспомощно цепляясь за покрытый ржавчиной корпус Машины, Психомеха. Сюзи была рядом с ним, тыкаясь в его шею носом, который был, в основном, сухой, отрывисто лаяла и скулила, заставляя его прийти в себя.
От МАШИНЫ не осталось и следа. Ни от МАШИНЫ, ни от монстра. Никаких следов, за исключением памяти Гаррисона. Он помнил лицо монстра, своё собственное лицо, и знал, что в этом должен быть смысл. Несомненно, он обнаружил то, что предвещало конец путешествия.
Конец путешествия. Ха-ха! Как бы Гаррисон хотел, чтобы его путешествие закончилось прямо здесь и сейчас. Но…
Он упрямо стиснул зубы.
— Сюзи! Запрыгивай, девочка, — его голос был хриплый, в горле пересохло. — Ты не такая уж тяжёлая.
Она опрометью бросилась к Машине. Затем он расправил плечи, схватился за висящий кабель, и приказал Машине плыть над землёй. Она чуть поднялась: один дюйм, два. Но этого было достаточно. Идя впереди, он повёл Машину прочь из долины, словно человек, ведущий на поводке какое-то странное хромое доисторическое животное.
В ночном небе над ним ярко светили звёзды. Впереди темнели пологие склоны предгорий…
* * *
Джонни Фонг сидел в своём сером «Ягуаре» на автостоянке возле отеля и наблюдал до тех пор, пока в расположенной на втором этаже спальне Гаррисона не погас свет. Человек в номере на самом деле был Гаррисоном/Шредером, но Фонг этого не знал. Для китайца он был просто Гаррисоном.
Фонг подождал ещё несколько минут, вышел из машины и нашёл телефон-автомат. Спустя несколько секунд Харон Губва в своём Замке поднял трубку личного телефона и был введён в курс дела. Было поздно, но Губва уже успел поспать. Предвидение подсказало ему, что в следующие несколько часов он будет очень занят.
Быстро впитав всю переданную Фонгом информацию, альбинос тут же послал мысленный приказ в разум Филиппа Стоуна, который наблюдал за домом Гаррисона: «МИСТЕР СТОУН. ИДИТЕ И ПОДГОНИТЕ СВОЙ АВТОМОБИЛЬ. ЗАТЕМ ДОСТАВЬТЕ ВИКИ МАЛЕР КО МНЕ».
Стоун, с повисшей на нижней губе сигаретой, стоявший в темноте под деревьями неподалёку от дома, вздрогнул от неожиданности и выставил перед собой руку, словно его толкнули. Или, скорее, толкнули его мозг. Он раздавил сигарету каблуком и внимательно огляделся вокруг, в темноте и тишине.
«ВЫ ВСЁ ЕЩЁ СОМНЕВАЕТЕСЬ, МИСТЕР СТОУН. ВОЗМОЖНО, ВЫ НЕ ТАК УЖ УМНЫ, В КОНЦЕ КОНЦОВ».
— Как мне её заставить пойти со мной? — шёпотом спросил Стоун, считая слишком непривычным просто думать, задавая вопрос. — И куда?
Ему показалось, что он услышал смешок: «ВЫ УЖЕ ЗНАЕТЕ ВСЁ ЭТО. ВЫ ВСПОМНИТЕ, КАК ТОЛЬКО НАЧНЁТЕ ДЕЙСТВОВАТЬ, ИМПРОВИЗИРУЯ СОГЛАСНО ОБСТАНОВКЕ. ПРОСТО ПОВИНУЙТЕСЬ».
— Вот дерьмо! — выругался Стоун, но сам уже двигался к месту, где был припаркован его жёлтый «Форд Гранада»
В доме никаких затруднений у него не возникло. Стоун обнаружил, что в голове у него всё смешалось, в то время как его рот произносил слова, словно по собственной воле — или по воле Губвы — подтверждая простой факт, что он действовал согласно запущенным постгипнотическим командам, которым не мог не повиноваться. Он сказал Вики Малер, что он Филипп Стоун из МИ-6; что Ричард Гаррисон находится сейчас под защитой Секретной Службы; что там полагают, что второе покушение на его жизнь может произойти в самом ближайшем будущем; что Гаррисон попросил, чтобы Вики Малер привезли к нему, в целях её безопасности. В то время как в уме Стоуна царил хаос, его слова и действия подчинялись жесткой дисциплине гораздо лучше, чем когда-либо он сам; и, конечно, он показал удостоверение. У женщины не было иного выбора, кроме как довериться ему.
Она уже готовилась ко сну, но теперь оделась, быстро собрала небольшой чемодан, дала слугам одно или два беглых распоряжения и позволила Стоуну отвезти её на своей машине. Всё это время он не хотел ничего больше делать, только сказать ей, чтобы убегала, спряталась, позвонила в полицию — что угодно, только не ехала с ним. Вместо этого он вежливо улыбнулся, сказал ей, чтобы не волновалась, уложил её чемодан в багажник и придержал дверцу, пока она садилась в его машину.
И через очень короткое время они уже были на пути в Лондон…
* * *
Между тем Губва осмелился ничего не делать. До него уже донеслись вести об убийстве Висенти и двойном самоубийстве братьев Блэк, и он знал, кто несёт за это ответственность, хотя и не знал всех деталей. Но очевидно, что Гаррисон ещё был силой, с которой следует считаться. Страшной силой.
Губва сильно рисковал, когда приказал Стоуну привезти девушку; учитывая способности Гаррисона, события могли пойти не так, как он планировал. И они по-прежнему могут пойти не так, поэтому Губва не будет спокоен, пока девушка не окажется здесь, в Замке, защищённая ментальной блокадой его мысле-стражников. Их сейчас «на дежурстве» было восемь. Губва не мог больше рисковать.
В то время, пока Гаррисон спал и находился на большом расстоянии (хотя расстояние, как альбинос объяснял Стоуну, не имело никакой — или почти никакой — разницы) Губва был не в состоянии противостоять возможной атаке с его стороны. Но теперь ему было вполне по силам справиться с ним. Девушка должна знать источник или секрет силы Гаррисона, и она также должна знать его слабые стороны.
Стоун как раз в это время должен был припарковать свой «Форд Гранада» на находящейся не очень далеко неосвещённой автостоянке. После этого он должен был опустить боковое стекло, и по его сигналу один из помощников Губвы должен был шагнуть вперёд, отломить верхушку маленькой ампулы и выплеснуть её содержимое в машину. Газ должен мгновенно парализовать Стоуна и девушку, а затем погрузить их в сон. Сейчас они наверняка уже на пути к Замку, и никакая сила в мире не сможет отследить их путь до него… как надеялся Губва. Потому что знал, или сильно подозревал, что силы Гаррисона исходят не из этого мира, а из Психосферы. Но, по крайней мере, все человеческие меры предосторожности им были приняты.
И теперь ему оставалось только ждать…
* * *
Звонок Рамона де Медичи пробудил Джозефа Маэстро от беспокойного сна. Большой Парень заворчал, включил прикроватную лампу, схватил телефонную трубку и посмотрел на номер на определителе:
— Рамон? Ладно, погоди, — Маэстро повернулся к девушке в постели и потряс её:
— Эй, ты, вылезай!
— Что? — она сонно заморгала и обвила его вялыми руками. Он заворчал и отпихнул её. Она была очень молодая и очень красивая — впрочем, для Джозефа Маэстро это не имело никакой ценности.
— Просыпайся, куколка! — рявкнул он. — Иди чистить зубы.
— Но Джо, — невнятно запротестовала она, — я уже чистила…
— Тогда прими душ. Просто убирайся отсюда. Я должен поговорить кое с кем. Я позову тебя, когда закончу.
Она с недовольным видом встала с кровати и направилась в ванную.
— Ну, — сказал Маэстро в телефонную трубку, — в чём дело? Вы нашли Гаррисона?
— Ага, — последовал ответ. — Его автомобиль, во всяком случае. Дома его нет, поэтому мы полагаем, он поехал на своей машине.
— Где он?
— В Лестере.
Маэстро нахмурился:
— Лестер? Какого чёрта он делает в Лестере? Где именно?
— Мы не знаем. Чтобы определить точное местонахождение, надо ехать туда.
— Так поезжайте.
— Прямо ночью?
— Прямо сейчас! — рявкнул Маэстро. — Эй! У нас должок к этому парню. И не только насчёт Висенти. Или ты скажешь, что вчера вечером удовольствие получил? Когда мы целых три часа провели в прекрасной компании легавых — пока им не надоело нас мурыжить? Разберись с этим. Я хочу, чтобы Гаррисон был мёртв!
— Ладно, Джо, мы всё сделаем. Его автомобиль не движется, так что мы считаем, он где-то остановился на ночь. Я поеду сам и прихвачу мальчиков Карло. Им должно понравиться.
— Да уж, — усмехнулся Маэстро. — Отлично. Легавые не знают, что ты был там, когда братья Блэк прикончили Карло и выпрыгнули. Даже если они каким-то образом выяснят, что Гаррисон был в этом замешан, они всё равно не смогут связать с этим тебя. Ты чист. Так что эту работу выполнять тебе.
— Ага.
— Не облажайся.
— Постараюсь.
— Ты хороший парень, Рамон.
— Спасибо, Джо.
Маэстро положил трубку. Стеклянная дверь в ванную теперь была запотевшей, и он слышал шипение душа. Жарко сегодня. Он отбросил простыни, потянулся и зевнул:
— Эй, детка? Теперь можешь вернуться в постель.
Она вышла из ванной, с полотенцем вокруг бёдер. Он молча любовался её грудью, твёрдыми выпуклостями её ягодиц.
— Когда вытрешься, — сказал он ей, — можешь сделать нам обоим одолжение и занять свой рот вот этим.
Она подошла к кровати, сморщила нос, многозначительно посмотрела на него сверху вниз.
— Вот этим? — спросила она без всякой злобы.
Маэстро усмехнулся.
— Поработай, — сказал он. — Или, по-твоему, заведя собаку, я буду лаять вместо неё?